Глава 14

Отель «Полесье» был, конечно, и в лучшие свои годы далеко не «Хилтон», а ныне от него осталась лишь установленная на крыше большая вывеска, да и та зияла выпавшими буквами. Я отметил, что за полгода, прошедшие с моего последнего визита в эти стены, в них совершенно ничего не изменилось. Оно и к лучшему. Продравшись через разгромленный холл и загроможденный обломками мебели коридор, мы начали восхождение на шестой этаж (последний – седьмой – являл собой лишь надстройку, в которой некогда был оборудован актовый зал) под аккомпанемент долетающих до нас с востока протяжных воплей. С каждым преодоленным пролетом крики апостола становились все ближе и громче. Не было никаких сомнений в том, что он снова напал на наш след и с минуты на минуту прибудет в «Полесье» со всей своей взрывоопасной свитой.

Деревянные плахи, перекинутые через обрушившиеся пролеты, лежали на своих местах. Перебираясь по ним наверх, мы мысленно говорили спасибо тому неизвестному сталкеру, что однажды навел здесь переправу из кусков межкомнатных перегородок. Говорили, а потом бессовестно уничтожали результат его благородного труда, сбрасывая за собой мостки на дно лестничной шахты. Чудовищная неблагодарность, но зато мы создали врагу лишние трудности, отгородившись от него тремя непреодолимыми с наскока провалами.

Затем мы временно разделились. Пока Искатель не достиг гостиницы, Тимофеич направился по коридору к уничтоженной главной лестнице исследовать путь к отступлению, а я вошел в ближайший номер, окна которого глядели на восток, и, пристроившись у подоконника, занял наблюдательную позицию.

Что ни говори, а в погожий денек да при полном отсутствии мутантов есть в пустынной тихой Припяти свое очарование. Оно особенно заметно, если глядеть на город с высоты. Лишь витающая над развалинами «Прометея» пыль напоминала о том, что здесь сегодня творится. В остальном же открывшийся мне с верхнего этажа пейзаж казался настолько безмятежным, что было даже удивительно, почему с момента нашего появления в городе у меня не унимается дрожь в руках. Осеннее утро, легкая прохлада, колышущиеся на ветру золотистые и багряные кроны деревьев, безлюдные улицы…

А впрочем, нет, уже не безлюдные. Большая группа людей вышла из почти осевшего облака пыли и быстрой походкой двинула по улице к центру Припяти. Я отступил в тень и поднял бинокль. Четырнадцать человек. Тринадцать знакомых мне сталкеров, переродившихся в монстров, и их нынешний вожак – трехметровый и тощий как глист Искатель. Его я видел впервые и потому уделил ему сейчас особое внимание. С погибшим братцем-апостолом их роднила разве что кожа: темная, морщинистая и бородавчатая. Больше ничего общего у малахольного гремлина Скульптора и этого карикатурно тонкокостного дылды не было. Особенно разнились у них лица. Живой взор лупоглазого мастера телекинеза против мутного безжизненного блеска щелевидных глаз пожирателя аномалий. Огромные остроконечные уши против полного отсутствия ушных раковин. Мордашка смышленого зверька против вытянутой, словно плавящаяся резиновая маска, физиономии не то человека, не то инопланетного гуманоида… Вот уж не предполагал, что я вдруг начну думать о Скульпторе как о симпатяге, но при сравнении внешности его и Искателя иного вывода не напрашивалось.

Я нажал на ПДА кнопку условного сигнала, и через полминуты Кальтер уже стоял рядом со мной. Вражье воинство шло в этот момент мимо горисполкома. Шло уверенно, ничуть не сомневаясь в том, где мы прячемся. Искатель, однако, предпочитал держаться позади марширующей не в ногу свиты, но непомерно высокий рост все равно не позволял ему укрыться за широченными спинами своих камикадзе.

Ни слова не говоря, майор вскинул винтовку и выстрелил. В кого он целился, было очевидно, но несмотря на свою хваленую меткость, Тимофеич, к несчастью, сплоховал. Выпущенная им пуля просвистела там, где мгновение назад маячила голова Искателя, и, чиркнув об асфальт, ушла рикошетом дальше. А плюхнувшийся в последний момент на четвереньки дылда тут же полыхнул ослепительной вспышкой, и нам поневоле пришлось отшатнуться от окна, дабы уберечь глаза.

