Глава 30
Прислушиваясь к каждому звуку, они устроились на ночь. Лошади были привязаны рядом, а Волка Эйла держала возле себя, зная, что он предупредит их, если почувствует что-то необычное. Но спали они урывками. И сны были пугающими, хотя аморфными и отрывочными, без всяких знамений или предупреждений, и в них появлялся Волк.
Эйла проснулась с первыми проблесками дневного света, который проглянул на востоке сквозь голые ветви ив и берез у реки. В их закутке все еще было темно, но она различила густую хвою и кучи камней. Ночью выпал сухой снег, запорошивший ели, сосны, кусты и новую поросль, но Эйле было тепло и уютно.
Она почти забыла, как приятно, когда Джондалар спит рядом, и некоторое время понежилась, радуясь его близости. Но ум не дремал. Она волновалась о том, что будет сегодня, обдумывала, что приготовить для пира. Она решила вставать, но, пытаясь выскользнуть из мехов, почувствовала, что он крепко удерживает ее.
— Тебе нужно вставать? Так давно я не был с тобой рядом. Не хочу, чтобы ты уходила. — Джондалар уткнулся носом в ее шею.
— Мне тоже не хочется вставать. Снаружи холодно, с тобой куда лучше, но я должна что-то приготовить для «пира» Аттароа, да и нам поесть не мешает. Ты разве не голоден?
— Не упоминай лучше об этом. По-моему, я готов съесть лошадь!
— Джондалар! — Она была шокирована. Он улыбнулся:
— Не нашу, но в последнее время я ел именно конину… если вообще ел. Если бы не голод, я не ел бы конины, но когда ничего нет, ешь то, что дают. И в этом нет ничего плохого.
— Знаю, но больше ты этого есть не будешь. У нас достаточно другой пищи. Костер погас. Если ты разожжешь новый, я заварю чай. Сегодня потребуется жаркий огонь. Поэтому нужны дрова. Много.
Вчера она приготовила вдоволь супа из сушеного мяса и кореньев, добавив туда кедровые орешки, но Джондалар съел меньше, чем хотел, поэтому остатки ужина они спрятали. На десерт она вынула из корзины яблоки, которые сорвала по дороге. Они слегка подмерзли, но все еще висели на ветках деревьев на южном склоне горы. Она разрезала их, отварила с шиповником и оставила на ночь возле костра. К утру это должно было загустеть.
Эйла добавила воды во вчерашний суп, бросила камни в костер и стала готовить чай. Попробовала загустевшую яблочную смесь. Мороз уменьшил кислоту твердых яблок, а добавка шиповника сделала смесь розоватой и сладкой. Она подала это вместе с супом.
— Это лучшее, что я когда-либо ел, — заявил Джондалар. — Что ты положила туда? Так вкусно!
— Голод! — улыбнулась Эйла. Джондалар кивнул:
— Ты права. И мне очень жаль тех в загоне.
— Никто не должен голодать, когда есть пища, — сердито сказала Эйла. — Другое дело, когда всем голодно.
— Такое бывает в конце зимы. Ты когда-нибудь голодала?
— Мне не хватало некоторых вещей, но когда знаешь, где искать, обычно всегда находится что-нибудь съедобное… если ты можешь отправиться на поиски.
— Я видел людей, которые голодали, потому что кончилась пища и они не знали, где ее найти, но ты всегда что-нибудь да отыщешь. Как получилось, что ты знаешь так много?
— Меня научила Иза. Меня всегда интересовало все то, что растет. Наверное, было время, когда я почти голодала. Перед тем как Иза нашла меня. Я была маленькой и мало что помню об этом. Иза сказала, что никогда не встречала человека, который бы так быстро научился находить пищу, как я. Тем более что у меня не было родовой памяти, которая подсказала бы, где и как искать. Она говорила, что это голод научил меня.
Поев, Джондалар наблюдал, как Эйла, отобрав заботливо сохраненные припасы, начинает готовить блюдо на праздник.
Она не могла решить, какой сосуд взять, чтобы угощения хватило для всего стойбища Шармунаи. Ведь большую часть своего снаряжения они оставили и имели с собой только самое необходимое.
