Глава 19
Толи подошла к кострищу. Ее силуэт четко обозначился на фоне красных всплесков пламени догорающего костра и вечернего неба, обрамленного линией скал. Большинство людей все еще сидели под скальным навесом, доедая черную смородину, допивая любимый чай или слегка пенистое молодое ягодное вино. Праздник в честь добычи осетра начался с того, что каждому дали отведать икры, но совсем понемногу, так как все шло на выделку мягкой кожи.
— Доландо, я хочу кое-что сказать, раз мы здесь собрались, — промолвила Толи. — Думаю, что все согласятся, если я скажу, что мы рады видеть среди нас Джондалара и Эйлу. Мы волновались за Рошарио не только потому, что ее мучили боли, но и потому, что не было уверенности, что она сможет владеть рукой, как прежде. Эйла сделала все, что могла. Рошарио говорит, что рука больше не болит, и, если все пройдет удачно, она будет полностью работоспособной.
Раздались пожелания удачи.
— Мы обязаны и нашему родственнику Джондалару. Еще в первый свой приход он заметно усовершенствовал наши инструменты, а сейчас познакомил нас с копьеметалкой, и вот результат этого — праздник. Живя с нами, он охотился и на осетра, и на серну, но мы так и не знаем, что он предпочитает: воду или землю. Я думаю, что его больше тянет к Реке…
— Ты права, Толи. Джондалар — один из Рамудои! — закричал кто-то.
— По крайней мере наполовину, — добавил Бароно, вызвав смех.
— Нет-нет. Он учился охотиться на воде, но он знает, как это делается на суше, — сказала какая-то женщина.
— Правильно! Спроси его! Он бросал копье прежде, чем увидел гарпун. Он — Шамудои, — добавил мужчина постарше.
— К тому же он любит женщин, которые охотятся. Эйла посмотрела на того, кто это произнес. То была юная женщина — немного постарше Дарвало — по имени Ракарио. Она все время крутилась вокруг Джондалара, так что он даже сетовал на ее надоедливость.
Сейчас он лишь улыбнулся в ответ на добродушное замечание девушки.
— Как я уже сказала, Джондалар мог бы стать хорошим человеком Реки, — продолжала Толи, — но для Эйлы привычнее земля, и я призываю Джондалара остаться с охотниками, если он готов к этому и если они его примут. Если Джондалар и Эйла решат остаться среди Шарамудои, мы готовы создать с ними перекрестную пару, а поскольку мы с Маркено — Рамудои, они должны принадлежать к племени Шамудои.
Возник шум, послышались возгласы и даже поздравления двум парам.
— Прекрасная мысль, Толи! — воскликнула Каролио.
— Это мне подсказала Рошарио.
— Но что думает Доландо? Можно ли принять Джондалара и Эйлу, женщину, воспитанную живущими на полуострове? — спросила Каролио, глядя на вождя племени Шамудои.
Наступила тишина. Скрытый смысл ее вопроса был понятен всем. После дикой реакции Доландо на известия о прошлом Эйлы мог ли он принять ее? Эйла надеялась, что гневные оскорбления уже забылись, и ей стало интересно, почему же Каролио опять вспомнила об этом. Однако она была обязана сделать это.
Карлоно и его подруга были перекрестной парой Доландо и Рошарио, они вместе принадлежали к той особой группе племени Шарамудои, которая приняла решение покинуть родные места, где было слишком перенаселено и тесно. Лидерство Карлоно было результатом негласной договоренности, и это был естественный выбор. Обычно подруга вождя становилась вторым лидером, но женщина Карлоно умерла, когда Маркено был ребенком. Вождь племени Рамудои не стал подыскивать новую спутницу, как это полагалось по традиции, и Каролио, взявшая заботу о мальчике, стала исполнять обязанности подруги вождя. Поэтому именно она должна была задать вопрос.
Люди знали, что Доландо позволил Эйле лечить Рошарио: та нуждалась в помощи, и было очевидно, что действия Эйлы приносят пользу. Но это не значило, что он будет мириться с ее постоянным присутствием. До поры до времени он контролировал свои чувства, поскольку людям нужен был целитель. Но люди были вправе отвергнуть чужака, который мог бы стать причиной разных проблем для их вождя и, следовательно, для всех других.
Пока Доландо раздумывал над ответом, у Эйлы комок подступил к горлу. Было такое чувство, что она сделала что-то плохое и сейчас за это ее судят. Однако она знала, что не совершала ничего плохого. Она начинала сердиться, ей захотелось просто встать и уйти. Ведь точно так же отреагировали Мамутои. И что? Так будет всегда? Неужели то же самое произойдет, когда они придут к народу Джондалара? Иза, Креб и Клан Брана заботились о ней, и она по-прежнему любила их и сейчас остро ощущала свое одиночество и ранимость.