– Заметил, сука! – процедил Кальтер, заслонив лицо рукой и ожидая, когда снаружи погаснет второе, намного более яркое солнце. Но оно продолжало лупить по окнам потоками света, не позволяя нам даже краем глаза выглянуть на улицу. – Как не вовремя… Ладно, выдвигаемся на позиции. Здесь нам удача больше не улыбнется.

Тактика нашей обороны была построена с расчетом, чтобы мы могли обстреливать как можно больше видимых сверху лестничных пролетов. Поскольку три из них теперь полностью отсутствовали, шахта стала просматриваться практически донизу. Поэтому обладателю дальнобойного оружия Кальтеру выпала задача контролировать нижний вход и прилегающее к нему пространство; мне – все то, что располагалось выше. Для наибольшего удобства я устроился пролетом ниже, на промежуточной площадке между пятым и шестым этажом, а майор остался на огороженном перилами пятачке возле двери. Таким образом любой противник, который начинал подниматься по лестнице, попадал поочередно на мушку то мне, то компаньону и находился почти под непрерывным огнем. Вдобавок нынешние габариты раскольников позволяли им перемещаться по узким пролетам только в колонну по одному, что опять же не играло на пользу врагу. Короче, вот такой уменьшенный и ориентированный по оси игрек современный аналог битвы при Фермопилах.

Треклятые «персы» не заставили себя долго ждать. Я только-только успел подложить под колено ватное сиденье от валявшегося на площадке разломанного стула и принял стойку для стрельбы, как внизу раздались возня и топот. В ограниченном пространстве даже негромкие звуки, отражаясь от стен, были слышны превосходно. Пришлось весьма кстати, что винтовка компаньона стреляла беззвучно, а иначе я вмиг оглох бы от канонады, какую учинили бы наши три пушки в гулкой лестничной шахте.

Первым открыл огонь, разумеется, Кальтер. Стрелять под таким углом ему было неудобно, поэтому он, пристегнув себя к перильной стойке, улегся на край площадки и высунулся по грудь, чтобы иметь возможность целиться, уперев приклад в плечо. Тоже не самая идеальная позиция, и долго находиться в таком полуподвешенном состоянии у майора вряд ли получится. Экономя патроны, он стрелял только одиночными выстрелами и периодически делал паузы для наилучшего прицеливания. Лишь пару раз я слышал, как Тимофеич промахнулся и угодил в лестницу. Прочие выпущенные им пули, попадая в цели, производили немного шума, ибо натыкались не на бетон, а на упругую человеческую плоть.

Я мог лишь краем глаза наблюдать, что творилось сейчас у пожарного выхода, но по усилившейся там суматохе понял: внизу началась свалка. Похоже, Кальтеру удалось перебить ноги двум или трем раскольникам, которые ступили на лестницу первыми. И теперь они катились по ступенькам вниз, мешая продвигаться вперед идущим за ними следом громилам. Возня сопровождалась грохотом и дребезжанием перил, и никто из врагов не вошел в мой сектор обстрела. Это могло означать одно: штурм захлебнулся, фактически не начавшись.

Расстреляв примерно треть магазина, Тимофеич прекратил огонь и замер в ожидании новой атаки, переводя дух и наблюдая за происходящей на первом этаже безмолвной, но яростной давкой. Я стоял с пистолетами на изготовку и думал, что если так будет продолжаться дальше, то до моего участия в битве дело может и не дойти. Что, в общем-то, для не слишком геройского парня вроде меня вовсе не являлось позором. Но до вечера оставалось еще много времени, а Искатель уже доказал нам, что способен мыслить стратегически и подкидывать неприятные сюрпризы. Так что, чувствую, пострелять мне еще придется.

– Минус два, – доложил Кальтер, когда шум внизу утих. – Неплохо для начала. Однако ходячие «буяны» зачем-то утащили наружу неходячих. Не столкнули под лестницу, как отработанный материал, а эвакуировали с поля боя по всем правилам. Спрашивается, зачем?

