6

Встреча д’Алькена с «власовским Геббельсом» произошла неподалеку от штаба армии резерва, в небольшом старинном ресторанчике с непредсказуемо опасным названием «Как в лучшие времена», стены которого еще благодарно помнили устрашающие речи крестоносцев, отправлявшихся отвоевывать гроб Господний.

– Утверждают, господин Жиленков, что в последнее время у вас возникли серьезные трения с генералом Власовым, – нагло провоцировал его редактор «Дас Шварце Кор», прекрасно зная, что никаких особых трений между этими генералами не возникало. – Надеюсь, они не настолько безудержны, что могут вызвать раскол в Комитете освобождения народов России?

– Так вас заинтересовало только это? Мне-то сказали, что понадобился вам как соредактор газеты «Воля Народа».

– Мне еще понятно, когда вы настороженно относитесь к контактам с генералами из лагеря атамана Краснова, пытающимися переманить от вас лучшие командирские кадры, чтобы омолодить свое белогвардейское воинство. Но откуда такая настороженность в отношении офицеров СС?

– Время такое. Всегда нужно знать, с кем и о чем… Опять же, особенность нашего полуэмигрантского-полупленницкого положения.

Приземистый, худощавый, генерал вообще не производил какого бы то ни было впечатления: ни выправки офицерской, ни статности, ни командирского голоса. Однако таким, неказистым и невоенным, он должен был казаться на плацу. Штандартенфюрер прекрасно знал, что Жиленков слывет неплохим оратором, к тому же сам составляет свои речи. Один из русских власовских офицеров даже отозвался о нем в том духе, что перед любой, самой мизерной аудиторией генерал выступает так, словно стоит на баррикаде под стволами жандармов.

Революционная терминология д’Алькена не смутила. Важно, что генерала воспринимают. Не зря в КОНРе он занимает два важнейших поста – шефа отдела пропаганды и шефа отдела внешних сношений.

– «С кем» – вы уже, допустим, знаете. А вот «о чем» – будет для вас неожиданностью.

Пиво оказалось на удивление густым и кисловато-горьким. Уже не пиво, а некий прифронтовой эрзац. Но они потягивали его, смакуя не напиток, а знакомство друг с другом.

– Хотите переправить меня через линию фронта, чтобы создавал там партизанские отряды?

– Согласились бы?

– Нет. Увольте.

– Почему так решительно? Партизанский генерал Жиленков в тылу у красных! Статьи во всех газетах Европы. В России красные партизанские командиры гремят, купаясь в славе. Ковпак, например. Всенародный почет.

– Ковпак? Наслышан. Говорят, действительно неплохо воюет. Но только одно дело воевать против немцев, которые немало насолили всем, да к тому же чужаки на этой земле; другое дело – когда ты стреляешь из-за угла в солдат, которые только недавно эти края освобождали.

– Но ведь вы – генерал освободительной армии, – замер д’Алькен с кружкой у рта. – Вам ли ставить вопрос таким образом? У освободительной армии нет иного способа начать войну, кроме как партизанский.

Жиленков угрюмо, затравленно улыбнулся. Он понял, что поспешил с отказом, но что теперь поделаешь? Его худощавое прыщеватое лицо с шелушащимися щеками и заостренным красноватым носом еще более вытянулось и приобрело ярко выраженные черты посконной рожи непротрезвившегося конюха.

– Поздно начинать партизанить, штандартенфюрер. К тому же мы – регулярная армия. Хотя бы первые победы наши должны быть вырваны в открытом бою, плечом в плечо с союзниками. Вот почему мне совершенно не понятно, кто и по какому злому умыслу сдерживает формирование дивизий РОА.

Д’Алькен озорно хмыкнул и удивленно покачал головой. Он не мог не поражаться наивности русского генерала.

– Если я назову человека, активнее всех сдерживающего их формирование, пиво покажется вам еще более безвкусным, а весь дальнейший разговор потеряет всякий смысл.

«Фюрер», – понял Жиленков, тотчас же признавшись себе, что не такая уж это тайна и неожиданность, чтобы поражаться ей.

– Тогда кто же вам поручил вести переговоры о власовском партизанском движении?

