«Я в Израиле как дома…»
Я узнал из газет, что в Государственном Кремлевском дворце состоится юбилейный концерт, посвященный 85-летию известного поэта Андрея Дементьева. И какой! Даже суперпопулярные в свое время Евтушенко, Вознесенский и Ахмадулина ни разу не получили хотя бы на троих этот Дворец. Ну в Лужниках, правда, они выступали, да и то впятером-вдесятером, но в этой державной хоромине… А тут – юбиляр-единоличник и на тебе – Дворец съездов. Национальное достояние… И вот уже за месяц началась бойкая многокрасочная реклама…
Позвольте, но юбилей-то вроде бы давно миновал. Открываю биографический справочник «Русские писатели XX века». Точно! Еще в июле. И был же тогда, помнится, грандиозный концерт по телевидению: Кобзон, Басков, Долина, Жасмин, Сирень, Черемуха, Лопух – все было… Так что, и этого мало? И вот через полгода закатят еще один. И где, и как – «при поддержке правительства Москвы»! Нет у тов. Собянина других забот? Мало ему пробок на дорогах? Мало ему, что Москву испохабили вывесками на английском? Еще Дементьева на шею себе сажает.
Стараюсь вспомнить, кому из наших писателей правительство оказывало поддержку. Ну, Николай Первый вызволил Пушкина из ссылки в Михайловское, принял в Чудовом монастыре Московского Кремля, освободил от общей цензуры, разрешил работать в архиве, подарил «Полное собрание законов Российской империи», дабы поэт блюл их, после смерти поэта оплатил его долги… Но и натерпелся Александр Сергеевич от царя-батюшки под завязку.
Кому еще? Да ведь чаще правители ссылали, сажали, запрещали писателей, а их прислужники травили их – того же Пушкина при Александре ссылали то в Одессу и Кишинев, то в Михайловское, Лермонтова – под чеченские пули, Достоевского – в Омский острог, у Толстого в Ясной Поляне учинили обыск, позже слали письма с угрозой убийства, а Иоанн Кронштадтский мечтал увидеть его в гробу и молил Бога устроить это в 32 часа, Горького упекли в Петропавловку, Маяковского – в Бутырки, камеру № 103… Это в Советское время правители щедро давали писателям премии, ордена, квартиры, машины, заграничные командировки. Тот же Маяковский «земной шар чуть не весь обошел», Эренбург полжизни прожил во Франции, Евтушенко осчастливил своими визитами 94 державы, хотя ни одну не покорил. А переделкинские дачи! А Дома творчества и у моря, и в горах, и в лесах!..
В конце статьи помянутого справочника сказано: «В настоящее время Дементьев живет в Израиле, иногда приезжает в Россию». Так где он ныне-то обитает? Есть ли надежда, что в декабре будет здесь, в России, а не там? Ведь он то и дело твердит о своей нежной любви к далекой прекрасной стране, союзнице США:
Я в Израиле как дома…
На подъем душа легка.
Если мы в разлуке долго,
Точит душу мне тоска…
Иерусалим всегда поможет мне.
Я живу по его заветам,
Породнившись душою с ним…
Одна безмерная печаль –
Что поздно я пришел сюда…
Если есть на свете чудо,
То его я там нашел…
«В будущем году – в Иерусалиме», –
Мысленно желаю я себе…
Но, увы, иной год не удается побывать. И что тогда? Это описал Пушкин:
Поникнул он главой и горько возрыдал,
Как жид об Иерусалиме.
Что ж, еврейская тема вовсе не чужда русской литературе. В той или иной мере и форме, под тем или иным углом зрения ее касались многие наши писатели: Пушкин в «Скупом рыцаре», в стихотворении «Христос воскрес, моя Ревекка», Лермонтов в поэме «Сашка» и в двух «Еврейских мелодиях», Тургенев в рассказе «Жид», Достоевский – в «Дневнике писателя», Чехов в повести «Степь» и в дневнике, Куприн в рассказах «Гамбринус», «Жидовка» и в письме к Ф. Д. Батюшкову, Горький в рассказе «Каин и Артем» (был и фильм), Блок в дневнике, Маяковский в стихотворении «Ося Фиш» и в беседе с Чуковским («От этого лурья жизни нет»)… Так что А. Дементьев на свой лад лишь плодотворно продолжает классическую традицию. Но, повторю, где гарантия, что в декабре он не умчится в город-чудо, по заветам которого живет?