Она оглядела самый большой бурдюк, вылила остатки воды в меньшую посуду. Затем вынула из сшитого из шкур мешка внутреннюю оболочку. Она представляла собой желудок зубра — это не было идеальным сосудом для воды, но жидкость из него сочилась очень медленно. Воду впитывала внешняя оболочка из шкуры шерстью наружу, поэтому сначала бурдюк оставался снаружи сухим. Эйла разрезала верх желудка, привязала края к деревянной раме и налила внутрь воды, затем подождала, пока поверхность не увлажнилась. Костер уже догорал. Лишь временами вспыхивали угли. Она поставила эту своеобразную кастрюлю прямо на угли, перед этим убедившись, что рядом есть запас воды. Ожидая, когда вода закипит, она начала плести плотную корзину из ивовых прутьев и сухой травы.
Когда на поверхности воды появились пузырьки, она бросила туда ленты сушеного мяса и куски специальной дорожной пищи, чтобы получился хороший бульон. Затем добавила смесь различных зерен. Позднее она собиралась опустить туда сушеную дикую морковь и земляные орехи, добавив других овощей, а также смородину и чернику. А приправой послужат мать-и-мачеха, щавель, базилик и таволга. Добавит она и соли, которую сберегла еще с Летнего Схода племени Мамутои. Джондалар даже не подозревал, что она сохранила ее.
Ему не хотелось уходить далеко, поэтому он собирал и подносил дрова, доставлял воду, рвал траву и обрезал ивовые ветки для корзин, которые она плела. Он был рад побыть рядом с ней и ни на миг не хотел терять ее из виду. И она тоже была счастлива, что он опять рядом. Но когда он заметил, что она щедро расходует их запасы пищи, то задумался. Он только что пережил голод и очень беспокоился о еде.
— Эйла, ты положила туда столько продуктов, нужных нам самим. Если ты потратишь слишком много, нам ничего не останется.
— Я хочу, чтобы хватило всем мужчинам и женщинам, чтобы показать им, что они могли бы иметь, если бы работали вместе.
— Может быть, мне взять копье и добыть свежего мяса? — обеспокоено нахмурился он.
Она взглянула на него, удивленная его серьезностью. Они сделали неплохие запасы идя по равнине и предгорьям, и если брали что-то, то никак не из острой необходимости. Кроме того, много запасов они оставили вместе с другими вещами. Она внимательно посмотрела на него. Впервые она увидела, как он похудел, и поняла его необычное поведение.
— Мысль хорошая, — согласилась она. — Может быть, ты возьмешь Волка с собой? Он хороший охотник и спугнет для тебя дичь. К тому же предупредит, если кто-то окажется рядом. Уверена, что Волчицы ищут нас.
— Но если я возьму Волка, кто предупредит тебя?
— Уинни. Она чует, когда чужаки близко. Но мне хотелось бы уйти отсюда сразу же, как только я приготовлю еду, и вернуться в стойбище Шармунаи.
— Тебе еще долго? — Он задумался, ища решение.
— Не слишком, надеюсь, но я не привыкла варить так много, поэтому не знаю.
— Может быть, мне лучше подождать и поохотиться позднее?
— Тебе решать, но если ты останешься, то принеси еще дров.
— Лучше я принесу дрова. И все уложу, чтобы быть готовым к отъезду.
Приготовления заняли больше времени, чем думала Эйла, и в полдень Джондалар, взяв Волка с собой, решил обследовать окрестности и убедиться, что Ипадоа нет рядом. Он удивился, как охотно Волк пошел с ним по приказу Эйлы. Он всегда считал Волка ее собственностью и никогда не брал его с собой. Волк оказался хорошим партнером, но когда он кого-то спугнул в кустах, то Джондалар решил, что пусть Волк сам съест кролика.
По возвращении Эйла дала ему попробовать то, что приготовила для праздника. Хотя они обычно ели дважды в день, но при виде чашки с вкусным варевом он почувствовал голод. Она тоже поела немного и дала Волку.
Дело шло к вечеру, когда приготовления наконец были завершены. Пока варилась пища, Эйла сделала две вместительные чашеобразные корзины. Обе наполнили густым супом. Она даже добавила туда кедровые орехи, зная, что смесь жиров и масла необходима тем, кто привык есть тощее мясо. Эйла понимала, почему они нуждались именно в этом, особенно зимой, — чтобы было тепло и не пропадала активность, а при добавлении зерен и овощей можно было полностью утолить голод. Они закрепили корзины на спине Уинни жгутами из травы и ивовых прутьев. Их потом можно было выбросить, так как это было сплетено на скорую руку.
