8

Юрий очень давно был знаком с Леной Бирюковой. С того самого времени, как ему пришлось защищать ее в суде, она обвинялась в убийстве бизнесмена, бывшего ее любовником. Важная шишка.

«Нет, — вспомнил он, — это был заместитель председателя Спецстроя, вот! Как бишь ею звали? Ах да! Сурен Осепьян. Так же как одного из бакинских комиссаров. Точно!»

Дело было почти безнадежным, и только Гордеев поверил Лене. А потом, приложив все усилия, доказал ее невиновность. Позже он устроил ее секретарем в юридическую консультацию № 10. Ну а когда Лена, наконец, закончила юрфак, Меркулов взял ее к себе в Генпрокуратуру. И уже — следователь.

Во время расследования Лениного запутанного дела у них с Гордеевым вспыхнул яркий роман, который грозился затянуться и даже попахивал маршем Мендельсона в отдаленном будущем. Но Гордеев и на этот раз сумел увернуться из-под венца, хотя Лена в тот раз его зацепила крепко.

Лена и Юрий несколько раз сходились и расходились, порой со скандалами. Но дружба их не распадалась, она, видимо, была настоящей.

«И кто это сказал, что между мужчиной и женщиной не может быть дружеских отношений?» — искренне удивлялся Юрий.

После разговора со следователем Гордеев сразу же набрал номер мобильного телефона Лены.

— Да, — раздался в трубке ее голос.

— Здравствуй, красавица.

— Юра?

— Узнала… Богатым не буду, — пошутил Гордеев.

— Ничего, еще разбогатеешь. А тебя я даже посреди ночи узнаю.

— Посреди ночи — наверняка, — заметил Гордеев.

— Привет! Давно тебя не слышала! Как ты?

— Конечно, не слышала! Тебе не позвонишь, так ты сама никогда не снизойдешь до короткого звоночка старому другу.

— Я же знаю, что и ты вечно чем-то занят. Я не хочу тебя отрывать от дела. К тому же и у меня дел полон рот.

— Ну, конечно, выкрутилась. На работу завсегда все можно списать…

— Нет, правда. Я всегда рассуждаю так: освободится, сам позвонит. А ты все не звонишь. Значит, не освободился.

— Да. Я, кстати, тут узнал, что теперь у тебя дел невпроворот. Убийством Колодного занимаешься?

— Да, а как ты узнал?

— У меня свои информаторы, — важно ответил Гордеев. — А я, между прочим, тут тоже причастен. Видишь ли, я в настоящее время представляю интересы Соболева Михаила Васильеваича.

— Ты его адвокат? — изумилась Лена.

— Ну да, — подтвердил Гордеев.

— Замечательно, — протянула Лена. — Я же не знала, что ты никогда не позвонишь просто так. А только по делу. Не стыдно, Гордеев?

— Ничуть. Ну ладно. Давай завершим взаимные обличения.

— Давай. — Лена разговаривала с ним короткими фразами, будто прощупывая почву и пытаясь оценить — насколько интерес Гордеева вызван только профессиональными делами.

— Лена, хорошо бы встретиться, — сказал Гордеев сугубо деловым тоном.

— Хорошо. Надо — встретимся, — точно так же ответила Лена.

— Тебе когда удобно?

— Давай завтра.

— Утром? Вечером?

— Утром.

— Ну договорились, — сказал Юрий — Надеюсь, не в официальной обстановке?

— Как скажешь. Можно и в неофициальной.

— Что-то ты, Лена, какая-то угрюмая. Не рада слышать? Или просто устала?

— Да рада, Юра, конечно рада. Увидимся завтра обязательно.

— Ну и отлично. Тогда я за тобой завтра заеду. Часам к десяти. Идет?

— Хорошо. Буду ждать. Целую. Пока.

— Счастливо.

Гордеев дал отбой и задумался. Все-таки он был рад слышать ее голос. А еще больше он был рад тому, что появился неожиданный повод для того, чтобы встретиться с Леной Бирюковой.

Солнце, как и все последние дни, палило немилосердно. Но настроение было отличное. Лена с Юрием сидели в летнем кафе, пили обжигающий кофе и ели ледяное мороженое. Лена в легком коротком платье, волосы забраны в высокий хвост, она веселая и разговорчивая. Красивая. И еще этот завораживающий, таинственный взгляд, который Гордеев все никак не мог ни забыть, ни разгадать.

