Глава 65
ОБВИНЕНИЕ
Самый важный и для защиты и для обвинения день в судебном разбирательстве называется прения сторон.
Давно минули те времена, когда великие русские юристы заставляли зал суда рыдать и хохотать, когда бросали в сухой порох дремлющих человеческих мыслей огонь горячего слова о свободе, о совести, о праве, когда заставляли присяжных выносить оправдательные приговоры, а зал подхватывал на руки подсудимых и выносил их восторженной толпой на улицу.
Сейчас все прозаичней и суше. Но к заключительным речам обвинители и защитники по-прежнему готовятся днями и ночами, копаются в юридических справочниках, вдоль и поперек изучают материалы дела, роются в комментариях к Уголовному кодексу, восстанавливают в памяти латинские изречения и цитаты из классики.
Прения сторон – это не только сухая логика, но это – искусство оратора, тем более если дело рассматривается в суде присяжных.
Гордеев готовился к этой речи еще до начала судебного процесса. Он знал два неизбежных правила – краткость и доходчивость. От длинных речей люди устают. Специальными терминами их легко можно усыпить. Стало быть, надо говорить емко, образно, выразительно. Надо заставить присяжных поставить себя на место подсудимой. Надо задеть те струнки их душ, которые отзовутся однозначным – невиновна.
И вот этот день настал.
Первым слово дается прокурору. В этом мудрый смысл судебной практики, идущий еще со времен римского права. Защитник должен выступать последним. А самое последнее слово получает подсудимый.
Прокурорша была в элегантном черном костюме, на высоких каблуках и с хорошей, летящей при ходьбе прической.
«Фурия», – отметил про себя не без восхищения Гордеев. Он знал, что обвинитель опытный, сильный, честный. Он знал, что есть козыри на ее руках и уж она ни одного из них не пропустит, а выставит в самом выгодном для обвинения и невыгодном для подсудимой свете.
Все это он знал. Он предполагал самое худшее. Но он не знал, что получится так сильно.
– Панама, – неожиданно начала свою речь прокурорша. – Песенка еще такая была – мама, мама, где моя панама. А в начале века панамой называли всякое и всяческое жульничество. Интересно, что пирамиду изобрел не Мавроди и даже не Чубайс. Она была изобретена уже давно. Деньги, собранные на строительство Панамского канала, бесследно исчезли. Но это так – к слову.
Впрочем, слово, как известно, не воробей.
А теперь перейдем к сути дела.
Убит человек. Убит жестоко. Уж чего мы не начитались и не навидались за последние годы – но на эти фотографии без дрожи смотреть нельзя. Каблуком в глаз.
Ливанову было двадцать девять лет. У него еще даже не было семьи. Что мы знаем о нем? Знаем, что был он трудягой. Что честным, подчеркиваю, честным трудом, своими руками зарабатывал на жизнь. Казалось бы – чего еще? Но, какая же редкость в наше время, Ливанов был еще и человеком неравнодушным. Как-то неловко сегодня говорить о политике. Да, она себя замарала с ног до головы. Мы знаем и о взятках, и о шикарных дачах с машинами. Пусть это остается на совести нечестных политиканов. Но есть еще люди, которые думают о судьбе России, как бы громко это ни звучало, совершенно бескорыстно. И не только думают – делают. Таким был и Ливанов. Мы много наслышаны о помощниках депутатов. Каждому на память придет какая-нибудь скверная история. Но подумаем, сколько их наберется – сотня? Две? Пусть тысяча. А помощников у депутатов, внештатных, тех, кто тратит свое личное время безвозмездно, – сколько их? Сотни тысяч. Ливанов был одним из них.
Гордеев вспомнил о фотографиях в папке у Володьки Довжика. Да уж! Бескорыстные. К сожалению, говорить об этом в суде он не мог.
– Здесь выступали свидетели, – продолжала прокурорша. – Ни от одного из них мы не слышали дурного слова о Ливанове. Но дело даже не в этом! Да будь он злодей из злодеев, что, повторяю, совсем не так, совсем наоборот, но допустим, – так кто имеет право вершить суд и казнь? Наша страна вообще объявила мораторий на смертную казнь. А скоро она будет исключена из Уголовного кодекса, потому что это – негуманно. Не может государство становиться на один уровень с убийцей.
«А вот это она зря, – отметил Гордеев. – Отмена смертной казни в России весьма не популярна в народе. Тут она прокололась».
– Государство не может, а подсудимая Пастухова на себя такую роль берет.
Впрочем, об этом позже. Сейчас рядом с портретом Ливанова поставим портрет подсудимой, опираясь только и исключительно на факты. Высшее образование, знает языки, последнее время работала на фирме «Эрикссон», которая снабжает новых русских мобильными телефонами. Ну какой же новый русский и без мобильника?!
Попала. Присяжные улыбнулись.
– Впрочем, проработала она там не так уж долго. Хотя работа не пыльная, прямо скажем: поездки заграничные, зарплата две тысячи долларов в месяц...
Присяжные покачали головами: не нравилось им, что кто-то получает такие деньги.
– Но и на этой работе не удержалась. Знаете, почему? Проворовалась. Подделывала подписи на платежках. Да-да. Я уже показывала вам заключение ревизии, справку с работы и характеристику. Но, может быть, действительно чьи-то козни? Допустим. А что же раньше? Да то же самое. Нигде Пастухова не проработала больше года. За семь лет – одиннадцать мест работы. Вот такое постоянство. В личной жизни... Ну да не будем вдаваться. И так много наслышаны.
Присяжные согласились. Прокурорша их зацепила. Ирина им нравилась все меньше.