– Если Искатель обладает даром целителя, хреновы наши дела, – встревожился я вслед за компаньоном. – Мы-то с тобой патроны размножать не умеем.

– Что верно, то верно, – мрачно согласился майор, не сводя глаз с пожарного выхода. – А штыковую атаку нам против них не выстоять, тут и к бабке ходить не нужно… Скрылись, сволочи. Все до единого. Явно разбор полетов будут проводить.

– У тебя остались гранаты? – спросил я.

– Только одна для подствольника, – ответил компаньон. – Но это на случай крайней нужды. А ручные все на растяжки в «Прометее» ушли. Есть еще один картечный заряд для ближнего боя, и на этом все.

– Негусто, – подытожил я. – А то подорвали бы сейчас еще пару-тройку нижних пролетов да пошли с легкой душой чаи до вечера гонять.

– Ничего, бывало и хуже. – Непонятно, кого успокаивал Тимофеич: меня или себя. Он вряд ли нуждался в самоуспокоении, а мне от его словесной поддержки было ни холодно, ни жарко. Уж лучше бы пошарил по карманам да еще парочку завалявшихся магазинов нашел – это утешило бы Леню Мракобеса безо всяких слов.

Следующей атаки пришлось дожидаться долго. Дабы не затекли ноги, я последовал примеру Кальтера и тоже улегся на пол, а майор отполз немного назад, поскольку ему было трудно удерживать винтовку на весу в покалеченной руке. Окна в лестничной шахте имелись, но ближайшее к нам располагалось под самым потолком, и потому увидеть, что творится у стен «Полесья», мы не могли. А там развернулась кипучая подготовка ко второму штурму. Что-то постоянно сверкало и громыхало, как будто возле пожарного выхода бригада резчиков кромсала автогенами некую массивную железную конструкцию. Враги трудились неторопливо, но без перекуров. Они явно не сомневались, что мы никуда не сбежали, а значит, Искатель расставил наблюдателей вокруг гостиницы и контролировал все выходы из нее.

Впрочем, нам пока было рано думать об отступлении, а медлительность противника хоть и заставляла нас нервно ерзать, в действительности являлась нашим союзником. Апостол Монолита не знал о нашей цели и, очевидно, обладая неограниченным запасом времени, мог позволить себе не спешить. Мы – тоже. Но до тех пор, пока не настанет пора прорываться через парк к стадиону. То есть ближе к вечеру.

– Приготовься! – предупредил Кальтер спустя примерно полчаса после того, как он в одиночку отбил первый штурм. – «Буяны» подходят к двери! И, похоже, что-то с собой волокут… Щиты! Я так и думал!

Дверь пожарного выхода и лестничные пролеты не позволяли протащить по ним громоздкую мебель или пианино, но что-либо менее габаритное – запросто. Раскурочив стоявшие рядом с дворцом культуры подбитые БМП и БТР, противники воздели над головами отодранные от техники люки, подобно рыцарским щитам, и, укрывшись от пуль, ринулись в повторную атаку. Увидев, на какую хитрость пошел враг, Кальтер не стал тратить понапрасну патроны и предпочел дождаться, пока бронированная когорта достигнет первого обрушенного пролета, расположенного между вторым и третьим этажом. Там раскольникам волей-неволей придется задержаться и продемонстрировать нам, как они намерены преодолеть это препятствие.

Следуя примеру компаньона, я тоже не стал искать уязвимое место в сомкнутых вражьих щитах и пропустил штурмовую группу через второй этаж, ни разу не спустив курок. В ней насчитывалось девять бойцов, но поскольку половина из них несла сразу по паре люков, казалось, будто по лестнице поднимается как минимум полтора десятка человек. Или одна чешуйчатая стальная гусеница огромных размеров. Будь последнее правдой, я бы, наверное, боялся куда меньше. Потому что ползучее насекомое ни за что не пересекло бы разверзнувшийся перед ним провал, а приспешники Искателя явно знали такой способ и были уверены, что он сработает.

