Глава 12
Идеального вторжения – такого, какое мы планировали, – не вышло. Виноват в этом, как нетрудно догадаться, был самый нерасторопный член нашей штурмовой команды. Вопреки моему наказу он все равно замешкался и за время атаки вообще ни разу не выстрелил.
Конечно, в иной ситуации Дюймовый получил бы за это крутую выволочку, но сегодня он не услышал в свой адрес ни одного обидного слова. Более того, за проявленную при штурме «сердечника» рассудительность Жорик мог бы с чистой совестью потребовать от нас благодарность. И наверняка ее получил бы, окажись все наши враги уничтоженными, а достигнутая победа – окончательной. Но поскольку ни одно из этих счастий нам пока не улыбалось, значит, от криков «Виват!» и качания друг друга на руках пришлось воздержаться.
Но как бы то ни было, повод для радости – хотя бы чисто символической – у меня, Динары и Жорика был. Претерпев столько мытарств, забравшись к черту на рога (или, с учетом «пещерного» характера наших приключений, – в задницу) и бросив вызов одному из злейших богов Пятизонья – Трояну, – мы все-таки обнаружили того, кого искали. Чтó мы и сам Мерлин от этого выиграли, неизвестно, но формально правда восторжествовала: мы исполнили свой товарищеский долг и пришли Пожарскому на помощь.
Жаль только, в нашем случае принцип «Лучше поздно, чем никогда» был неприменим. Все, на что мы, горе-спасатели, оказались способны, это захватить камеру, в которой содержался Семен. И всё. Тюрьма же, где его заточили, так и оставалась под властью его тюремщиков, а подавление творимого нами беззакония – лишь вопросом времени. Самого ближайшего…
Дверцы автоматически раскрылись, после чего сразу выяснилось, что стрелять прямо из коридорчика у Жорика не получится. Весь обзор нам загораживала какая-то техническая стойка, которую волей-неволей нужно было сначала обойти.
– Давай налево! – громким шепотом скомандовал я напарнику, пока тот не впал в растерянность. Куда именно бежать, принципиальной разницы не было. Просто срочно требовалось вывести тугодума Дюймового из вредного для него состояния «витязь на распутье» и направить его к конкретной цели.
– Ну, суки, молитесь, если успеете! – подбодрил себя Жорик и, выпрямившись во весь рост, первым выскочил из-за стойки. На его перекошенном от гнева лице читалось жгучее желание повергнуть окружающий нас мир в огненный хаос. Что, не сомневаюсь, сталкер непременно осуществил бы… кабы вдруг не застыл истуканом с «душегубом» наперевес и открытым от изумления ртом.
Как здорово, что я выбежал из коридорчика следующим и рванул в ту же сторону, что Черный Джордж. Окажись на моем месте Ипат, он мог бы заорать на замешкавшегося гранатометчика, и тот, инстинктивно подчинившись бывшему командиру, совершил бы ужаснейшую и непоправимую ошибку. Но я-то был не столь прямолинеен и нахрапист, как бойцы Ордена. И, прежде чем заорать: «Пли, дурень!», решил сначала выведать причину, повергшую Дюймового в смятение.
Заметить ее оказалось легко. Причем таковых причин здесь имелось сразу несколько. Люди! К тому же так много, что для Ангара это выглядело вдвойне необычно. Неудивительно, что рука Жорика дрогнула и не сумела спустить курок. Я и сам, едва заметив эту компанию, непроизвольно убрал палец со спускового крючка и задрал ствол револьвера в потолок. Стрелять по людям в центре скопища биомехов было бы святотатством даже для закостенелого мизантропа вроде меня. По крайней мере до того, как не прояснится, кто эти ребята такие и что они здесь забыли.
– Не стрелять! – прокричал я, опасаясь, что выбежавший следом за мной Ипат не сориентируется в изменившейся обстановке и начнет бойню. – Отставить огонь! Здесь – люди!..
Их было двенадцать, но только трое свободно разгуливали по залу. Прочие девять висели, пристегнутые ремнями к расставленным полумесяцем, одинаковым металлическим конструкциям, сделанным по принципу наклонных и поднятых почти вертикально операционных столов, однако не в пример грубее медицинского оборудования. Отчего больше напоминали станки для четвертования или иных инквизиторских пыток.
