— Геронда, пожелайте мне что-нибудь.

— Желаю, чтобы ты стала "духовно ряженой", подобно юродивой Святой Исидоре, чтобы ты достигла "доброго лицемерия". Посмотри — несчастные мирские люди празднуют свое мирское лицемерие и одеваются соответственно своему внутреннему состоянию. В старые времена ряжеными одевались только раз в году — на масленицу. Сейчас большинство людей — ряженые постоянно. То есть в старину ряженых можно было видеть только семь дней в году — на масленицу, а сейчас их видно каждый день... Каждый одевается так, как ему подсказывает помысл! Люди стали вконец чудными. Они сошли с ума! Мало людей сдержанных, скромных — будь то мужчины, женщины или дети. Особенно женщины — они уже дошли до предела. Сегодня по дороге в город я видел одну такую особу, обмотанную широченной лентой — как бинтом все равно, в каких-то немыслимых высоченных сапогах и коротенькой юбке. "Так модно", — объяснили мне. Другие женщины вышагивают вот на таких тонюсеньких каблуках. Чуть где неровно ступят — точно угодят к хирургу-ортопеду. А уж про прически лучше вообще помолчать... Видел еще одну "красавицу", простит меня Бог — что же это был за человек! Лицо какое-то дикое. В зубах сигарета: "пых-пых!".. Глазища красные! Говорят, что сейчас люди взяли за правило не курить дома, когда дети маленькие. А несчастные дети рождаются уже прокопченные, как селедка! И кофе тоже во вред, от него потом гримасничают как я не знаю кто. Ушла Благодать Божия, вконец покинула людей.

Помню, в бытность мою на Синае приезжали люди, одетые так, что даже не находилось слов. Как мне было больно глядеть на приезжавших в обитель туристок! Как же они безобразно выглядели! Все равно, что видишь выброшенные на помойку прекрасные византийские иконы, с той лишь разницей, что люди — иконы Бога — выбросили себя на помойку сами. Однажды я увидел одну женщину, одетую во что-то наподобие фелони, и сказал: "Ну, слава Богу, хоть одна одета более-менее прилично. Ладно, чего уж там, пусть хоть в фелони, хоть в мелони, зато, по крайней мере, отличается от остальных". Но вот "дама в фелони" поворачивается ко мне лицом... Что я вижу! Все спереди у нее было полностью открыто!

До чего докатились люди! Мне прислали фотографию одной невесты с просьбой помолиться, чтобы ее брак был счастливым. Её свадебное платье не укладывалось в рамки никаких приличий. Быть так одетой, значит, нечестиво относиться к Таинству, к священному пространству Церкви. Духовные люди и то не думают, что же взять с остальных? Поэтому я и говорю, что если и монастыри не станут удерживающей силой, то никакого другого тормоза не найдется. Сегодня люди необузданны, у них нет тормозов.

В старину, когда были Христа ради юродивые, в мире было очень мало сумасшедших. Так, может быть, нам стоит попросить Христа ради юродивых исцелить юродивых от природы и снова явиться в мире юродивыми ради Христа? Да что там говорить: сегодня видишь и слышишь самые немыслимые вещи. Один человек рассказал мне, что нынешние модники-лоботрясы берут свою одежду, в разных местах специально протирают и лохматят ее, потом разрезают и толстенной иглой нашивают на нее заплатки. Я как это услышал, даже перекрестился. Ну ладно, для рабочего человека естественно быть так одетым. Но для лоботряса!.. А потом это человек рассказал мне и кое-что еще. "Расскажу, — говорит, — тебе, Геронда, и кое-что похлеще. Моя жена встретила как-то на площади Согласия одного паренька из семьи наших друзей. Видит она, что штаны у парня разодраны на том месте, откуда ноги растут. "Детонька, — говорит моя супруга, — прикройся ты хоть ладошкой сзади..." — "Оставь меня в покое! — отвечает ей юный лоботряс. — Сейчас мода такая!" Несчастные дети!..

— Геронда, некоторые носят блузки, рубашки с изображениями Святых. Можно ли это делать?

— Если Святые изображены на блузках или куртках, то пускай, ничего страшного. Лучше пусть носят на себе изображения Святых, чем картинки с диаволом. Но изображать Святых на брюках негоже. Это неблагоговение. Есть такие благоговейные люди, что любят украшать одежду разными христианскими рисунками. Например, когда Патриарх Димитрий был в Америке, там выпустили блузки, футболки с изображением Патриарха и храма Святой Софии в Константинополе.

