Глава 43
Эйла встала и вышла наружу. Туман стлался по земле, и влажный воздух холодил обнаженное тело. Она слышала отдаленный рев водопада, там, вдалеке, стоял густой туман в оконечности озера — этом длинном узком вместилище зеленоватой воды, которая так клубилась, что казалась почти непрозрачной.
В таком месте не водилась рыба, здесь не было никакой растительности. Эти места были еще совсем не подготовлены к жизни. Здесь были только вода, камень и время, оставшееся до зарождения жизни. Эйла вздрогнула, ощутив на мгновение, какое ужасное одиночество царило, прежде чем Великая Мать Земля породила все живое.
Она быстро прошла по острому гравию к берегу и, ступив в воду, окунулась. Вода была ледяной и полной песчаной взвеси. Эйле хотелось искупаться — такой возможности не было, пока они пересекали ледник, — но не здесь. Она была не против холодной воды, но предпочла бы, чтобы та была чистой и свежей.
Возвращаясь к палатке, чтобы одеться и помочь Джондалару собирать вещи, она разглядела в тумане некий намек на деревья. Вдруг она улыбнулась.
— Вот вы где! — Эйла громко свистнула.
Джондалар вышел из палатки и так же, как она, широко улыбнулся, увидев двух лошадей, скакавших галопом к ним. За ними бежал Волк, и Эйла подумала, что он выглядит очень довольным собой. Его все утро не было рядом, и ей стало интересно, а не он ли сыграл главную роль в возвращении лошадей? Она потрясла головой, поняв, что никогда не узнает об этом.
Они ласково обняли кобылу и жеребца, почесали их и высказали все ласковые слова. Эйла заодно осмотрела их, чтобы убедиться, что они никак не пострадали. Уинни потеряла мамонтовую обувку с правой задней ноги, и когда Эйла прикоснулась к ноге, кобыла вздрогнула. Не сломала ли лошадь ногу, спускаясь с ледника? А может быть, ушибла ее?
Эйла отвязала остальные куски кожи, Джондалар в это время удерживал лошадь. Удалец все еще стоял в этом подобии обуви, но Джондалар заметил, что даже мамонтовая шкура изрядно истерлась.
Когда они собрали все свои вещи и решили подтащить лодку поближе, они заметили, что днище ее дало течь.
— Не хотел бы переправляться в ней через какую-нибудь реку, — сказал Джондалар. — Тебе не кажется, что нужно оставить ее здесь?
— Придется, если только не потащим ее сами. У нас нет шестов для волокуши. Мы оставили их наверху, прежде чем полетели вниз по ледяному склону, а здесь поблизости нет деревьев, чтобы заменить их.
— Тогда договорились! Хорошо, что нам не нужно больше тащить камни, а груз так уменьшился, что мы можем унести все сами, даже без помощи лошадей.
— Так бы и пришлось, не вернись они обратно. Я безумно рада, что они нашли нас.
— Я тоже беспокоился о них.
* * *
Спускаясь по крутому юго-западному склону древнего массива, вершины которого сгладились под натиском громадных ледяных полей, они попали под легкий дождь — это таял снег, оставшийся в хвое деревьев. Водяной душ окрасил зеленью коричневую луговую землю на склоне и промыл ветки ближайших кустов. Внизу, сквозь деревья в легкой дымке, они увидели реку, петлявшую с запада на север, — она пробила в горах глубокое ущелье. За рекой, на юге, тонуло в пурпурном мареве изрезанное альпийское высокогорье. Из марева, словно дух после смерти, к небу тянулся высокий горный хребет, покрытый до половины льдом.
— Тебе понравится Даланар, — сказал Джондалар, когда их лошади поравнялись. — Тебе понравятся все Ланзадонии. Большинство из них происходят из народа Зеландонии, как и я.
— Что его подвигло на создание новой пещеры?
— Точно не знаю. Я был таким маленьким, когда он и моя мать расстались. Я не был знаком с ним, пока не поселился там; он учил меня и Джоплайю работе с камнем. Не думаю, что он решил бы основать новую пещеру, если бы не встретил Джерику, но он выбрал это место только потому, что нашел там залежи кремня. Люди, рассказывали о ланзадонийском камне, когда я был еще мальчишкой.
— Джерика — его подруга, а Джоплайя… твоя сестра, правильно?
— Да. Она дочь Джерики, рожденная у очага Даланара. Она — резчик по камню. Только не говори ей, что я это сказал. Она большая шутница и всегда шутит. Интересно, нашла ли она друга? Великая Мать! Это было так давно. Они очень удивятся, увидев нас!
— Джондалар! — жарко прошептала Эйла, и он на всякий случай натянул поводья лошади. — Посмотри вон туда… возле деревьев… Это же олень!
Он улыбнулся:
— Давай добудем его! — Он стал доставать копье и, сжав колени, приказал Удальцу быстрее двигаться вперед. Хотя его способ управления лошадью отличался от способа Эйлы, но почти за год Путешествия он стал таким же хорошим наездником, как и она.
Эйла почти одновременно развернула Уинни, радуясь тому, что волокуша не сковывает движений, вставила дротик в копьеметалку. Испуганный олень длинными прыжками стал уходить прочь, но они продолжали скакать за ним, обходя его с двух сторон, и с помощью копьеметалок добыли молодое неопытное животное. Вырезав лучшие части и отобрав мясо для подарка людям Даланара, остальное они отдали Волку.