Пока о делах они не разговаривали.

— Великолепно выглядишь, — сказал Гордеев. — Совсем не похожа на следователя прокуратуры.

— Ты же сказал, что у нас неофициальная встреча. Если бы мы с тобой встретились официально, я бы приехала в строгом костюме, — ответила Лена, хотя было видно, что комплимент Гордеева ей очень приятен.

— Да уж ладно. Я же свой, — двусмысленно улыбнулся Гордеев. — Со мной можно и так…

— Свой — не свой, а марку держать надо, — Лена тоже улыбнулась.

— Уверяю тебя, ты ее держишь! Разве это не видно по моему восхищенному взгляду?

— Ладно-ладно, твоих донжуанских подходцев я уже наслышалась… — засмеялась Лена. — Не скрою, я тоже рада тебя видеть. Да и выглядишь ты тоже ничего…

— Взаимные комплименты и обвинения можно оставить на потом. Давай к делу? — Гордеев как-то в момент посерьезнел.

— Что тебя интересует, спрашивай! — Лена продолжала улыбаться. — Если это не нарушит интересы следствия, может, и расскажу…

Гордеев внимательно посмотрел иа нее.

— А ты изменилась, Лена… — задумчиво сказал он.

— И в какую сторону? — весело поинтересовалась Лена.

— Жестче как-то стала. Более деловая, собранная.

— А когда же я мягкой была? — деланно удивилась Лена, размазывая ложкой подтаявшее мороженое.

— Была… — потянул Юрий, новее же не дал себя увести в тенистую сторону лирической беседы. — А быстро ты Соболева упекла за решетку!

— Конечно. Знаешь, как древние говорили: реriculum in mога.

— Опасность в промедлении, — покачал головой Гордеев. — Что-что, а латынь мы изучали, знаем… Ну а теперь серьезно. Мы с тобой теперь ведь по разные стороны баррикад, как я понимаю?

— Да, — хитро подмигнула Лена. — Будем сражаться до последнего. Тебя это не устраивает?

— Ну почему же? Значит, пощады не будет или все-таки постараемся вместе взяться за дело?

— Юра, — вздохнула Лена. — Я ведь понимаю, что тебе платят отличные бабки и ты всеми возможными способами постараешься вытащить Соболева из тюрьмы.

— Подожди-подожди. Ты из меня кого делаешь? Мне, конечно, нужны деньги, не спорю. Но я все-таки на стороне справедливости. Я должен разобраться в деле, а потом уж все для себя решить.

— На стороне справедливости? — усмехнулась Лена. — Ты встречал в этом мире справедливость?

— Еще бы! Тебе ли, дорогая, задавать такие вопросы! А то, что ты сейчас на свободе, да еще и следователь, а не заключенная под номером таким-то, это, по-твоему, не справедливость?

— Да, да, да, — лицо Лены чуть потемнело. — Только давай не будем вспоминать ту темную историю. Она мне и так порядком репутацию подгадила.

— Ну так что? — не отставал Гордеев.

— Что «что»! Я подозреваю, что это именно Соболев организовал убийство Колодного. И для этого у меня есть веские основания.

— Не поделишься? — усмехнулся Юрий.

— Чем?

— Ну этими… вескими основаниями, — уточнил Гордеев.

— Да, пожалуйста, — согласно кивнула Лена. — Дело такое. Приходит в один прекрасный день ко мне женщина, лет этак за тридцать. Внешне — так себе, ничего особенного. Зато одета… Все от Валентино! Платье на ней, знаешь, такое длинное, обтягивающее фигуру, из тончайшей ткани, просто мама не горюй! Я такое платье только раз в жизни на витрине в бутике видела. Оно мне сразу очень понравилось. Но я только на цену посмотрела — и у меня чуть сердце от досады не разорвалось! Потому что у меня сейчас нет такого мужика, который подарил бы мне это платье. А у нее, видно, есть, это я сразу просекла…

Она умолкла, думая о своем.

— Лен, мы сейчас не о платьях, — напомнил ей Гордеев.

— Ты, пожалуйста, не перебивай, у меня с памятью, слава богу, все в порядке. Это я тебя так тонко к самому главному подвожу, — объяснила Лена.

— А-а! — протянул Гордеев. — Ну давай, подводи. Я внимательно слушаю.

