60

Штюльпнагель в последний раз взглянул на отель «Мажестик», в котором располагался штаб Верховного командования германскими войсками во Франции, и, прежде чем сесть в свой «опель-адмирал», решил пройти два квартала по авеню Клебер.

– Может, мне все же стоит отправиться вместе с вами, господин генерал? – тушуясь, предложил шедший вслед за ним адъютант, увидев, что машина обогнала их и остановилась шагах в десяти. – Так или иначе вам понадобится охрана.

– Она уже не понадобится мне, полковник.

– В любом случае я оказался бы полезен вам в Берлине.

– Вряд ли.

– К тому же, честно говоря, мне просто страшно оставаться здесь без вас.

– Это звучит более убедительно, чем все предыдущие аргументы.

Полковник взглянул на него с надеждой. Ему показалось, что генерал все же решился взять его с собой. И был удивлен, когда фон Штюльпнагель неожиданно заявил:

– Возвращайтесь-ка, полковник, в штаб и, если хотите, делайте вид, будто ждете моего возвращения. Какое-то время вам это будет удаваться. Хотя на самом деле не ждите.

– Вы считаете, господин генерал, что в Берлине вас могут?..

– В любом случае в вашем распоряжении окажется несколько часов. Как распорядиться этим временем – решать только вам одному. Но учтите: через несколько часов за вами могут прийти, как пришли за моим бывшим адъютантом – подполковником Гофакером.

– В таком случае мы должны направляться не в сторону Берлина, а в сторону Нормандии. Только там мы еще можем спастись.

Штюльпнагель одарил своего адъютанта снисходительно-сочувственным взглядом, первым отдал честь и неуклюже, словно новобранец, повернувшись, пошел к открытой водителем дверце.

Он уже не видел, с какой отчаянной ненавистью смотрел ему вслед адъютант. Так могут смотреть только тяжелораненые, видя, как товарищи убегают, оставляя их на поле боя, врагам на растерзание.

– Будьте вы прокляты за то, что втянули нас в эту авантюру! – вдруг метнул он в спину генералу, не сразу сообразив, что произносит эти слова вслух. – Конечно же, вы побежите не в сторону Рейна, а в сторону побережья. А что делать всем нам? Под гильотину?

Штюльпнагель никак не отреагировал на это проклятие, хотя конечно же, расслышал его.

«Сколько людей проклинает сейчас меня по всей оккупированной зоне Франции! – с горечью подумал он, закрывая дверцу и приказывая водителю двигаться в сторону городка Мо, что к северо-востоку от Парижа. – Сколько судеб, сколько блистательных карьер рушится сегодня под подобные проклятия людей, убежденных, что Штюльпнагель, конечно же, спасется. Он такой исход предвидел».

Пока водитель петлял по узким улочкам французской столицы, генерал внимательно наблюдал, не приставил ли к нему группенфюрер Оберг хвост. И с удивлением открыл для себя, что никакой слежки нет.

«Да они уже просто-напросто не принимают тебя в расчет! – гневно швырнул он себе в лицо. – Как пленного, бредущего в тыл врага с высоко поднятыми руками. Ты сдался еще вчера, еще ночью. Вместо того, чтобы рискнуть, ответить на ультиматум адмирала Кранке таким же ультиматумом и ввести в игру еще несколько частей, находящихся в окрестностях Парижа, ты трусливо выполнил все, чего, от тебя потребовали. Так что прими эти проклятия как приговор всех, остающихся на этой земле».

На выезде из Мо мотор внезапно заглох. Водитель опасливо взглянул на генерала, вышел из машины и принялся выяснять, что там с ним произошло.

– Мы не сможем двигаться дальше, господин генерал, – доложил он буквально через две-три минуты. – Слишком серьезная поломка. Придется отбуксировывать машину в гараж.

– Вас следовало бы здесь же пристрелить, унтер-офицер, – проговорил Штюльпнагель, неохотно оставляя «опель-адмирал». Но мысленно сказал себе: «А ведь это вещий знак, своеобразное знамение. Водитель здесь ни при чем. Он здесь решительно ни при чем. Само небо пытается спасти тебя. Прервать твой путь в Берлин – и спасти… Или немедленно погубить, призвав к себе», – рассудительно добавил он, имея в виду тот исход, о котором слишком призрачно намекал группенфюрер Карл Оберг.

Но тот же ангел-хранитель, который заставил заглохнуть мотор его машины, послал Штюльпнагелю военный грузовик, в котором рядом с водителем сидел капитан. Увидев генерала, стоящего у машины с открытым капотом, капитан приказал своему водителю остановиться и осмотреть мотор «опель-адмирала». Не выдержав, он и сам полез под капот.

– Странно, что вы вообще смогли дотащиться сюда от отеля «Мажестик», – объявил он через пару минут. – Машина должна была заглохнуть еще на авеню Клебер. Это я говорю вам как инженер-автомобилист.

– Что же делать? – беспомощно пробормотал Штюльпнагель.

– Часть, в которую мы направляемся, находится в десяти минутах езды. Оттуда сможем связаться с Верховным командованием войск во Франции. Или потребовать машину от командира части. А вашу возьмем на буксир. Капитан уступил свое место в кабине Штюльпнагелю, а сам пересел в «опель-адмирал».

– Что слышно, ефрейтор? – попытался разговорить водителя командующий.

– Вам виднее, господин генерал, – довольно безразлично ответил тот. И Штюльпнагеля задело, с каким спокойствием и безразличием ефрейтор говорит с военным губернатором Франции.

– Вы слышали о том, что произошло сегодня ночью в Париже? – все же осторожно поинтересовался он.

– Говорят, были стычки между армейскими офицерами и эсэсовцами. Вначале армейские генералы арестовывали эсэсовских, затем наоборот. Извините, что слышал, то и говорю.

«Вот так события этой страшной ночи и предстанут – в слухах и сплетнях – перед сознанием миллионов немцев, – с горечью подумал Штюльпнагель. – Стычки между армейскими и эсэсовскими офицерами – только и всего. Вначале армейские арестовывали эсэсовских, затем наоборот. И даже не станут упоминать при этом твою фамилию».