Под вечер они подъехали к быстрой, бурливой реке и двинулись вдоль нее, пока не достигли открытого пространства с несколькими деревьями и кустами на речном берегу. Они решили пораньше устроить стоянку и приготовить оленину. Дождь прекратился, торопиться было некуда.
На следующее утро, выйдя наружу, изумленная Эйла замерла на месте, ошеломленная открывшейся картиной. Окружающее казалось нереальным, как оживший сон. После самого сурового и холодного периода необычайной зимы было трудно поверить, что с тех пор прошло всего несколько дней. Внезапно наступила весна!
— Джондалар! Иди посмотри!
Он высунул голову из шатра, и она увидела, как он расплывается в улыбке.
Они находились почти у подножия гор, вчерашний небольшой дождь и туман исчезли, уступив место для ярких солнечных лучей. На синем небе виднелись белые облака. На деревьях и кустах проклюнулась яркая зелень новой листвы, а трава на лугу уже годилась на корм, буйно цвели нарциссы, лилии, ирисы и другие цветы. В воздухе, чирикая и напевая, носились птицы всех видов и расцветок. Эйла узнала многих из них. То были соловьи, черноголовые дятлы, ореховки, дрозды и речные певчие птицы. Эйла свистом откликнулась на их песни. Встав и выйдя наружу, Джондалар с восхищением смотрел, как она терпеливо в чем-то убеждала серого сорокопута, сидевшего на ее руке.
— Не знаю, как ты это делаешь, — сказал он, когда птица улетела.
Эйла улыбнулась:
— Пойду поищу чего-нибудь свежего и вкусного нам на завтрак.
Волк опять куда-то исчез, и Эйла была уверена, что он обследует местность или охотится, так как весна пробудила в нем жажду приключений. Она направилась к лошадям, которые паслись на лугу с короткой тонкой сладкой весенней травой. Это было щедрое время, время роста всего живого на земле.
В течение почти всего года широкие равнины возле ледников высотой в несколько миль и высокогорные луга находились под воздействием засухи и холода. Выпадал лишь скудный дождь или снег. Ледники обычно притягивали большую часть влаги. Хотя вечная мерзлота была распространена повсюду в древних степях, так же как позже в более влажной северной тундре, ветры с ледников высушивали летом землю, уплотняли ее повсюду, кроме нескольких болот. Зимой те же ветры надували сугробы из легкого снега и оставляли непокрытыми большие участки земли, там торчала лишь жухлая трава, которая служила кормом для бесчисленного количества огромных травоядных. Но не все земли, покрытые травой, похожи друг на друга. Изобилие на равнинах ледникового периода зависело как от количества осадков, так и от времени, когда они выпадали, и причиной различий было сочетание сухих ветров и влаги в течение определенного времени.
В зависимости от угла падения лучей весеннее солнце начинает нагревать землю на низких участках почвы сразу же после зимнего солнцестояния. Там, где накопилось много снега или льда, большая часть солнечного тепла, отражаясь, уходит в пространство, а то тепло, что воспринимается, расходуется на таяние снега, перед тем как появится растительность.
Но на древних равнинах, поросших травой, где ветры сдували снег, оставляя землю голой, солнце вливало всю энергию в темную почву, которая с благодарностью принимала этот дар. Сухие промерзшие верхние слои вечной мерзлоты начинали нагреваться и оттаивать, и хотя было еще холодно, изобилие солнечной энергии побуждало семена и корни приготовиться к росту. Но для цветения нужна была вода.
Сверкающий лед противостоял теплу весны, отражая солнечный свет. Но поскольку в ледниках высотой с горы накопилось так много влаги, ледник понемногу начинал уступать солнечным лучам или теплым ветрам. Вершины ледников подтаивали, и вода проникала вниз по трещинам, медленно образуя потоки и реки, которые несли ценную влагу к опаленной летом земле. Но еще большее значение имели туманы, которые вытягивали влагу из льда, тем самым наполняя небо облаками.
Весной теплые солнечные лучи заставляли огромную массу ледника отдавать больше влаги, чем поглощать. И именно в этот период года дождь шел не только на леднике, но и на жаждущей воды окружающей его плодородной земле. Лето в ледниковый период могло быть жарким, но оно было коротким, а рост растений после долгой и влажной первобытной весны был взрывоподобным и изобильным.
Животные ледникового периода тучнели и росли также весной, когда свежая зелень изобиловала богатыми и питательными веществами, в которых они как раз нуждались в это время. Так заложено природой, что весной, будь она влажной или засушливой, у животных начинают расти кости, бивни и рога, происходит линька. Поскольку весна начиналась рано и длилась долго, то и у животных долгий период роста приводил к увеличению их размеров.
В течение длинной весны все животные пользовались растительным зеленым изобилием на равных правах, но с окончанием сезона, в условиях жесткой конкуренции, борьбы за выживание им приходилось яростно сражаться уже за менее питательные и менее усвояемые травы и растения. Эта конкуренция выражалась не в мелких стычках из-за того, кто будет есть первым или есть больше, или в охране территорий. Стадные животные равнин не ограничивались одной территорией. Мигрируя на большие расстояния, они были высокосоциальными, ища компанию себе подобных и деля пастбища с другими животными, привыкшими к открытым степным просторам.
Но когда случалось, что несколько видов животных поедали один и тот же корм и имели схожие привычки, то преимущество получал непременно только один вид. Другие находили себе новую нишу, использовали другую пишу, мигрировали на новые территории или же вымирали. Различные виды травоядных не конкурировали между собой в добывании одной и той же пищи.
