26
– Доложите господину рейхсминистру, что майор Ремер прибыл.
Приземистый тщедушный человечек, с искореженной ногой и узкими плечиками, по ширине своей не больше непомерно большой головы, к которому обратился майор, понимающе улыбнулся и указал на дверь, из которой только что появился.
– Так что там происходит, майор? Доктор Эйзер рассказывал…
– Простите, на эту тему я могу говорить только с рейхсминистром пропаганды Геббельсом, – прервал его Ремер, давая понять, что у него нет времени для бесед с прислугой, секретарями и случайными посетителями.
– А вы и говорите с рейхсминистром, – ничуть не обиделся этот хилый полукарлик, уставившись на майора большими, вишнево-темными глазами, укоризненно добрыми и основательно наивными.
– То есть? – не понял Ремер. – Вы – доктор Геббельс?
– Вы могли бы узнать меня по голосу.
– Не узнаю, – попросту признался майор. – По радио вы говорите совершенно иным голосом.
– Разве? – сконфуженно удивился Геббельс. – Этого мне еще никто не говорил.
Указав рукой на свободное кресло, рейхсминистр зашел за стол и, прежде чем сесть, натужно просверлил майора вопросительным взглядом, словно о чем-то хотел спросить, но не решался.
– Помню, что недавно вы были удостоены «дубовых листьев» к Рыцарскому кресту. Их вручал фюрер.
– Было такое, – оживился Ремер, только сейчас окончательно поверив, что перед ним Геббельс.
– Как жаль, что наша пресса забита общими сообщениями с фронтов и слишком мало рассказывает о людях, чей воинский подвиг достоин высших наград и похвал. Но, знаете, война. Когда она наконец кончится, о вас станут говорить с той же долей уважения, с какой говорят о Скорцени.
Ремер едва заметно поморщился, словно от нахлынувшей зубной боли. Он терпеть не мог, когда в его присутствии начинали говорить о «первом диверсанте рейха», «герое нации», «самом страшном человеке Европы»… Возможно, любой другой офицер и гордился бы, что его пытаются сравнивать со Скорцени, но только не он, майор Ремер. Подвигов, которые он совершил, вполне достаточно хотя бы для того, чтобы о них говорили, не сравнивая с этим тыловым диверсантишкой.
– Итак, произошло нечто такое, – предпринял еще одну попытку Геббельс, – что заставило вас не подчиниться приказу коменданта Берлина генерал-полковника фон Хазе…
– Формально я вынужден подчиниться, но… Я офицер. Командир элитного батальона. И я хотел бы знать, что происходит. Если мне приказывают оцепить правительственный квартал, а затем блокировать все подходы к дому рейхсминистра пропаганды, я обязан хотя бы знать, чем это вызвано.
– О чем вы говорите, майор? Вы что, в самом деле получили приказ оцепить мой дом? – приподнялся от удивления Геббельс.
– Именно эту часть приказа я и отказываюсь выполнять.
– А зря.
– Не понял, господин рейхсминистр. Могли бы вы выражаться проще, помня, что перед вами не доктор философии, а фронтовой офицер.
Геббельс не был военным, и это освобождало Ремера от привычного чинопочитания. Гражданских же чинов для него попросту не существовало.
Рейхсминистр улыбнулся и предостерегающе помахал руками, пытаясь успокоить фронтовика.
– Я всего лишь имел в виду, что вы все же приведете солдат и расположите их у моего дома. Но только для того, чтобы избежать оцепления другими войсками, которые, возможно, будут подчиняться заговорщикам.
– Вот это понятно. Будет выполнено немедленно, как только выйду отсюда.
Геббельс выдержал не совсем понятную комбату паузу.
– Майор Ремер… Я должен понимать так, что, несмотря на известные события, вы остаетесь верны национал-социализму, фюреру, Третьему рейху?
– Даже если разговоры о гибели фюрера окажутся правдой, я останусь верным своему долгу офицера.
– Господи, да кто вам сказал, что он погиб? – патетически, но с явным запозданием воскликнул Геббельс, и вот теперь-то Ремер действительно узнал голос главного пропагандиста Третьего рейха. – Откуда исходят подобные разговоры? Он жив! Фюрер находится в своей ставке «Вольфшанце» и продолжает руководить страной. Не скрою, на него было совершено покушение. Есть раненые. Но сам фюрер совершенно не пострадал. Его враги жестоко просчитались и очень скоро они смогут убедиться в этом.