Когорта приблизилась к краю площадки, за которым находился обрыв, после чего под бронированным панцирем начались какие-то пертурбации. «Буяны» сдвинули защитный барьер еще на шаг от стены, погнув при этом перила, затем приступили к непонятным перестроениям. Я присмотрелся и вскоре смекнул, что творится за «железным занавесом». Несшие в каждой руке по люку громилы опустили один из них на ступеньки, приставив к ногам, и забрали щиты у тех приятелей, которые тащили вдвое меньший вес. А те избавились от груза и выстроились в колонну у самой стены, продолжая оставаться под прикрытием «броненосцев».

– Да ведь они собираются прыгать! – догадался я.

– Уверен? – спросил Тимофеич, с позиции которого загадочные маневры раскольников не были видны.

– Будь я проклят, старик! – побожился я. – По крайней мере половина из них – точно!.. «Трамплин»! Ну, конечно!

– Где трамплин? – не понял майор, неотрывно следя за врагами через винтовочный прицел.

– Раз пожиратель аномалий сумел накачать тех «буянов» энергией «пепельницы», что ему стоит проделать то же самое с «трамплином» и создать себе «прыгающие бомбы»? – пояснил я.

– Лучше бы ты ошибался, – заметил компаньон. – А иначе придется нам…

Кальтер не договорил, потому что, к сожалению, я оказался прав и из-за пуленепробиваемого заслона выскочил первый прыгун. Совершив короткий разбег, он с поразительной для такого тяжеловеса ловкостью перемахнул почти через весь провал, не дотянув до его противоположного края всего пару шагов. Что, однако, не закончилось для раскольника падением в шахту. Ухватившись ручищами за кромку площадки третьего этажа, он подтянулся, и не успели мы спустить курки, как акробат уже мчался что есть мочи вверх по лестнице. Аномальной же энергии в громиле бурлило столько, что казалось, будто он бежит, вообще не касаясь ногами ступенек.

Зачем врагам понадобилось выстраивать стальную крепость, стало ясно, когда из-за барьера вырвался второй прыгун, который начал восхождение тем же маршрутом, что и первый. Искатель быстро вынес урок из своих ошибок и предпочел отправлять «буянов» в бой поодиночке, доставив их на стартовую позицию под прикрытием брони. Избранная ими тактика позволяла атаковать с высокой скоростью, не превращая себя в легкие мишени и не мешая друг другу на узкой лестнице. Едва второй прыгун достиг третьего этажа – а лидер забега, соответственно, четвертого, – как вослед им стартовал следующий громила, и еще как минимум двое топтались в ожидании своей очереди.

Мы сосредоточили огонь на первопроходце, которому удалось столь же лихо преодолеть второй провал, зияющий между четвертым и пятым этажами. Последний обрушенный пролет находился аккурат перед моей площадкой, а у нас все не получалось обездвижить приближающегося к нам противника. Он несся вверх по ступенькам с легкостью чемпиона мира по тройному прыжку. Чтобы попасть такому шустрику в ноги, надо было являться более метким стрелком, чем наш бравый майор. Поэтому он, не блеснув снайперской стрельбой, вскочил с пола и сбежал ко мне на площадку, собираясь встретить громилу у края разделяющего нас и его провала.

Хронологию последующей стычки я помню плохо, ибо в те считаные минуты, что она длилась, уместилось столько событий, сколько человеческая память просто не в силах зараз разложить по полочкам. Неудивительно, что многое после этого почти сразу же забывается. Вот и мне наверняка удалось запомнить далеко не все. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Есть в жизни вещи, запоминать которые во всех подробностях совершенно не хочется…

Кальтер со вскинутой винтовкой сбегает по ступенькам, когда лидер прыгунов достигает последнего провала. Я всадил в него уже полдесятка пуль, но все они угодили в живот или бедра и не остановили врага. Он отталкивается от края площадки и взмывает в воздух, а я с ужасом осознаю, что громила разогнался настолько, что возьмет препятствие сразу, да еще с запасом. Это означает, что штыкового боя, которого так опасался компаньон, теперь не миновать. Только кто бы выдал мне винтовку с пристегнутым штыком и показал, как воевать ею против такой свирепой нечисти.