Впрочем, ни на полу, ни на стенах следов крови не наблюдалось. И вообще, помещение, куда мы ворвались, походило не на пыточную, а на командный центр: широкий, почти во всю стену, панорамный телеэкран; по бокам от него – несколько экранов поменьше; повсюду – кабели и стойки с непонятными устройствами. Для полной аутентичности не хватало только яркого освещения, кресел и суетящегося персонала, который должен был заполнять такой просторный зал. Девять выстроенных перед огромным экраном невольников – а как их еще назвать? – и трое ошивающихся возле них не то помощников, не то надсмотрщиков – вот и все здешние сотрудники. И никаких биомехов. Даже безобидных стюардов-ботов, и тех мы тут не заметили.
Сходство с командным центром усиливалось за счет демонстрируемых на мониторах спутниковых карт. Испещренное зашифрованными пометками изображение медленно двигалось по экранам. А девять прикрученных ремнями к своим «рабочим местам» людей не отрываясь и, кажется, даже не мигая молча впитывали визуальную информацию. Которая также выдавалась им без каких-либо звуковых комментариев.
Наше появление не произвело на «аналитиков» никакого впечатления. Зато их опекуны после моего окрика встрепенулись и дружно обернулись. После чего, не сговариваясь и лавируя между стойками, устремились к нам. И было не похоже, чтобы их торопливое движение свидетельствовало о миролюбивых намерениях.
Скудное освещение зала не позволяло хорошо разглядеть эту троицу. Но когда она угодила под отсвет панорамного экрана, я моментально узнал, что за делегация движется нам навстречу. И не только я. Ипату и выползшей из коридорчика Динаре тоже явно доводилось встречаться с подобными существами.
– Сталтехи! Бей их! – гаркнул на весь зал мнемотехник и первым открыл огонь, полоснув из армгана по ближайшему противнику.
Эти зараженные скоргами сталкеры мутировали не так давно, поскольку примерно наполовину все еще оставались людьми. Их плоть разлагалась, и в усеивающих ее язвах поблескивали стальные волокна сочленений, которые планомерно заменяли собой отгнивающие мышцы и сухожилия. Кости сталтехов также претерпевали аналогичные метаморфозы. Но поскольку они еще не завершились, это сказывалось на физическом состоянии мутантов не самым лучшим образом. Они уже обрели немереную силу и агрессию, но с подвижностью и координацией у них были пока серьезные затруднения. Чем мы и воспользовались, не позволив врагам приблизиться к нам на дистанцию для рукопашного боя.
Ипат метким выстрелом рассек первого сталтеха и помог Динаре разнести на куски второго. Я также не ударил в грязь лицом – вот еще! Крикнув вновь вскинувшему гранатомет Жорику: «Не вздумай!», я встал в устойчивую позицию и всадил в третьего врага две пули подряд. Так, как делал это давным-давно в тире, стреляя по ростовым мишеням. И когда узловик с питеркой, видимо решив, что мне не совладать со сталтехом в одиночку, собрались его добить, тот уже валялся на полу с развороченным черепом и дыркой в груди. Из которой изливалась мерзкая серебристая жижа – та зараза, что фактически заменяла ныне этим тварям кровь.
Стычка со сталтехами не продлилась и десяти секунд. И еще примерно полминуты мы держали на прицеле девятерых «аналитиков», опасаясь, как бы они не отстегнули свои ремни и не бросились на подмогу надсмотрщикам. Но невольники и бровью не пошевелили, продолжая таращиться на карту, будто все происходящее здесь их не касалось.
Повод, по которому мы не расстреляли их за компанию, был очевиден. В отличие от рыскающих по углам полутемного зала сталтехов, невольники находились в свете экранов, и даже скорый на расправу Ипат не усомнился в том, что они – люди. Или пока что люди – неважно. Главное, нам хватило считаных мгновений, дабы опознать их помятые, но еще не изъеденные скоргами лица.
Мерлин, Асклепий и семеро пропавших членов их экспедиции, которых я также знал, были опутаны не простыми ремнями. На каждом таком бандаже находились десятки различных датчиков, а также трубки, через которые, как я предположил, в тела этих несчастных закачивался питательный раствор. Вид у них был бледный и болезненный, взгляды – мертвыми и потухшими, но следов разложения их плоти я не заметил. Впрочем, это был единственный обнадеживающий признак, увы, не дающий гарантии, что «аналитики» могут стать опять полноценными людьми.