– Но этого мало. К портрету надо бы добавить и еще кое-что весьма существенное. Пастухова пила. Нет, она не была отъявленная алкоголичка. В таком случае с работы она вылетела бы намного раньше. Но не отказывала себе. Отсюда разбитая машина. Никто же не поверит, что менеджера фирмы решили устранить таким диким способом. Впрочем, может быть, и решили устранить. Но, как мы отлично знаем, чаще всего такие покушения связаны с криминальными разборками. Нет, я не говорю, что Пастухова была связана с криминальным миром, что она занималась темными делишками, что кого-то надула, за что с ней и решили посчитаться. Но другой причиной аварии, на которой снова и снова настаивает защита, как на некоем коварном плане, может быть только управление машиной в нетрезвом виде. А машину действительно жаль, новенькая, импортная...
Снова – в точку. Присяжные если и имели машины, то это были подержанные «жигулята» или «Москвичи». Иномарки они терпеть не могли, как и их владельцев.
– Ну а теперь перейдем к самому главному. К самому убийству. Защита с упорством, достойным лучшего применения, настаивает на каком-то помрачении рассудка вследствие страшного стечения обстоятельств.
О причинах этого стечения мы тут немного уже поговорили. А теперь о следствии. Как бы ни был обижен человек, как бы он ни был расстроен, раздавлен, унижен, вытекает ли из этого полная неизбежная необходимость кого-то убить? Да упаси Боже! Что-то тут, воля ваша, не стыкуется, хоть убей, извините за тавтологию. Вы жутко расстроены, вам свет не мил, а вы надеваете ярко-желтую панаму, знакомитесь на улице с первым встречным, всячески любезничаете с ним, добиваясь того, чтобы он попросту завел вас в подъезд. Нет, не к себе домой. Ну это еще бы можно понять! Человеку захотелось душевного разговора. Но в доме, где произошло убийство, Ливанов не жил. Значит, как же себя надо повести, чтобы мужчину заманить в подъезд? Вы скажете, он сам ей предложил? Так тем более – кому это предлагают? Известно кому. Ну а там? А там вы снимаете с ноги туфель и острым длинным каблуком ударяете человека прямо в глаз. Это только додуматься надо! В глаз. Нет, Пастухова не избивает своего обидчика, что можно было бы еще понять, если допустить, что Ливанов действительно был ее обидчиком. Она точно и расчетливо ударяет его каблуком в глаз. Если бы не убила, то обязательно на всю жизнь покалечила бы.
Это ужасно.
Ну а когда ее ловят, она, естественно, заявляет о том, что просто, дескать, оборонялась. Что Ливанов сам собирался ее убить! Да где же обыкновенный здравый смысл? Ведь подсудимая не раз заявляла, что не Ливанов, а она сама подошла к нему! Сама заявляла! Никто никаких протоколов не подделывал, как нас тут пытается убедить защита. Да и сам адвокат был на всех допросах Пастуховой, проведенных в стадии предварительного следствия. Собственно, это же подсудимая подтвердила и здесь, в зале судебного заседания. И что же получается? Случайно подошла к человеку, который как раз и собирался ее убить?
И, конечно, в показаниях подсудимой появляются мифический нож, чемодан и еще бог знает что! Вот никто этого не видел, только подсудимая, а мы с вами, пожалуйста, – поверьте ей на слово.
Нет, не верим. Мы верим материалам предварительного и судебного следствия.
И вот здесь возникает панама! Если вся защита держится на панаме, то мне и добавить нечего. А логика-то, логика, слышите, какова? Пастухова не могла надеть к розовому платью желтую панаму! И поэтому не убивала. Да прислушайтесь сами! Это же нонсенс, мягко говоря.
Присяжные уже были окончательно утеряны для Гордеева. Он чувствовал это кожей. Он перебирал в голове свои аргументы, но все они теперь казались пустыми, легковесными и неубедительными.
Прокурорша говорила дальше, Гордеев старался ее слушать без эмоций. Только фиксировал ошибки, которых было не так уж много. Она снова развила мысль о том, что Пастухова наверняка была знакома с Ливановым раньше. И убийство произошло из ревности, умноженной на то, что Ливанов был помощником депутата. Как же, мол, такой видный человек ее бросил, вот она и решила его уговорить вернуться или убить из злости. На том, что план у нее был приготовлен заранее, прокурорша особенно настаивала.
Она сыпала цитатами из показаний самой Ирины, свидетелей, заключений экспертов, находила аналоги в других делах, куда более громких. Словом, броню она выстроила – будь здоров, не пробьешь! Была у Гордеева надежда заявить ходатайство о направлении дела на доследование. Теперь и эта иллюзия рухнула. Суд на это не пойдет. А значит – речь может идти только о сроке. «Невиновна» – присяжные не скажут.
Он повернулся к Ирине. И снова внутренне ахнул.
Увидел только опущенную голову и обвисшие безвольно плечи. Ирина потеряла надежду навсегда. Она тоже чувствовала, что суд присяжных к ней будет немилосердным.
В конце своей речи прокурорша еще раз поразила Гордеева.
Конечно, она просила признать Ирину виновной в умышленном убийстве. Но! Ввиду смягчающих обстоятельств, как-то: убийство Пастуховой совершено в первый раз, слабая спившаяся женщина, возможно, была в возбужденном состоянии, сотрудничала со следствием, и так далее, просила не применять к Пастуховой высшую планку, а ограничиться всего лишь (!) семью годами лишения свободы.
Ничего, подумал Гордеев вяло, мы еще поборемся. Но сам он в успех уже не верил.
Судья потер руки, словно предвкушал что-то весьма драматичное и интересное, и сказал:
– Объявляется перерыв до завтра, до десяти утра. Прения сторон будут продолжены. С утра – защитная речь адвоката Гордеева.