Однако пока прыгун находится в полете, пуля майора настигает его, снося коленную чашечку и почти отстреливая ногу. Приземлившийся прямо перед нами громила плюхается на подкосившиеся колени с такой силой, что под ним крошатся бетон и кафель. Инерция увлекает «буяна» вперед, но упасть он не успевает, поскольку его распухшая рожа очень кстати встречается с ботинком Кальтера, который с ходу отоваривает коленопреклоненного врага мощным пинком. Я не раздумывая подключаюсь к избиению и добавляю раскольнику тем же ударом по тому же месту. Слышен ласкающий слух хруст раздробленной челюсти, и вместо того, чтобы грохнуться ниц, вражина валится навзничь. Именно так, как нам нужно.

Позади у «буяна» уже не площадка, а пропасть, куда он немедля и срывается, кувыркаясь, сшибая за собой перила и ударяясь о края лестничных пролетов. Но нам с Тимофеичем некогда созерцать его драматичное падение. К провалу уже приближается второй прыгун, желающий растерзать нас ничуть не меньше, чем его обломавший зубы – и фигурально, и буквально – предшественник.

Этот громила доставляет нам побольше хлопот, и все потому что и у меня, и у Кальтера как назло иссякают магазины. Даже предупредительный окрик «Заряжаю!» мы орем в один голос, отчего не слышим друг друга, а когда смекаем, что стряслось, прыгун уже летит к нам с распростертыми руками. И объятья, в которые он намерен нас заключить, будут отнюдь не дружескими.

– Берегись! – кричит майор, отскакивая к лестнице и на ходу выхватывая новый магазин. Компаньону в этом плане намного проще, нежели мне. Даже имея обе здоровые руки, перезарядить сразу два пистолета – задача весьма хлопотная. Это только в кинобоевиках вооруженные парой стволов, крутые герои перезаряжают их на счет «раз-два». Я же подобным приемам, к сожалению, не обучен. Благо хоть вовремя соображаю, что лучше оставить пистолеты в покое, и вместо судорожной перезарядки хватаюсь за мачете, проку от которого сейчас может оказаться намного больше. Или не оказаться вообще, но в любом случае даже зыбкий аргумент всегда выглядит привлекательнее дюжины ничем не обоснованных догадок.

Я успеваю вернуть «Вальтер» и «Глок» в кобуры, едва прыгун ступает на площадку в трех шагах от меня, а выхватываю мачете, когда расстояние между нами сокращается до одного шага. Хорошего замаха в такой спешке, естественно, не получается. И потому мне не приходит в голову лучшей идеи, чем просто взять и ткнуть клинком прущему на меня противнику в лицо. Стиснув до боли в пальцах рукоять, я с диким воплем вонзаю не слишком острый, утяжеленный конец мачете прямо во вражеский рот. Скрежещут о металл ломающиеся зубы, а клинок рвет громиле язык, небо, гланды и останавливается, лишь упершись в позвоночник. А я продолжаю налегать всем телом на рукоять, пытаясь оттолкнуть от себя пропитанную яростью ходячую груду мускулов.

Но враг абсолютно не чувствует боли, и в итоге это он толкает меня, вынуждая пятиться и шаг за шагом сдавать позиции. Мои вытянутые руки плюс полуметровое мачете позволяют пока дистанцироваться от раскольника, но стоит только выдернуть клинок, как громила неминуемо обрушит свои кулачищи мне на голову. После чего наш рукопашный поединок моментально завершится, причем без единого шанса для Мракобеса взять у противника реванш. К счастью, я знаю, что наше противостояние продлится недолго и подмога в лице Тимофеича вот-вот подоспеет.

Простительно то, что он не сумел перебить ноги резво скачущему «буяну». Но если бы майор промахнулся хоть раз, стреляя по нему в упор, я бы Тимофеичу такого позора вовек не простил. Компаньону, безусловно, также не хочется портить себе репутацию, и потому он меня нисколько не разочаровывает. Два выстрела, и громила, не выпуская изо рта мачете, падает передо мной на колени, будто собирается умолять несостоявшуюся жертву о прощении. Я в ярости выдергиваю клинок, заодно уродуя лицо врага кривой улыбкой Гуинплена, и, замахнувшись, собираюсь расколоть ему надвое череп. Но майор перехватывает меня за локоть и не дает этого сделать.