— Они сделали это от благоговения?

— Ну не евреи же это сделали, а христиане. Есть ведь и люди, которые делают что-то хорошее, так же как наряду с шарлатанами есть хорошие врачи.

— Геронда, бесчинство в одежде происходит и от влияния из-за рубежа?

— Ну а откуда еще? Поэтому в годы моей юности и говорили: "Ну, это люди из Смирны..." Смирна была приморским городом и туда стекались многие иностранцы. Святой Арсений был очень строг в отношении одежды. Одна девушка из Фарас вышла замуж и носила пестрый платок, привезенный из Смирны. Святой Арсений неоднократно делал ей замечания, говорил, чтобы она выбросила этот платок и одевалась скромно, как все фарасиотки. Молодая щеголиха его не слушала. Однажды Святой Арсений вновь увидел ее в пестром платке и строго сказал: "Западных болячек мне в Фарасах не нужно. Знай, что если ты не образумишься, то дети, которых ты будешь рожать, будут умирать после своего крещения. Они как ангелы будут уходить к Богу, но тебе не придется порадоваться ни о ком из них". Но она и после этого не образумилась, и у нее умерло два младенца. Только тогда она остепенилась, выбросила свой пестрый платок, пришла к Святому Арсению и попросила у него прощения.

— Геронда, а помогает ли в духовной жизни темная одежда тому, кто хочет стать монахом?

— Да, темная одежда очень помогает. Она помогает убежать из мира, тогда как яркой цветной одеждой человек цепляется за мир. Если тот, кто собирается стать монахом, говорит: "Вот когда уйду в монастырь, тогда и буду одеваться в черное, тогда и буду исполнять монашеское правило", — то он и там, в монастыре, сделает свою жизнь... черной. Если же, еще находясь в миру, человек делает с радостью то, что должны делать монахи, и с нетерпением ждет этого, то он и в миру радуется духовно и потом, в жизни монашеской, будет идти вверх, перескакивая через две и через три ступеньки.

— Геронда, иногда дети, ходящие в Церковь и скромно одевающиеся, подвергаются со стороны старших сильным нападкам.

— Делая так с верой и от сердца, они и старших ставят на свое место. Я был знаком с одной девушкой, которая носила черное платье с длинными рукавами. Какое же у нее было благоговение! Как-то раз одна шибко "моднючая" старуха начала ее упрекать: "И не стыдно тебе, молоденькой девушке, ходить в черном и с длинными рукавами?" — "Раз вы, пожилые, не даете нам таких примеров, — ответила ей девушка, — то, по крайней мере, будем одеваться в черное мы, молодые". Так она поставила старую модницу на место.

Видишь как: какая-то женщина хоронит мужа и тут же одевается в яркую одежду. Что тут скажешь? А вот моя сестра, оставшись вдовой двадцати трех лет от роду, уже не снимала черного платья до самой своей смерти. Для меня блаженны не те броско одетые горемычницы, что проводят греховную — "броскую" — жизнь, а те вдовы, которые в сей жизни, пусть и не по своей воле одевшись в черное платье, живут белой, светлой жизнью и не ропща славословят Бога.

Однажды к Премудрому Соломону, желая его испытать, привели детей — совершенно одинаково одетых мальчиков и девочек, с тем, чтобы он отличил одних от других. Соломон отвел детей к источнику и велел им умыться. Наблюдая, как дети умывались, он разделил их. Девочки аккуратно, стыдливо прыскали водой в глаза, тогда как мальчики смело плескали воду в лицо и били по ней ладошками.

Сегодня мужчины стали настолько женоподобны, что часто в них и не различить мужчин. В старое время на расстоянии пятисот метров можно было отличить мужчину от женщины. Сейчас иногда не отличишь и вблизи. Не поймешь: мужчина перед тобой? женщина? Поэтому пророчество и говорит, что придет время, когда нельзя будет отличить мужчину от женщины. Старец Арсений Пещерник как-то спросил одного длинноволосого юношу: "Так кто же ты есть? Мальчик ты или девочка?" Сам Старец не мог этого понять. Раньше на Святой Горе таких стригли. Сейчас приезжают какие есть... Но я их стригу: ножницами, которыми обрезаю шерсть, когда плету четки. Знаете, скольких я уже обстриг! Я стригу их во дворе за стеной алтаря. Когда приходят такие длинноволосые, я говорю им: "Вот хорошо! А то у меня есть несколько лысых знакомых и я обещал приклеить им шевелюры. Окажите любовь, дайте вас обстричь! Что поделать, я ведь дал людям слово".