Они направились к селению Шармунаи другой дорогой, обсуждая по пути, что делать с животными, когда они подъедут к стойбищу.
— Мы можем спрятать лошадей в лесу. Привяжем их к дереву и дальше пойдем пешком, — предложил Джондалар.
— Я не хочу их привязывать. Если охотницы Аттароа найдут их, то легко убьют. А будучи свободными, лошади смогут убежать и прийти на наш зов. Хочу, чтобы они были рядом и я могла их видеть.
— В таком случае поле сухой травы рядом со стойбищем — хорошее место. Обычно они не уходят далеко, если есть где попастись. А на Аттароа и всех Шармунаи могло бы произвести большое впечатление, если бы мы верхом въехали в стойбище. Если они похожи на тех, кого мы встречали, то должны побаиваться людей, которые ездят на лошадях. Они все думают, что в это вмешиваются духи, волшебные силы или что-то другое. И пока они боятся, у нас есть некоторое преимущество, а поскольку нас только двое, то это очень важно.
— Это правда. — Она нахмурилась, тревожась за животных и за них самих; она ненавидела необоснованный страх, но их жизнь была в опасности, как и жизнь мальчиков и мужчин в загоне.
Это был трудный момент для Эйлы. Надо было выбрать из двух зол меньшее, ведь именно она настаивала на возвращении, чтобы помочь людям, даже если их собственная жизнь окажется в опасности. Ей нужно было преодолеть воспитанное в ней стремление к абсолютной правде. Нужно было выбрать возможность спасти мальчиков и мужчин стойбища, спасти и самих себя от безумия Аттароа.
— Эйла! Эйла!
— Да-а… да?
— А как насчет Волка? Ты собираешься взять его в стойбище?
Подумав, она сказала:
— Нет! Они видели лошадей и знают, что мы на них ездим. О Волке им ничего не известно. Зная, что они делают с волками, мне не хочется, чтобы он был так близко. Я прикажу ему сидеть в укрытии.
— Где он спрячется? Кругом открытая местность.
— Он спрячется там, где пряталась я, наблюдая за тобой. Сделаем крюк в сторону горы. Там есть несколько деревьев, кусты и река. Ты можешь подождать меня с лошадьми. Затем мы подъедем к стойбищу с другой стороны.
* * *
Никто не заметил, как они выехали из леса в поле, и потому тем, кто первым увидел мужчину и женщину верхом на лошадях, показалось, что они вдруг возникли ниоткуда. К тому времени, когда они доехали до жилища Аттароа, все собрались там, чтобы посмотреть на прибывших. Даже мужчины в загоне сбились в кучу, разглядывая их сквозь щели.
Аттароа, как всегда, стояла широко расставив ноги и упершись руками в бока, готовая командовать. Хотя она и вообразить не могла, что с ней это может случиться, но она была растеряна, шокирована, когда увидела их, к тому же верхом на лошадях. Те немногие, кому удавалось бежать отсюда, стремились уйти из этих мест как можно скорее. Какая же сила стояла за этими двумя, если они вернулись? Подсознательно боясь наказания Великой Матери и Ее мира духов, Аттароа гадала, что же обозначает новое появление здесь этой загадочной женщины и высокого красивого мужчины, но голос ее звучал спокойно:
— Итак, вы решили вернуться. — Она посмотрела на Ш'Армуну.
Джондалар подумал, что шаманша тоже удивилась, но он видел, как она вздохнула с облегчением. Прежде чем переводить, она напрямую обратилась к ним на языке Зеландонии:
— Я посоветовала бы тебе, сын Мартоны, не останавливаться в ее доме. Мое приглашение для вас обоих остается в силе.
Аттароа пристально посмотрела на Ш'Армуну, уверенная, что та сказала больше слов, чем требовалось для перевода. Но без знания языка ничего не докажешь.
— А почему бы нам не вернуться, Аттароа? Разве нас не приглашали на праздник в нашу честь? — сказала Эйла. — Мы привезли нашу долю пищи.
Она спешилась, подняла корзину и поставила на землю, открыв крышку. Вкуснейший аромат привел всех в изумление, у многих просто слюнки потекли. Им редко в последние годы доводилось видеть такое, особенно зимой. Даже Аттароа опешила.
— Кажется, там хватит на всех, — сказала она.
— Это только для женщин и детей. — Эйла сняла другую корзину, поменьше. Подняла крышку и объявила: — Это для мужчин.