Эйла уловила, что кто-то тихо подошел к ней. Она повернулась и благодарно улыбнулась Джондалару, почувствовав себя лучше, хотя суд еще не закончился. Посмотрев на своего спутника, она поняла, какой ответ он даст Толи. Но Джондалар ждал решения Доландо, прежде чем ответить самому.
Внезапно в тишине послышался смех Шамио. Затем из жилища выбежали ребятишки, а с ними и Волк.
— Как удивительно, что Волк играет с детьми! — сказала Рошарио. — Еще несколько дней назад я никогда не поверила бы, что, увидев такого зверя среди детей, которых я люблю, не буду бояться за них. Это уж точно стоит запомнить. Когда узнаешь как следует животное, которое ты когда-то ненавидела и которого боялась, то начинаешь любить его; я считаю, что лучше понять, чем слепо ненавидеть.
Доландо явно затруднялся ответить Каролио. Он понял суть вопроса, понял, как много зависит от его ответа, но не знал, как выразить то, что он чувствовал и о чем думал. Он улыбнулся любимой женщине, благодаря ее за понимание. Она подсказала ему ответ.
— Я слепо ненавидел и слепо убивал тех, кого ненавидел, потому что думал, что они отобрали жизнь у того, кого я любил. Я думал, что они — грязные животные, и я хотел уничтожить их всех, но это все равно не вернуло бы Доралдо. Сейчас я знаю, что они не заслужили такой ненависти. Животные или нет, но они были спровоцированы. — Доландо собирался было сказать о тех, кто утаил от него правду, что повлияло на его дальнейшее поведение, но передумал. — Эта женщина, — продолжал он, глядя на Эйлу, — эта целительница говорит, что ее воспитали и обучили те, кого я считал мерзкими животными и кого ненавидел. Но даже если бы и сейчас я продолжал ненавидеть их, я не мог бы ненавидеть ее. Благодаря ей ко мне вернулась Рошарио. Может быть, наступило время понимания. Думаю, что мысль Толи — хорошая мысль. Я буду счастлив, если Шамудои примут Эйлу и Джондалара.
Эйла ощутила огромное облегчение. Сейчас она наконец поняла, почему именно этот человек был выбран вождем. Узнав его в повседневной жизни, люди смогли разглядеть его глубинную суть.
— Ну а ты, Джондалар? — сказала Рошарио. — Что ты скажешь? Не пора ли прервать долгое Путешествие? Пришло время осесть где-то, время создать свой дом, время Матери благословить Эйлу на ребенка или двух.
— У меня нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность за такой прием, Рошарио. Я ощущаю, что Шарамудои — это мои люди, мой народ, мои родственники. Как было бы хорошо устроить дом здесь, но я должен вернуться в Зеландонии, — он замешкался на мгновение, — ради Тонолана.
Он замолчал. Эйла посмотрела на него. Она знала, что он откажется, но не ожидала, что таким образом. По едва уловимым признакам она поняла, что он еще о чем-то размышляет. Затем он улыбнулся ей:
— Когда он умер, Эйла устроила так, чтобы его дух благополучно завершил свой путь в тот мир, но дух его не обрел покоя, и у меня есть чувство, что он, затерянный и одинокий, пытается найти дорогу к Великой Матери.
Эти слова удивили Эйлу, и она внимательнее пригляделась к нему.
— Я не могу покинуть его. Ему нужна помощь, и я знаю только одного человека, который может сделать это: Зеландонии, Шамуд, очень могущественный Шамуд, который присутствовал при рождении брата. Возможно, с помощью Мартоны — это наша мать — он сможет найти его дух и направить на правильную тропу.
Эйла знала, что не это было главной причиной его возвращения на родину, хотя то, что он сказал, было абсолютной правдой, ответ его звучал — так же как и ее объяснения по поводу «золотой нити» — неполно.
— Ты уже так давно в пути, Джондалар, — разочарованно заговорила Толи. — Даже если они могут помочь ему, откуда ты знаешь, а живы ли они еще?
— Не знаю, но я должен попытаться, Толи. Даже если уже ничего не поделаешь, Мартоне и остальным будет интересно узнать, как счастлив он был здесь с Джетамио, с тобой и с Маркено. Моей матери понравилась бы Джетамио, и ты, Толи, тоже понравилась бы ей. — Женщина, как ни пыталась, не могла скрыть, что польщена этими словами. — Тонолан проделал великое Путешествие, это было именно его Путешествие. Я только следовал за ним, помогал ему. Я хочу рассказать о том, что он сделал. Он прошел до конца реки Великой Матери, но, что еще важнее, он нашел народ, который полюбил его. Эта история заслуживает, чтобы о ней узнали.