– Семен! – окликнула Динара своего бывшего нанимателя, когда мы с опаской приблизились к невольникам. Стойка, к которой был привязан Пожарский, торчала в центре ряда этих конструкций, и к ней подходило больше всего кабелей и трубок. – Семен, ты меня слышишь? Это я, Арабеска!
Спутниковая карта с главного экрана исчезла, и мы невольно вздрогнули. А через секунду ее сменил однотонный темно-серый фон, на котором проступила белая надпись:
«Динара?.. Лейтенант Хомяков?.. Откуда?.. Здесь?..»
Мертвенная пелена сошла с глаз Мерлина, и они обратились на нас. Его взгляд был расфокусирован, словно у пьяного, но, без сомнения, принадлежал не сталтеху, а живому человеку. На нас смотрел почти прежний Пожарский – такой, каким он был, когда сильно уставал или чувствовал недомогание. Вот только говорить, судя по всему, он не мог. На его лице заиграли желваки, морщины на лбу изогнулись, веки задрожали, но губы упорно оставались сомкнутыми.
«Вы?.. Здесь?.. Откуда?.. Галлюцинация?» – вновь нарисовалось на мониторе. Это предельно скупое сообщение тем не менее отчетливо давало понять, что пленник не только сохранил способность мыслить, но и может делать это логически. Он узнал и меня, хотя я пока не проронил ни слова. Плюс ко всему осознавал, что находится в таком месте, где нас быть никак не должно. Что ж, и это обнадеживает. Раз голова у Пожарского работает, значит, он наверняка подскажет, как всем нам отсюда выбраться. А то и схему побега на экране изобразит, – чем черт не шутит?..
До того, как нас захлестнула следующая ураганная волна событий, нам удалось пообщаться с Мерлином в относительном покое около четверти часа. Выяснили мы за это время, естественно, мало, а выработать на основе сумбурных ответов невольника спасательный план не успели и подавно. Скорее, наоборот, лишь укрепились в мысли, что о побеге из Ангара можно забыть.
Говорил Семен с нами все так же через экранные послания, короткими рублеными фразами. С каждым новым нашим вопросом их появлялось все больше, – очевидно, общение с нами мало-помалу приводило Пожарского в чувство. Но цитировать здесь его ответы в таком виде, в каком они отображались на мониторе, будет неуместно, ибо каждый из них придется истолковывать дважды: так, как мы сначала поняли Мерлина, и что он на самом деле подразумевал. И дабы нам с вами не увязнуть в скучной расшифровке данной «криптографии», я возьму на себя смелость подсократить и упорядочить эту часть своего повествования. То есть ознакомлю вас лишь с теми фактами, которые после всей этой словесной дистилляции оказались в итоге правдой…
Способа бегства из Ангара Пожарский не знал. Зато ему было точно известно, что кроме технического коридора для ботов и вентиляционного колодца иных входов и выходов в этом зале нет. Вентиляция вела наверх, но выводила не на поверхность, а черт знает куда. Проползти по колодцу мог только человек без доспехов. Да и то лишь теоретически, поскольку там, скорее всего, стояла какая-нибудь защита. Из всех нас я один имел шанс преодолеть этот путь без посторонней помощи. И, конечно, при условии, что у меня хватит сил разрушить все встретившиеся преграды.
А Мерлин и одиннадцать его товарищей (обнаружилось, что убитые нами сталтехи до заражения тоже являлись членами его команды) были замурованы здесь на веки вечные. В смысле, до тех пор, пока не исполнят возложенную на них их похитителем миссию и не будут отправлены в расход.
Каким образом они сюда попали, Семен припоминал очень смутно. Заметил лишь, что в Чернобыле, на полпути между Припятью и Кулажиным, их атаковала невероятно огромная и стремительная колония скоргов. По всем признакам, это был известный сегодня всему Пятизонью Троян. Вся экспедиция будто мгновенно погрузилась в кромешную парализующую тьму, после чего, по ощущениям Мерлина, его куда-то тащили, на чем-то везли и, кажется, даже перемещали по воздуху. И когда пленник снова обрел зрение и слух – но не прочие утраченные способности организма, – он был привязан к этой стойке и смотрел на этот экран. А голова его буквально разрывалась от переизбытка странной информации, загружающейся прямо в мозг невесть откуда и кем.
– Трояном? – поинтересовался я, косясь на закрытые дверцы технического коридора.
«Нет, не им, – высветилось на экране. – У Трояна нет допуска вовнутрь. Только наружная броня. Ему нельзя приближаться к генератору».