— Соглашаются, Геронда?

— Зависит от того, как им об этом сказать. Я ведь не налетаю на них с криками: "Что за срамотища такая! Как вам не стыдно! Вы не чтите это священное место!", но говорю: "Слушайте, парни, ведь этими волосами вы оскорбляете свое мужское достоинство. Если вы увидите, как гвардеец почетного караула марширует по площади Согласия с дамским ридикюлем, как вы на это посмотрите? Ну, скажи, приличествует ли гвардейцу ридикюль? Давай острижем твои волосы!" И стригу. Знаете, сколько я собираю волос! Иногда, если кто-нибудь из них заартачится и начнет всякие "почему" да "зачем", я отвечаю: "Что еще за "почему" ? Разве я не монах? Вот и совершаю постриги. Ведь это моя работа". Все дело в том, как это преподнести. Ребята смеются, а это мне и нужно. После этого я их стригу. Нет, имена при "постриге" не меняю. Только одному малому дал имя "Досто́йно е́сть", потому что, когда я совершал его "постриг", неподалеку проходил крестный ход с иконой "Досто́йно е́сть"! А как бывают рады родители моих "постриженников"! Знаешь, сколько благодарных родительских, материнских писем мне приходит? У! Только за это простит меня Бог!

Сейчас еще взяли моду обстригать на голове волосы, а сзади оставлять хвостик. "Эй, орлы! — спрашиваю, — какой же в этих хвостах смысл?" — "Мы, — отвечают "орлы", — оставляем хвосты, чтобы на нас обращали внимание". — "Чудики вы, чудики, — говорю я им, — да у людей сегодня столько проблем, что они не будут обращать на вас внимания, даже если вы станете им за это платить!" А другие, здоровенные дылдищи, носят в ушах сережки. Сколько же я поснимал с них этих сережек!

— А некоторые, Геронда, носят только одну сережку.

— Одну серьгу носят анархисты. Одна серьга в ухе — символ анархии. Они надевают эту серьгу не для того, чтобы украсить себя, как женщины. Они протыкают свое ухо и надевают серьгу в знак протеста. Как-то ко мне в каливу пришел отец с сыном двадцати двух лет — длинноволосым, с бородой и сережкой в ухе. "Неприличны парням сережки, — сказал я ему. — Многие вас понимают неправильно. Мне это объяснять не нужно, но люди-то ведь не знают, что вы анархисты, и понимают это неправильно". После он снял сережку и отдал ее мне. Она была золотая. "Отдай ее, — говорю, — ювелиру, чтобы он сделал тебе нательный крестик".

— Некоторые, Геронда, носят серьгу даже в носу.

— Это значит, что диавол вставил им в нос кольцо. Только уздечки не видно. А некоторые носят на шее широкие золотые цепочки — в несколько рядов. Одному я устроил выволочку, поснимал с него все эти побрякушки и сказал: "Отдай это золото какому-нибудь сироте. Или вручи его своей матери, чтобы она передала его какому-нибудь бедняку". После того, как я привел его в более-менее божеский вид, он меня спрашивает: "Что мне делать?" — "Начни с того, — говорю, — что надень на себя крестик на скромной цепочке". Подумать только — мужчины, а носят золотые украшения! Стоит перед тобой, весь сверкает золотом, на шее в два-три ряда толстенные золотые цепочки — принцессы и то таких не носят, стоит и жалуется, какие у него проблемы! А проблема-то как раз в этом! Его проблемы — это епитимья, которую он несет. С одних я снимаю эти побрякушки сам, другим говорю, чтобы они сделали это своими руками. Люди потеряли меру. Они стали вконец никуда негодными. Некоторые носят на шее знаки зодиака. "Что это? — спрашиваю одного. — Первый раз такое вижу". — "Это, — отвечает, — зверушка такая, мой знак зодиака". А мне сперва показалось, что это иконка Божией Матери. "Что же, — говорю, — сами-то вы разве тоже зверушки из зоопарка, коли носите на себе эти знаки зодиака?" Ой, чудные... Внутреннее бесчинство выпирает наружу. Давайте же молиться, чтобы Бог просветил молодежь и сохранил немного закваски.