Сражения всегда происходили между самцами одного и того же вида, как правило, во время течки у самок, когда часто демонстрации особенно больших рогов или бивней было достаточно, чтобы установить главенство и право на размножение (таковы были генетические причины великолепных украшений, рост которым дала весна).
Но как только кончалось весеннее пресыщение, жизнь часто меняющих места обитателей степей входила в установленное русло, и начиналось совсем не легкое существование. Летом им нужно было сохранить то, что они получили весной, и пополнить запасы жира, чтобы встретить более жестокое время года. Осенью у некоторых животных начиналась течка, а некоторые начинали наращивать шерсть или принимали другие защитные меры. Но самым тяжелым сезоном года была зима. Зимой им нужно было просто выжить.
Зима определяла возможности земли и решала, кому выжить, а кому умереть. Зимой было тяжело самцам с большими и тяжелыми украшениями, которые надо было сохранить или вырастить заново. Зимой тяжело приходилось и самкам, которые были меньше по размеру, потому что им надо было кормить не только самих себя, но и отпрысков, которые развивались внутри их или бегали рядом. Но особенно тяжело зима доставалась молодняку, у которого не было запасов, как у взрослых, и которые уже потратили на рост то, что им дала весна. Если им удавалось уцелеть в первый год, то возможность выжить становилась более вероятной.
На сухих холодных травяных равнинах возле ледников кормилось и сохранялось большое количество разнообразных животных, потому что вид кормов одних животных и привычные места обитания плавно входили в промежутки среды обитания других. Даже у хищников была излюбленная добыча. Но изобретательные и созидательные новые виды, те, которые не могли полностью воспринять окружающее, изменяли это окружающее на пользу себе.
* * *
Эйла была странно спокойной, когда они остановились на отдых возле очередного бурлящего горного потока, чтобы доесть оленину и свежую зелень из утренних запасов.
— Уже не очень далеко. Тонолан и я останавливались здесь поблизости, когда отправлялись в путь.
— Дух захватывает! — сказала она, но лишь частица ее изумлялась захватывающему дух виду.
— Почему ты такая молчаливая, Эйла?
— Я думала о твоих родственниках и начала как-то по-настоящему понимать, что у меня нет родных.
— Они у тебя есть! А как же Мамутои? Разве Эйла не из племени Мамутои?
— Это не то же самое. Мне не хватает их, и я всегда буду их любить, но было не так уж трудно покинуть их. Гораздо труднее далось расставание с Дарком. — В ее глазах появилась боль.
— Эйла, знаю, что это, должно быть, больно — расстаться с сыном. — Он обнял ее. — Его уже не вернешь, но Великая Мать, возможно, позволит тебе иметь еще детей… когда-нибудь… Может быть, детей моего духа. Казалось, она не слышит его.
— Они говорили, что Дарк — урод, но это было не так. Он был человек Клана и в то же время мой. Он был частью того и другого. Они ведь не считали, что я — уродина. Просто безобразная… я была выше любого мужчины в Клане… большая и безобразная.
— Эйла, ты не большая и не безобразная. Ты прекрасна, и помни: мои родные — твои родные.
Она посмотрела на него:
— Пока не появился ты, у меня никого не было. А сейчас есть ты, которого я люблю, и, возможно, когда-нибудь родится ребенок от тебя. И я буду счастлива тогда. — Она улыбнулась.
Ее улыбка слегка успокоила его, и тем более стало легче на душе, когда она упомянула о ребенке. Он посмотрел на солнце.
— Мы не успеем добраться сегодня до Пещеры Даланара, если не поторопимся. Идем, Эйла. Лошадям нужна хорошая встряска. Мы поскачем прямо через поле, потому что я не выдержу еще ночь в шатре, когда мы так близко.
Из леса выскочил Волк, полный игривости и энергии. Он прыгнул и, положив лапы на ее плечи, лизнул в лицо. Она обняла его и подумала, что это ее семья: великолепный волк, верная и терпеливая кобыла, резвый жеребец и прекрасный заботливый мужчина, с родными которого она вскоре познакомится.
Она молчала, пока они собирались, а затем вдруг стала вынимать вещи из разных свертков.
— Джондалар, я собираюсь искупаться и надеть чистую тунику и штаны. — Она сняла кожаную тунику, которая была на ней.
— Почему бы тебе не подождать, пока мы доберемся? Ты замерзнешь, Эйла. Эта река, по-моему, вытекает прямо из ледника.
— Мне все равно. Я не хочу, чтобы твои родные увидели меня грязной и измотанной после Путешествия.
Они подъехали к реке с зеленоватой от льдинок водой, русло было достаточно полноводным, хотя паводок позднее мог достичь более высокого уровня. Свернув на восток, они ехали вверх по течению реки до тех пор, пока не нашли, где перейти вброд. Затем путники стали подниматься на юго-восток. Уже под вечер они добрались до пологого склона, кончающегося возле скальной стены, в которой под выступом виднелся вход в пещеру.
Спиной к ним среди обломков и целых кусков кремня на земле сидела молодая женщина. Она держала пробойник — деревянную заостренную палочку, поставив ее на плиту из серого камня, и готовилась ударить по ней тяжелым костяным молотком. Она так увлеклась своей работой, что не заметила, как Джондалар тихо подобрался к ней.
— Учись, учись постоянно, Джоплайя. Когда-нибудь станешь таким же хорошим мастером, как и я, — улыбаясь, сказал он.