— Джондалар, ты, видно, все еще пытаешься идти за своим братом и заботиться о нем даже в другом мире, — сказала Рошарио. — Если это твой долг — мы можем лишь пожелать тебе самого лучшего. Думаю, что и Шамуд сказал бы, что ты должен идти своим путем.
Эйла поняла поступок Джондалара. Сделанное Толи предложение, чтобы они стали членами племени Шарамудои, далось не так-то легко. Это было великодушное предложение, поддержанное в конце концов всеми, им оказывалась большая честь, и потому было трудно отказать так, чтобы не обидеть. Только высшие цели могли оправдать отказ. Джондалар не обмолвился о том, что, хотя он и ощущает родство с ними, у него есть и другие родственники, по которым он тоскует. Его отказ звучал изящно и правдиво.
Эйла чувствовала, что Рошарио догадывается об истинной причине отказа, но она соглашается с аргументами Джондалара.
— Сколько ты еще пробудешь здесь, Джондалар? — спросил Маркено.
— Мы продвинулись дальше, чем я предполагал. Я думал, что мы доберемся сюда лишь осенью, но благодаря лошадям мы шли быстрее, однако нам предстоит немалый путь, впереди нас ждут большие препятствия. Я предпочел бы уехать как можно раньше.
— Джондалар, мы не можем так быстро пуститься в дорогу, — вмешалась Эйла. — Я не могу уйти, пока Рошарио не поправится.
— И как долго это будет? — нахмурился Джондалар.
— Я сказала Рошарио, что ее рука должна быть в браслете полтора полнолуния.
— Это слишком долго. Мы не можем ждать столько!
— А насколько мы можем задержаться?
— Совсем недолго.
— Но кто снимет повязку? Кто определит, что наступило время для этого?
— Мы послали гонца за Шамудом, — сказал Доландо. — Другой целитель разберется в этом?
— Думаю, что да, но мне хотелось бы поговорить с этим Шамудом. Джондалар, мы можем его подождать?
— Если не слишком долго, но, может быть, растолковать Доландо или Толи, что делать в данном случае?
* * *
Джондалар чистил Удальца, шерсть у жеребца, казалось, отросла и стала гуще. Джондалар вспомнил, что нынче утром уже повеяло зимой, и, может быть, поэтому жеребец кажется более игривым.
— Ты так же рвешься вперед, как и я, Удалец? — сказал он. Конь навострил уши, услышав свое имя, а Уинни подняла морду и заржала. — Ты тоже рвешься в дорогу, Уинни? Да, это неподходящее место для лошадей. Вам необходимо открытое пространство, чтобы скакать на свободе. Надо бы напомнить об этом Эйле.
Хлопнув Удальца по крупу, он направился в селение. Он подумал, что Рошарио чувствует себя гораздо лучше, увидев, как женщина, сидя возле большого кострища, шьет одной рукой, используя иглу Эйлы.
— Ты не знаешь, где Эйла? — спросил он.
— Они с Толи ушли в сопровождении Шамио и Волка. Сказали, что пошли на пристань, но я думаю, что Толи хотела показать Эйле Дерево Желаний и попросить у него легких родов и здорового ребенка.
Джондалар приземлился рядом с ней.
— Рошарио, я хотел кое-что узнать у тебя. О Серенио. Ужасно, что я ее оставил. Была ли она счастлива… когда ушла отсюда?
— Поначалу она была очень печальной и растерянной. Она говорила, что ты мог остаться, но именно она настояла на том, чтобы ты ушел с Тоноланом. Ты был нужен ему. А затем прибыл двоюродный брат Толи, такой же, как она: говорит то, что думает.
Джондалар улыбнулся:
— Да, похоже на нее.
— Да и внешне он похож на нее. Хотя у него голова и поменьше, чем у Серенио, но думает крепко. Он сразу же все решил. Только посмотрел на нее и решил, что она для него… Он называл ее «прекрасная ива». На языке Мамутои. Вот уж не думала, что он придется ей по сердцу; я чуть ему не сказала, чтобы он не беспокоился, так как считала, что после тебя ей никто не сможет подойти. Однажды я увидела, как они смеялись, и поняла, что ошиблась. Она словно ожила после долгой зимы. Просто расцвела. Никогда не видела ее такой счастливой. С тех самых пор, как у нее был первый мужчина, когда родился Дарво.
— Я рад за нее, — сказал Джондалар. — Она заслуживает того, чтобы быть счастливой. Когда я уходил, она сказала, что Великая Мать благословила ее. Серенио была беременна? Может быть, она дала новую жизнь? С помощью моего духа?
— Не знаю, Джондалар. Помню, что, когда ты ушел, она говорила, что, возможно, беременна.
— А что думаешь ты, Рошарио? Были какие-то признаки?
— Я хотела бы ответить тебе уверенно, но я не знаю. Знаю лишь, что это могло быть.