– Отставить! – орет он. – Бомба! «Трамплин»!

Я вне себя от злости, но смысл предупреждения улавливаю: от взрывоопасных слуг Искателя, как и от обычных бомб, надо избавляться аккуратнее. Лучше всего так, как мы поступили с первым прыгуном, – просто спустить его в пролом. Однако заниматься этим сейчас совершенно нет времени. К нам во весь опор скачет новый посланник смерти, столь же свирепый и не ведающий страха, как остальные. Поэтому мы с компаньоном отпихиваем обезноженного противника в угол и встречаем очередную угрозу.

Кальтер опять промахивается, и «буян» сигает через провал, не получив фатальных повреждений. Но тут свое веское слово говорю я и парой взмахов мачете решаю исход третьего раунда в нашу пользу. Этот враг оказывается не столь легок на подъем и не преодолевает преграду с наскока. Но ему удается уцепиться за край площадки так же, как он проделывал это на нижних этажах. У меня нет ни секунды на перезарядку пистолетов, зато есть наготове средство, которое быстро избавляет чересчур назойливых прыгунов от привычки хвататься за все подряд. Мачете перерубает раскольнику кисти еще до того, как он успевает подтянуться, и громила отправляется в свой последний полет по уже проторенному лидером маршруту.

Следующий прыгун оказывается самым неуклюжим из всех. Он так долго выкарабкивается из второго провала, что его настигает приятель, стартовавший позже. У того с координацией полный порядок. Он легко перемахивает через обрушенный пролет и оказывается на три шага впереди нерасторопного громилы. И теперь эти двое мчатся вверх по лестнице друг за другом, будто соревнующиеся спринтеры.

Я прячу мачете в ножны, наскоро меняю в пистолетах магазины и с ходу открываю огонь по приближающимся раскольникам. Нашей огневой мощи и так едва хватало, чтобы сдерживать их натиск, и если мы сей же момент не выведем из строя одного из прыгунов, они, боже упаси, ворвутся на нашу площадку вместе. Поэтому я поливаю их свинцом сразу из двух стволов и молюсь, чтобы как минимум одна из выпущенных мной пуль оказалась счастливой.

А Тимофеич почему-то не стреляет, хотя я отлично помню, что после перезарядки он нажимал на спусковой крючок всего дважды. Упорно не стреляет, однако винтовку не опускает. Да что с ним такое стряслось? Заклинило оружие? Тогда какого черта он застыл столбом и даже не пытается починить наш главный калибр?

Кальтер ждет. А чего конкретно, я понимаю в последнее мгновение, когда прыгуны друг за другом взмывают над провалом. Две горилообразные фигуры готовы спикировать на нас, словно бескрылые ангелы смерти, – по одному на меня и компаньона. Захватывающая дух кульминация нашего неофермопильского сражения, в котором, согласно исторической правде, должен победить, увы, не храбрейший, а более многочисленный противник…

Ан нет, майор с таким положением дел отнюдь не согласен, ведь он еще не опустошил все свои пороховницы. Причем делает он это, руководствуясь не гневом, а хладнокровным расчетом. Что ни говори, а я в такой бешеной суматохе сроду не спланировал бы подобную контратаку, выверенную с точностью до доли секунды. И тем паче не реализовал бы ее на практике. Пожалуй, мне было бы проще забить трехочковый мяч в баскетболе, стоя под своим кольцом спиной к корзине противника.

Куприянов терпеливо выжидает, пока оба раскольника не утратят под ногами опору, после чего отскакивает влево, прямо наперерез прыгунам, и только потом стреляет. Зачем он занимает, казалось бы, самую невыгодную и опасную позицию, становится понятно позже. По замыслу компаньона, в момент выстрела он и обе его мишени должны непременно располагаться на одной прямой. А дальше все решают усиленный заряд картечи и простейшая физика движущихся тел, грамотное использование которой, поверьте, иногда может спасти вам жизнь.