Удар молотка пришелся мимо и раздробил будущее острие. Она крутнулась волчком, не сходя с места, и лицо ее выразило глубочайшее неверие в то, что видели ее глаза.
— Джондалар! О Джондалар! Неужели это ты? — закричала она, бросаясь в его объятия. Обняв, он поднял ее и стал кружиться. Она прижалась к нему, боясь, чтобы он тут же не исчез. — Мама! Даланар! Джондалар вернулся! Джондалар здесь!
Из пещеры выбежали люди, и высокий, похожий на Джондалара пожилой человек поспешил к ним. Он и Джондалар крепко обнялись, затем, отступив на шаг, посмотрели друг на друга и снова обнялись.
Эйла, держа поводья и дав команду Волку, чтобы тот держался рядом, наблюдала за этой сценой.
— Итак, ты вернулся! Тебя так долго не было! Я уж и не верил, что ты вернешься! — воскликнул мужчина.
Затем через плечо Джондалара он увидел невероятную картину. Там стояли две лошади с привязанными к ним корзинами и тюками и кусками шкур на спинах, крупный волк жался к ногам высокой женщины, одетой в меховую парку и штаны необычного покроя с незнакомым рисунком. Ее капюшон был отброшен назад, и ее золотистые волосы волнами падали на плечи. Явно было что-то иноземное в чертах ее лица и в стиле одежды, но это лишь подчеркивало ее необычную красоту.
— Я не вижу твоего брата, но ты вернулся не один.
— Тонолан погиб, — Джондалар невольно закрыл глаза, — и я тоже умер бы, если бы не Эйла.
— Мне жаль. Мальчик нравился мне. Вилломар и твоя мать очень тяжело воспримут эту потерю. Но, как вижу, твой вкус в отношении женщин не изменился. Тебе всегда нравилась прекрасная Зеландонии.
Джондалар удивился, что об Эйле подумали как о Той, Которая Служит Матери. Внезапно он увидел ее, окруженную животными, глазами пожилого человека и улыбнулся. Быстро добежав до них, он взял повод Удальца и пошел обратно, а за ним следовали Эйла, Уинни и Волк.
— Даланар из Ланзадонии, пожалуйста, окажи радушный прием Эйле из племени Мамутои, — произнес Джондалар.
Даланар вытянул руки ладонями вверх, выказывая тем самым открытость и дружелюбие. Эйла взяла его руки в свои.
— Именем Дони, Великой Земной Матери, добро пожаловать, Эйла из племени Мамутои.
— Я приветствую тебя, Даланар из Ланзадонии.
— Ты говоришь на нашем языке слишком хорошо для человека из дальних краев. Мне доставляет удовольствие познакомиться с тобой. — Он смягчил официальность улыбкой, однако заметил ее необычную манеру разговора.
— Меня научил говорить Джондалар. — Она была не в силах оторвать взгляда от лица мужчины. Затем взглянула на Джондалара и снова на Даланара, пораженная их сходством.
Длинные светлые волосы Даланара были более редкими, и в талии он был полнее, но у него были такие же насыщенные необыкновенной синевой глаза, правда, с морщинками в уголках, и такой же высокий лоб, но морщины на нем были глубже. Голос его обладал тем же тембром и той же высотой тона. Он даже слово «удовольствие» произнес как Джондалар, придав слову некую двусмысленность. Это было просто невероятно. Тепло его рук вдруг вызвало в ней ответное желание: его сходство с сыном на мгновение смутило даже ее тело.
Даланар почувствовал это и улыбнулся точно как Джондалар. Он подумал, что, судя по акценту, она пришла издалека. Когда он отпустил ее руки, к нему безбоязненно подошел Волк, хотя вряд ли Даланар чувствовал себя так же. Волк сунул свою голову под руку Даланара, прося обратить на себя внимание, как будто он уже давно знал этого человека. К собственному удивлению, Даланар похлопал по голове красивого зверя, как будто всю жизнь ласкал большого живого волка. Джондалар улыбался:
— Волк думает, что ты — это я. Всегда говорили, что мы похожи. А теперь можешь сесть на Удальца. — Он протянул повод Даланару.
— Ты говоришь «сесть на Удальца»?
— Да. Большую часть пути мы проехали верхом. Удалец — это имя жеребца. Лошадь Эйлы зовется Уинни. А этого большого зверя, который так дружелюбно отнесся к тебе, зовут Волк. Это мамутойское обозначение волка.
— Как вам удалось…
— Даланар, где твои манеры? Разве ты считаешь, что другим будет неинтересно познакомиться с ней и услышать ее рассказ?
Эйла, все еще не пришедшая в себя от удивительного сходства Даланара и Джондалара, повернулась к той, что произнесла эту фразу, и вновь не могла отвести взгляда. Женщина не походила ни на одну из тех, кого когда-либо встречала Эйла. Ее волосы, стянутые на затылке, отливали черным, и лишь на висках виднелась седина. Но ее лицо привлекло внимание Эйлы. Оно было округлым и плоским, с высокими скулами, небольшим носом и темными с косыми разрезами глазами. Улыбка женщины противоречила ее твердому тону. Даланар засветился, когда увидел ее.
— Джерика! — радостно улыбаясь, воскликнул Джондалар.
— Джондалар! Как хорошо, что ты вернулся! Они обнялись с явной приязнью друг к другу.
— Поскольку этот большой медведь, мой мужчина, не умеет вести себя, почему бы тебе не познакомить меня с твоей спутницей? А затем ты объяснишь мне, почему эти животные стоят здесь и не убегают.