– Ну почему сразу «власовском»? Почему не русском освободительном? Вы что, всерьез воспринимаете Власова как вождя движения?

Жиленков резко поставил свою кружку с недопитым пивом на стол и впился глазами в штандартенфюрера. Д’Алькен сразу же почувствовал, что погорячился: к такому дипломатическому аллюру генерал явно не готов.

– Как я должен воспринимать подобный пассаж? – настороженно спросил Жиленков и почему-то оглянулся на дверь, словно кто-то там, за ней, мог подслушивать их разговор. – Что, немецкое командование больше не доверяет генерал-лейтенанту Власову?

– Можно сформулировать и таким образом, – согласился д’Алькен, решив идти напропалую. Все равно ведь тональность беседы изменить было уже невозможно.

– Но почему? Разве не он?..

– Не утруждайтесь перечислением заслуг командующего, коллега, – осадил его редактор. – Они общеизвестны. Как общеизвестны и те слабости генерала, которые не позволяют ему занять достойное место в сонме руководителей вооруженных сил рейха.

– Не могли бы вы как-нибудь поточнее сформулировать претензии к нему?

– У меня существуют иные, более полезные занятия, господин генерал, – напомнил ему д’Алькен. – Власов давно не внушает доверия не только многим генералам из верховного командования вермахта, но и самому фюреру. Не говоря уже о Гиммлере и Геринге. Поэтому вопрос теперь стоит так: Власов должен быть смещен. Спокойно, порядочным образом с подобающим достоинством… И ничего не поделаешь. Не он первый генерал, которому в ходе войны «посчастливилось» познавать горечь вынужденной отставки: К тому же Власов сам попросит ее, – загадочно улыбнулся д’Алькен. – Об этом позаботятся.

– Кого вы, в таком случае, представляете? Для меня это важно, господин штандартенфюрер.

– Самые высшие эшелоны власти, генерал. Не мог же я начать разговор только потому, что не сидится за редакторским столом. Лучше бы вы спросили, почему он начат именно с вами.

Жиленков залпом допил остатки пива и молча проследил, как д’Алькен, на правах хозяина, заказал еще по кружке. К тому моменту принесли нечто похожее на гуляш, присоединив это блюдо к жареной печени с картофельным гарниром. В отличие от пива еду здесь подавали отменную, словно этого старинного, со стенами, покрытыми исторической плесенью, ветерана война совершенно не коснулась. В нем действительно почти все было, как в лучшие времена, что полностью соответствовало названию сего чревоугодного заведения.

– Так почему же в качестве собеседника вы избрали меня? – спросил Жиленков, отдав дань и этому блюду.

– Хорошо, господин генерал, играем в открытую. Поскольку отставка Власова – вопрос ближайшей недели, нужен генерал, достойный возглавить Русское освободительное движение и вооруженные силы РОА. Не далее как вчера у меня состоялась встреча с Гиммлером. На пост лидера движения без особых раздумий и сомнения я предложил генерала Жиленкова. – Д’Алькен запнулся, заметив, что сам избранник слушает его почти с ужасом. И весь он выглядит при этом жалким и затравленным. – Да, я предложил именно вашу кандидатуру, генерал. Зная ваши ораторские способности, ваш авторитет и военный опыт. И рейхсфюрер, пусть не без колебаний, но все же согласился.

– Да к чему все это? – растерянно изумился Жиленков. – Если бы раньше… Сейчас, при нынешней ситуации на Восточном фронте…

– С вами еще будут беседовать… Кейтель, Гиммлер, Риббентроп, Геринг, Розенберг. Возможно, и сам фюрер, у которого к вам отношение будет совершенно иным, нежели к Власову, – упорно довел до конца свою «вербовочную арию» д’Алькен, чтобы каким-то образом завершить это странное военно-политическое сватовство.

Какое-то время Жиленков отрешенно смотрел в окно и, сам того не замечая, отчаянно качал головой, отрекаясь не только от слов своих, но и от мыслей.

– Никогда не соглашусь на такое, – наконец едва внятно пробормотал он. И д’Алькен почувствовал, каких усилий стоило генералу решиться на отказ.

«А ведь не раз уже примерял шинель командующего, не раз мысленно взваливал на плечи его крест», – не отказал себе штандартенфюрер в возможности позлорадствовать.

