В политическом дискурсе паузу используют главным образом для завоевания или сохранения власти. Но отметим здесь важный момент, который замечательно сформулировал Даниэль Дюэз из Национального центра научных исследований: в зависимости от предстоящего сообщения и от положения говорящего на политическом Олимпе он делает совершенно разные паузы. У претендента – того, кто хочет забрать власть, как Жак Ширак у Франсуа Миттерана в 1988 году, речь быстрая, а паузы редки. Действующему президенту играть проще. Его паузы и даже молчание – как бандерильи, вонзающиеся в противника, а речь медленная, исполненная уверенности. Объяснение пунктов программы, даже если это необходимо, не так существенно. Прежде всего он должен сохранять хладнокровие, спокойно выжидать, но так, чтобы не подвергать себя опасности, играть в эмпатию и сохранять ясный, спокойный темп.

Темпоральная, а точнее, пространственно-темпоральная организация речи, – это маркер власти голоса. Разумеется, голос способен создавать вокруг себя пространство: социальное, физическое и эмоциональное. Вокальное пространство может быть уютным в кругу близких и совершенно холодным в речи политика, когда голос звучит почти безлико, слова проговариваются четко, а речь течет медленно, чтобы позволить публике понять сказанное и согласиться с ним. Музыка голоса становится содержательной в ходе дебатов, питаясь обратной связью, будь то журналист, политический противник или публика.

Что касается молчания, то оно играет важную символическую роль в жизни нашего голоса, особенно молчание, которое взывает к нашим чувствам, пробуждает и обостряет их. Когда актер, политик или просто ваш собеседник вдруг замолкает, мы задерживаем дыхание. Это молчание действует так сильно, что лишает нас дара речи.

Кроме того, молчание – это проявление уважения к священным местам, во время поминальных торжеств или в минуты воспоминаний.

Тем не менее паузы нужно тщательно дозировать. Слишком долгая пауза, длящаяся более четырех секунд, может сбить слушателя с толку: он отвлекается, его ум начинает блуждать. Этот эффект актеры называют «рождественской елкой»: зритель перестает концентрировать внимание на действии, а начинает думать о еде, которая ждет его после спектакля.

Некоторые знают, как использовать эту возможность мечтать, которую дарит пауза, прежде чем наступит скука. I have a dream («Я мечтаю») – знаменитая речь Мартина Лютера Кинга 28 августа 1963 года в Вашингтоне перед 250 тысячами человек – лучший тому пример.

Каждый раз, когда он повторял свою формулу «Я мечтаю», он делал паузу в несколько секунд, которые как раз дают возможность помечтать, производя эффект тем более поразительный, что эта формула служила завершением предыдущей фразы:

«Я мечтаю…

что однажды на красных холмах Джорджии сыновья рабов и сыновья рабовладельцев будут сидеть за одним дружеским столом. Я мечтаю…

что однажды даже штат Миссисипи, где процветают несправедливость и угнетение, превратится в оазис свободы и справедливости».

Никогда еще созвучие, почти в музыкальном смысле этого слова, между смыслом, формой и исполнением не было таким совершенным. Речь Мартина Лютера Кинга была не просто великолепна, она ни в малейшей степени не следовала правилам, созданным специально для «голосов власти»; это был проповедник, который обращался к своей пастве. И если содержание прекрасно, то вокальная техника только добавляет ему убедительности. Его паузы предвещают мечту, которая уже готова стать реальностью.

Слишком короткие или слишком частые паузы прерывают музыку речи и нарушают интервалы, необходимые для того, чтобы усвоить сказанное: ритм – это то, что наполняет паузу смыслом.

В Daily Show, ежедневной передаче Comedy Central, часто показывают пародию на Барака Обаму с «компьютерным» голосом – прерывистым и монотонным, который скорее бубнит, чем говорит. Это такой способ высмеять характерную черту президента Соединенных Штатов, который в своих выступлениях, как правило, забывает об обертонах голоса. Его речь изобилует остановками, они повторяются через равные промежутки времени и лишают речь эмоциональности. Это говорящий метроном. Его тон, как и рассуждения, удручающе однообразны. А хотелось бы услышать какие-то неожиданные перемены в ритме. Тем не менее он был избран и переизбран. Действительно, когда его слушаешь, вспоминается Авраам Линкольн и другие выдающиеся деятели США, а не банальный синтетический голос. Как у него это получается? Он выступает как основатель, а не революционер. Своей манерой говорить он обращается к родительскому инстинкту, его слова призывают к созиданию и никогда – к ниспровержению. Но его самый гениальный ход, на мой взгляд, состоит в том, что ему удалось преодолеть недостаток вокального ритма, взяв слоганом Yes we can – три односложных ударных слова, которые действуют на коллективное бессознательное, как новое I have a dream.