Тут в размышлениях о причинах столь запоздалого фейерверка на правительственном уровне приходит мысль и о том, что, может быть, вся эта затея будет провернута в честь не только Дементьева, певца Израиля, персонально, а прежде всего в честь этого государства? Не для того ли недавно приезжал в Москву Натаньяху? Не об этом ли концерте беседовал он с Путиным?
Но есть и такая идея. Поэт признается:
Как бурлак, накинув лямку,
Всю жизнь тянул свою судьбу…
Но в то же время бурлак ликует, озирая свои бурлацкие хоромы:
Очень я люблю свою квартиру –
Шесть окон, цветы, портрет жены…
Очень я люблю свою квартиру,
Где уют – превыше всех богатств…
Очень я люблю свою квартиру,
Где встречаю праздники и труд.
Мне с квартирой сильно подфартило,
Потому что (!) я люблю уют.
Мне с квартирой очень подфартило.
Их теперь бесплатно не дают.
Дали только из-за любви к уюту? Диво дивное! Ведь вот я, например, тоже люблю уют, однако мне, как и многим, в том числе писателям, подфартило гораздо меньше: 36 жилых метров на троих-четверых за свои трудовые. А он то бурлак с лямкой, то батрак с сохой, и вот пожалуйста, шесть окон. Вот как в советское время уважали рабочий класс.
Однако нельзя не заметить, что бурлаку подфартило не только с квартирой – фартило всю жизнь. Ну в самом деле… Кончил школу в Твери, нагрянул из провинции в столицу, поступил в единственный на всю Солнечную систему Литературный институт, там еще на третьем курсе из комсомольца вылупился в члена партии, и уж тут пошло-поехало… Главный бурлак Калининского издательства… скорое возвращение в Москву… тут тянул лямку как член бюро Краснопресненского райкома партии столицы… как депутат Моссовета… тяжко батрачил завотделом агитации и пропаганды ЦК комсомола… зампредседателя Советского комитета защиты мира… председателя правления Фонда реставрации старой Москвы… не разгибая спины, тянул лямку, будучи членом правления Союза писателей и РСФСР, и СССР тоже… секретарем правления СП СССР… сопредседателем правления СП СССР… председателем совета СП по детской литературе… председателем буфетной комиссии ЦДЛ… членом Антисионистского комитета… шефом бюро РТР в Израиле (1991–2000)… с 2001 года – ведущий батрак телепрограммы «Виражи времени» и бурлак-председатель редакционного совета «Литературной газеты»…
Но больше всего дней, сил и талантов бурлак Дементьев отдал журналу «Юность», где лет двадцать тянул лямку заместителем главного, потом – лямку главного. Все это покруче, чем раб на галерах. Так вот, может, за все это и отгрохают второй раз его юбилей? И в какой день! 9 декабря. Это же путинский День Героев России. А кто ж подлинный герой, как не этот бурлак-батрак!
Но кто, между прочим, были самыми примечательными авторами журнала «Юность»? Евтушенко, Аксенов, Гладилин, Анатоль Кузнецов, Войнович, Алексин…
А что печатал Дементьев? Например, такие новости: «Позор для русской литературы, что она последовала «линии Толстого». Если бы не это, у нас была бы такая же прекрасная литература, как в Польше» (№ 12’89). Мерси, панове.
И странное дело, все названные авторы «Юности» оказались хоть и не в Израиле (туда махнул только Алексин), но за границей. Именно после школы, полученной в журнале благодаря тесному общению с переметными титанами, главред подался, как бы восполняя недостачу, именно в Израиль.
* * *
Но прежде, сидя в кресле главреда «Юности», бурлак тянул в «Литературке», где главным редактором был еще не Ф. Бурлацкий, хвалебные лямки о творчестве Агнии Кузнецовой, талантливой супруги равноапостольного настоятеля Союза писателей СССР Георгия Мокеевича Маркова, за первый же литературный опыт еще более талантливой дочери Маркова, напечатанный в «Юности», дал ей премию… Разумеется, все эти тяжкие труды и славные бурлацкие деяния Дементьева, все его хождение по лестницам и коридорам не могли остаться без ласкового внимания. Конечно, это сопровождалось множеством поощрений самого высокого достоинства: ордена Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Знак Почета, Государственная премия СССР, премия Ленинского комсомола, им. Лизы Чайкиной… Не говорю уж о шестиоконной квартирке в Безбожном переулочке… Ну и как можно кавалеру ордена Ленина не устроить ныне бис-концерт во Дворце съездов! Вектор-то, говорят, меняется. Вот и вытрезвители восстанавливают. Наверняка он и на сцену выйдет с этими орденами.