— И вот. Платье от Валентино. Шикарное. Благоухает она духами «Jacomo de Jacomo».

— Ну, ладно, это я тоже понял. Дальше-то что?

— Заходит она ко мне. Я, конечно, веду себя так, будто я сама у Кардена одеваюсь. Правда, с виду об этом не скажешь…

Она оглядела себя, явно нарываясь на комплимент. Но Гордеев совершенно не отреагировал.

— Лена! — не выдержал он. — Если у меня с этим делом все выйдет замечательно и я получу много денег, как мне и обещали, я тебя непременно свожу в какой-нибудь дорогой бутик и куплю то платье, какое ты укажешь. Успокаивай себя этой мыслью и переходи к делу! Я тебя умоляю!

— Какой ты нетерпеливый! — надула губки Лена. — Значит, заходит она ко мне, бесцеремонно так садится прямо напротив, протягивает руку и говорит: «Ирина Соболева». Я смотрю на нее, как на умалишенную, и говорю таким же тоном, как она: «Елена Бирюкова. Следователь. Чем могу помочь?» Тут она достает свой шелковый платочек и начинает им вытирать слезы. Я, естественно, думаю, что ее ограбили, или там изнасиловали, или еще что-нибудь в этом духе. «Что произошло, спрашиваю, вы не нервничайте, расскажите, в чем дело». А она поплакала-поплакала, да и выдает: «Я знаю, кто убил адвоката Колодного». Я удивилась, конечно, но виду не подала и говорю: «И кто же?» Она мне: «Мой муж — Михаил Соболев».

— Ничего себе! — вырвалось у Гордеева.

— Вот я об этом и говорю! Представляешь? Ну и помчалось. Она дает показания. Мы составляем протокол. Жеманная такая леди, скажу я тебе, прямо вылитая Рената Литвинова!

— Это еще кто такая? — поинтересовался Гордеев.

— Ну ты совсем, милый, от жизни отстал! Что, телевизор не смотришь?

— Какая разница? — отрезал Гордеев.

— Это такая великосветская тусовщица, кинематографистка… Впрочем, мы ведь о Соболевой. Так вот, она очень похожа на Литвинову. А парфюм у нее все же резковатый…

— Ну, Лена, опять ты! — нахмурился Гордеев. — Давай все подробно!

— Подробно? Ладно, — кивнула Лена. — И она мне рассказывает, кто такой ее муж. Я, естественно, сама о нем наслышана…

— Откуда? — вдруг спросил Гордеев.

— Ну… — замялась Лена. — Гордеев, ты глупый, что ли? Я же следователь. Мне положено знать больших людей. Да и телевизор иногда смотрю.

— Я уже понял, — закивал Гордеев, который телевизор смотрел редко, но говорить об этом не хотел.

— Ну вот. И она говорит, — Лена начала изображать, как Соболева рассказывала ей все, настолько жеманно, что Гордеев опять не мог сдержать улыбку. — «Адвокат Колодный был близко знаком с моим мужем. И в последнее время они не ладили. Понимаете, были между ними кое-какие трения. Да и то сказать, это как-то мягко звучит. Я, в принципе, не посвящена в дела моего мужа, но Миша последнее время был не в духе. И я так поняла, что причиной всему являлся Колодный. Муж постоянно ругался с Колодным. Я это поняла, потому что Миша время от времени говорил про него совсем нелестные вещи. Он говорил, что Колодный шпионит за ним и, мало этого, он передает ценную информацию его конкурентам! Один раз мой супруг пришел в ужасающем настроении, ходил по комнате, как тигр в клетке, рычал, ругался, а потом сказал: «Я его убью!» Я спросила — кого. И он ответил, что Колодного. Миша сказал, что Яков — подлец и очень ему мешает. Надо заметить, что на Мишу в последнее время часто нападали приступы бешенства. И это при том, что Миша — вообще-то очень спокойный и уровновешанный человек. Причиной всему был его адвокат. Видимо, он его до белого каления доводил, а я все это получала дома. Однажды. Миша вернулся домой мрачнее тучи. Я спросила, в чем дело? Спросила, опять, что ли, связано с адвокатом Колодным? Он покачал головой. А потом его лицо вдруг просветлело, и Миша сказал, что не намерен больше это терпеть и что этих проблем у него больше не будет. Раньше он не раз в бешенстве кричал, что убьет Колодного, что больше так продолжаться не может. А тут вдруг стал такой спокойный, даже улыбнулся. И потом еще такую фразу произнес: «Все. Решено. Проблемы устраняются вместе с человеком!» Я как-то не придала этому значения. Ну, мало ли что он имел в виду? А на следующий день, вечером, я услышала в новостях, что Колодный убит. У меня чуть сердце не разорвалось! Меня как будто током стукнуло! Я все поняла! Миша в тот вечер пришел мрачный, но спокойный, какой-то облегченный. Это сделал мой муж! Это он убил Колодного!» Вот такая жена, Юра. Вот такая история.