Его случай не единственный. Так, Николя Саркози прерывается каждые четыре слога. Вообще я с удивлением констатирую, до какой степени в эти последние годы увеличился темп речи. Не в том ли причина, что мы постоянно слышим обрывочную информацию и голоса, перескакивающие с одной темы на другую? Наши уши больше не выдерживают длинных фраз. И виной тому, без сомнения, наше нетерпение. Политики оттачивают шокирующие слова на круглосуточных новостных каналах, которые наперебой их подхватывают.

Длительность речи зависит от эфирного времени, ей отведенного. Сегодня надо успеть убедить в чем-то меньше чем за десять минут. Паузы стали очень короткими. Наши лидеры это знают. Кто-то мог бы усмотреть в этом форму словесной манипуляции, поскольку умножение коротких пауз заставляет слушателя усвоить урок или послание, ни о чем не спрашивая. Действительно, более долгая пауза заставила бы его спросить себя: «Что я сам об этом думаю?» Это невозможно при кратких, повторяющихся паузах между простыми словами, которые даже не нужно обсуждать.

На телевидении и радио паузы нацелены на две стороны: на журналиста и слушателя. Николя Саркози в этом не знает себе равных. Когда журналистка задает ему вопрос по поводу текущей новости, которая его нервирует, он отвечает не сразу. Своей стратегической паузой он дает понять, что вовсе не подбирает слова для ответа, а раздражен и старается взять себя в руки, чтобы не быть невежливым. Молчание становится формой саспенса. Две секунды молчания означают, что он справился со своими эмоциями и теперь возражает тоном, в котором звучит огорчение и гнев. Стратегия паузы? Я не знаю, продуманная она или спонтанная: голос Саркози звучит так, будто он еле сдерживает себя, это гиперчувствительность гиперпрезидента. И тем не менее его паузы свидетельствуют о мастерском владении собой. Таким образом, ему удается быть спонтанным и понятно близким, сохраняя свой авторитет. Пауза – это оружие, поражающее две цели. Первая из них – подчеркнуть торжественность момента, вторая – придать вес последующим мыслям и высказываниям. Пауза – драгоценная оправа речи.

Что делать с вопросительными фразами, которые призывают к молчанию? На мой взгляд, они маскируют ложные паузы. Существует две разновидности подобных фраз: слишком красноречивые, но обрывающиеся на середине, поскольку их окончание совершенно очевидно, и так называемые исключительные, указывающие на желание прервать дискуссию.

Композиторы сочиняют симфонии, включая в них моменты тишины, которые в партитуре обозначаются знаками паузы, четверти паузы, одной восьмой или одной шестнадцатой паузы. Политики тоже располагают богатой палитрой пауз. Наши правители – настоящие артисты голоса, со своими нотами, аккордами и ритмами. Эти паузы – не просто риторические приемы, они – оружие массового убеждения, а то и действия.

Ганди учился в Великобритании. Он вернулся в Индию, освоив в совершенстве не только язык, но и британскую культуру. Глядя на солдат Ее Величества королевы Великобритании, ружья которых были нацелены на толпу, он мог бы легко произнести перед ними речь и убедить их перейти на его сторону, однако он молчал. Но молчание его было деятельным, а не смиренным. Он стоял прямо, весь в белом, и смотрел в небо. Он находился в мире, наполненном эмпатией, воображением, созиданием, духовностью: все это непременные свойства голоса, управляющего людьми. Англичане стояли перед этой стеной молчания, более содержательного, чем любые речи, свидетельствовавшего о решимости, воле не только сопротивляться, но выжить. Эта огромная вибрация молчания была так сильна, что она потрясла всех: солдаты опустили ружья. Это молчание стало одним из самых мощных и эффективных видов оружия, которые изобрел XX век. И это молчание Ганди разве не есть высшее проявление власти голоса?