Конверт
Давно уже Виктории не было столь тягостно, и лишь когда на пороге появился Павлов, на душе немного отлегло.
– С вами все в порядке? Хотя и сам вижу, что нет. Можно войти?
– Да, Артем, проходите. Я вас ждала.
Ей стало удивительно легко. Даже осадок от разговора с Гариком куда-то испарился. Возможно, с ней рядом давно не было хорошего мужчины, а возможно, как утопающий хватается за соломинку, так и она хваталась сейчас за человека, который выглядел мужчиной, способным защитить.
Да, возможно, она ошибалась. Но проверить это можно было только делом и временем. Время – это все, что осталось теперь у Виктории Медянской. Как не потратить его напрасно и конвертировать в реальные дела, знал сейчас только адвокат. Но ради чего он стал защищать несчастную, обманутую вдову Медянскую? Ради денег? Возможно. Сантименты сейчас были бы лишними. Вика вообще подозревала, что в ее положении лучше нанять профессионала за деньги, чем продолжать обманываться в людях, которые некогда назывались друзьями.
– Артем, посмотрите на этот конверт. Я вчера выгребла все из ящика. Бросила, а вот сегодня обратила внимание на это письмо. Откройте. Прочтите.
– Как скажете, Виктория. – Павлов достал пачку листов и разложил на столе. Стал комментировать вслух: – Так. Это контракт. Копия. Похоже, страховой. Застрахованное лицо – Иосиф Давыдович Шлиц. Выгодоприобретатель – Медянская Виктория. Так-так. Сумма… ого! Один миллион фунтов стерлингов.
Медянская угнетенно отмахнулась:
– А что толку? Они же отказались.
– А основания? Это что? – Павлов взял у нее еще один документ.
– А это и есть основания. Именно эту бумаженцию и почитайте. Контракт-то я и раньше видела. А это письмо от страховой компании.
– Простите, Виктория, – заинтересовался Артем, – а как они узнали о смерти вашего супруга?
– Сообщили. У нас есть агент. Мы с ней работаем уже сто лет. Она знала о гибели Иосифа и звонила на следующий день. Естественно, я сказала – сообщить. Это и по условиям договора положено делать обязательно. А теперь и они ответили. Видимо, она запросила. Ей же тоже там полагается какой-то процент. Она заинтересована.
– Хм. Скорее наоборот, – покачал головой адвокат, – ей полагается процент от страхового взноса. Но вовсе не от суммы выплаты при наступлении страхового случая. Напротив.
– Вы ее подозреваете?
– Оснований нет, – Павлов вздохнул, – но факты вещь упрямая. Компания отказывает вам, уважаемая Виктория Станиславовна. На том основании, что убийство вашего мужа никак не доказано. И вообще факт насильственной смерти не подтвержден.
Медянская опешила.
– Они что хотят сказать? Типа, Иосиф не умер? А кого я похоронила на прошлой неделе? Очумели! Зажрались в своей Британии! – Она швырнула в пепельницу сигарету и тут же достала новую. Дрожащей рукой прикурила от зажигалки.
Павлов тем временем дочитал бумагу до конца и сокрушенно покачал головой:
– Они действительно ставят под сомнение его смерть. Но дальше оговариваются: если даже это и случилось, как они пишут, то контракт этот вообще недействителен, так как он не был до конца оформлен. Есть какое-то там еще приложение номер А-4-БИС, которое не подписано. А без него, мол, контракт недействителен.
– Они что, совсем очумели?! – окончательно расстроилась Медянская. – Лохов нашли?! Жулье проклятое!
– Возможно. Но только фирма с именем. Посмотрите сами…
Адвокат, уже разложивший за время разговора ноутбук, вовсю копался на сайте страховой компании. Виктория глянула на монитор, увидела знакомую по плакатам башню в форме яйца Фаберже в районе лондонского Сити. Какие-то графики, цифры… покачала головой и судорожно потянула сигарету из пачки.
Артем поморщился. Он не курил и терпеть не мог курящих рядом людей, но профессия заставляла смириться. Иногда следователь выкуривал за один допрос по две пачки, и для некурящего Артема это было страшнейшей пыткой. Он чуть-чуть отодвинулся, и для Медянской это движение не осталось незамеченным.
– Ой, простите, Артем Андреевич. Я не спрашиваю вас. Вроде как дома нахожусь… Знаете, сколько раз пыталась бросить, не получается. А теперь уже и не буду пытаться. Если вам неприятно – скажите!