За частоколом послышался гул голосов, да и женщины, выйдя из своих жилищ, тоже принялись о чем-то переговариваться. Аттароа была в ярости.
— Что вы имеете в виду, говоря о мужчинах?
— Естественно, когда вождь стойбища объявляет пир в честь гостя, это значит, что пир будет для всех? Я поняла, что ты — вождь стойбища и что от меня ожидают, чтобы я принесла достаточно пищи, чтобы ее хватило на всех. Ты же вождь?
— Конечно, я вождь. — Аттароа не хватало слов.
— Если ты еще не готова, то я хотела бы внести эти посудины внутрь, чтобы содержимое не остыло. — Эйла подняла корзину побольше размером и повернулась к Ш'Армуне. Джондалар поднял другую корзину. Аттароа быстро пришла в себя:
— Я приглашала вас к себе…
— Но я уверена, что ты занята приготовлениями к празднику, и мне не хотелось бы мешать вождю стойбища. Для нас удобнее остановиться у Той, Кто Служит Матери, — сказала Эйла.
— Так всегда делается, — добавила Ш'Армуна к переводу. Эйла повернулась к Джондалару:
— Идем к дому Ш'Армуны.
При взгляде на уходящих вместе с шаманшей злобная улыбка исказила черты Аттароа, превратив красивое лицо в отвратительную карикатуру. Они глупы, что вернулись. Их возвращение дало ей возможность, о которой она мечтала, — возможность уничтожить их. Но надо застигнуть их врасплох. Она была рада, что они ушли с Ш'Армуной. Они не будут стоять на пути. Ей нужно время подумать и обсудить все с Ипадоа, которая еще не вернулась. Но пока нужно вести себя как ни в чем не бывало. Она жестом подозвала женщину с ребенком и велела, чтобы женщины приготовили какую-то еду для чествования.
— Пусть сделают для всех, включая мужчин в загоне. Женщина удивилась, но, согласно кивнув, поспешила прочь.
* * *
— Надеюсь, вы не откажетесь от горячего чая, — сказала Ш'Армуна, показав им спальное место; в любое мгновение она ожидала вторжения Аттароа. Но пока пили чай, никто не пришел, и она слегка расслабилась. Чем дольше они сидели, тем больше убеждались, что им будет позволено остаться. Но как только беспокойство по поводу Аттароа стало спадать, все трое ощутили, какая неловкая тишина царит возле очага. Эйла смотрела на Ту, Которая Служила Матери. Лицо женщины было странно уродливым. Левая сторона выступала вперед, и, наверное, Ш'Армуна испытывала боль справа, когда жевала пищу. Женщина никак не пыталась себя приукрасить. Седеющие каштановые волосы были стянуты пучком на макушке. Необъяснимо почему, но Эйлу потянуло к этой пожилой женщине.
Она не могла не заметить некоего замешательства в поведении Ш'Армуны, как если бы над ней тяготел какой-то вопрос. Ш'Армуна посматривала на Джондалара, видно, желая что-то сказать, но ей было как-то трудно начать серьезный разговор. Повинуясь интуиции, Эйла сказала:
— Джондалар рассказывал мне, что ты была знакома с его матерью. Я тогда поинтересовалась, откуда ты так хорошо знаешь его язык.
Женщина удивленно повернулась к Эйле. Его язык? Не ее? Эйла почувствовала, как Ш'Армуна стала внимательнее присматриваться к ней.
— Да, я знала Мартону и ее спутника.
Казалось, женщина собиралась что-то добавить, но она просто замолчала. Джондалару захотелось поговорить о своем доме и родных с той, которая была в его родных местах.
— Джоконан уже был вождем Девятой Пещеры, когда ты жила там?
— Нет. но я не удивляюсь, что он стал им.
— Говорят, Мартона практически исполняла обязанности вождя, как это бывает у племени Мамутои. Вот почему, когда Джоконан умер…
— Джоконан умер? — взволнованно спросила Ш'Армуна. Эйла заметила печальное выражение ее лица. Но женщина собрала свою волю в кулак. — Должно быть, твоей матери было нелегко.
