В день моего возвращения из Парижа в особняке на улице Брассер состоялась конференция.

Полковник коротко рассказал нам о положении на фронтах. По общему мнению, до окончательного краха Германии осталось не больше шести недель. В Южной Германии немцы почти не оказывают сопротивления. Город Мангейм о своей сдаче заявил по телефону. И только в Рурской области шли ожесточенные бои. Войска Красной армии вступили в Австрию и теперь сражались за Вену. На севере русские заняли Кюстрин и Кезлин.

В некоторых западных районах Германии, сказал далее полковник, за последнее время наблюдаются отдельные случаи сопротивления. Фанатично настроенные нацисты, так называемые «вервольфы», создали молодежную организацию «Пираты эдельвейса». Однако это не так опасно, как кажется. В основном немцы довольно спокойно ведут себя в захваченных союзниками районах.

Однако с одним фактором приходится считаться. Радикальные элементы под влиянием русского наступления могут попытаться кое-где заранее отстранить от власти нацистов и создать своего рода местное самоуправление. Вот тогда нашей военной администрации придется туго, так как эти группы, ссылаясь на свою антинацистскую деятельность, будут требовать для себя определенных прав. А пример Аахена показывает, что очень трудно определить, кто был противником Гитлера, а кто нет.

Слова попросил Дирк:

— Если я вас правильно понял, господин полковник, то задача «1212» — удержать немцев от опрометчивых шагов. Так сказать, статус кво до передачи…

— Напротив, — перебил его Шонесси, — это нас дискредитирует. Нельзя на протяжении нескольких месяцев проповедовать антигитлеровские настроения, всячески поощрять их, играя роль патриотов, и вдруг неожиданно затормозить все это и призывать к бездействию! Вы знаете старый американский предвыборный лозунг: «Если не можешь побить противника, присоединяйся к нему»? В тех районах, которые мы не контролируем, нам вряд ли удастся помешать немцам вести борьбу с нацистами… И в то же время нужно попытаться направить эту деятельность, поскольку она есть, в нужное русло!

— Великолепно! Мы тогда создадим организацию Сопротивления! — с готовностью ответил Дирк.

Шонесси улыбнулся, заметив такое усердие:

— Вы слишком далеко заходите, сержант Дирк. Пусть немцы создают свои революционные организации, — при этих словах майор взглянул на меня, точно хотел напомнить наш разговор в машине, — организации против нацистов. Это будет способствовать продвижению наших войск. Однако ни в коем случае нельзя допускать, чтобы такие организации становились политическими органами. Для этого немцы еще не созрели. Не так ли, Петр?

Я растерялся.

После обеда, встретившись с Сильвио, мы пошли навестить семью Баллоу. По дороге я признался Сильвио:

— Мне казалось, что нам только на руку, если немцы устроят у себя революцию. И почему только мы должны…

— … направлять их в нужное русло? — закончил за меня Сильвио. — Почему? Потому что это нас не устраивает. Не забывай, как тесно связаны наши тузы с немецкими промышленниками!

— Но ведь если немцам удастся прогнать промышленников Рура до нашего прихода, то это придется по вкусу не только мне и тебе, но и нашим собственным тузам?

— Спроси об этом доктора Баллоу. Он тебе скажет, — предложил Сильвио.

Доктор, очень трезвый и рассудительный человек, видимо, не раз думал об этом.

— Ваш генерал Эйзенхауэр неоднократно и очень ясно заявлял, что все немецкие тресты должны быть распущены. При нацистах тресты стали очень сильны, сильнее, чем когда-либо. Это им обязан всем Гитлер! Однако я не могу понять одного. Посмотрите сюда…

Он отодвинул занавес и показал рукой на светло-серые здания люксембургского стального треста.

— Когда сюда вернулась герцогиня, было всеобщее ликование. Но в это же самое время сюда вернулся еще кое-кто, но в полной тишине. Вам что-нибудь говорит имя Алоизе Мейер? Он был не только директором этого треста, но и председателем международного стального картеля. Его назначил сам директор германского объединенного стального треста. Следовательно, этот господин руководил при нацистах всей экономической группой Люксембурга. По словам вашего верховного главнокомандующего, такой человек — безусловно военный преступник. Между прочим, я его хорошо знаю, до войны он был моим пациентом. Пациентов ведь не выбирают…

— Объединенный стальной трест финансируется в Америке фирмой «Диллон, Рид и К°». Таким образом, они связаны американским трестом… — вставил Сильвио.

— Видите ли, — сказал в заключение доктор. — Здесь такой запутанный клубок, в котором трудно разобраться…

На обратном пути мы продолжили нашу дискуссию.

— Сегодня на совещании ты прекрасно слышал, что мы обязаны делать, — заметил Сильвио.

— Я знаю: «Анни» должна пропагандировать борьбу с нацистами, не затрагивая существующий порядок. Способны ли мы это сделать? И вообще возможно ли это?

Сильвио ехидно хихикнул:

— А почему это невозможно? Придумал же ты легенду о семи танкистах в Эйфеле. Теперь придумаешь подходящую историю о германской революции 1945 года.