Хорошо, что люди жаждут простоты. Они дошли до того, что ввели простоту в моду, пусть внутри у них простотой и не пахнет. Некоторые приезжают на Святую Гору в вылинявшей потертой одежде, и я задаюсь вопросом: "А почему они так одеты? Ведь они же не работают в поле?" Один разговаривает на безыскусном деревенском языке, потому что для него это естественно, и ты радуешься, слыша журчание деревенской речи. А другой подделывается в своей речи "под селянина", но от его "мужицкого говора" становится тошно. А некоторые приезжают на Святую Гору при галстуках... Из огня да в полымя... Один такой "паломничек" взял с собой на Афон шесть или семь галстуков. Утром, собираясь идти ко мне, он надел галстук, костюм — вырядился как на парад. "Что ты там копаешься?" — спрашивает его кто-то. "Собираюсь к отцу Паисию", — отвечает он. "А зачем ты так торжественно одеваешься?" — "Затем, — отвечает, — чтобы сделать ему честь". Ох, до чего же мы докатились!

У людей совершенно нет простоты. От этого молодежь и начала бродяжничать, скитаться, не находить себе места. А духовные люди, не умея жить просто, будучи "застегнутыми на все пуговицы", молодежи не помогают. Нынешней молодежи не с кого взять пример, и она начинает вести образ жизни бродяг. Потому что, видя в христианах людей, застегнутых на все пуговицы, людей, затянутых галстуками, важных и надутых, молодые не находят в них никакого отличия от людей мира сего и потому противостоят. Если бы они видели в духовных людях простоту, то не доходили бы до такого состояния. Но молодые сейчас отличаются мирским духом, а христиане — мирским чином. "Нам, христианам, следует ходить так, это делать сяк, а это — эдак..." Христиане ведут себя так не от сердца, не от благоговения, а потому, что "так следует себя вести". А молодые, видя все это, говорят: "Что это? Ходить в церковь с затянутой шеей? А ну, пошли отсюда!" Они сбрасывают с себя все и бродят раздетыми. Их бросает в другую крайность. Тебе понятно? Все это молодежь делает, выражая свой протест. У молодых есть идеалы, но им не с кого взять пример. Их стоит пожалеть. Поэтому нужно, чтобы кто-то "задел" их любочестие, тронул их своей простотой. Молодые люди негодуют, видя, как даже духовные люди, даже священники пытаются сдержать их с помощью мирских ухищрений. Однако, встречаясь со скромностью, а также с простотой и искренностью, молодые задумываются. Потому что, если в человеке есть искренность и он не берет себя в расчет, то он прост и имеет смирение. Все это дает покой ему самому, но в то же время заметно и для другого. Другой человек чувствует, больно ли тебе за него или же ты лицемеришь. Какой-нибудь бродяга лучше, чем христианин-лицемер. Поэтому нужна не лицемерная "улыбка любви", а естественное поведение, не злоба и притворство, но любовь и искренность. Меня больше трогает, если человек упорядочен внутренне, то есть если у него есть уважение и настоящая любовь к другим, если он ведет себя просто, а не по установленным "моделям поведения". Ведь в противоположном случае человек застревает на одном внешнем и становится внешним человеком, то есть тем самым масленичным ряженым.

Внутренняя чистота прекрасной души истинного человека красит и его внешний вид, а божественная сладость Божией любви услаждает даже его облик. Внутренняя душевная красота духовно красит и освящает человека даже внешне, посредством божественной Благодати она выдает его другим. А кроме этого, она украшает и освящает даже ту некрасивую одежду, которую носит исполненный Благодати человек Божий. Батюшка Тихон сам толстой иглой шил скуфейки из обрывков рясы. Эти скуфьи были похожи на какие-то кульки, но он носил их и они излучали многую Благодать. Какую бы одежду ни надевал Старец — старую или мешковатую, она не выглядела некрасивой, потому что своей внутренней душевной красотой он делал красивой и ее. Как-то раз один посетитель сфотографировал Старца в том виде, как его застал, — с кульком вместо скуфьи на голове и в какой-то пижаме, которую он накинул ему на плечи, видя, что батюшка мерзнет. И сегодня те, кто смотрит на эту фотографию, думают, что Старец носил архиерейскую мантию, а ведь это была всего-навсего старая пестрая пижама! Даже к лохмотьям отца Тихона люди относились с благоговением и брали их себе в благословение. Такой благословенный человек, изменивший себя внутренне и освятившийся, даже внешне имеет достоинство большее, чем все те люди, которые без конца меняют свое внешнее (то есть свою одежду), а внутри сохраняют своего ветхого человека с его "доисторическими грехами".