Рошарио внимательно посмотрела на него, интересуясь причиной, заставляющей его проявлять любопытство. Ведь даже если бы ребенок родился в его доме — после его ухода он утратил бы свои права; хотя, если Серенио была беременной, это был бы ребенок духа Джондалара. Внезапно она улыбнулась при мысли, что у Серенио будет сын ростом с Джондалара, но рожденный в доме низкорослого Мамутои. Наверное, последнему это понравится.
* * *
Джондалар открыл глаза и посмотрел на смятые меха — ложе рядом с ним было пустым. Отбросив мех, он сел, зевнул и потянулся. Оглядевшись, он понял, что проспал. В жилище никого не было. Вчера они долго беседовали у костра, обсуждая охоту на серн. Кто-то видел, как они спускались с гор, — это означало, что охота на горных антилоп должна скоро начаться.
Эйла очень хотела принять участие в охоте, но когда они легли спать и все спокойно обсудили, как это бывало часто, Джондалар напомнил ей, что они вскоре уезжают. Если серны спускаются вниз, это означает, что на высокогорных лугах наступают холода, что предвещает смену сезона. У них впереди был еще долгий путь, и им нужно было уже быть в дороге.
Они не спорили, но Эйле явно не хотелось уходить. Она говорила о руке Рошарио, а он знал, что ей также хочется попасть на охоту. Он был уверен, что вообще-то она хотела бы остаться с племенем Шарамудои, и ему было интересно, не попытается ли она отложить отъезд в надежде, что он передумает. Они с Толи стали закадычными подругами, и всем она нравилась. Это радовало его, но с отъездом было решено, и чем дольше они оставались здесь, тем тяжелее было уйти.
Он лежал и думал. Они могли бы здесь остаться ради нес, но ведь можно было остаться и в племени Мамутои. Он принял решение отправляться как можно скорее. Может быть, даже завтра или послезавтра. Вряд ли это обрадует Эйлу, и он просто не знал, как сказать ей об отъезде.
Джондалар встал, оделся и пошел к двери. Снаружи порыв холодного ветра заставил его поежиться. Надо бы одеться потеплее, подумал он. Он заметил, что исчезли разноцветные бабочки, увидел, как падает желтый лист. Посмотрев на деревья, он увидел пожелтевшие кроны.
Почему он прежде не обратил на это внимания? Дни летели так быстро и погода была столь приятной, что он не заметил смены сезона. К тому же они находились на юге, и селение было ориентировано на южную сторону. Осень уже наступила, и раньше, чем он думал; к северу было гораздо холоднее, а ведь туда-то они и направлялись. Поспешив в дом, он твердо решил двигаться почти немедленно.
— Ты проснулся? — сказала Эйла, войдя с Дарво в дом и увидев, что Джондалар одевается. — Я пришла, чтобы разбудить тебя, пока не унесли пищу.
— Решил одеться потеплее. Снаружи холодно. Скоро надо будет отпускать бороду.
Эйла поняла, что он подразумевал больше, чем было сказано. Он хотел сказать то, о чем они говорили ночью: пришло другое время года, и им пора в путь. Она не хотела говорить об этом.
— Нам нужно распаковать наши зимние вещи и убедиться, что они в порядке, Эйла. Багаж все еще у Доландо?
Ему же это прекрасно известно. Зачем тогда спрашивает? Эйла попыталась подумать о чем-то другом.
— Да, он там, — сказал Дарвало.
— Мне нужна теплая рубаха. Эйла, ты не помнишь, в какой корзине находятся мои зимние вещи?
Конечно, она знала. И он знал.
— Вещи, которые сейчас на тебе, совсем не похожи на те, в которых ты появился впервые, — сказал Дарвало.
— Эти мне дали Мамутои. А сюда я пришел в одежде Зеландонии.
— Я примерял ту рубашку, которую ты тогда дал мне. Она все еще велика для меня, но уже не настолько, — сказал юноша.
— У тебя до сих пор цела та рубашка? Я уж и забыл, как она выглядит.
— Хочешь — покажу.
— Да-да. Посмотрел бы.
Несмотря ни на что, Эйле тоже стало любопытно.
Они прошли к деревянному дому Доландо. С полки над своей кроватью Дарвало достал заботливо перетянутый сверток. Развязав его, он достал рубашку.
Она была необычной. Декоративная вышивка, свободный длинный покрой — все это отличалось от одежды Мамутои, к которой привыкла Эйла. Больше всего ее удивило то, что рубашку украшали хвосты горностаев.
Она показалась странной даже Джондалару. Так много всего произошло с тех пор, как он в последний раз надевал ее, что теперь рубашка казалась старомодной и непривычной. Он ее редко надевал, когда жил в племени Шарамудои, предпочитая одеваться как все, и хотя минул год и несколько полнолуний с того дня, как он отдал ее Дарво, казалось, что он в последний раз видел одежду из дома несколько жизней назад.