— Наверное, но вряд ли у нее было время думать об этом и печалиться слишком долго. Все хотели, чтобы она стала вождем. Я не знаю, когда она познакомилась с Даланаром, но, когда она стала его спутницей, она уже несколько лет была вождем Девятой Пещеры. Зеландонии говорила мне, что мою мать благословили на рождение меня еще до того, как она стала его спутницей, но они разошлись через два года после моего рождения. Не знаю, что произошло, но печальные истории и песни об их любви все еще можно услышать…
Заинтересованная его рассказом Эйла спросила:
— Но она нашла другого спутника и нарожала детей, не так ли? У тебя был брат…
— Мой брат был рожден в доме Вилломара. Там же родилась моя сестра Фолара. Думаю, что моей матери повезло. Мартона была счастлива с Вилломаром, и он всегда хорошо относился ко мне. Он много путешествовал, исполняя торговые поручения моей матери. Иногда брал меня с собой. И Тонолана, когда тот подрос. Долгое время я считал себя рожденным у очага Вилломара, пока не стал жить с Даланаром и не узнал его лучше. Я все еще близок к Вилломару, хотя Даланар хорошо относился ко мне и я полюбил его. Но Даланара любят все. Он нашел залежи кремня, встретил Джерику и создал свою Пещеру. У них родилась дочь Джоплайя, моя двоюродная сестра.
Эйла вдруг подумала, что если мужчина так же причастен к рождению ребенка, как и женщина, то «двоюродная сестра» в действительности была такой же его сестрой, как и Фолара. Он назвал ее «двоюродной сестрой», потому что это считалось самой близкой родственной связью. Тем временем Джондалар продолжал рассказывать:
— …Затем моя мать передала власть Джохарану, но тот настоял на том, чтобы она оставалась его советницей. А как ты познакомилась с моей матерью?
Ш'Армуна некоторое время растерянно молчала, уставясь в пространство, как бы вызывая прошлое, и наконец начала говорить:
— Я была подростком, когда попала туда. Брат моей матери был здесь вождем, он очень любил меня, единственную девочку в семье. В юности он совершил Путешествие и побывал в знаменитой Зеландонии. Когда у меня открылся дар служения Великой Матери, он решил, что я должна как следует научиться этому. Он привел меня в Девятую Пещеру, потому что ваша Зеландонии была Первой среди Тех, Кто Служит Матери.
— Кажется, это уже становится традицией в Девятой Пещере. Когда я уходил, наша Зеландонии опять была названа Первой, — сказал Джондалар.
— Ты знаешь прежнее имя той, кто сейчас стала Первой? — спросила Ш'Армуна.
— Я знал ее как Золену.
— Золена? Она слишком молода, чтобы быть Первой. Она была прелестной маленькой девочкой, когда я была там.
— Молода, возможно, но она приняла посвящение. Ш'Армуна кивнула и продолжала рассказ:
— Мартона и я были приблизительно одних лет, и дом ее матери имел высокий статус. Мой дядя и твоя бабушка, Джондалар, договорились, что я буду жить у них. Дядя оставался там, пока не убедился, что я прижилась. — Ш'Армуна, прищурясь, поглядела куда-то вдаль и улыбнулась. — Мартона и я были словно сестры. Даже ближе. Словно близняшки. Мы любили одни и те же вещи и делились всем. Она даже решила готовиться, чтобы стать Зеландонии вместе со мной.
— Я не знал об этом, — сказал Джондалар. — Может быть, отсюда у нее дар руководителя.
— Возможно, но никто из нас не думал о власти в то время. Мы были неразлучны и мечтали об одном и том же… Пока не возникла одна проблема. — Ш'Армуна замолчала.
— Проблема? — спросила Эйла. — Разве могут быть какие-либо проблемы между такими близкими подругами? — Она подумала о Диджи и о том, как прекрасно иметь подругу, даже совсем ненадолго. Как ей хотелось иметь подругу в детстве. Уба была вроде сестры, но она принадлежала Клану, и они не все понимали друг в друге, а именно: любопытство Эйлы и врожденную память Убы.
— Да. — Ш'Армуна посмотрела на молодую женщину, еще раз отметив ее странный акцент. — Проблема была в том, что мы влюбились в одного и того же мужчину. Думаю, что Джоконан любил нас обеих. Как-то он заговорил о двух подругах сразу. Кажется, мы обе были готовы пойти на это, но тут умерла старая Зеландонии, и когда Джоконан обратился за советом к новой, та посоветовала выбрать Мартону. Я подумала тогда, что это, наверное, потому, что Мартона была такой красивой и ее лицо не было изуродованным, но сейчас понимаю, что мой дядя сказал им, чтобы я вернулась домой. Я не осталась на День их Соединения. Я была так обижена и разгневана, что стала собираться домой сразу же, как только они сказали мне.