— Геронда, как нам относиться к женщинам, которые приходят в монастырь в брюках? Они часто говорят, что брюки не только удобнее, но и скромнее, чем короткие юбки.

— Нынешние женщины одеваются или в мини-юбки или в брюки! Выбирают одно из двух! В то время как в Ветхом Завете об этом сказано совершенно ясно и еще с какими подробностями! "Мужчине непозволительно одеваться в женское платье, а женщине — в мужское". Это закон. Но и помимо закона, одевать на себя одежду противоположного пола — непристойно. Мужчин, которые надевают юбки, гораздо меньше, чем женщин, которые носят брюки.

— Однако женщины, работающие на полях, говорят, что свободно двигаться во время работы они могут только в брюках.

— Это все отговорки.

— Геронда, а матери говорят, что девочки носят брюки, чтобы не простудиться.

— Разве нельзя придумать ничего другого? Что, нет длинных колготок? Вот пусть и носят длинные колготки, чтобы не простудиться. Можно выйти из любого затруднения — было бы желание.

— Геронда, что делать, когда в монастырь приезжают какие-нибудь официальные лица, а с ними женщина в брюках?

— Вы им объясняйте. Спросите их, хотят ли они, чтобы вы пошли ради них на уступку, нарушили заведенный порядок и в монастыре творилось бесчинство?

— Однажды, Геронда, приехали тридцать преподавательниц в брюках и мы пропустили их в обитель.

— Вот и плохо, не надо было этого делать. Надо было им сказать: "Извините, у нас в монастыре такое правило: женщинам в брюках вход запрещен". А то после они поедут и в другие монастыри, там будут говорить, что в такую-то обитель их пропустили в брюках. Вы, не желая их компрометировать, сделали им снисхождение, а они потом скомпрометируют вас. Повесьте на воротах табличку с соответствующим отрывком из Ветхого Завета. Сшейте полсотни юбок и мягко, по-доброму предлагайте их женщинам в брюках или коротком платье, которые, не зная о монастырских порядках, приезжают к вам в первый раз.

— Геронда, а как быть, когда приезжают учащиеся старших классов и все девочки одеты в брюки?

— Вынесите им угощение за ворота. Это заставит их задуматься. Или если они заранее сообщают вам о своем приезде, предупредите их по телефону: "Пожалуйста, пусть учительницы и ученицы будут одеты не в брюки". Так они поймут, что надо отнестись к монастырю с почтением. Здесь не приход. На приходе священник должен просвещать женщин, чтобы они поняли, почему им нельзя носить брюки и привели себя в божеский вид. А если иной раз в его храм придут женщины в брюках из другого прихода, то он должен что-то придумать. Церковь — мать, а не мачеха.

— Геронда, однако, многие говорят: "Поступая с такой строгостью, вы отгоняете людей от Церкви".

— Но раз в Ветхом Завете есть заповедь от Бога, запрещающая женщинам надевать мужскую одежду, то что им еще нужно? Но они, видишь ли, рассуждают: "Почему женщина не может носить брюки? Почему в приходские советы не могут входить атеисты — ведь Церковь и народ — это одно и то же?" Но таким образом судьба Церкви будет зависеть от решения безбожников! Вот и превратят храмы в библиотеки, склады и тому подобное, раз они ко всему подходят со своим "почему". И что ты тут скажешь?

В монастырях не нужно терпеть и раздетых туристов. Нечего оправдываться тем, что на собранные с туристов деньги монастырь будет одевать бедняков — это уловка лукавого, который стремится сделать монаха чуждым Божиих благословений и превратить его в мирского человека. Напротив, действительное устранение монаха от мира, совершаемое ради Христа, делает его богатым добродетелями.

— Геронда, в монастыре Стомион Вы были вынуждены вешать соответствующие объявления для туристов?