Хотя в свое время не обошлось в таком деликатном деле и без несправедливостей, обид. Ну подумайте:
Мне Героя Соцтруда
Вождь не вешал…
Ах, как обделила его, обошла Советская власть. «Да что же это за страна!» – говорит.
Но вот произошла контрреволюция. Дементьев тут же заявил о советской эпохе: «Время делало людей карьерными, хитрыми. Это было время интриг, авантюр, подсиживаний» («Прошлое и будущее»). И тут же начал получать и от новой власти, и от ее служителей отменные милости: орден «За заслуги перед Отечеством», премии «Лучшие перья России», даже Александра Невского, даже «России верные сыны», даже им. Лермонтова, хлеставшего жадной толпой стоящих у трона… Вот и дудолит ласковое теля двух маток – и советскую, и антисоветскую. Да, Бога нет, есть шестиоконная квартира в Безбожном переулке, и все позволено.
В частности, позволено и о себе говорить вот так:
Не люблю хитрецов,
Не умею хитрить…
Я ненавижу в людях ложь!..
Не умею молчать,
Если сердце кипит…
Ну как же «не умею»? Вот сердце кипит, кипит, кипит из-за того, что не повесили Звезду, а ты молчишь, молчишь и молчишь о других-то наградах.
В не так давно вышедшей книге Дементьева «Новые стихи» 38 чудесных фоток автора. Он запечатлен здесь с Владимиром Жириновским, Иосифом Кобзоном, Зурабом Церетели, Павлом Гусевым («МК»), Александром Розенбаумом, Станиславом Говорухиным («Так жить нельзя!». А живут.), с министром культуры еще Соколовым, с тещей и с множеством других лиц, обреченных теперь на бессмертие. И почти на всех фотках сам маэстро – с лучезарной улыбкой, словно говорящей «Очень я люблю свою квартиру». Но самая характерная изо всех – фотка с этим самым Горбачевым, явившимся с роскошным букетом на открытие какой-то звезды Дементьева на какой-то Площади звезд. Эту фотку надо бы вынести на обложку, она может быть эпиграфом не только к сей книге, но и ко всей жизни стихотворца.
А вот еще фундаментальный юбилейный сборник, категорически радостно озаглавленный «Нет женщин нелюбимых». В книге 560 страниц, а фотографий автора уже не 38, а 94, из коих в 92 случаях он с лучезарной улыбкой взирает на мир, где нет нелюбимых женщин. Особенно среди некоторых:
Еврейских жен не спутаешь с другими…
Престиж еврейских жен недосягаем…
Кто бы сомневался!.. Но все-таки почему жены? Зачем ограничение семейным кругом? Некрасов написал поэму именно о женах князей-декабристов – о Марии Николаевне Волконской и Екатерине Ивановне Трубецкой, в 1827 году последовавших на перекладных за своими мужьями на каторгу в Забайкалье, но озаглавил свою поэму не «Русские жены», а «Русские женщины». Он видел в этих княгинях высокие образцы нравственности и верности русской женщины не только супружескому, но и гражданскому долгу. А тут? Поэт представляет нам еврейских жен одержимыми толкачами своих мужей, проводниками на вершины, устроителями их «королевских карьер».
Поэтому, когда приятель художник развелся с женой, вероятно русской, и был очень огорчен, не знал, как ему быть, автор решительно дал ему совет: «Езжай в Израиль. Престиж еврейских жен недосягаем». Там, дескать, найдешь жену, и она устроит тебе королевскую карьеру. Право, похоже, поэт завербован в качестве агента какого-то израильского брачного бюро. Вот и старается в ущерб многонациональной родине. Поэтому стихотворение следовало честно назвать не «Еврейские», а «Израильские жены».
Ну, Дементьев, я лучше думаю о еврейках. Такое впечатление, будто Антисионистский комитет и не прекращал свою работу, а ты – еще и его тайный агент. Я знал евреек немало. И ни одну не могу представить толкачом мужа. Что, бесталанного Костю Ваншенкина «вывела в короли», как ты выражаешься, Инна Гофф? Чепуха! Они оба были талантливы, и каждый шел своей дорогой, но, конечно, в чем-то помогали друг другу. А Родион Щедрин «взошел на вершину» верхом на Майе Плисецкой? И невозможно представить в роли устроительниц карьеры своих мужей ни академика Лину Штерн, ни Героя Советского Союза Полину Гельман, штурмана ночного бомбардировочного полка, не говоря уж об Алле Гербер.