— Да, история странная и очень занятная, — задумчиво проговорил Юрий.

— Не знаю, — пожала плечами Лена. — По-моему, ничего необычного.

— Нет, странно, что жена свидетельствует против своего мужа. Причем пришла сама, по собственной воле, и на него настучала. А тебе это, значит, странным не кажется?

Лена опять пожала плечами и принялась доедать свое, уже совсем растаявшее, мороженое.

— Мало ли какие у них отношения? — пробурчала она.

— Согласись, Лена, что тут есть непонятные мотивы, — сказал Гордеев. — Может, ты что-нибудь недоговариваешь? Какую-нибудь подробность…

— Да что ты ко мне привязался? — вдруг огрызнулась Лена. — Жена его, видимо, та еще штучка! Конечно, необычно. Очень необычно. А может быть, ей просто мешал муженек, вот и все? Может, она мечтала в тюрьму его упечь?

— Ну, хорошо, — кивнул Гордеев. — А почему ты, в таком случае, позволила использовать себя в качестве инструмента для воплощения гнусных планов соболевской жены?

— Ты что, не понимаешь, Гордеев? — удивленно произнесла Лена. — Ты же был следователем в свое время! Такое свидетельство я игнорировать не могла… Но все-таки, положа руку на сердце, я, конечно, не могу представить…

— Что ты не можешь представить? — поинтересовался Гордеев.

— Ой, все! Отстань, — недовольно бросила Лена, отодвигая от себя пустую вазочку из-под мороженого.

Гордеев с минуту молча, изучающе разглядывал Бирюкову. Его чутье подсказывало ему: здесь что-то не так. Слишком странные факты, мало что сходится, да и Лена ведет себя как-то необычно. Ему даже показалось, что она прячет от него глаза. Действительно, Лена, которая всегда на всех смотрела прямо, сражала наповал своим таинственным, непостижимым взглядом, от которого невозможно было оторваться, но и переглядеть тоже не представлялось возможным, теперь отводила глаза, всячески избегала смотреть в глаза Гордееву. Ну а когда человек прячет свой взгляд, это верный признак того, что он либо врет, либо что-то скрывает.

Гордеев откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

— Лена, скажи мне честно и откровенно, вот ты думаешь, почему я порекомендовал тебя когда-то на работу к нам в юридическую консультацию? С какой такой радости?

Лена по-прежнему смотрела в стол. И молчала.

— Не знаешь? — продолжал Гордеев. — Так вот, я тебя порекомендовал взять на работу, потому что я почувствовал, из тебя выйдет толк. И большой толк. Я знал — тебе бы немного опыта, и ты станешь отличным специалистом. И ты им стала. Я оказался прав.

— Ты это к чему, Гордеев? — подала голос Лена.

— Погоди, дай закончить, — неумолимо продолжал Гордеев. — Потом тебя забрал к себе Меркулов, где ты стала младшим следователем в предельно короткий срок. Молодец? Да, молодец! Только как это у тебя вышло, скажи мне, пожалуйста?

— Не поняла? — в изумлении спросила Лена.

— Я к тому говорю, — поднял указательный палец Гордеев, — что, видимо, я все-таки ошибся в тебе. Фиговый из тебя специалист! Я уж и не знаю, какие причины заставляют тебя быть пристрастной в этом деле, но это видно. А пристрастность в нашем деле — самая плохая вещь! Что ты скрываешь? Выкладывай начистоту.

— Чего ты пристал? Ну, вот так, видимо, ты во мне ошибся, — сердито ответила Лена. — Что теперь делать? Пожалуйся Меркулову, пусть он меня с работы выгонит.