Пожарский назвал своего зловещего босса Умником, поскольку упоминать его настоящее имя пленник не мог даже мысленно – в голове срабатывала какая-то блокировка. Именно Умник объединил девять легендарных сталкеров в единую ментальную сеть, центром управления которой и было суждено стать Мерлину. Только поэтому он оставался в живых, тогда как остальные пребывали в коме, дабы категорически исключить между ними любые контакты.
Семен мог при надобности подключиться к «жженым» имплантам товарищей и задействовать мощности тех по своему усмотрению либо по приказу Умника. Противиться же его воле было попросту невозможно. За неподчинение он при помощи системы нейронного контроля (СНК) вызывал у пленника приступ острейшей боли. И когда Пожарский испытывал болевой шок, его мозг начинал излучать специфические ментальные волны. СНК перехватывала этот импульс и интерпретировала его как подтверждение команды, которую отказался выполнить строптивый «центр».
Какие бы ужасные пытки ни мог выдержать Мерлин, Умнику на это было наплевать. Он мгновенно добивался от своего бессловесного раба правильного ответа, даже когда тот был исполнен решимости его не давать. Играть в героя было бесполезно. Пока Семен чувствовал боль, он был не в состоянии сказать Умнику ни полслова поперек. А тот делал все возможное, чтобы невольники не утратили к ней восприимчивость и заодно не окочурились раньше положенного срока. Отсюда следовало, что отключить Мерлина и его собратьев по несчастью от СНК мы не могли. Это их тут же убило бы – Умник, разумеется, подстраховался и на такой случай.
Результат получался удручающим. Мы застали Пожарского живым и в относительно добром здравии, но не могли вызволить его из западни. Как, в общем, и сами ни на йоту не увеличили свои шансы снова увидеть солнце. Я глядел на потолочный люк с вращающимся в нем вентилятором и озадаченно чесал голову. В вентиляционный колодец не пробивался ни один лучик света. Стоит ли овчинка выделки или можно даже не трепыхаться? Здесь я хотя бы подохну не один, а в компании – какое-никакое, но утешение. А там, наверху?..
Это были относительно внятные ответы, которые мы получили от Семена за время выпавшей нам передышки. Прочие назвать таковыми уже нельзя. Возможно, потому, что сам Мерлин толком не знал, о чем мы его спрашиваем. А его ограниченность в средствах общения лишь усугубляла наше непонимание.
«Жнец»…
Именно так лаконично ответил Семен на вопрос о том, что именно здесь сооружается. Дальнейший наш разговор внес мало ясности. Надеясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, мы наталкивались на новые тайны, порождающие новые и новые вопросы.
«Экспериментальный проект «Жнец». По замыслу: долгосрочный. Создание его требует огромного количества металла и энергозатрат. Управление энергетической и навигационной системами проекта осуществляет Умник. Делает он это посредством ментальной сети, поддерживаемой за счет объединенных усилий девятерых «жженых» сталкеров. Поставка всех необходимых материалов поручена Трояну.
Первоочередная задача проекта «Жнец» – установление и поддержание мира на Керченском острове. В перспективе – установление и поддержание мира во всех локациях Пятизонья. До окончания работы над проектом осталось полтора месяца. Однако форс-мажорные обстоятельства – вторжение в Ангар вражеских сил и их прорыв внутрь «Жнеца» – вынуждают Умника приступить к испытаниям незамедлительно. И по экстренному сценарию. Испытания начаты восемнадцать минут назад. Приоритетная цель – объект «Цитадель». До ее уничтожения осталось примерно два – два с половиной часа»…
– Как это понимать: уничтожение Цитадели?! – от столь безапелляционного заявления Мерлина Ипат даже подпрыгнул. – Да ты в своем уме?! А ну быстро отменяй запуск ракет, пока я тут все не разнес и башку тебе не отстрелил! Слышишь меня, ты, ублюдок: Мерлин, Умник, Троян или как там тебя! Я – рыцарь Ордена Священного Узла – приказываю тебе немедленно прекратить твои дурацкие испытания!
«Никаких ракет нет, – не изменившись в лице, отправил нам очередное послание Семен. – Уничтожение будет произведено иным технологическим способом. Отмена испытания невозможна. Согласно экстренному сценарию, единожды утвержденный навигационный маршрут не подлежит изменению до полного уничтожения цели. Двадцать минут назад я по приказу Умника ввел Жнецу координаты Цитадели и активировал испытательную программу. После этого Умник включил автоматический режим и полностью разорвал связь со мной. Ее восстановление произойдет лишь по окончании эксперимента».
