Дед Мороз
С тех пор как Лида и Лялечка Губкины, потеряв квартиру и Николая, вернулись из так и не ставшего им родным Жгутова, они жили у матери Артема. Павлов сам отвез их к матери на дачу, где они и зажили в мире и согласии. Василиса Георгиевна заботилась о девочке и опекала ее молодую маму, и обе женщины не могли нарадоваться успехам Ляли, которая уже сама складывала из кубиков яркие картинки. Лида помогала по дому и усердно осваивала молитвенные правила, которым ненавязчиво учила ее мама Артема. Вот и в этот вечер, уложив дочку спать, Лида склонилась над псалтырем, и едва она задумчиво повела пальчиком по старославянским завитушкам, в торшере – с треском и громким хлопком – разорвалась лампочка.
Василиса Георгиевна вздрогнула.
– Ой! Не разбудила Лялю?
– Вроде нет, – вытянув тонкую шейку, покрутила головой Лида Губкина. Дверь в комнату была прикрыта, да и Ляля за годы мытарств и скитаний привыкла спать крепко в любых условиях.
– Слава богу! Ну, сейчас Темочка появится, – заключила Василиса Георгиевна и, включив верхний свет, начала собирать осколки, рассыпавшиеся по пестрому ковру.
– Почему? – искренне удивилась Лида. Она не видела прямой связи между осветительным прибором и адвокатом.
– Сынок мой всегда лезет в опасные дела. А где опасность, там жди всякой бесовщины. Прости господи! Он же не замечает, а вокруг все насквозь пронизано паутиной зла и коварства. Артем постоянно в ней путается. Но ни одна паутина его удержать не может. Он идет напролом. Ох. Помоги ему господь! – сказала мать и перекрестилась на икону Спасителя.
– А почему он сквозь эту паутину ломится? Зачем? Можно же быть гибче. Тем более адвокат должен быть гибче, – выразила сомнение Лида.
– Возможно… Но только знаешь, Лидочка, я тебе скажу так. Кто-то считает: «Не гибкий», а другой молвит: «Несгибаемый». Вот и думай сама, – вздохнула мама Артема.
– А какой он на самом деле? – понизив голос, спросила молодая женщина.
– Какой? Да весь в отца.
Василиса Павлова грустно замолчала, опустив взгляд, и вернулась за вязальные спицы – заканчивать кофточку для Лялечки. За недолгое время их совместного проживания она уже связала девочке носочки, шарфик, юбочку и теперь довязывала кофту. Работа спорилась, аккуратные петельки выстраивались в ряды и создавали ровный красивый узор. А ровно через секунду хлопнула входная дверь, и на пороге появился… Дед Мороз.
– Охо-хо! – закряхтел старик с огромной окладистой бородой. Женщины, открыв рот от неожиданности, рассматривали его шикарную бархатную шубу. Наконец Василиса Георгиевна хлопнула в ладоши:
– Ах, сынок! Ну, затейник! Иди скорее к нам!
Она потянула за плюшевый рукав опешившего мужчину, и Дед Мороз, не сопротивляясь, опустился возле матери.
– Мама! Ну, как это возможно?! Ты не даешь мне ни шанса тебя разыграть.
– И не дам! Не надейся. Иди ко мне. – Чмок! – она звонко поцеловала его в румяную щеку. Сдвинула ему шапку на затылок и отодвинула кудрявую блестящую бороду.
– И впрямь, Артемий Андреевич! – ахнула Лида.
Павлов, так и стоящий на коленях возле матери, обнял и расцеловал Василису Георгиевну и повернулся к Лиде.
– Добрый вечер, Лида. Вот, не удалось вас разыграть. Извините. У-уф! Запарился! – Он встал, скинул рукавицы, расстегнул шубу и поставил перед матерью большой мешок. – Ну, кто первый за подарками? Закрывайте глаза и протягивайте руки! Поиграем в съедобное и «несъедобное»?
– Ой! – снова воскликнула Лида. – А можно – я?!
Красные нарумяненные щеки адвоката Павлова выглядели непривычно и не сочетались со строгим костюмом, который прятался под шубой Деда Мороза. Девушка протянула руки к адвокату и зажмурилась.
– Ага. Первая, Лида. Ну, девица-красавица, подарки тебе нравятся? – завел Артем забавную игру.
– Да! Нравится! – откликнулась Лида.
– Получай! Но сперва выбирай! Съедобное или несъедобное? – продолжал колядовать Артем.
– М-м-м-м. Съедобное, вкусненькое! – облизнулась Лида.
– Ах ты, лакомка! Девице красной дарю тортик распрекрасный!
Артем аккуратно положил на ее ладошки фруктовый торт, Лида открыла глаза и ахнула.