Гордеев нагнулся к Лене и заговорил снова:

— Лена, в чем дело? Какие причины мешают тебе нормально, профессионально выполнять свои обязанности? Рассказывай. Я ведь все равно докопаюсь. А отношения наши могут испортиться. Ты этого хочешь?

— К черту! — Лена вскинула голову и посмотрела Гордееву прямо в глаза. — Ладно, я тебе сейчас все расскажу!

— Слушаю, — Гордеев снова откинулся на стуле и приготовился слушать все заново. Видимо, и правда, есть тут что-то интересное…

Лена чуть-чуть помедлила и сказала:

— Я тебе расскажу, но у меня одно условие.

— Какое? — спросил Гордеев.

— Если ты об этом никому и ничего не скажешь.

— Ну, началось. Лена, очнись! Это я, Юра Гордеев! Я что, священник? Я все-таки адвокат. Ты что-то скрываешь, не можешь нормально вести дело, значит, и я не должен?

— Гордеев, черт тебя подери! — разозлилась Лена. — Ты мне друг или нет?

— Друг, — кивнул адвокат.

— А если ты мне друг, какого дьявола ты ломаешься, когда я тебя как друга прошу! Вот уволюсь, на фиг, с этой работы… И пусть все провалится…

Лена закрыла лицо руками, и Гордееву стало ее очень жаль.

— Ну, чего ты, Лена? Работа тут при чем? Успокойся.

— При том! — упрямо повторила Лена.

— Ладно. Что ты со мной делаешь? Пока я не узнаю, в чем дело, ничего сказать не могу. Раз уж начала, то рассказывай! — Он чуть помедлил и тоном пониже добавил: — Никому я ничего не расскажу, не волнуйся.

— Поклянись, — потребовала Лена.

— Может, мне еще кровью расписаться? — насмешливо спросил Гордеев. — Что за детский сад?

— Юра, поклянись! — не отставала Лена.

— На Библии? Или как? Давай на Уголовном кодексе, он у тебя с собой?

— Твою мать! — не сдержалась она. — Тебе трудно просто сказать «клянусь»? Какой же ты упрямый!

— Клянусь! — торжественно произнес Гордеев и даже поднял ладонь правой руки. — Клянусь всеми своими предками и потомками до седьмого колена, что никому не открою той ужасной тайны, которую ты мне сейчас поведаешь!

— Шут гороховый! — Лена скуксилась и, казалось, готова всерьез обидеться.

— Ну ладно-ладно, Ленок! — Гордеев взял ее за запястье. — Клянусь-клянусь-клянусь! Перед лицом своих товарищей. Торжественно обещаю. Давай — рассказывай.

— Хорошо, хорошо, — невинным голоском пропела Лена. — Понимаешь, тайна моя состоит в том, что у меня с адвокатом Яковом Колодным был очень страстный роман…

Тут Лена все же запнулась и замолчала.

— Что? — не поверил собственным ушам Гордеев.

— Что слышал, — сердито ответила Лена.

— Ого! — покачал головой Гордеев. — Это как же тебя так угораздило?

— Ничего смешного, — надулась Лена. — Он замечательный человек… Был…

— Чем это он был замечателен?

— Да всем, если хочешь знать! Красивый, добрый…

— Ну, насчет красоты, это и поспорить можно! Он же вроде бы престарелый?..

— Иди ты! — вконец разозлилась Лена. — А если и так? Не престарелый, а в возрасте! И все равно, очень красивый. У него сквозь черные волосы проглядывала благородная седина. А около глаз лучиками морщины, потому что он был веселый, любил и сам пошутить, и других послушать. Всегда всем улыбался, как на Западе, букой никогда не ходил. И круглый год — загорелый, представляешь! Моя мечта! Кажется, это Аристотель Онассис говорил, что, для того чтобы быть во всех отношениях успешным, надо быть загорелым!.Он был благородный человек. Знаешь, как я с ним познакомилась? Он защищал, совершенно бесплатно, какую-то старушку. Причем дело было почти безнадежным, потому что она судилась с каким-то богатым и влиятельным чинушей. И Колодный выиграл!

— Молодец! — деланно восхитился Гордеев. — Хорошо на имидж работал.

— При чем здесь имидж? — возразила Лена. — Он просто такой был! Добрый, бескорыстный… Ты бы, конечно, даже и не взялся за это дело, потому что с бабушки бедной денег нормальных не срубишь!