– Я тебе не верю! – выкрикнул узловик и взял Мерлина на прицел армгана. – Хочу сам убедиться, правду или нет ты, сталтех недоделанный, говоришь!
В следующий же миг я, Арабеска, а следом за нами и Жорик встали стеной между мнемотехником и Пожарским. Все наши взаимные договоры с Ипатом пошли коту под хвост. Забыв их, мы наставили друг на друга оружие до того, как выбрались на поверхность. Что выглядело и вовсе полным идиотизмом, учитывая, что достичь ее нам по-прежнему не улыбалось даже в перспективе…
– Опусти пушку, Ипат! – опершись на плечо Жорика, прокричала Арабеска. – Кому сказала, мать твою! Быстро!
Я молчал. Что бы я в этот момент ни сказал, все равно узловик меня не послушает. Докричаться до него и призвать одуматься могла лишь его бывшая зазноба. По крайней мере раньше у нее это неплохо получалось.
– Ты что, Динара, не понимаешь: это дело касается уже не моих клятв Командору и не нас с тобой, а Цитадели! Судьбы всего нашего Ордена, черт побери! – Пушку рыцарь не опустил, но стрелять не торопился. Все-таки хорошо, что он и Арабеска некогда расстались друзьями. Нас с Жориком этот мерзавец изжарил бы лазером безо всяких разговоров. – И если вы думаете, что я допущу, чтобы все эти «умники» убили одним махом сотню моих братьев во главе с Хантером, вы глубоко заблуждаетесь! Мне плевать на то, что говорит ваш Мерлин! По своей воле или нет, но он встал на пути Ордена и сейчас за это заплатит!..
«Прошу вас! Не мешайте ему! – подал мысленный голос Пожарский. – Вам меня все равно не спасти! Позвольте мне умереть легкой смертью вместо той, что меня здесь ждет!»
– Вот вам и ответ! – победоносно хмыкнул Ипат, прочитав краем глаза свежую надпись на экране. – Он сам со мной согласен! Так что лучше не мешайте мне, а то!..
– Да что ты за маньяк такой стал! – вскричав, перебила его следопытка. – Лишь бы только прикончить кого-нибудь, а остальное – гори оно синим пламенем! Ну, убьешь ты Мерлина, и что дальше?! Это не спасет твою драгоценную Цитадель! Лично я верю Мерлину! Гена верит! Джорджик, вон, и тот верит, пусть и не знает Семена так, как знаем его мы! Семен за шесть лет никому из нас ни разу не солгал, одну лишь правду миру говорил, так с чего ему теперь начать врать? Будь ты на его месте и стой перед тобой член Ордена, сообщил бы ты ему, что тебе только что пришлось отдать команду на уничтожение Цитадели?
– Сообщил бы! – ответил Ипат. – Если бы сильно хотел сдохнуть! А Мерлину, сами видите, жить совершенно осточертело! И я его прекрасно понимаю: какая это, к собачьей матери, жизнь?
– Тогда зачем ему признаваться тебе, что его смерть никак не повлияет на судьбу Цитадели? – не отступала Динара. – К чему эта странная попытка самооправдания? Хотел бы он действительно умереть – наоборот, постарался бы разозлить тебя еще больше! Сказал бы, к примеру, что будет радоваться, умирая с мыслью о том, что Командор погибнет одновременно с ним!
Тут Ипат не нашелся, что ответить. Несмотря на его рьяное желание спасти братьев единственным доступным ему способом, он все же прислушивался к словам Арабески и задумывался над ее контраргументами.
Узловик раздосадованно скривил лицо и обвел глазами зал. Он мог бы оставить Мерлина в покое и просто разнести из армгана оборудование. Однако как на это отреагируем я и мой напарник? Наше и без того зыбкое доверие к Ипату подорвано. Стоит ему выпустить первый лазерный импульс – не важно, куда: в Семена или в экран, – как моя пуля вмиг поставит финальную точку в биографии этого одержимого рыцаря. И Динара теперь ему не заступница. При всех ее «остаточных» к нему чувствах сейчас она заняла сторону Пожарского и вряд ли сойдет со своей бескомпромиссной позиции.