Ремер тоже приподнялся и с несвойственным ему вдохновением ответил в тон Геббельсу:
– Теперь я верю, что вы тоже за фюрера, господин рейхсминистр. Для меня это важно, поскольку убедился, что многие генералы и старшие офицеры уже предали его и даже объявили, что берут власть в свои руки. Они твердят, что все разговоры о том, будто фюрер все еще жив, – обычная пропагандистская ложь.
– Пропагандистская ложь? И даже «обычная», – вспыхивает Геббельс. Ремер знал, чем достать его. – Конечно же, теперь эги мерзавцы будут утверждать нечто подобное до тех пор, пока вся Германия не услышит обращение фюрера к народу. Но для этого еще понадобится некоторое время.
– Почему? Прошло столько времени. Достаточно нескольких его слов. Ведь если бы мои солдаты услышали хотя бы его голос…
Рейхсминистр замялся, давая понять, что его вынуждают говорить то, о чем говорить не положено.
– Все очень просто, майор. Как оказалось, в ставке фюрера нет… трансляционной радиостанции. С часу на час ее туда доставят… Никто не предвидел подобной ситуации. Это серьезное упущение.
– Да уж, – не пощадил его Ремер.
– Но вы, лично вы майор, как командир батальона «Гроссдойчланд», от верности которого во многом зависит сейчас судьба Германии, сами сможете убедиться, что фюрер жив.
– Каким образом? – все с тем же неистребимым окопным простодушием поинтересовался Ремер. Рейхсминистр уже понял, что майор явно переигрывает в своей роли эдакого фронтовика-простачка, однако виду пока что не подавал.
– Да очень просто. Если только нам удастся связаться с «Вольфшанце».
Геббельс отлично понимал, как важно, чтобы фюрер получил поддержку именно от него. И не только на словах. Важны действия. Нужна воинская сила, которая не допустила бы захвата власти хотя бы в столице. И он преподнесет Гитлеру этот подарок, этот неоценимый дар в виде усиленного охранного батальона «Гроссдойчланд». Так что дело здесь не в Ремере.
К счастью, связь работает четко.
– Ставка? Приемная фюрера? Это вы, Буркдорф?! – узнал по голосу шеф-адъютанта Гитлера. – Рейхсминистр Геббельс говорит. Да-да, Геббельс! Соедините меня с фюрером. Что? Это срочно, Буркдорф. Вы знаете, что сейчас происходит в столице?! Я по очень важному государственному делу.
* * *
Ремер напряженно всматривается в лицо Геббельса. Ему с трудом верится, что этот человек вот так, запросто, взял и связался с Гитлером. В какие-то мгновения майору кажется, что Геббельс всего лишь разыгрывает комедию. Не мог он связываться с Гитлером только ради того, чтобы доложить о своем разговоре с каким-то там командиром батальона.
– Здесь Геббельс, мой фюрер, – дрогнувшим голосом заговорил рейхсминистр. – В Берлине путчисты объявили о начале операции «Валькирия». То есть, по существу, это означает государственный переворот.
– Что конкретно вам известно об этом, Геббельс?! – кричит в трубку фюрер. – Кто возглавляет заговорщиков?!
– Имя главаря этой банды мы выясним уже, возможно, в течение ближайшего часа. Пока что ясно, что в заговоре участвует группа высокопоставленных генералов и гражданских. Сейчас они подтягивают к Берлину верные им войска, используя при этом слухи о вашей гибели.
– Так почему вы не скажете Германии, что я жив? Вы, Геббельс!
– Теперь Германия поверит только вам.
– Предатели, – как-то незло, устало бросает Гитлер. – Ждут не дождутся… Кто им противостоит, рейхсминистр? Кто конкретно? Какие силы?
– По этому вопросу я и звоню вам, – уловил свой шанс Геббельс – Рядом со мной находится командир охранного батальона «Гроссдойчланд» майор Ремер, – по-заговорщицки подмигивает майору. – Тот самый, которому вы недавно вручали…
– Я помню майора Ремера. Это храбрый парень. Его батальон, надеюсь, верен мне?