Жены многих крупных политических деятелей Советского времени тоже были еврейками – Молотова, Ворошилова, Куйбышева, Кирова, Андреева… Они были вполне самостоятельными фигурами, некоторые, как Полина Жемчужина, жена Молотова, – даже народными комиссарами. Но ни одна не сделала мужа членом Политбюро.
* * *
В большинстве этих 94 фоток запечатлено участие поэта в разного рода празднествах, фестивалях, презентациях, карнавалах, «голубых огоньках», юбилеях, застольях… Тут роскошные вазоны, букеты, венки, которые то ли он кому-то вручает, то ли ему кто-то подносит. Есть даже Дементьев в черных брюках, белом пиджаке с черной бабочкой на белом коне с белым щитом. Помните?
Иль на щите, иль со щитом
Вернусь к тебе из Палестины.
Он, с улыбкой уехав Палестину, ставшую Израилем, с улыбкой прожив там лет десять, с улыбкой и вернулся к нам. Переберешь эти фотки – ну просто какой-то Ниагарский водопад празднества, ликования, восторга… И это в наши-то дни почти беспрерывного траура от катастрофы к катастрофе…
И кому он только на этих фотках не дарит свои улыбки – от того же гробовщика Горбачева до красавицы Арины Шараповой, от Тура Хейердала до Валентина Юдашкина, от знаменитого оружейника Калашникова до позабытого израильтянина Алексина, от прославленной Майи Плисецкой до неведомого Дементмана, от своих детей и внуков до известного Бориса Моисеева… А после дружеской беседы с ним бежит к портретам Пушкина, Лермонтова, Тютчева и запечатлевается еще и на их фоне.
А сколь обширен, хотя немного и однообразен перечень посвящений как знаменитым, так и неведомым нам друзьям поэта! Хотя бы вот: вице мэру Тель-Авива Рине Гринберг, Валерию Эльмановичу, Евгению Бернштейну, Але Рубин, Ане и Тане, Варе и Саре, Дусе и Мусе…
Но могу заметить, что поэт, видимо, за компанию, совершенно напрасно заявил:
Я стал похож на старого еврея…
Почему «стал»? Зачем скромничать? И в молодости был вылитый еврейский красавец. Я помню еще по Литинституту. Потому и в партию тебя досрочно приняли, и стипендию хорошую получал…
Но порой на Дементьева накатывает что-то необъяснимое. В самом деле, всю жизнь, перебегая из одного служебного кабинета в другой, что повыше, десятилетиями ликуя и фонтанируя, пуская фейерверк и бренча орденами да рыцарским щитом, вдыхая розы и принимая букеты, однажды в лунную ночь поэт вдруг взвыл:
Я одинокий волк…
Я не хочу быть в стае…
А? Волк – в белых штанах и с красной бабочкой. Одинокий – в объятьях Кобзона, Церетели и Муси-Дуси. Всю жизнь чудно прожил в стае и уверяет, что это поневоле! А вот еще ужасней:
В отчаянном броске
Хочу я встретить смерть…
И мой оскал еще внушает страх.
Так и хочется сказать: «Андрюша, касатик, что с тобой, о чем ты? Я знаю тебя шестьдесят с лишним лет, и вот сотни две твоих фестивальных фотографий с улыбками до ушей – и нигде ни единого оскала…».
Видимо, в один из таких эпилептических приступов Дементьев подписал гнусное «Письмо 42», авторы которого после только что смолкших залпов расстрела парламента умоляли Ельцина «раздавить гадину» патриотизма до конца. И за прошедшие двадцать лет стихотворец не раскаялся в этом, а не так давно даже и защищал на страницах «Тверской газеты» как попытку «защитить демократию».
Что ж, у больших поэтов и причуды большие, и завихрения крутые. И это живой пример.
* * *
Но вернемся к упомянутой книге и порадуемся тому, сколь широк поэтический размах автора, если даже взглянуть на стихи только с географической стороны! «Встреча в Дюссельдорфе»… «Во Франкфурте холодно»… «Ночной Брюссель»… «Брожу по майскому Парижу»… «По Америке в такси»… Прекрасно! Однако больше всего, естественно, вот о чем: «Приехавший в Израиль», «Я молюсь о тебе в иудейской стране», «Зимний Иерусалим», «Израильские пальмы», «Российские израильтяне», «Парижская израильтянка», «Израильский парижанин», «Парад в Иерусалиме», «Прощание с Израилем», «В будущем году – в Иерусалиме»… И представьте себе, все это написал бывший член Антисионистского комитета. Какая отрадная метаморфоза!
