Опознание
Агушин так и не понял, кто мог убить Бессараба, а потому не принимал окончательного решения до последнего, даже когда пригласил Медянскую на опознание тела авторитета. Да, оперативные видеозаписи прямо указывали на то, что авторитет наехал на Гарика с целью выдавить из него деньги. И более того, Гарик ему эти деньги дал! Ну, не десять миллионов, а всего один, однако дал.
Ну а те записи, где Бестофф передает в машине Бессараба оговоренный миллион баксов, а затем крышующий Гарика подполковник предлагает Гарику разобраться с Бессарабом по-свойски, Агушин просмотрел раз десять. Он искренне ждал хоть намека на то, что Гарик скажет: «О’кей!» – и станет ясно, что Бессарабского убили продажные милиционеры.
Ни фига!
Из всего сказанного и записанного выходило так, что Гарик сознательно предпочел откупиться и строго-настрого запретил своим «знакомым» из наркоконтроля сводить с Бессарабом счеты.
«В результате погибли оба…»
Вообще-то Агушин все чаще и чаще склонялся к мысли, что такие события не могли произойти без прямого участия столь крупных фигур, как Фрост и Ротман. Уж очень серьезные и масштабные организационные меры были предприняты неизвестными преступниками. А если положить на чашу весов Фемиды предпринятую ими попытку перерегистрации шлицевских фирм…
– О-о-о…
Только за этот маневр эту сладкую парочку можно было посадить на следовательский крючок аж до самой ж…
Но и здесь не срасталось ничего.
Нет, не потому, что Генеральный прокурор ясно дал понять, что наезды на приближенных к верхам медиамагнатов через его ведомство без внятных улик не пройдут! Нет, не потому. Просто не все укладывалось и в эту схему.
«Например, убийство Гарика…»
Гарику засыпали в рот почти стакан кокса, и более всего это походило на сведение личных счетов, на месть, в конце концов.
«А деньги?»
Да, и брошенные в машине деньги – целый миллион американских тугриков – наводили на размышления. Такое мог сделать или профессионал со строгими инструкциями… или мститель, презирающий саму мысль о покраже с трупа.
Шлиц – вот был единственный человек, который мог смотреть на мир и людей именно с этой позиции – позиции кинутого всеми партнера, оскорбленного мужа и подло преданного товарища.
– Медянскую привезли? – поинтересовался он у стажера, едва вышел из машины у здания судмедэкспертизы.
– Так точно, товарищ генерал. Уже здесь.
Агушин кивнул и прошел по гулкому, выложенному старой керамической плиткой коридору. Труп Бессараба был накрыт по пояс; выше виднелись поросшая курчавым черным волосом грудь, огромная гематома на лбу слева и перекошенное страданием лицо. Медянская, скорбно подперевшая подбородок изящной кистью, стояла рядом.
– Опознали?
– Так точно, – вместо вдовы отозвался следователь.
Агушин кивнул, принял из рук стажера уже заполненный стандартный бланк опознания тела, достал из папки еще пару бумаг и взял Викторию под локоток.
– Пройдемте за стол. Там подписывать удобнее. А здесь уже делать нечего.