— Зачем переходить на личности? — возмутился Гордеев. — Откуда ты знаешь, за что бы я взялся, а за что нет?

— Да потому что я знаю!

— Если хочешь знать, я этих старушек столько защитил, что твоему Колодному и не снилось! Ты что, не помнишь, сколько было в нашей консультации бесплатных дел?

Лена поняла, что перегнула палку, и умолкла.

— Чем же это он тебя взял, что ты его так яростно защищаешь? — продолжал Гордеев. — Неужели своей добротой и благотворительностью?

— Он во всех отношениях был прекрасным человеком, — негромко сказала Лена. — Образованный, изысканный, утонченный, со вкусом…

— Богатый, — вставил Гордеев. — Согласись, это немаловажное качество.

— Да, богатый, — вызывающе парировала Лена. — Не понимаю, почему в нашей стране так ненавидят богатых! Он, слава богу, деньги своим умом и своим же трудом зарабатывал. А кто остальным мешает?

— Нет, нет, что ты, зачем ты так говоришь? Мы — простой народ — просто обожаем богатых, с радостью отдаем им свои честно заработанные деньги! — насмешливо парировал Гордеев.

— Гордеев! Ты говоришь, как какой-то темный неотесанный мужик! — опять рассердилась Лена. — Ты-то простой? Не смеши меня!

— Это я к тому, что тебе с ним хорошо жилось, — объяснил Гордеев.

— Да! Мне с ним отлично жилось! — Лена взмахнула своими пышными волосами, которые засверкали в солнечных лучах. — Он был из числа тех мужчин, которые считают, что они должны обеспечивать свою любимую. И водил он меня не по кабакам и шоу-представлениям для слабоумных, а в театры и на выставки. Он очень ценил искусство! У него не дом, а просто музей! Картины Рериха и Эль Греко! Раритетные вещи! Знаешь, что больше всего меня поражало! Он собирал старинные книги. Отдавал за них огромные деньги. Зато что это была за сказка! Громоздкие фолианты с полуистлевшими страницами, на древнерусском, древнееврейском, греческом, латинском языках! И он их все расшифровывал! Книги, только при одном взгляде на которые понимаешь, какие великие тайны они скрывают! А как подумаешь, что, возможно, эти книги держали в руках великие люди прошлого, просто дух захватывает! Чувствуешь себя так, словно ты попал в легенду! Самая большая книга у него — размером с пятилетнего ребенка — Талмуд, в переплете из натуральной тисненой кожи, весь испещренный какими-то узорами и непонятными значками, будто в татуировках! Между прочим, там рассказывалось про каббалу.

— Так он еще и каббалист! — покачал головой Гордеев. — Он по-еврейски читал?

— Он обращался к специалистам. Эти книги у него не просто на полках пылились, он их изучал. Можешь себе представить, сколько знал этот человек!

— Да уж! — только и сказал Гордеев.

Лена внимательно посмотрела на него, видимо, прикидывая, обижаться или нет, но потом всё же продолжила:

— Он обещал мне, что мы поедем в Египет. Не на примитивный отдых, как все! Он обещал мне, что мы объедем всю страну в поисках тайн! Обещал, что обязательно сходим в новую библиотеку в Александрии. Но вот, не успели…

— Интересный, оказывается, был человек, — протянул Гордеев.

— Да. Обожал, как и я, японскую поэзию.

— A-а! Тогда понятно, чем он тебя взял! — Гордеев все время старался не рассмеяться над излияниями Лены Бирюковой, но иногда предательская улыбка все же проскальзывала по его губам.

— Да. Он во всем был утонченный. Любил хорошо одеваться, хорошо покушать.

— Все, Лена, я понял. С этим понятно. Ну а самое-то главное?

— Самое главное? Я знала, что Колодный с Соболевым связаны. Я слышала, как Колодный о нем отзывался. И отзывался он о нем, между прочим, всегда очень хорошо. Даже более того, у них, кажется, были идеальные отношения. Яков всегда говорил, что Соболев очень хороший человек, друг и партнер. Не слышала я ни разу, чтобы между ними были какие-то разногласия. А уж такого, о чем рассказывала жена Соболева, и в помине не могло быть! Ни за кем Колодный никогда не шпионил, — это ниже его достоинства! И уж точно ничего не передавал его конкурентам. Он — не стукач! Поэтому я ей и не верю.