– Поймите, в такое время расчленять все движение… Делить всех нас на «власовцев» и «жиленковцев»… Это же недопустимо. Непатриотично. Да за мной попросту не пойдут, еще и заклеймят предателем и раскольником. Вначале – да. Вначале я вполне мог возглавить наше движение. Но выбор-то пал на Власова. Теперь, его знают. Появился авторитет…

Генерал все говорил и говорил, старательно подбирая непослушные, черствые в его устах немецкие слова. Однако штандартенфюрер уже совершенно потерял интерес к нему. Он вдруг со всей ясностью осознал, как жестоко ошибся в этом кретине. Как он вообще мог предложить кандидатуру этой мрази?.. И это он, д’Алькен, слывущий психологом и чуть ли не прорицателем!

Были мгновения, когда штандартенфюреру попросту захотелось выплеснуть остатки пива в лицо этой грязной русской свинье и уйти. Возможно, так и поступил бы, если бы не осознание того, что встреча все же проходит по личной просьбе Гиммлера.

– Не время расшаркиваться, генерал Жиленков, – брезгливо прервал д’Алькен его бесконечный монолог. – Не вре-мя! Спрашиваю со всей ответственностью: вы согласны возглавить Русское освободительное движение? Да или нет?

– Нет, – поспешно ответил генерал. И д’Алькен явственно почувствовал, что тот боится Власова, как сицилийский мафиози – своего «крестного отца». – Нет и нет. Прошу так и передать рейхсфюреру… При всем моем личном уважении к нему и вам, при всей благодарности за доверие.

– Это ваше окончательное решение?

– Поверьте, в эти страшные дни во главе движения может быть только Власов. Многие офицеры знают его еще по фронту, по довоенной службе, по обороне Москвы…

– Так я спрашиваю: – побагровел штандартенфюрер, – ваше «нет» – это ваше окончательное «нет»?!

Жиленков нервно побарабанил костяшками пальцев по столу. Не соглашаться с лестным предложением штандартенфюрера, одобренным к тому же всемогущим Гиммлером, казалось еще опаснее, чем вот так, за кружкой пива, решать судьбу генерала Власова и всего освободительного движения.

– Окончательное, – выдохнул он с таким стоном, словно умудрился выкрикнуть уже из могилы.

Д’Алькен облегченно вздохнул, как человек, сумевший довести до логического конца тяжелую, занудную миссию.

– Что ж, примем это к сведению. Думаю, за более подходящей кандидатурой дело не станет.

– Не хотелось бы, – промямлил Жиленков.

– Вас это уже не касается, генерал! – резко отрубил штандартенфюрер. – Лично вас это уже ни в коей мере не касается.

Допив пиво, д’Алькен старательно рассчитался с официантом, но только за свой обед, чем вызвал молчаливое негодование Жиленкова, уверенного, что его здесь потчуют как гостя.

– Лично вас, генерал Жиленков, все подробности этого дела уже не касаются, – зачем-то повторил штандартенфюрер, не обращая внимания на присутствие официанта, невозмутимо наблюдающего за тем, как русский горячечно извлекает из внутреннего кармана френча свой бумажник.

– Меня как одного из руководителей движения такие вопросы не могут не касаться, господин полковник, – впервые резко возразил Жиленков.

На улице было душно. Яркое июльское солнце буквально испепеляло всякого, кто оказывался под его лучами, и полковник с генералом сразу же почувствовали, как прекрасно было там, в полуподвальном прохладном зале ресторанчика.

Д’Алькену неприятно было осознавать, что этого русского кретина с генеральскими погонами, доставшимися ему по чистому недоразумению, придется везти в своей машине. Но все же он пригласил его сесть, напомнив шоферу, что тот должен будет отвезти господина генерала в Дабендорф.

– Если хоть кто-нибудь, хоть одна живая душа в штабе Власова…

– Никто и никогда, – упредил его Жиленков. – Разговор сугубо между нами.

– Тем более, что всякое разглашение явно не в ваших интересах, – процедил штандартенфюрер с такой угрозой в голосе, что генерал поневоле вздрогнул и выпрямился, словно новобранец перед фельдмаршалом.