Она встала между мужчинами и как-то потерялась: ростом они были вровень, и голова ее едва достигала их груди. Походка у нее была быстрой и энергичной, и вообще она напоминала какую-то птицу. Это впечатление усиливалось ее миниатюрностью.
— Джерика из Ланзадонии, пожалуйста, радушно прими Эйлу из племени Мамутои. Именно она отвечает за поведение животных. — Так же, как и у Даланара, лицо Джондалара светилось, когда он смотрел на маленькую женщину. — Она лучше меня расскажет, почему они не убегают.
— Добро пожаловать, Эйла из племени Мамутои. — Джерика протянула руки. — Рада и животным, если ты обещаешь, что они будут вести себя так же необычно. — Она посмотрела на Волка.
— Приветствую тебя, Джерика из Ланзадонии. — Эйла улыбнулась. Рукопожатие маленькой женщины было удивительно сильным и, как поняла Эйла, соответствовало характеру. — Волк не тронет никого, если не будет угрозы кому-нибудь из нас. Он дружелюбно относится ко всем, но тщательно охраняет нас. Лошади нервничают, когда их окружают люди, и могут встать на дыбы, что может быть опасным. Лучше было бы, если бы люди вначале держались в стороне от них, пока лошади не привыкнут и не узнают каждого получше.
— Это разумно, и я рада, что ты предупредила нас. — Она взглянула на Эйлу с обезоруживающей прямотой. — Ты прошла долгий путь. Мамутои живут в устье Донау.
— Ты знаешь, где находится страна Охотников на Мамонтов? — удивилась Эйла.
— Да, и даже то, что находится далее на восток, хотя и мало помню об этом. Хочаман с радостью расскажет тебе об этом. Нет ничего для него приятнее, чем замучить нового слушателя. Моя мать и он пришли из страны, которая находится возле Бескрайнего моря, на дальнем востоке земли. Я родилась в пути и жила среди многих племен, иногда по нескольку лет. Я помню племя Мамутои. Они хорошие люди. Прекрасные охотники. Они хотели, чтобы мы остались у них.
— И почему вы не остались?
— Хочаман еще не был готов обосноваться где-то. Он мечтал дойти до конца мира, увидеть, насколько велика земля. Мы встретили Даланара почти сразу же после того, как умерла моя мать, и решили остаться здесь и помочь ему начать разрабатывать залежи кремня. Но Хочаман жил только для того, чтобы претворить в жизнь свою мечту. Он прошел весь путь от Бескрайнего моря на востоке до Большой Воды на западе. Даланар помог ему закончить Путешествие. То было несколько лет назад. Ему пришлось почти всю дорогу тащить его на себе. Хочаман облился слезами, когда увидел великое западное море, и смыл слезы соленой водой. Он не может много ходить сейчас, но никто не совершал столь долгого пути, как Хочаман.
— И как ты, Джерика, — гордо добавил Даланар. — Ты прошла почти столько же.
— Хм. — Она пожала плечами. — Но это было не по моей воле. Однако я слишком разговорилась.
Джондалар обнимал за талию женщину, которую они встретили первой.
— Мне хотелось бы познакомиться с твоей спутницей, — сказала она.
— Прости. Эйла из Мамутои, это моя сестра Джоплайя из Ланзадонии.
— Добро пожаловать, Эйла из Мамутои. — Женщина протянула руки.
— Приветствую тебя, Джоплайя из Ланзадонии. — Эйла вдруг ощутила свой акцент и обрадовалась, что у нее чистая туника под паркой.
Джоплайя была такого же роста, как и она, возможно, чуть выше. У нее были материнские скулы, но лицом она походила на Джондалара, только нос был более тонко очерчен. Гладкие темные брови соответствовали длинным черным волосам, и густые черные ресницы обрамляли чуть раскосые, но поразительно зеленые глаза.
— Я рада познакомиться с тобой, — сказала Эйла. — Джондалар часто вспоминал тебя.
— Рада, что он не забыл меня. — Джоплайя отступила назад, и Джондалар вновь обнял ее за талию.
Вокруг столпились люди, и Эйле пришлось перезнакомиться с каждым. Всем было любопытно узнать о женщине, которую привел Джондалар, но их испытующие взгляды и вопросы заставили ее чувствовать себя не в своей тарелке, и потому она обрадовалась, когда в разговор вмешалась Джерика:
— Мы можем задать вопросы и позже. Уверена, что им есть что рассказать, но они, должно быть, устали. Идем, Эйла. Я покажу тебе, где вы остановитесь. Животным нужно что-нибудь особое?
— Мне лишь нужно снять с них груз и найти им пастбище. Волк останется с нами, если ты не возражаешь.
Она увидела, что Джондалар увлекся разговором с Джоплайей, и сама сняла вьюки с лошадей, но он тут же поспешил к ней и помог внести вещи в пещеру.
— Кажется, я нашел место для лошадей. Я отведу их туда. Ты оставишь повод на Уинни? Я привяжу Удальца на длинную веревку.
— Нет. Она будет рядом с Удальцом. — Эйла заметила, что ему так хорошо, что он даже не считал нужным о чем-либо спрашивать. А почему бы и нет? Эти люди — его родня. — Я пойду с тобой и сама найду место для Уинни.
Они пошли к небольшой зеленой долине с ручьем, пересекающим ее. Волк отправился с ними. Привязав надежно Удальца, Джондалар решил возвращаться.
— Ты идешь? — спросил он.
— Я останусь здесь еще на некоторое время.