— Да, я развесил дощечки-объявления. Одна со словами "Добро пожаловать" была у входа в монастырь. Еще две висели пониже, в двадцати минутах ходьбы от обители. На одной было написано: "В одеждах неблагопристойных — на речку" и стояла стрелочка, указывающая к реке. На другой было: "В одеждах благопристойных — к священной обители" и стрелочка-указатель к монастырю. Правда, хорошо написал?

— Геронда, а что нам делать летом? В это время года многие женщины приходят в обитель с открытой спиной.

— Э, сшейте какие-нибудь попоны — закрывать им спину. Так они поймут, что надо с уважением относиться к месту, в которое они пришли.

До какого же безобразия докатились сегодня люди! Нынешние женщины делают себе разные химические завивки и волосы у них стоят дыбом — как все равно накрахмаленные. А как они пахнут! Просто аллергия начинается. Видя мирскую женщину, по-мирски украшенную, по-мирски пахнущую, я испытываю внутреннее отвращение.

Как-то мне сказали, что одна особа поехала в Германию учиться косметологии. "И что же такое косметология?" — спросил я. "Косметологи, — объяснили мне, — старух превращают в молодух!" Вот тут-то я и вспомнил, что тоже видел как-то одну пожилую "молодуху" с горизонтальным шрамом на лбу. "Что с ней, бедной?" — спросил я потом у одного ее знакомого. "Ничего страшного, — ответил он. — Она сделала пластическую операцию, чтобы на лице натянулась кожа и исчезли морщины". А я-то подумал, что несчастная бабушка попала в аварию и перенесла серьезное хирургическое вмешательство. До чего же доходят нынешние люди!

— Сегодня, Геронда, косметику грехом не считают.

— Да, это я уже понял. Недавно встретил одну женщину, с которой был знаком раньше. Прежде она была подобна ангелу, а сейчас, размалеванную, я ее даже не узнал. "Бог, — сказал я ей, — сотворил все очень премудро, но в отношении тебя допустил одну большую ошибку". — "Почему, отче?" — удивилась она. "Потому, — говорю, — что не "украсил" тебя синевой под глазами! Это была Его ошибка! Других-то людей Он сотворил красивыми, но с тобой просчитался! Неужели ты сама не понимаешь, несчастная? Ведь всей этой косметикой ты себя уродуешь! Все равно что берешь византийскую икону и в разных местах пачкаешь ее краской, малюешь, портишь. Так что же, будем мазать краской образ Божий — [себя самих] ? Представь, что художник написал красивую картину, потом пришел человек, ничего не смыслящий в живописи, схватил кисточку и наставил на картине разных аляповатых мазков, то есть изуродовал произведение искусства. Ты делаешь то же самое. Этой косметикой ты все равно что говоришь Богу: "Ты, Боже мой, сделал меня плохо. Я исправлю Твою ошибку".

Помню еще одну женщину. Она пришла ко мне с красными ногтями — длиннющими, как у ястреба, и начала просить: "Мой ребенок тяжело болен. Помолись, отче. Я тоже молюсь, но..." — "Что ты там молишься! — перебил я ее. — Такими когтищами ты наносишь раны Христу! Чтобы ребенок выздоровел, постриги сперва свои ногти. Ради здоровья своего ребенка сделай, по крайней мере, это: обрежь ногти и смой с них краску". — "А можно я покрашу их белым лаком, отче?" — "Я тебе говорю: очисти свои ногти от краски и подстриги их. Сделай хоть какую-то жертву ради здоровья своего ребенка. Да что же это такое, а? Ведь если бы так было надо, то Бог изначально создал бы тебя с красными ногтями..." — "Так, значит, я покрашу их белым лаком, отче?" Ух, уморила. "Да, — подумалось мне, — дождетесь вы здоровья — и ты, и твой ребенок... " Больше всего духовно "простужает" детей мать, когда она не одета в скромность сама и вдобавок старается "ощипать", лишить скромности своих собственных чад.

Кто-то может быть не очень красивым или иметь какое-нибудь увечье. Бог знает, что это духовно помогает ему. Ведь Бога больше заботит не тело, а душа. У всех нас есть достоинства, но и какие-то небольшие изъяны, недостатки. Это даже не крест, а маленькие крестики. Эти крестики помогают нам в спасении души.