– Ух ты! Супер! Спасибо! Ням-нямка!
– Так. Теперь, Василиса Георгиевна, ваш черед! – понизив голос, ласково обратился сын к матери. – Говори, мамуля!
– Ты для меня – лучший подарок, сынуля. Приехал, и слава богу! Храни тебя господь! – мама перекрестила Артема. Он склонил голову, но тут же возмутился:
– Мама! Ты должна тоже выбрать. Говори! Съедобное или несъедобное?
– Хорошо. Мы с Лидочкой уже поужинали. Чай будем пить с тортиком, который Лидуша получила. Так? – Она кивнула девушке, и та активно замотала головой.
– Вот. Тогда уж мне, старухе, что-нибудь несъедобное. Давай, сынок.
Она протянула руки, прикрыла глаза, и Артем полез в мешок и достал из него портфель. Открыл и вложил маме в ладонь бумаги.
– Что это? – удивилась мама, открыла глаза, но поглядела не на документ, а на сына.
Тот пожал плечами:
– Квартира. Почти все отвоевал. Читай.
– Квартира? Папина? Неужели?
Руки Василисы Георгиевны дрогнули, и она, не осмеливаясь развернуть полученные документы, аккуратно отложила папку на столик. Закусила губу и, сняв очки, потерла глаза. Напоминание о гибели мужа ей доставляло нестерпимую боль.
– Ма-аа! Не волнуйся ты так. Ну что ты расстроилась? Я, наоборот, хотел тебя порадовать. Все практически закончилось. Нашлись подтверждения. Договор папа успел подписать. Он на регистрации. Суд остановил снос дома. Его признали памятником культуры. За нас заступился министр культуры, МЧС. И даже президент. Я со всеми успел переговорить. Уголовное дело по папе расследуют. Убийцу я нашел… – перечислял Артем.
– Убийцу? – Голос мамы задрожал.
Комок сдавил Артему на горло.
– Да, мама, его убили. Этот человек уже поплатился. Заказчик убийства тоже. Их нет тоже больше.
– Сын! Что ты наделал? Зачем? Так папу не вернешь. Погибли люди. Пойми, это не выход. Андрею Андреевичу легче не станет от этого. Царствие ему Небесное! Но ты?! Зачем?!
Павлов предполагал, что реакция мамы будет не совсем прогнозируемой, и вряд ли она обрадуется. Последние годы она чаще радовалась, когда что-то материальное уходило от нее, а не наоборот.
– Мамочка! Прошу тебя, успокойся. Я никого не трогал. А те, кто творил зло, сами себя наказали.
Лида недоуменно переводила взгляд с Артема на его маму, а Василиса Георгиевна достала платок и утерла слезы. Протерла очки. Водрузила их и посмотрела на сына.
– Если так… и ты никого… не трогал, то господь с тобою! – она перекрестила сына и поцеловала три раза: в щеки и в лоб.
Лида, напряженно следившая за ними, резко выдохнула:
– Фу-у! Ну, вот и хорошо! А то я переволновалась. Артемий Андреевич, скажите, а это сложно было… страшно?
– Лидочка, сказать вам честно?
– Да. Если… конечно… можно… – она покраснела от прямого и нескромного взгляда мужчины.
– Подожди, Лидушка, – перебила ее мама Артема. – Скажи мне, сынок имена, этих… несчастных, заблудших людей. Они же погибли?
– Мама. Зачем тебе? – раздраженно отозвался Павлов. Ему было интереснее рассказать Лиде о своих подвигах и приключениях. Но мама требовала своего.
– Сын. Я должна молиться за каждого, кто прошел через нашу жизнь. А особенно за тех, кто нас гонит. Или гнал… Скажи мне их имена. Я буду за них молиться.
Василиса Георгиевна достала маленькую книжечку «Помянник», карандашик, открыла страничку «Об упокоении» и приготовилась записывать.
– Ну, хорошо. Пиши. Только начинай тогда с отца и Василия Васильевича Коробкова, – резко ответил сын.
– Значит, и Вася ушел… – Василиса Георгиевна вздохнула и записала в книжечке: н. п. р. б. Василий. Что означало «новопреставленный раб божий».
– Записала? Ну-ну. Тогда пиши еще, – мрачно продолжил Артем. – Значит, убийца Алексей Захаров.
Мама тщательно писала и чуть заметно покачивала головой. Так она молилась про себя, поминая этих людей.
– Алексий. Жаль человека. Красивое имя. Как у нашего патриарха, – она записала и ждала дальше.
– Другого, который заказал убийство. Этот… как его? Жучков. Звать его… м-м-м, да, Александр Дмитриевич.