— Полагается, чтобы она была свободной. Дарво, ты должен ее подпоясывать. Давай завяжи пояс. Я покажу, как это делается. У тебя есть ремень?
Юноша надел богато украшенную кожаную тунику и протянул Джондалару длинный ремень. Тот велел Дарво, чтобы он выпрямился, и повязал ремень низко, почти на бедрах, так что хвосты горностая свисали свободно.
— Видишь, Дарво? Не так уж она велика тебе. А ты что думаешь, Эйла?
— Это необычно. Никогда не видела такой рубашки. Но мне кажется, что ты выглядишь прекрасно, Дарвало.
— Мне нравится она. — Он раскинул руки, разглядывая подол. Может быть, он наденет ее, когда они будут у тех Шарамудои, что живут вниз по реке. Ей должно понравиться. Той девушке, которую он приметил.
* * *
— По эту сторону гор скоро начнутся дожди, — сказал Доландо. — Помните, на что похожа река, когда Сестра переполняется водой?
— Надеюсь, все обойдется, — ответил Джондалар. — Нам нужна будет ваша большая лодка, чтобы переправиться на ту сторону.
— Если хочешь воспользоваться лодкой, мы проведем тебя к Сестре.
— Тем более что нам нужен болотный мирт, — добавила Каролио, — а мы именно там его собираем.
— Я с удовольствием поплыл бы вверх по реке на вашей лодке, но не уверен, что лошадям это понравится.
— Не хочешь ли ты сказать, что они могут переправляться через реки? Тогда, может быть, они поплывут за лодкой, — предложил Карлоно. — А Волк будет с вами.
— Да, лошади могут переплывать реки, но до Сестры слишком далеко, несколько дней, как я помню. Вряд ли они смогут проплыть такое расстояние.
— Есть путь через горы, — сказал Доландо. — Вам надо немного вернуться, затем пойти вверх и обогнуть одну из более низких вершин. Путь, на котором поставлены знаки, приведет вас близко к тому месту, где Сестра соединяется с рекой Великой Матери. Там есть высокий гребень к югу, который легко увидеть, как только вы достигнете равнины на западе.
— Но разве это лучшее место для переправы? — Джондалар вспомнил бурно несущийся поток воды.
— Возможно, нет, но вы пойдете по течению Сестры на север, пока не найдете подходящего места, хотя она не из легких рек. Она обильно наполняется водой с гор, течение у нее быстрее, чем у реки Великой Матери, и она более коварная, — сказал Карлоно. — Как-то нам пришлось идти вверх по течению почти месяц. Течение было все время быстрым, да и сама по себе река трудная.
— Мне нужно идти вдоль русла реки Великой Матери, чтобы попасть домой, а это значит, что придется переправиться через Сестру, — сказал Джондалар.
— Желаю удачи.
— Вам нужен запас пищи, — сказала Рошарио, — и у меня есть еще кое-что для вас.
— У нас не так много места, чтобы брать что-то лишнее.
— Это для твоей матери. Любимое ожерелье Джетамио. Я берегла его, чтобы отдать Тонолану. Оно совсем не тяжелое. После того как умерла мать Джетамио, ей было необходимо ощущение связи с родными местами. Я говорила ей: «Помни, что ты — из племени Шарамудои». Она сделала ожерелье из зубов серны и позвонков осетра как знак земли и реки. Думаю, что твоей матери захочется иметь вещь, принадлежавшую женщине, избранной ее сыном.
— Ты права. Спасибо. Это будет большим подарком для Мартоны.
— Где Эйла? Я хочу дать ей тоже кое-что. Надеюсь, у нее найдется место.
— Они с Толи увязывают груз. В действительности ей неохота уезжать… пока не поправится твоя рука. Но мы просто не можем ждать дольше, — сказал Джондалар, направляясь в сторону селения.
— Уверена, что со мной все будет в порядке. — Рошарио присоединилась к нему. — Эйла сняла старую повязку из бересты и наложила вчера новую. Мне кажется, что рука уже почти поправилась, но она хочет, чтобы я еще поносила повязку. Говорит, что, как только я начну действовать рукой, все будет в порядке.
— Я уверен в этом.
— Не знаю, почему задерживаются гонец и Шамуд, но Эйла объяснила, что делать, и мне, и Доландо, и Толи, и Каролио, и другим. Мы справимся без нее, хотя нам очень хотелось бы, чтобы вы остались. Еще не поздно передумать…
— Для меня это значит больше, чем я могу высказать, Рошарио, что вы так принимаете нас… особенно Доландо… воспитание Эйлы…
Она остановилась и посмотрела на высокого человека.
— Тебя это беспокоило?
