— Господин гауптштурмфюрер, — появился на пороге кабинета адъютант Родль, — только что сообщили с поста: там ожидает известный вам гауптштурмфюрер Штубер. Он прибыл из Украины, где командует специальным диверсионно-истребительным отрядом. Просит принять.

— Кто-кто, Штубер? — с некоторым раздражением переспросил Скорцени. — Привидение из украинских лесов? Ах да, он ведь трже привлечен к операции. Но я не могу принять его. По крайнее мере сейчас, — вдруг извиняющимся тоном проговорил он, задумчиво глядя куда-то в окно. Скорцени представил себе, как Штубер воспримет отказ принять его. — У него что-то важное?

— Господин Штубер сказал только то, что я вам долог жил.

— А что генерал Штудент?.. — все еще сомневался Скорцени. Не так уж много у него людей, подобных Гольвегу и Штуберу. История с Гольвегом, которого он вовремя разыскал и удачно привлек к операции «Консул», только лишний раз убеждала «первого диверсанта империи»: упускать из вида таких людей не стоит, а терять их расположение и преданность — непозволительная роскошь.

— Генерал Штудент пока не прибыл.

— Свяжитесь с его адъютантом, со штабом. Разыщите его. В крайнем случае… в крайнем случае, — подчеркнул Скорцени, — если у генерала неотложные дела имперской важности, я готов прибыть в его штаб.

— Я не стану говорить об этом, но буду иметь в виду и такую возможность, — склонил голову Родль.

Ему уже не раз приходилось видеть, в каких сложных ситуациях оказывался его шеф только из-за того, что звание гауптштурмфюрера (совершенно непонятно, что мешает командованию повысить его в чине) слишком уж не соответствует его должности и тем задачам, которые приходится решать непосредственно полковниками, генералами, политиками. Поэтому Родль, как мог, старался поддерживать реноме своего шефа.

— А что касается Штубера… Передайте ему приказ следовать по предписанию. Все его личные просьбы будут рассмотрены после завершения операции, — со всей возможной жесткостью отчеканил Скорцени. И Родль понял, что он обязан донести интонации этого ответа до фронтового гауптштурмфюрера.

«Гауптштурмфюрер Штубер”, — дописал Скорцени эту фамилию в список уже прибывших диверсантов, группу которых должен будет возглавлять он лично. Вилли оказался в нем шестнадцатым. — Ну что ж, костяк отряда есть. За головорезами из парашютной дивизии дело тоже не станет. Открытым остается вопрос тактики. Каким способом осуществить саму операцию?»

И еще Скорцени подумал, что надо предупредить Род-ля, чтобы сразу после возвращения из Италии он напомнил ему о Крюгере.

«После возвращения…» — вновь прошелся Скорцени довольно просторным кабинетом. Хотел бы он знать, сколько у него шансов уцелеть в этой операции.

В конце концов он мог бы поручить освобождение дуче кому-нибудь из офицеров «фридентальской группы». А сам остался бы где-нибудь у подножия Абруццо для общего руководства операцией. Но тогда, в случае успеха, его личное участие по существу будет сведено к нулю.

Героем станет офицер, который высадится на вершине горы и поведет десантников на приступ «Кампо Императоре». Который под дулом пистолета погонит генерала Солетти, лично ворвется в отель и лично освободит Муссолини.

Да, история признает только этого офицера. Остальные останутся безымянными разработчиками операции, исполнителями, просто безымянными. Или погибшими. Но такая роль Скорцени не устраивала. И никогда не устроит. Не на это рассчитывал Гитлер, вызывая его к себе в «Волчье логово». Нет, своего шанса он не упустит. Он войдет в историю этой беспримерной операции. Пусть даже мертвым.

— Господин гауптштурмфюрер! — уже по возбужденному голосу Родля Скорцени понял: прибыл Штудент! — Только что с поста охраны сообщили…

— Наконец-то. Встретить и провести ко мне, — громовым голосом пророкотал Скорцени, перебивая адъютанта. — Со всей подобающей вежливостью.