— Тогда я внесу вещи.
— Да, сделай это.
Казалось, ему не терпелось вернуться, и это было оправданно. Она приказала Волку оставаться рядом с ней. Для него тоже все было внове. Им всем требовалось время, чтобы привыкнуть к этому. Только не Джондалару. Вернувшись, она, поискав, нашла его опять увлеченного разговором с Джоплайей. Она не решилась вмешиваться в их беседу.
— Эйла, — позвал он, заметив ее, — я рассказывал Джоплайе об Уимезе. Покажешь ей позже наконечник, который он тебе подарил?
Она кивнула. Джондалар опять повернулся к Джоплайе:
— Подожди, пока не увидишь это. Мамутои — прекрасные охотники на мамонтов. Они насаживают на копья кремневые наконечники, а не костяные. Эти пробивают самую толстую кожу, особенно если лезвия тонкие. Уимез придумал новый способ их изготовления. Наконечник обтесывается с двух сторон, но не так, как грубое топорище. Тонкими слоями. Он может сделать наконечник длиннее моей ладони, но очень тонкий и с невероятно острыми краями.
Когда Джондалар объяснял новый способ изготовления наконечников, они с Джоплайей стояли так близко, что тела их соприкасались, и от этой случайной их близости у Эйлы стало вдруг тяжело на душе. Они жили рядом, когда росли. Какие тайны доверял он ей? Какие радости и горе они пережили вместе? Какие разочарования и победы они делили, когда обучались трудному искусству работы с кремнем? Насколько лучше, чем она, Джоплайя знала его?
Раньше они оба были чужими для тех, с кем встречались. А сейчас чужой была только она. Он опять повернулся к Эйле.
— Что, если я пойду и принесу этот наконечник? В какой сумке он лежит? — спросил он, уже поворачиваясь к пещере.
Она объяснила ему и нервно улыбнулась темноволосой женщине, когда он ушел. Обе молчали, пока вскоре не вернулся Джондалар.
— Джоплайя, я позвал и Даланара. Мне так хочется показать ему этот наконечник.
Как только к ним присоединился Даланар, Джондалар осторожно развернул сверток и показал прекрасно сделанный кремневый наконечник для копья. Увидев его, Даланар взял в руки изящный предмет и внимательно рассмотрел его.
— Это работа мастера! Я никогда не видел такого мастерства! — воскликнул Даланар. — Взгляни на это, Джоплайя. Обработано с двух сторон, но снимались очень тонкие пластинки. Тут нужна предельная концентрация, нужно хорошо владеть собой. Но на ощупь этот кремень другой, да и блестит, как будто смазан жиром. Где они добывают такой камень? У них на востоке другой кремень?
— Нет. Это новый способ, изобретенный мастером по имени Уимез. Это единственный мастер из встреченных мной, которого можно сравнить с тобой. Он нагревает камень. Вот что придает ему блеск и шелковистость, но к тому же после нагрева можно стесывать очень тонкие пластинки, — оживленно объяснял Джондалар.
Эйла вдруг обнаружила, что не сводит с него глаз.
— Они отслаиваются почти сами. Вот что дает тебе возможность контроля. Я покажу тебе, как это делается. Конечно, я не такой мастер, как он, — мне еще нужно поучиться, чтобы усовершенствовать мою технику, — но ты поймешь, что я имею в виду. Мне нужно раздобыть много хороших кремней, пока я здесь. На лошадях мы можем увезти больше, и мне хотелось бы доставить домой камни из Ланзадонии.
— Это и твой дом, Джондалар, — спокойно сказал Даланар. — Но завтра мы можем пойти на разработки и накопать камней в залежах. Мне хотелось бы увидеть, как они обрабатываются. Это и в самом деле наконечник для копья? Он такой тонкий, такой изящный, вроде бы слишком хрупкий, чтобы с ним охотиться.
— Они используют их при охоте на мамонтов. Они легко ломаются, но острый кремневый наконечник пробивает шкуру и проникает между ребрами лучше, чем костяной. Я могу еще кое-что показать тебе. Я придумал это, когда поправлялся после нападения льва. В Долине, где жила Эйла. Это копьеметалка. Благодаря ей копье или дротик может пролететь вдвое дальше, чем обычно. Подожди, ты увидишь, как это работает!
— Кажется, нас приглашают поесть, — сказал Даланар, заметив, как люди у пещеры призывно машут руками. — Всем интересно послушать ваши рассказы. В пещере вам будет удобно, и все вас услышат. Нас заинтриговали эти животные, которые выполняют ваши желания, и твое упоминание о нападении пещерного льва, и твоя копьеметалка, и новый способ обработки кремня. О каких еще приключениях и чудесах ты хочешь поведать нам?
— Мы еще даже не начали, — рассмеялся Джондалар. — Поверишь ли, что мы видели камни, которые горят? Или дома из мамонтовых костей, или наконечники, которые протаскивают жилку, или огромные суда для охоты на такую огромную рыбу, что она равна по длине пятерым мужчинам твоего роста, если поставить их друг на друга.
Эйла никогда не видела Джондалара таким счастливым и раскрепощенным, таким расслабленным и поняла, что он по-настоящему рад возвращению к своим соплеменникам.
Идя к пещере, он обнял Эйлу и Джоплайю.
— Ты еще не нашла друга, Джоплайя? — спросил Джондалар. — Я вроде не заметил, чтобы кто-то предъявлял бы права на тебя.
Джоплайя рассмеялась:
— Нет, я ждала тебя, Джондалар.