Вы думаете, я хочу отговорить вас от великого концерта в День Героев во Дворце съездов? Ничего подобного. Сам пошел бы, да дорогу забыл. Идите! Во-первых, вы там за два часа сразу увидите Геннадия Хазанова и Жасмин, Ларису Долину и Репей, даже одного поющего Маршала по имени Александр и много других прославленных артистов. Во-вторых, услышите множество прекрасных песен. Их на слова Дементьева написано, пожалуй, больше, чем на слова Шаферана, Танича и Резника Ильи, вместе взятых.
Наконец, вы услышите, как сам юбиляр прочитает замечательные стихи. У него есть и о страданиях родины, и о бездарности власти – у него все есть! Как можно без запаса на черный день? Например:
В беде моя Россия много лет,
Ведь к власти бездари приходят.
И нет уже доверия в народе
Ни к тем, кто лыс, ни к тем, кто сед.
Верно! Только хорошо бы назвать хоть одного лысенького или седенького. Низзя!..
В другой раз между двумя фейерверками у поэта вырвалось:
Пришли крутые времена…
Авторитет России продан…
Идет холодная война
Между властями и народом.
Тоже в принципе верно. Только надо бы пояснить, кем продан авторитет страны сперва на Мальте (это, мол, мой друг Горбачев), а потом в Беловежской пуще (это, мол, тот, кого я просил раздавить гадину). А кроме того, какая же это «холодная война», если двадцать лет народ гибнет и гибнет в бесчисленных катастрофах, авариях, пожарах, наводнениях, а власть сидит и сидит? И пока не думает сматывать удочки…
Если пойдете на концерт, то попросите Дементьева прочитать еще стихотворение «Как важно вовремя уйти», не потерявшее своей поэтической свежести и актуальности до сих пор…
Да ведь Дементьев вообще интересная, даже уникальная поэтическая единица. Его стихи дают богатую пищу для размышлений. У него, например, довольно часты переклички с другими поэтами. Их интересно проследить. Вот, скажем, строки Константина Ваншенкина:
Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы –
Первым делом это Гёте,
Тютчев, Фет и Пастернак.
А почему писали? Известное дело: «женщина – причина». И я, говорит, поэтому пишу. Прекрасно! Тем более что, когда писал это, он был уже лет на пятнадцать старше трех последних. Молодец!
Вот и Дементьев:
В мои года уже стихи не пишут.
Но Гёте был постарше, а писал.
Ну теперь-то уже не постарше. А главное, ничего гетевского, к сожалению, мне обнаружить не удалось.
Ваншенкин писал:
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.
Дементьев тоже любит жизнь и взаимность:
Было все в моей жизни взаимно…
Люблю Иерусалим
И чувствую взаимность.
Что ж, взаимность – это во многих ситуациях хорошо…
* * *
Реклама юбилейного концерта идет под девизом «Никогда ни о чем не жалейте». Это строка из стихотворения юбиляра. Конечно, есть утраты, о которых можно не жалеть, а то и лучше не жалеть. Например, потерял сто или даже тысячу рублей. Да черт с ними, заработаю еще. Или поссорился с приятелем. Да какой он был приятель? Лицемер, ханжа. Пропади он пропадом! Или потерял время на чтение книги «Нет женщин нелюбимых». Чего жалеть, сам виноват.
Но ведь Дементьев убеждает не жалеть ни о чем. Это – призыв человека перестать быть человеком. Это диверсия против христианской морали, против всей русской культуры, в том числе и против нашей поэзии, бессменный предстоятель которой сквозь слезы признавался:
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю
Толстой однажды заметил: «Точнее было бы сказать“ строк позорных”». И это – лишь частный случай сожаления о своих грехах. Но Пушкину не могло и в голову прийти, что настанет время и появится русский поэт, который на русском языке будет призывать не жалеть ни о наших жертвах Бородинской битвы, ни о повешенных декабристах, ни о растерзанном персами Грибоедове, ни о его Ленском, убитом на дуэли, – ни о чем!
Немецкие фашисты уничтожили 27 миллионов моих сограждан, и мне о них не жалеть? Никогда не жалейте о них! – заявляет Дементьев. – Ни об одном!.. Предатели, пробравшиеся в Кремль, убили мою родину СССР, оторвали от меня братьев украинцев, белорусов, казахов, десятки миллионов братьев – и мне об этом не жалеть? Никогда! – восклицает Дементьев.
Во Дворце съездов под музыкальный грохот будет греметь: «Никогда ни о чем не жалейте!».