— Ну а ты не думаешь, что все его положительные отзывы о Соболеве, как и отзывы Соболева о нем, — простое лицемерие? Ну, чтобы никто не заподозрил.

— Нет, Юра! Я очень хорошо знала Колодного, уж поверь мне. И лицемерия в нем не было никогда! Это чужеродная ему черта, совершенно! У них действительно были хорошие отношения.

— Н-да, — протянул Гордеев.

— Но и опять-таки… Я не могла не арестовать Соболева. Ведь все показания его жены запротоколированы, и было бы просто нарушением правил Уголовного кодекса оставлять его на свободе. Тем более показания эти куда как недвусмысленные!

— Да, да, — в задумчивости процедил Гордеев. — Все так.

«Вот, и что, спрашивается, делать?» — размышлял Гордеев. Он стоял на распутье, как Илья Муромец. С одной стороны, справедливо было бы рассказать все Меркулову — о романе, о том, что Лена знает об отношениях Колодного и Соболева. Это было бы правильным ведением дела. Да и эти обстоятельства могли бы облегчить защиту Соболева. Но в этом случае Лене не поздоровилось бы. Меркулов был человеком старой закалки, очень моральным, нравственным и ответственным, если можно так выразиться. Он не терпел легкомысленного отношения к работе, тем более к работе следователя. И, конечно, прав. Меркулов считал, что, если следователь занимается каким-либо делом (серьезным или пустяковым), он должен оставить все остальные свои дела где-то за пределами чувственных границ. Его не волновало, какие там у тебя проблемы в личной или какой-то другой сфере, обо всех проблемах надо забыть. Поэтому легкомысленное поведение, повлекшее за собой роман, могло привести к гневу «громовержца», то есть Меркулова, а чем закончился бы его гнев, об этом даже страшно подумать! К тому же Гордеев обещал Лене, что он ничего никому не расскажет. А уговор, как известно, дороже денег. С другой стороны, Лена была своим человеком, и Гордееву было выгодно в качестве следователя сотрудничать именно с ней. Если бы Меркулов обо всем прознал, Лену наверняка отстранили бы от дела. Возникли бы проблемы, да и неизвестно еще, какому следователю досталось бы это крайне запутанное дело. А у Гордеева на руках уже имелся крупный аванс от Ульяны Старостиной. Не хотелось бы, конечно, потерять ни этот аванс, ни обещанные в случае успешной защиты остальные деньги. Как ни крути, а Лена Бирюкова ему очень была нужна.

Гордеев поморщился: «Какой я все-таки корыстный! Куда ни поверни, все упирается в выгоду. Но, в конце концов, второй вариант лучше во всех отношениях. Я и данное слово сдержу, и себе несколько облегчу ситуацию. Ведь друг же я ей, в конце концов! И как друг я, естественно, не выдам ее тайну!»

— Гордеев, — жалобно обратилась к нему Лена. — Ты пообещал, Гордеев!

— Не дрейфь, дорогая подруга, прорвемся.

— Не расскажешь?

— Ну за кого ты меня принимаешь? Я же клятву дал! Только смотри, Лена, мы теперь с тобой заодно, поняла? Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. И никаких тайн! Все начистоту.

— Но ты ведь понимаешь, Юра… Я — заинтересованное лицо. Я не могу вести следствие.

— Скажи мне, о ваших отношениях многим было известно?

— Нет… Мы практически нигде не появлялись, со своими друзьями он меня не знакомил. Я его со своими — тем более.

— Ну тогда, раз ваши отношения не может никто подтвердить, будем считать, что ты встречалась не с адвокатом Яковом Колодным, а просто… с неким человеком в летах, который потом неожиданно исчез.

— Гордеев, — Лена улыбнулась. — Ты душка! Я тебя люблю!

— Я тебя тоже полюблю. Потом, если ты захочешь. Но сейчас давай по-серьезному. Пока ничего никому не говорим. Только ты сама-то уверена, что кроме нас с тобой об этой твоей связи с адвокатом Колодным никто не подозревает?

— Ты что, меня не знаешь? Зачем мне это нужно было?! Конечно, никто не знает. Я в этом совершенно уверена.

— Вот и прекрасно. Значит, все отлично, — он поднял вверх руку с крепко сжатым кулаком. — Один за всех…

— И все на одного, — смеясь, поддержала его Лена.