— Вот-вот, опять шутишь, — ухмыльнулся Джондалар. Повернувшись к Эйле, он объяснил: — Брат и сестра не могут соединиться.
— Я все продумала, — сказала Джоплайя. — Мы могли бы убежать и основать нашу собственную пещеру, как Даланар. Конечно, мы разрешили бы жить там только каменотесам.
Ее смех показался искусственным, но она смотрела только на Джондалара.
— Понимаешь теперь, о чем я говорил, Эйла? — Он повернулся к Эйле, но обнял покрепче Джоплайю. — Она всегда шутит.
Эйла не восприняла это как шутку.
— А если серьезно, Джоплайя? Кто-то обещал тебе?
— Ичозар просил, но я еще не решила.
— Ичозар? Не знаю его. Он из Зеландонии?
— Он из Ланзадонии. Он присоединился к нам несколько лет назад. Даланар спас ему жизнь, он тогда чуть не утонул. Кажется, он все еще в пещере. Он очень стеснительный. Ты поймешь почему, когда увидишь. Он выглядит… ну, по-другому. Он не любит знакомиться с чужеземцами. Он не хочет идти с нами в Зеландонии на Летний Сход. Но он очень милый, если узнать его получше.
— Ты собираешься на Летний Сход в этом году? Надеюсь, что ты будешь там в День Воссоединения. Эйла и я собираемся объединить наши жизни. — На этот раз он сильнее обнял Эйлу.
— Не знаю. — Джоплайя опустила глаза, затем посмотрела на него: — Я всегда чувствовала, что ты не станешь другом этой женщины, Мароны, которая ждала тебя, когда ты ушел, но я никак не думала, что ты вернешься домой с женщиной.
Джондалар покраснел при упоминании женщины, которую обещал взять в подруги и потом оставил, и не заметил, как напряглась Эйла, увидев, что Джоплайя поспешила к человеку, вышедшему из пещеры.
— Джондалар! Этот человек!
Он услышал в ее голосе страх и, повернувшись, взглянул на нее. Лицо ее было пепельного цвета.
— Что случилось, Эйла?
— Он выглядит как Дарк! Возможно, так будет выглядеть мой сын, когда вырастет. Джондалар, этот человек связан с Кланом!
Джондалар присмотрелся. Да, действительно. Человек, к которому спешила Джоплайя, внешне был похож на человека из Клана. Но, подойдя ближе, Эйла заметила поразительную разницу между ним и людьми Клана, которых знала. Он был почти таким же высоким, как она.
Когда он приблизился, она сделала движение рукой. Оно было неуловимым, едва ли замеченным другими, но большие карие глаза человека широко открылись от удивления.
— Где ты научилась этому? — спросил он, повторяя ее жест. Его голос был глубоким, но слова звучали отчетливо и ясно.
— Меня воспитал Клан. Они нашли меня, когда я была ребенком. Я не помню другой семьи.
— Клан воспитал тебя? Они прокляли мою мать, потому что она родила меня. — Горечь звучала в его голосе. — Какой Клан мог воспитать тебя?
— Я так и думала, что у нее не мамутойский акцент, — вмешалась Джерика. Несколько человек окружили их.
Джондалар глубоко вздохнул и расправил плечи. Он знал с самого начала, что раньше или позже станет известно о прошлом Эйлы.
— Джерика, когда я встретил ее, она не могла даже говорить, по крайней мере словами. Но она спасла мне жизнь, после того как на меня напал пещерный лев. Мамутои приняли ее в Дом Мамонта, потому что она — искусная целительница.
— Она Мамут? Та, Кто служит Матери? Где же ее знак? Я не вижу татуировки на ее щеке.
— Эйла научилась лечить у женщины, которая воспитала ее, у женщины, которая была целительницей у тех, кого она называет Кланом, — у плоскоголовых, — но она не хуже любого Зеландонии. Мамут лишь начал учить ее Служению Матери, когда мы уехали. Ее никогда не посвящали. Вот почему у нее нет и татуировки.
— Я так и знала, что она Зеландонии. Она должна властвовать над животными, она это и делает, но как она могла научиться целительству у плоскоголовой женщины? — воскликнул Даланар. — До того как я встретил Ичозара, я считал их чуть умнее животных. Как я понял из его рассказа, они умеют говорить по-особому, а сейчас ты сказала, что у них есть целители. Ты должен был рассказать мне об этом, Ичозар.
— Откуда я знал? Я — не плоскоголовый! — Ичозар словно выплюнул это слово. — Я знал только мою мать и Андована.
Эйла удивилась злобе в его голосе.
— Ты сказал, что твою мать прокляли? И однако, она выжила, чтобы воспитать тебя? Она, должно быть, замечательная женщина.
Ичозар прямо посмотрел в серо-голубые глаза высокой белокурой женщины. Не замешкавшись, она ответила ему таким же прямым взглядом. Он почувствовал, как его потянуло к этой женщине, которую никогда прежде не видел, как стало спокойно на душе оттого, что она рядом.
— Она мало говорила об этом, — ответил он. — На нее напали несколько мужчин, убив спутника, который защищал ее. Он был братом вождя ее Клана, и ее обвинили в его смерти. Вождь сказал, что она приносит несчастье. Позднее, когда она узнала, что ждет ребенка, он взял ее в качестве второй женщины. Когда я родился, он заявил, что это доказывает, что она — женщина, приносящая несчастье. Она не только убила своего друга, но и родила урода. И он приговорил ее к смерти.