Джондалар почувствовал, что покраснел от замешательства.
— Да. Сейчас это уже не важно, но, зная, как Доландо относился к ним… я не могу объяснить. Сейчас мне легко. Я не хочу, чтобы ей причинили боль. Слишком много ей пришлось пережить.
— Ты отсутствовал долгое время. — Рошарио изучающе посмотрела на него, заметив его озабоченный взгляд. — Ты узнал разных людей, познакомился со многими обычаями и привычками, даже выучил другие языки. Твой народ может не узнать тебя. Ты уже не тот, кем был, когда уходил отсюда. А твой народ окажется не совсем таким, каким ты его помнишь. Вы будете искать друг в друге прежние черты, а не те, что есть на самом деле.
— Я так волнуюсь за Эйлу. Об этом я не думал. Ты права. Прошло много времени. Она может понять их лучше, чем я. Для нее они будут иноземцами, и она, как всегда, быстро поймет их.
— А ты полон ожиданий. — Прежде чем они вошли в селение, женщина вновь остановилась. — Здесь тебе всегда будут рады, Джондалар. Тебе и Эйле.
— Спасибо, но нам еще так долго идти. Ты даже не представляешь, как долго, Рошарио.
— Ты прав, я не представляю. Но ты это знаешь, и ты привык к дороге. Если ты когда-либо захочешь вернуться, этот путь не покажется долгим.
— Для того, кто никогда не мечтал о долгом Путешествии, я уже прошел больше, чем хотел. Когда я вернусь, то сочту, что мое Путешествие закончено. Ты верно говорила, что пора обосноваться…
В жилище они застали только Маркено.
— Где Эйла? — спросил Джондалар.
— Они с Толи пошли забрать высушенные ею травы. Ты их не видела, Рошарио?
— Мы пришли с поля. Я думал, что она здесь, — сказал Джондалар.
— Она была здесь, рассказывала Толи о каких-то снадобьях. После того как вчера она осмотрела твою руку и объяснила, что делать, они только и говорят, что о травах. Этой женщине так много известно, Джондалар!
— Я знаю. Я только не понимаю, как она умудряется все запомнить.
— Они вышли сегодня утром и вернулись с полными корзинами. Каких трав там только не было. Даже тонкие желтые нити. Сейчас она объясняет, как их применять. Позор, что ты покидаешь нас, Джондалар. Толи будет так не хватать Эйлы, мы без вас будем скучать.
— Нелегко уходить, но…
— Знаю. Тонолан. Помню. Я хочу дать тебе кое-что. — Маркено стал рыться в деревянном ящике, где лежали различные инструменты из дерева, кости и рога. Он вытащил странный предмет, сделанный из рога, где отростки были срезаны; в месте, где они соединялись, была дырка. Он был украшен, но не типичными для племени Шарамудои геометрическими стилизованными изображениями птиц и рыб. На нем были вырезаны прекрасные животные, совсем как живые. Джондалар вздрогнул.
— Это выпрямитель для древка копья, — сказал он. Много раз он наблюдал, как Тонолан пользовался им. Он даже вспомнил, когда этот инструмент достался брату.
— Я подумал, что тебе захочется взять его в память о брате. И еще я подумал, что это поможет тебе в поисках его духа. Кроме того, когда его дух… обретет покой, может быть, ему пригодится это.
— Спасибо, Маркено, — сказал Джондалар, разглядывая инструмент с внутренним трепетом. Эта вещь была частицей брата и многое напомнила Джондалару. — Ты не представляешь, что это значит для меня.
— Ты прав. Этот предмет очень важен. В нем ощутима связь с Тоноланом.
— Я хочу кое-что подарить Эйле: кажется, наступил подходящий момент. — Рошарио вышла из дома. Джондалар последовал за ней.
Эйла и Толи быстро взглянули на них, и на мгновение у женщины появилось странное чувство, что от нее скрывали какую-то тайну, но доброжелательные улыбки развеяли это впечатление. Рошарио вошла в дом и взяла сверток с полки.
— Это тебе, Эйла. За то, что ты помогла мне. Я завернула это так, чтобы оно не запачкалось в пути. Потом ты всегда можешь использовать обертку вместо полотенца.
Эйла, удивленная и обрадованная, развязала веревку, развернула мягкую кожу серны и вынула искусно украшенную, с рисованными клювами и перьями, одежду из желтой кожи. Она подняла ее и встряхнула, затаив дыхание. Это была самая прекрасная туника из тех, что ей приходилось видеть. В комплекте были и шаровары, расшитые так же, как и туника.
— Рошарио! Это великолепно! Никогда не видела ничего подобного. Слишком красиво, чтобы носить. — Положив одежду, Эйла обняла женщину. В первый раз заметив странный акцент Эйлы, Рошарио не нашла его неприятным.