– Нет. Ничего. Бывает хуже. Я имел в виду, что клиент курит – не страшно. Хуже, когда вас с клиентом окуривает бригада следователей и оперативников. Под таким облаком смога можно наговорить лишнего, – улыбнулся он, – вы мне лучше скажите, что решили. Что делать будем?
– Не знаю. – Медянская пожала плечами и посмотрела с печальной надеждой на нового друга. – Может, вы что-то предложите?
Адвокат кивнул:
– Предложу. Перво-наперво давайте разбираться со страховкой. Мне придется быстро смотаться в Лондон, чтобы с этими господами переговорить.
Медянская вскинулась.
– Ой! В Лондон? Я с вами! Давно не была в Лондоне.
– Виктория, вам не стоит пока уезжать из города. Я действительно постараюсь быстро управиться. Мои коллеги помогут. Подстрахуют. Эта братия, страховщики, очень вредная. Знаете, как их называют американцы?
– Нет. Как?
– Брокеры на бирже несчастий. Все, Виктория, извините. Надо действовать. Сейчас я к следователю подъеду. Надо у него кое-какие документы получить. А завтра первым же рейсом, в семь утра, лечу.
– А что это даст? Если они уже отказали.
– Виктория, скажите только одно: вы мне даете поручение пободаться с ними?
– Даю! – с радостью провозгласила Медянская. – Только можно наоборот. Артем, вы будете тореадором, а они будут с вами бодаться. Как быки. Глупые животные. Я жду вас с победой.
Медянская обрадованно захлопала в ладоши и чуть не прижгла себе руку зажженной сигаретой, бросила ее в пепельницу и тут же подскочила на месте:
– Павлов! Я вспомнила, что хотела вам сказать! Я же только что была у Гарика в клубе «Гоголефф».
– Интересно. И что же вы выяснили?
– Выяснила, что по-прежнему остаюсь вдовой Иосифа Шлица. Он меня сделал не только одинокой, но еще и беззащитной. Этот гаденыш издевался. А потом… потом вообще… – она закусила губу.
– Боюсь спросить, что же он такое сделал?
– Сделал. Представляете, полез целоваться! Кретин!
– Да уж, странно.
– Он думал, что, как любую девку, и меня может охмурить. Он, конечно, мачо, Бандерас наш «гоголеффский», но это просто хамство! Я к нему по делу, а он в отказ и лезет своими губищами. Тьфу! – она еще раз вытерла рот.
– Значит, не договорились? А что у него происходит вообще с клубом?
– Да все в порядке у него с клубом. Кстати, и этот мерзавчик там крутился. Клим Чук. Или, вернее, Федя Климчук. Сексуальное меньшинство. Мальчик-мерзавчик!
– Он был при разговоре? – насторожился Павлов.
– Ну, вот еще! Кто он такой?! Он там ошивался со своими подхалимами и новыми охранниками. Мрачные типы, скажу я вам. Меня пытались схватить…
– А что он делал в клубе?
– Он? Да он же кричал, что теперь дружит с Алимчиком и для него будет петь. Чуть ли не сегодня.
Павлов охнул:
– Точно! Сегодня же юбилей Фархутдинбекова! Как я забыл?!
Он глянул на часы. У него тоже пылилось уже месяца два приглашение в виде маленькой золотой пластиковой карточки. Этот кусок желтого пластика служил не только пропуском на день рождения. По нему вы могли пройти в любое заведение Алимджана. Конечно, ни на одном из них не висело табличек и тем более сам Алимджан не числился в числе их учредителей и руководителей. В мире больших цифр знающие люди обходятся без формальностей и знают друг друга в лицо. Приди с таким пластиковым приглашением случайно раздобывший его Вася Пупков, так его никогда и не пустят никуда. Хорошо еще, если целым и невредимым отпустят домой. Но для настоящих гостей…
– Вы знали?
– Да, получил приглашение месяца два назад, – задумчиво кивнул Артем.
– И вы молчите? Надо идти! Это шанс поговорить с Алимджаном. Иосиф столько денег вложил в Климчука, а теперь что же: спасибо этому дому, пойду к другому? Алимджан должен меня понять…
– Вы думаете? – сосредоточился Артем и вдруг решительно кивнул: – Попробую.
– Идите! Не раздумывайте! Я вам из окошка еще помашу вслед. Бегите! Удачи!