– Именно его батальону было приказано оцепить правительственный квартал и начать аресты министров, а также блокировать здание службы безопасности, а заодно и мой дом.
Фюрер задохнулся от гнева.
– Так Ремер явился с арестом?!
– Нет, он отказался выполнить этот приказ.
– Чей, чей приказ, Геббельс?
– Коменданта Берлина генерала фон Хазе.
– Можете считать, Геббельс, что фон Хазе уже не комендант, не генерал, не фон и вообще его уже не существует. Так и передайте майору. И ничьих приказов, кроме моих, ничьих, рейхсминистр!
– Я-то понял, мой фюрер. Но солдаты есть солдаты, для них приказ генерала…
– А приказ фюрера для них уже не приказ?
– Поэтому очень важно, – не сдавался Геббельс, – чтобы вы сказали несколько слов лично майору Ремеру, – голос Геббельса стал вкрадчивым. Он ненавязчиво, но твердо советовал Гитлеру снизойти до беседы с майором. – Важно, что командир охранного батальона получит приказ из ваших уст. Это произведет впечатление.
– К телефону его!
– С вами будет говорить фюрер, – торжествующе протянул Геббельс трубку оцепеневшему от такого поворота событий майору. Ему и в голову не пришло, что Геббельс решит связать его с фюрером. Был убежден, что достаточно его присутствия при разговоре.
– Майор Ремер?
– Так точно, мой фюрер!
– Вы слышите мой голос?
– Да, мой фюрер! – вытянулся майор по стойке «смирно».
– У вас нет сомнения в том, что вы слышите голос фюрера?
– Никакого сомнения, мой фюрер. Я помню слова, сказанные вами во время вручения награды. И ваш голос.
Ремер, конечно же, узнал Гитлера. Но успел заметить, что сейчас с ним говорит не властный, уверенный в себе вождь нации, а уставший, многое переживший старик. И голос этого старика заискивающе добр, по-дружески тих и по-плебейски непритязателен.
– Так вот, передайте своим солдатам, всем офицерам, с которыми соприкасаетесь, что я жив. Любая болтовня о моей гибели – трусливое хвастовство кучки предателей, решивших совершить переворот. Они уже знают, что покушение на меня не удалось, однако продолжают лгать, рассчитывая обмануть солдат, обмануть весь германский народ. Но мы сегодня же подавим этот мятеж. Слушайте меня внимательно, майор.
– Я слушаю, мой фюрер.
– Через час в Берлин вылетает рейхсминистр СС Гиммлер, который возьмет на себя всю полноту власти в столице и примет командование армией резерва. До вступления им в должность всю полноту военной власти вручаю вам.
– Мне?! – переспросил майор, почти с ужасом взглянув на Геббельса. Вдруг тот воспримет эту новость как личное оскорбление.
– Да, вам, майор!
– Есть, мой фюрер!
– Впредь действуйте только во исполнение моего приказа. Там, где будет необходимо, применяйте силу. Подчиняйте себе все подразделения, какие только окажутся в сфере ваших возможностей. Ваша задача: восстановить в столице полный порядок, обеспечив прежде всего охрану правительственных кварталов. Вы все поняли, майор?
– Так точно, мой фюрер! – кричит Ремер, не сразу сообразив, что на том конце провода уже повесили трубку. Он свою еще несколько мгновений держит в руке, чувствуя, что не в силах расстаться с нею, словно с чудодейственным талисманом.
– Мне приказано восстановить порядок, – то ли сообщил он Геббельсу, то ли спросил самого себя.
Геббельс уже все понял. Он слегка растерян, поскольку явно не ожидал такого решения фюрера.
– Мне передана вся полнота власти, – добивает его Ремер, не ведая, что творит.
Но Геббельс есть Геббельс.
– Так и должно быть, майор, – неожиданно воодушевляется он. – Самой историей, самой судьбой вашей суждено, чтобы эта миссия выпала именно вам.
– Сочту за честь, господин рейхсминистр, – вытер пот рукавом френча майор. – Теперь я знаю, что мне делать. Я наведу здесь порядок, можете не сомневаться.