Подствольник Кальтера громыхает, словно маленькая мортира, и выплевывает навстречу первому прыгуну ударную дозу свинца. На таком коротком расстоянии до цели картечь не успевает рассеяться и лупит по ней все равно что пушечное ядро. Голова, шея и правое плечо «буяна» превращаются в мясокостный фарш, а оторванная рука шмякается о стену, оставляя на ней кровавую кляксу. Тело, не достигая площадки, выписывает в воздухе неуклюжее сальто назад и врезается в летящего следом раскольника. На что, собственно говоря, стрелок изначально и рассчитывал.

И без того не отличавшийся расторопностью, этот «буян» мог и сам недопрыгнуть до края площадки, а столкнувшись в полете с тушей собрата, лишился последнего шанса перемахнуть через провал. Два кувыркающихся тела – одно мертвое, а другое пока живое – унеслись в шахту и присовокупили себя к валяющимся внизу телам прочих охотников за нашими головами.

– Минус пять, етит вашу мать! – плюю я вдогонку падшим на бетон «ангелам смерти». Однако правильнее было бы проорать «минус четыре с половиной». Безногий громила, которого мы не успели скинуть в провал, подползает сзади и вцепляется мне в лодыжку.

– Берегись! – кричит майор, но я уже вижу, в какую неприятность угодил, и рывком высвобождаюсь от хватки недобитого врага. А затем оборачиваюсь и в упор разношу ему голову из обоих стволов. И только отскочив на лестницу, замечаю, что с полумертвым раскольником творится что-то неладное. Кожа на его раздувшемся теле лопается, а из глубоких рваных ран фонтанирует кровь вперемешку с ошметками мускульных тканей и внутренних органов. При этом громила трясется в дикой конвульсии, от которой площадка у нас под ногами ходит ходуном вместе с перилами.

Даже неизвестно, чего я пугаюсь больше: взрывоопасного полутрупа или его четверых боеспособных собратьев из группы прикрытия. Они дружно бросают щиты и устремляются наверх в тот момент, когда Тимофеич сшибает влет одним выстрелом сразу двух прыгунов. Мы еще можем дать третьей вражеской волне отпор, но для этого нам нужно срочно избавиться от распадающегося на глазах тела. Только как это сделать? Его конвульсии просто чудовищны, а клочки плоти и брызги крови разлетаются во все стороны, отчего на площадке уже не осталось ни единого чистого пятачка. Будь у нас при себе багор, тогда мы, вероятно, справились бы с агонизирующим врагом, но совладать с ним голыми руками нам не под силу.

– Отходим! – Кальтер указывает на дверь, ведущую в коридор шестого этажа. Майору, как и мне, очевидна безвыходность нашего положения, и он решает отступить на вторую линию обороны – дверной проем. Отойти к главной лестничной шахте – плановому маршруту нашего бегства, – не получится при всем старании. Гостиничный коридор слишком длинный, и слуги Искателя настигнут нас еще до того, как мы приступим к спуску. Придется сначала задержать их тут, а потом, если повезет, думать об окончательном отступлении.

Кальтер загоняет в подствольник последнюю гранату; я меняю почти пустые магазины на полные, дабы не угодить впросак, как в прошлый раз. Четверо «буянов» преодолевают второй провал и, удерживая между собой безопасную дистанцию, быстро движутся к последней разделяющей нас преграде. Грядет наш последний и решительный бой! А может, не последний, если нам хватит решительности отбиться от осатанелых раскольников. Хотя чем дальше, тем вряд ли нам будет легче даже несмотря на то, что мы уничтожили больше половины вражеской пехоты…

Превратившееся в груду разодранной плоти, распластанное на площадке тело, казалось, не преподнесет нам больше никаких сюрпризов. Но оно преподносит, и в итоге чуть было не свернувший мне шею противник встает на нашу защиту и отбивает третью атакующую волну. Мы с майором не истратили на этих «буянов» вообще ни одной пули! Что, впрочем, не являлось великим достижением, ибо раскольникам также повезло отделаться минимальными потерями.