Артем почему-то не сразу и вспомнил имя бывшего начальника жэка.
– Простите, Артем Андреевич, а они… что… Умерли? – дрожащим голосом вдруг вмешалась Лида.
Она уже не сидела в кресле, а стояла около стены, прислонившись спиной и сложив руки перед собой, как будто молилась за этих несчастных. Ее губы стали мертвенно-синего цвета, а сама девушка побледнела. Павлов пожал плечами.
– Умерли.
– А, простите, как? – пролепетала Лида.
– Один, этот Жучков, наш управдом бывший, тот вообще повесился. Но следователь… – Артем не успел договорить.
Лида закатила глаза, обмякла и, скользнув по стене, начала оседать на пол.
Артем мгновенно подхватил бесчувственное тело молодой женщины и быстро перенес ее на кровать. Бледное лицо, дрожащие веки, синие губы. Она ровно, но не глубоко дышала. Сознание еще не вернулось к ней.
– Что ж такое? Сейчас, девочка, все будет хорошо, – причитала Василиса Георгиевна, влажной салфеткой ласково протирая ее лоб и виски. – Слава богу, хоть Лялечка спит. А то перепугали бы девчонку.
С каждым ее движением лицо Лиды постепенно розовело. Дрогнули и открылись веки. Зрачки увеличились – до предела, так что радужной оболочки стало не видно. И почему-то именно теперь стало видно, насколько у Лиды красивое, идеальное по форме лицо. Ровный овал, чуть заостренный подбородок, аккуратные славянские скулы, тонкие ниточки-брови, которые даже не знали процедуры «выщипывания», длинные бархатные ресницы и красивый классический нос. Такой показывают в пластических клиниках:
– Желаете нос, как у Клеопатры? Или от Нефертити?
Лида, с точки зрения пластических хирургов, была для них «запретным плодом».
– М-м-м. Ах! Простите… – еле слышным шепотом возвестила о своем пробуждении Лида.
Сознание вернулось, но чувства еще не слушались ее. Она всхлипнула, и слезы градом покатились по ее бледно-розовым детским щекам. Артем совершенно-растерялся. Он не понимал, что из рассказанного им стало причиной внезапного обморока. Расспрашивать было глупо и неуместно, тем более что мама хмурила брови и делала ему запрещающие жесты головой и глазами:
– Уйди! Отстань! Не сейчас!
Артем раздраженно пожал плечами и вышел на кухню. Поставил чайник на газовую плиту и сел слушать, как поет голубенький огонек в конфорке.
– Ну и как с ними быть? – покачав головой в такт мыслям, обратился он к закипающему чайнику. – Правду не рассказывать? Плохо! Рассказывать? Еще хуже! Вот же засада!
Он повернул ручку подачи газа, и огонек на прощание издал легкий хлопок и исчез. Зато продолжал петь вскипевший чайник. Он веселился и трубил гимн всем живущим в этом уютном доме.
– Не свисти! Денег не будет, – погрозил ему пальцем Артем.
Тот послушался и затих. Павлов быстро поставил на большой серебряный поднос чашки, заварочный чайник, печенье, варенье, мед. Взвалил свой сладкий груз на вытянутые руки и, подхватив недавнего солиста кухонной филармонии свободными пальцами, двинулся в комнату к женщинам.
– Чаек! По семь копеек за стакан. Угощайтесь, девушки!
Женщины так и сидели рядом. Мама обняла Лиду, которая хотя и перестала плакать, но продолжала вздрагивать всем телом. Павлов поставил поднос и чайник. Замер посреди комнаты, и мама махнула ему рукой:
– Темочка, иди спать в свою комнату. Оставь нас.
– Даже чаю не попили, – заворчал адвокат и послушно удалился в маленькую комнатушку, в которой в детстве проводил по три летних дачных месяца.
В те времена одним из любимых занятий Артемки было строительство кирпичных домиков. Он сделал специальную формочку размером в четверть спичечного коробка и заготавливал кирпичики. Затем обжигал их в специальной печке-домне, построенной на улице из старого дырявого ведра. Когда набралось больше тысячи кирпичей, мальчик выстроил полноценный кирпичный домик, накрыл его балками, поставил стропила и покрыл рубероидом и черепицей. Даже мини-окошки врезал и навесил дверку. Именно этот мини-коттедж первым и встретил адвоката. Домик запылился, но стоял по-прежнему крепко и надежно.
– Ну, здравствуй, моя первая недвижимость. – Артем приложил руку к виску руку «козырьком». – Дай бог, чтобы не единственная, – вздохнул он и повалился, даже не раздеваясь, на кровать.
Через минуту адвокат спал глубоким сном усталого, измученного человека.