— Ты пришла сюда одна? — спросил Джондалар. — Пересекла сама ледник?
— Да.
— Немногие женщины отваживаются на столь дальние путешествия, особенно в одиночку. Это и опасно, и в то же время смело, — сказал Джондалар.
— Да, опасно. Я чуть не упала в расселину. Но смелости у меня не было. Меня поддерживала злость. Когда я вернулась, то увидела, что тут все изменилось. Я отсутствовала много лет. Мои мать и тетя ушли на север, где живет много людей Шармунаи. С ними ушли мои сестры и братья. Моя мать умерла там. Мой дядя тоже умер, и вождем стал другой человек со странным именем Бругар. Не знаю, откуда он появился. Вначале он показался хорошим человеком, но оказался жестоким и злобным.
— Бругар… Бругар… — Джондалар, закрыв глаза, пытался вспомнить, где он слышал это имя. — Это он был другом Аттароа?
Ш'Армуна внезапно сильно разволновалась.
— Не хотите ли еще чаю?
Эйла и Джондалар согласно кивнули. Она принесла им чай. Прежде чем сесть, она сказала:
— Я никому никогда не рассказывала этого.
— Почему же рассказываешь сейчас? — спросила Эйла.
— Вы потом поймете. — Она повернулась к Джондалару: — Да, Бругар был другом Аттароа. Став вождем, он сразу же стал все менять. Он считал, что мужчины важнее женщин. Женщины должны были сидеть и ждать разрешения, чтобы заговорить. Женщинам запрещалось прикасаться к оружию. Вначале все это не принималось всерьез, а мужчины радовались своей власти. Но когда одну женщину избили до смерти в наказание за то, что она говорила то, что думала, остальные поняли, что дело принимает серьезный оборот. Люди еще не понимали, что произошло и как вернуть все назад. Бругар оказался наихудшим из людей. Он сколотил банду из своих приверженцев.
— Интересно, откуда у него такие идеи? — сказал Джондалар.
— Как выглядел этот Бругар? — повинуясь интуитивной догадке, спросила Эйла.
— У него были грубые, резкие черты лица, но если он хотел, то мог казаться очень привлекательным.
— Здесь живут люди из Клана? Много ли плоскоголовых живет в окрестностях? — спросила Эйла.
— Было много, но сейчас гораздо меньше. Их много к западу отсюда. А почему…
— И как относятся к ним Шармунаи?
— Они не чувствуют к ним отвращения, как Зеландонии. Некоторые мужчины берут в подруги плоскоголовых женщин. К их потомству относятся терпимо, но полностью таких не принимает ни та ни эта сторона.
— А не был ли Бругар смешанной крови?
— Почему ты задаешь все эти вопросы?
— Потому что он, должно быть, жил с плоскоголовыми.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что то, о чем ты рассказываешь, похоже на жизнь в Клане.
— Клане?
— Так называют себя плоскоголовые, — объяснила Эйла и начала думать вслух: — Если он мог так хорошо говорить и быть даже привлекательным, то он, должно быть, не всегда жил с ними. Возможно, он родился не у них, но потом жил в Клане. Его терпели как помесь. Сомневаюсь, чтобы он понимал их образ жизни, и он был для них посторонним. Его жизнь, возможно, была несчастной.
Ш'Армуна удивилась, что Эйла, едва появившись здесь, знает так много.
— Никогда не видев его, ты довольно точно его представляешь.
— Значит, он — помесь? — спросил Джондалар.
— Да. Аттароа рассказывала мне о его прошлом, что знала сама. Его мать тоже была помесью, получеловек, полуплоскоголовая; ее мать была действительно из плоскоголовых. Ее детство было несчастным. Она ушла из своего племени, когда еще не достигла зрелости, ушла с мужчиной из племени, которое живет к западу отсюда.
— Лосадунаи? — спросил Джондалар.
— Да. По-моему, они так себя называют. Однако вскоре она убежала оттуда. С ребенком. Это был Бругар.
— А он никогда не называл себя Бругом? — спросила Эйла.
— Откуда ты знаешь?
— Бруг — это принятое в Клане имя.
— Думаю, что тот человек, с которым убежала его мать, бил ее. Кто знает почему?