Ичозар говорил с чужеземкой более откровенно, чем обычно, и сам удивился этому.
— Я точно не знаю, что означает смертный приговор, — продолжал Ичозар. — Она только раз говорила со мной и не могла закончить свой рассказ. Она сказала, что все отворачивались от нее или делали вид, что не замечают ее. Они заявили, что она умерла, и хотя она пыталась заставить их обратить на нее внимание, они делали вид, что ее нет. Это, должно быть, было ужасно.
— Да, — мягко сказала Эйла. — Тяжело продолжать жить, если ты не существуешь для тех, кого любишь. — Ее глаза затуманились от воспоминаний.
— Моя мать забрала меня и ушла, чтобы умереть, как ей было положено, но Андован нашел ее. Он был уже тогда старым и жил один. Он никогда не рассказывал, почему он ушел от своих сородичей… Жестокий вождь или что-то еще…
— Андован… — прервала его Эйла. — Он принадлежал к племени Шармунаи?
— Да, наверное. Он почти не рассказывал о своем народе.
— Мы знаем их жестокого вождя, — угрюмо произнес Джондалар.
— Андован стал заботиться о нас. Он научил меня охотиться. Научился сам говорить на языке жестов от моей матери, но сама она могла вслух сказать лишь несколько слов. Я выучил оба языка, хотя ее удивило, что я смог осилить язык звуков. Андован умер несколько лет назад. А с ним умерло и желание моей матери жить. Проклятие наконец сбылось.
— И что ты делал потом? — спросил Джондалар.
— Жил один.
— Это нелегко, — сказала Эйла.
— Нелегко. Я пытался найти кого-нибудь, чтобы жить вместе. Ни один клан не подпускал меня близко. Они забрасывали меня камнями, говорили, что я — урод и приношу несчастья. Ни одна пещера не хотела иметь со мной ничего общего. Они говорили, что я — отвратительная смесь духов, получеловек, полуживотное. Через некоторое время я устал от своих попыток. И не хотел больше жить один. Однажды я прыгнул со скалы в реку. Меня спас Даланар. Он взял меня к себе. И сейчас я — Ичозар из Ланзадонии, — гордо закончил он, взглянув на высокого мужчину, которого обожествлял.
Эйла подумала о своем сыне и прониклась благодарностью к Клану за то, что его приняли еще ребенком, за то, что были люди, которые любили его и заботились о нем, когда ей пришлось уйти и оставить его.
— Ичозар, перестань ненавидеть народ твоей матери. Они не такие плохие, это очень древняя по происхождению раса, и им трудно измениться. Их традиции уходят в далекое прошлое, и они не понимают нового мышления, — сказала Эйла.
— И они — люди. — Джондалар повернулся к Даланару. — Это я усвоил во время Путешествия. Мы встретили мужчину и женщину как раз перед переходом через ледник — это другая история, — и оказалось, что люди Клана собираются на Сход, чтобы обсудить проблемы, которые у них возникли с несколькими молодыми людьми из племени Лосадунаи. Кто-то даже бывал у них по торговым делам.
— Плоскоголовые устраивают Сходы? Торгуют? Этот мир меняется быстрее, чем я могу понять, — сказал Даланар. — Если бы я не встретил Ичозара, я не поверил бы в это.
— Их могут называть плоскоголовыми и животными, но ты знаешь, что твоя мать была смелой женщиной, Ичозар, — сказала Эйла и вытянула руки в его сторону. — Я знаю, каково тебе, когда никого нет рядом. Я — Эйла из Мамутои. Приветствуешь ли ты меня, Ичозар из Ланзадонии?
Он взял ее руки:
— Добро пожаловать к нам, Эйла из племени Мамутои. Джондалар, вытянув руки, сделал шаг вперед:
— Я приветствую тебя, Ичозар из Ланзадонии.
— Добро пожаловать, Джондалар из Зеландонии, — произнес Ичозар. — Хотя нет необходимости знакомиться с тобой. Я слышал о сыне очага Даланара. Нет сомнения, что ты родился от его духа. Ты очень похож на него.
Джондалар улыбнулся:
— Все говорят это, но не считаешь ли ты, что его нос больше моего?
— Нет. Твой больше, — рассмеялся Даланар, хлопая молодого человека по плечу. — Идем внутрь. Еда остывает.
Эйла улучила момент, чтобы поговорить с Ичозаром, а затем направилась в пещеру, но Джоплайя задержала ее.
— Я хочу поговорить с Эйлой, Ичозар, но ты подожди. Я хочу и с тобой поговорить.
Он быстро отошел в сторону, оставив женщин одних, но Эйла заметила, с каким обожанием он посмотрел на Джоплайю.
— Эйла, я… — начала она. — Мне кажется… я знаю, почему Джондалар любит тебя. Я хочу сказать… Я хочу пожелать вам счастья.
Эйла внимательно посмотрела на темноволосую женщину. Она почувствовала, как та изменилась, как гложет ее ощущение печальной утраты. Внезапно Эйла поняла, почему ей было так нелегко находиться рядом с этой женщиной.
— Спасибо, Джоплайя. Я люблю его очень сильно, и мне было бы тяжело жить без него. У меня бы образовалась огромная пустота внутри, это невозможно перенести.
— Да, это очень тяжело. — Джоплайя на мгновение закрыла глаза.
— Ты идешь наконец? — выглянув из пещеры, спросил Джондалар.
— Иди, иди, Эйла. А мне нужно еще кое-что сделать.