Мне было не до смеха.

— Знаешь, один из чешских писателей сорок лет назад ради потехи создал «революционную партию умеренного прогресса в рамках законности». Нечто подобное напоминает мне и вся эта история. Однако я лично не собираюсь сегодня призывать немцев переложить ружье с одного плеча на другое, а завтра строго-настрого предупреждать их, чтобы они, ради Бога, были очень осторожны — не то что-нибудь случится с господином Круппом.

Я действительно не смог заниматься этим. Через несколько дней я пришел к Шонесси и попросил на некоторое время использовать меня только на фронтовых известиях. Пропаганда групп «Новой Германии» — это название придумал сам Шонесси — была мне не по душе.

Майор с каменным лицом выслушал меня и, не сказав ни слова, отпустил.

Через три дня на нашей вилле появились два новых редактора. Дитер Хейн, рассудительный, сухой и энергичный берлинец, очень скоро освоил всю технику деятельности «Анни». В находчивости и способности на различные комбинации он превзошел даже Ханнеса Дирка. Там, где Дирк видел возможность для небольшого шума, Дитер Хейн умел разглядеть крупный конфликт.

Второй редактор, профессор Оскар Зейфрид, до армии был германистом одного довольно известного колледжа для девочек в Новой Англии. Блестящий стилист, Оскар любил писать пламенные комментарии. Его призывы к несуществующим группам «Новой Германии» были настоящими литературными шедеврами. Оскар искренне тревожился за судьбу своей страны, но вряд ли серьезно верил в существование групп «Новой Германии».

Только для Георга эти группы, казалось, были вне всякого сомнения. Поскольку он никогда не имел доступа к нашей адской кухне, а только получал для прочтения перед микрофоном готовые материалы, то и принимал все это за чистую монету. Прочитав однажды полностью высосанный из пальца материал о действиях вооруженной группы «Новой Германии», Георг очень оживился и сказал:

— Наконец-то случилось то, чего я так давно ждал. Хоть и поздно, но случилось!

Само собой разумеется, я не имел права рассказывать Дризену, что все произнесенное им в эфир — всего-навсего плод фантазии Дитера…

Новая линия «Анни» росла и укреплялась. Радио «1212» давным-давно перестало работать только на Рейнскую область. Мы стряпали грандиозные передачи. Так, по нашей воле в Нордхаузене, то есть глубоко в Западной Германии, тайно возникла сильная группа «Новой Германии», которая призывала своих братьев в Кобурге последовать их примеру. Никогда не существовавшая группа железнодорожных мастерских в Халберштадте обратилась к гитлеровскому правительству, разумеется, через «1212», с требованием «почетно сдаться», а патриотическая группа «Новой Германии» в Эйслебене воспрепятствовала акту саботажа на электростанции.

Подобные передачи Георг слушал, недоверчиво покачивая головой, но Дитер Хейн тут же горячо убеждал его, что все это — истинная правда. Георг сохранил в себе детскую способность верить в чудеса. Он, казалось, не задумывался, как американцы достают информацию из гитлеровского тыла. С благоговением читал он перед микрофоном такие таинственные фразы, как: «Магдебургцы, внимание! Кошка любит медовые пряники!» Георг, видимо, был твердо уверен, что это не что иное, как условный сигнал для групп Сопротивления.

И как жестокая противоположность всем нашим выдумкам, к нам проникали истинные известия. Почти ежедневно мы слышали об освобождении новых концлагерей. Даже наша армейская газета была заполнена впечатлениями очевидцев. Американские парни теперь воочию убеждались, что несет с собой германский фашизм.

Сильвио с каждым днем все больше нервничал. Его беспокоила судьба сестры, которая была одно время секретаршей фон Брайтшейда, а теперь томилась в каком-то концлагере. Сильвио целыми днями увивался вокруг полковника и Шонесси и наконец выклянчил у них специальный пропуск на поездку в Германию. В те дни как раз освободили Бухенвальд, и Сильвио поручили изучить организационную структуру лагеря. Казалось немного странным, почему УСС интересовалось ситуацией в этом лагере.

Накануне отъезда Сильвио был очень возбужден. Он понимал, что ему предстоит увидеть нечто ужасное, и боялся потерять надежду встретить где-нибудь там сестру. Последнее известие о сестре он получил от одного из ее близких друзей из Бухенвальда.

— Невероятно, — сказал Сильвио, — но своей поездкой в лагерь я обязан Дрюзу. Я терпеть не мог эту свинью, а он устроил мне эту поездку.

— Наверное, он хочет использовать тебя в будущем… Чем ближе был конец войны, тем больше стирались различия в званиях. Случалось, что офицер в чине майора вдруг ни с того ни с сего становился запанибрата со штабным писарем, который до войны, оказывается, был членом наблюдательного совета фирмы. Значит, майор надеялся получить там работу.

Сильвио махнул рукой:

— Дрюз? Конечно, я ему нужен! Нашему правительству всегда нужны были шпионы. Вот он и проявил на этот раз капельку человеческого сочувствия.

И Сильвио опустошил за здоровье Дрюза полфляжки коньяку.