— Женщины в Клане воспитываются в этом духе, — сказала Эйла. — Мужчинам не позволяется бить друг друга, но они могут стукнуть женщину, чтобы наказать ее. Мужчинам не положено бить женщин, но некоторые бьют. Ш'Армуна понимающе кивнула:
— Возможно, мать Бругара принимала это как должное, но потом ей стало невтерпеж. Затем он стал наказывать мальчика. Это заставило ее бежать с сыном к своему племени.
— Если ей трудно было в Клане, то еще труднее было ее сыну. В нем еще меньше от плоскоголовых, — сказала Эйла.
— Да, он был на три четверти человеком, на одну — плоскоголовым, — сказала Ш'Армуна.
Эйла вдруг подумала о своем сыне Дарке. Бруд сделает его жизнь трудной. Что, если он станет таким, как Бругар? Но Дарк наполовину принадлежит Клану, к тому же у него есть Уба, которая любит его, и есть Бран, который учит его. Бран принял его в Клан, когда был вождем. Дарк — еще ребенок. Бран научит его понимать образ жизни Клана. Говорить он может научиться, если кто-то поможет ему, у него будет родовая память. Если он захочет, он станет полноправным членом Клана.
У Ш'Армуны вдруг мелькнуло подозрение.
— Откуда тебе столько известно о плоскоголовых, Эйла? Вопрос удивил Эйлу. Она была неосторожной в своих высказываниях и не приготовилась, как уклониться от ответа. Она сказала правду:
— Они вырастили меня. Мое племя погибло при землетрясении, и они взяли меня.
— Твое детство, наверное, было еще более трудным, чем у Бругара.
— Нет. В некотором смысле оно было легче. Я не считалась уродливым ребенком, а была просто другой. Одна из Других — так они называют нас. Они ничего не ждали от меня. Некоторые вещи, которые я делала, были так странны для них, что они не знали, что и подумать. Меня считали очень медлительной. Не говорю, что там было легко. Я должна была научиться их языку, их образу жизни, их традициям. Было тяжело, но мне повезло. Иза и Креб, у которых я жила, любили меня. Без них я просто вообще не выжила бы.
Много вопросов хотелось задать Ш'Армуне, но сейчас было неподходящее время.
— Это хорошо, что в тебе нет примеси, тем более что ты едешь в Зеландонии.
Эйла заметила ее многозначительный взгляд в сторону Джондалара и поняла, что она имела в виду. Она вспомнила первую реакцию Джондалара, когда тот узнал, что она выросла в Клане, и это было даже хуже, чем когда он узнал, что ее сын был помесью.
— Откуда ты знаешь, что она еще не познакомилась с ними? — спросил Джондалар.
Ш'Армуна задумалась. Как она узнала? Улыбнувшись, она ответила:
— Ты сказал, что едешь домой, а она сказала «его язык». Язык! Акцент! Теперь я знаю, где я слышала такой акцент. Не такой, как у тебя, Эйла, но похожий. Так говорил Бругар, хотя он не так хорошо говорил на своем языке, как ты на языке Джондалара. Что-то есть в твоей речи такое, чего я никогда не забуду.
Эйла смутилась. Она так усердно училась правильно говорить, но ей никогда не удавалось в совершенстве произносить некоторые звуки.
Ш'Армуна заметила ее смущение.
— Извини, Эйла. Я не хотела тебя обидеть. Ты действительно хорошо говоришь на языке Зеландонии, возможно, лучше, чем я, поскольку многое я забыла. И это не акцент у тебя, а что-то другое. Уверена, что многие и не заметят это. Просто ты помогла мне глубже понять Бругара и Аттароа.
— Понять Аттароа? — спросил Джондалар. — Хотел бы я понять, как можно быть такой жестокой!
— Она не всегда была такой. Когда я вернулась, я восхищалась ею и очень жалела ее. Но она была подготовлена к встрече с Бругаром, как мало кто другой.
— Подготовлена? Странно. К чему подготовлена?
— Подготовлена к его жестокости. С Аттароа плохо обращались в детстве. Она неохотно говорит об этом, но я знаю, что мать ненавидела ее. Кто-то говорил, что мать бросила ее. Она исчезла, и никто не знает, что с ней было дальше. Аттароа приютил мужчина, чья спутница умерла от родов. Приютил при очень подозрительных обстоятельствах. А подозрительными они были потому, что он бил Аттароа и взял ее еще девочкой, не достигшей зрелости. Аттароа выросла среди жестокости. Тот человек умер, и люди того стойбища решили отдать ее новому вождю.