— Думаю, тебе пойдет. Не наденешь ли, чтобы мы могли посмотреть?
— А надо ли? — Эйла почти боялась дотронуться до этих вещей.
— Знай, если одежда подойдет тебе, ты можешь надеть это, когда ты будешь подругой Джондалара.
Эйла счастливо и взволнованно улыбнулась Джондалару, но не стала говорить о том, что у нее уже есть туника для этого случая — подарок подруги Талута, Неззи из Львиного стойбища. Она не могла надеть обе, но наверняка будет другой повод, чтобы поносить столь дивное одеяние.
— У меня тоже есть что-то для тебя, Эйла. Не такое красивое, но полезное. — Толи подала связку кожаных лент, которую вытащила из сумки на поясе.
Эйла взяла их, стараясь не смотреть на Джондалара. Она поняла, для чего эти ленты.
— Толи, как ты догадалась, что мне нужны новые ленты во время месячных?
— Это всегда пригодится женщине, особенно в дороге. Рошарио показала мне свой подарок, и я решила подарить тебе тоже что-нибудь красивое, но ведь в дорогу много не возьмешь. Тогда я начала размышлять, что тебе может пригодиться, — объяснила Толи.
— Великолепно. Более полезной вещи ты просто не могла мне подарить. — Растроганная Эйла заморгала. — Мне так будет не хватать тебя.
— Ты пока не уезжаешь. По крайней мере до завтрашнего утра. Будет еще время всплакнуть, — сказала Рошарио, хотя в ее собственных глазах уже закипали слезы.
Вечером Эйла, освободив свои сумки, разложила вещи и попыталась решить, как упаковать все это, включая пищу, которую им дали. Кое-что мог взять Джондалар, но у него тоже было мало места. Они обсудили, стоит ли тащить лодку через лесистые горные склоны, чтобы несколько раз переправиться через реки. Поколебавшись, они все же решили взять ее.
— Как ты собираешься уложить все это в две корзины? — спросил Джондалар, глядя на кучу таинственных узлов и свертков. — Ты уверена, что это все нужно? Что в этом свертке?
— Летняя одежда. Если будет совсем мало места, я ее оставлю, но мне понадобится одежда на следующее лето. Рада, что не нужно упаковывать зимние вещи.
— Хм! — пробормотал он, неспособный понять ее доводов. Он осмотрел кучу и увидел знакомый сверток. Она носила его с собой с самого отъезда, но он до сих пор не знал, что в нем. — А что это?
— Джондалар, от тебя никакой помощи. Почему бы тебе не взять запасы пищи, которые Каролио дала нам, и не посмотреть, найдется ли для них место в твоих сумках?
* * *
— Спокойнее, Удалец. Спокойнее, — сказал Джондалар, подтягивая повод и похлопывая жеребца по щекам и по шее. — Похоже, он понимает, что мы готовы, и тоже рвется вперед.
— Уверен, что Эйла скоро подойдет, — сказал Маркено. — Они с Толи так подружились… Толи даже плакала ночью, желая, чтобы вы остались. По правде говоря, и мне жаль, что ты уезжаешь. Мы искали, говорили с некоторыми парами, но не нашли никого, кто бы мог разделить с нами жизнь, пока вы не приехали. Ты уверен, что не передумаешь?
— Маркено, ты не знаешь, насколько тяжелым было для меня это решение. Неизвестно, что я там найду, когда вернусь. Моя сестра выросла и, возможно, не помнит меня. Не знаю, чем занимается мой старший брат и где он. Надеюсь лишь, что и мать, и Даланар, ее друг, живы. Моя двоюродная сестра, дочь его второго очага, должно быть, стала матерью. Впрочем, я даже не знаю, есть ли у нее вообще друг. Если и есть, то, возможно, мне он не знаком. Я действительно ни о ком и ни о чем там не знаю. А здесь мне каждый близок. Но я должен идти.
Маркено кивнул. Уинни тихо заржала, и они оглянулись. Рошарио, Эйла и Толи с Шамио на руках выходили из дома. Малышка изо всех сил пыталась дотянуться до Волка.
— Что делать с Шамио, когда не будет Волка? — сказал Маркено. — Она не хочет разлучаться с ним ни на миг. Она и спала бы рядом с ним, если бы я разрешил.
— Может быть, тебе удастся подобрать волчонка, — сказал Карлоно, присоединяясь к ним. Он только что поднялся с пристани.
— Не думал об этом. Это будет нелегко, но я попытаюсь добыть щенка. По крайней мере пообещаю ей.
— Если решишь сделать это, — сказал Джондалар, — бери совсем маленького. Волк еще сосал молоко, когда умерла его мать.
— А как же Эйла выкормила его без матери?