Агонизирующее тело утихомиривается, когда громилы подбегают к провалу. Но едва их лидер ступает на край, как труп внезапно взрывается. Его ошметки долетают даже до нас, хотя мы сидим далековато от эпицентра взрыва. И когда через миг кровавый ливень прекращается, на том месте, где мы только что держали оборону, вспучивается и сразу же с шумом лопается громадный полупрозрачный пузырь. Затем опять вспучивается и лопается. А после вновь надувается, но шарахает уже с утроенной мощью, потому что перепрыгнувший провал раскольник попадает точно в эту пульсирующую сферу. Она же перекрывает собой всю площадку и часть идущего наверх лестничного пролета, и теперь мы смотрим в шахту словно сквозь гигантский круглый аквариум, искажающий реальность, подобно выпуклой линзе.

«Трамплин» недаром носит столь недвусмысленное название и всякий раз его подтверждает, когда расправляется с очередной своей неосторожной жертвой. Сиганувший прямо в центр аномалии прыгун подбрасывается ею вверх и впечатывается в потолок, да так крепко, что дальнейшее падение с шестого этажа на бетонный пол, должно быть, кажется громиле уже не таким жестким. От удара раскольничьего тела потолочная плита трескается и обрушивает вниз дождь битой штукатурки, а у самого прыгуна наверняка остается очень мало целых костей. Мне еще не приходилось сталкиваться с такими свирепыми «трамплинами», но поскольку этот являл собой, можно сказать, уникальную авторскую работу, стало быть, и удивляться тут абсолютно нечему.

– В яблочко! – не удерживаюсь я от восторженного комментария. Еще бы мне не радоваться! Каждой рыбе приятно наблюдать, как тонет рыбак, запутавшийся в собственных сетях…

Исполнившись надеждой, что раскольники еще трижды повторят для нас на бис трюк с «трамплином», я в итоге испытываю разочарование. Громилы – вовсе не полные кретины, и уже следующий прыгун отказывается перемахнуть через провал. Все они так и застывают в нерешительности на краю площадки, поглядывая исподлобья то на нас, то на аномалию. Обосновавшись на стратегически важном для нашего противника плацдарме, она вновь успокаивается и начинает пульсировать, будто подначивая «буянов» на еще одну попытку: мол, а вдруг вам, парни, теперь все же повезет?

Слуги Искателя на эти подначки не поддаются и, развернувшись, бегут вниз по лестнице. Обратная дорога требует от них куда меньше усилий, и, вновь перескочив через провалы, вскоре троица громил уже вытаскивает наружу лежащие у подножия лестницы тела собратьев. Которые бьются в судорогах и, видимо, тоже должны с минуты на минуту явить на свет несколько новорожденных «трамплинчиков». Но, судя по спешке, с какой эвакуируются павшие враги, и багровому свечению, что вновь засверкало перед пожарным выходом, Искатель планирует воскресить своих павших в битве бойцов. Или, в крайнем случае, привести их в худо-бедно боеспособное состояние. А значит, нужно ожидать нового штурма, возможно, намного более стремительного и беспощадного, чем тот, который только что завершился…

Уф! Ну и утречко! Под стать вчерашнему горячему деньку, это точно. Будь я адреналиновым наркоманом, сейчас просто трясся бы в экстазе. Однако от дрожи, что колотит меня, я испытываю не больше удовольствия, чем от пребывания голышом на лютом северном ветру. Какой уж тут кайф – дожить бы до обеда, и то счастье…

Даже то обстоятельство, что теперь на нашей стороне выступает вражеский «трамплин», ничуть нас не утешает. Путем несложных для Искателя манипуляций с аномальной энергией он мог создать новую штурмовую команду, которой никакие «трамплины» будут нипочем. А нам оставалось лишь сидеть, пересчитывать боеприпасы и поглядывать на часы. Как все обернется к вечеру, было одному Богу известно, но пока дела продвигались относительно неплохо. За исключением, пожалуй, того, что за этот короткий, но яростный бой мы расстреляли почти половину оставшихся патронов, а время в минуты затишья по-прежнему тянулось очень и очень медленно. Настолько медленно, что порой мне начинало казаться, будто оно вообще остановилось…