— Без ее согласия? — спросил Джондалар.
— Они уговорили ее и привели познакомиться с Бругаром. Как я говорила, он мог быть очаровательным. А она была весьма привлекательной.
Джондалар кивнул в знак согласия, потому что подметил то же самое.
— Она захотела стать его спутницей, — продолжала Ш'Армуна. — Она поняла, что это — возможность начать новую жизнь. Потом она узнала, что человек, подругой которого она стала, был еще хуже прежнего. Наслаждения Бругара всегда сопровождались ее избиением и унижением. Хотя по-своему он любил ее. Бругар был сильным… очень сильным мужчиной и любил причинять боль женщинам, да и мужчинам тоже. Ты сказала, что плоскоголовым запрещено драться между собой, хотя они могут ударить женщину. Бругару нравилось неповиновение Аттароа. Намного выше его, она была очень сильной. Ему нравилось преодолевать ее сопротивление, и он радовался, когда она дралась с ним. Это оправдывало его склонность причинять ей боль, а самому гордиться своей силой.
Эйла вздрогнула, вспомнив нечто подобное, и на мгновение почувствовала жалость к Аттароа.
— Он рассказывал об этом другим мужчинам, и они одобряли его, — возобновила рассказ Ш'Армуна. — Чем больше она сопротивлялась, тем хуже он обращался с ней, пока сопротивление не было сломлено. Тогда-то он и хотел ее. Интересно, если бы она вначале не сопротивлялась, то захотел бы он ее или нет?
Эйла вспомнила, что Бруд сразу же успокоился, как только она перестала сопротивляться.
— Но я сомневаюсь, — сказала Ш'Армуна. — Позднее, когда Великая Мать благословила ее и она перестала сопротивляться, он не изменился. Она была его спутницей, и он полагал, что может делать с ней все, что хочет.
Эйла никогда не была подругой Бруда, и Бран не разрешил бы ему бить ее.
— И Бругар продолжал избивать ее беременную? — ошеломленно спросил Джондалар.
— Да. Хотя ему, казалось, было приятно, что у Аттароа будет ребенок. Она приходила ко мне за помощью. Ужасные вещи он вытворял над ней. Я просто не могу об этом говорить. Синяки — это пустяк.
— Почему она терпела это? — спросил Джондалар.
— Ей некуда было идти. У нее не было родственников, не было друзей. Люди ее стойбища дали понять, что не хотят, чтобы она вернулась, к тому же она была слишком горда, чтобы сказать, что ее жизнь с вождем не удалась. Я понимаю ее. Никто не бил меня, но мне некуда было идти, хотя у меня и были родные. Я была Той, Кто Служит Матери, и мне не хотелось, чтобы подумали, что я не справляюсь со своими обязанностями.
Джондалар понимающе кивнул.
— Аттароа ненавидела его и вместе с тем любила. Иногда она специально провоцировала его. Возможно, она получала своего рода Наслаждение благодаря жестокости. Сейчас ей не нужен никто. Она получает Наслаждение, причиняя боль мужчинам. Если вы понаблюдаете за ней, то увидите, как она возбуждается.
— Мне почти жаль ее, — сказал Джондалар.
— Жалей ее, но не доверяй, — сказала шаманша. — Она нездорова. Ею владеет зло. Ты понимаешь? Охватывала ли тебя когда-нибудь такая злоба, что любые доводы были бесполезны?
Джондалар кивнул. Он испытывал это. Как-то избивал человека, пока тот не потерял сознание, а он никак не мог остановиться.
— Аттароа всегда испытывает ярость и злобу. Она великолепно скрывает это, но все ее мысли поглощены злом, и она не способна думать, как обыкновенные люди. Она уже больше не человеческое существо.
— Но у нее же есть человеческие чувства? — сказал Джондалар.
— Помнишь похороны, которые ты видел, когда появился здесь?
— Да, три молодых человека. Двое мужчин и… не знаю кто, так как они были одеты одинаково. Я еще хотел узнать, какова причина их смерти. Они были такими юными.
— Причиной их смерти была Аттароа. А третий… это ее собственный ребенок.
Они услышали какой-то звук и повернулись к выходу.