— Сам удивляюсь. Она говорила, что ребенок ест все то же, что и мать, но пища должна быть мягче и мельче. Она варила бульон, опускала туда кусок кожи и давала ему сосать. Резала на мелкие кусочки мясо. Он ест все, что едим мы, но любит охотиться и сам. Он даже помогает нам, так было с тем лосем, мясо которого мы привезли сюда.
— Как вы заставляете его делать то, что вам нужно? — спросил Маркено.
— Эйла тратит на это много времени. Она показывает ему, повторяя раз за разом, пока он не сделает правильно. Удивительно, как многому он может научиться, и к тому же ему приятно порадовать ее.
— Это видно. Ты думаешь, тут все так просто? В конце концов, она — Шамуд, — сказал Карлоно. — А может ли обыкновенный человек заставить животных делать то, что от них хотят?
— Я езжу верхом на Удальце, а я не Шамуд.
— Не уверен в этом, — рассмеялся Маркено. — Я видел тебя в окружении женщин. Думаю, ты мог бы любую заставить делать то, что ты хочешь.
Джондалар покраснел. Об этом он как-то не задумывался. Подоспевшая Эйла удивилась его румянцу, но тут к ним подошел Доландо.
— Я провожу вас немного, чтобы показать вам тропу и лучший путь через горы, — сказал он.
— Спасибо. Это может нам здорово помочь.
— Я тоже пойду, — подхватил Маркено.
— И мне хочется пойти, — сказал Дарвало. Эйла увидела, что на нем рубашка Джондалара.
— Тогда и я с вами, — сказала Ракарио.
Дарвало, нахмурившись, бросил на нее взгляд, думая, что она решила увязаться за ними из-за Джондалара, но она смотрела на самого Дарвало и обожающе улыбалась. Эйла заметила, как обиженное выражение на его лице сменилось задумчивостью. Дарвало вдруг покраснел.
Почти все собрались на поляне, чтобы попрощаться с гостями, и еще несколько человек решили их проводить.
— Я не пойду с вами, — сказала Рошарио, посмотрев на Джондалара и Эйлу, — но я желаю вам доброго пути.
— Спасибо, Рошарио, — сказал Джондалар и обнял женщину. — Нам нужны твои добрые пожелания.
— Мне нужно поблагодарить тебя, Джондалар, за то, что ты привел Эйлу. Даже не хочу думать, что случилось бы со мной, если бы не она. — Она дотронулась до Эйлы. Эйла взяла руку женщины, затем другую и крепко сжала их, радуясь, что и у Рошарио крепкое пожатие. Они обнялись.
Несколько человек попрощались с ними, но остальные решили проводить их немного.
— Ты идешь, Толи? — спросил Маркено.
— Нет. — В ее глазах сверкнули слезы. — Не хочу. Слова прощания не станут легче на тропе. — Она подошла к высокому мужчине. — Мне трудно быть доброй к тебе сейчас, Джондалар. Я так тебя любила всегда и еще больше полюбила, когда ты привел Эйлу. Мне так хотелось, чтобы вы остались, но ты не можешь. И хотя мне понятно, почему ты не можешь, от этого у меня на душе не становится лучше.
— Извини, что причинил тебе боль, Толи. Хочется сделать что-то, чтобы тебе стало получше.
— Ты не сделаешь этого, — сказала она.
Это было так похоже на нее: говорить то, что думаешь. И это ему нравилось в ней.
— Не сердись на меня. Если бы я остался, то ничего бы не желал так сильно, как создать союз с тобой и Маркено. Ты не представляешь, как я был горд, когда ты сделала нам это предложение, и как тяжело мне покидать вас сейчас, но что-то тянет меня туда. Если честно, я даже не знаю, что это, но я должен идти, Толи. — Во взгляде его синих глаз смешивались горе, просьба о прощении и понимание и заботливость.
— Джондалар, не стоит говорить такие вещи и смотреть на меня так. Мне еще больше хочется, чтобы вы остались. Лишь обними меня.
Он наклонился и обнял молодую женщину, чувствуя, как тело ее сотрясается от сдерживаемых рыданий. Она отстранилась и взглянула на высокую блондинку рядом с ним.
— О, Эйла, не хочу, чтобы ты уезжала! — выдохнула она, и они бросились друг другу в объятия.
— Я не хочу уезжать! Я хочу, чтобы мы остались. Не знаю точно причины, но Джондалару нужно ехать, а я должна быть с ним, — рыдая, сказала Эйла. Внезапно Толи отскочила в сторону, подхватила Шамио и побежала к селению.
Волк рванулся было за ними, но Эйла приказала:
— Сидеть, Волк! Рядом!
— Вуффи! Я хочу моего Вуффи! — кричала девочка, протягивая руки к лохматому хищнику.
Волк взвизгнул и посмотрел на Эйлу.
— Рядом, Волк! Мы уходим.