«Я не хочу умирать, – признался Мерлин, глядя на нас печальным, но вовсе не униженным взором. – Я всегда безумно любил жизнь и даже сейчас продолжаю ее любить. И горько сожалею о том, что так мало успел в ней достичь и не доделал все дела. У меня еще было столько грандиозных планов и проектов… Но иного выхода не существует. Через тридцать секунд Жнец покидает Ангар. Цитадель обречена независимо от того, убьете вы меня или нет. Поэтому сделайте это немедленно, а затем срочно хватайтесь за что-нибудь устойчивое. Путь наверх будет очень нелегок».
Еще во время нашего нахождения на террасе «сердечника» я обратил внимание на периодические толчки и легкую дрожь, что начали сотрясать стальной саркофаг, в котором мы очутились. Тогда я не придал им особого значения – мало ли какой работой могут заниматься здесь биомехи. Но на этот момент дрожь уже переросла в ощутимую вибрацию, а толчки раз в полминуты покачивали пол у нас под ногами. И когда Семен предложил нам поскорее за что-нибудь ухватиться, до меня вдруг дошло, чтó вот-вот произойдет. Дошло с такой отчетливостью, что по спине побежали мурашки, а лоб покрылся испариной.
Каркас, по которому мы сюда забрались и который я имел возможность рассмотреть с террасы… Теперь ясно, что мне напоминала эта странная опорная конструкция! И почему она вообще была сделана столь сложной и устойчивой!..
– Хватит ломать комедию! Ты знаешь, что Динара, как всегда, права и Семен нам не лжет, – обратился я к Ипату и, зная, что рискую, тем не менее снял револьвер с боевого взвода и убрал его в кобуру. – И сейчас он нам явно не солгал. Поверь, рыцарь: уж коли Мерлин сказал: «Держитесь крепче», – значит, бросай все и делай, как сказано!
Ипат открыл было рот, но вымолвить что-либо не успел. Унылый и протяжный, словно стон какого-нибудь мифического исполина, гул донесся до нас снаружи. Мощь этого звука была такова, что пол, потолок и стены зала задребезжали, словно мембраны огромных динамиков. Толчки, которые нервировали нас, не усилились, зато участились и следовали практически один за другим. В который уже раз Ангар напоминал нам, наглецам, какие мы в действительности жалкие букашки. Но если раньше мы воспринимали его сейсмические намеки лишь как обычные угрозы, то теперь нас, образно говоря, взяли за грудки и хорошенько встряхнули. Что, само собой, уже никак нельзя было проигнорировать.
Секунда, и все герои нашего противостояния вновь забыли о вражде и бросились врассыпную. А, вернее, к ближайшим стойкам с оборудованием, за железные выступы которых можно было держаться как за поручни. Иных удобств в центре связи для посторонних не предусматривалось. И если вдруг «сердечник» возьмет и начнет вертеться волчком, наши меры предосторожности нас уже не спасут…
Серый фон на экране сменился бурым и зернистым. Но прежде чем это случилось, на нем успела высветиться надпись:
«Простите меня, сталкеры, если сможете! Видит Бог, это случилось не по моей вине! И будь я навеки проклят за то, что приложил к этому руку!»…
Удар, сотрясший зал сразу после того, как главный экран побурел, оказался воистину сокрушительным. Даже несмотря на то что мы готовились к чему-то подобному и крепко держались за стойки, нас все равно сбило с ног и повалило на пол. А некстати расслабившего пальцы Жорика вовсе оторвало от поручня и отшвырнуло прямо под ноги «связистам». Доносившийся снаружи стальной стон сменился шквальным рокотом. Я никогда не совершал автомобильные прогулки по горам и не попадал под камнепад. Но ощущение от терзающего наши барабанные перепонки грохота было именно таким. В эту минуту мы будто и впрямь сидели в салоне автомашины, а нас засыпал каменный обвал, неумолимо сминающий ее крышу.
Гром, тряска и толчки продолжались, но повторных ударов, при которых я чувствовал бы себя выпущенным из пушки ядром, не последовало. Теперь можно было не опасаться невзначай откусить себе язык – разве что хорошенько его прикусить, – и я мог мало-мальски отдышаться и оглядеться. Черному Джорджу повезло (в том смысле, насколько вообще было применимо к нам сейчас это слово). Он не треснулся ни обо что головой и уже полз обратно к поручню, обтирая руками и коленями ходящий ходуном пол. Динара и Ипат, как и я, клацали зубами и трясли подбородками, но держались вполне уверенно. Мерлин и восемь его ассистентов дрожали вместе со своими стойками. При этом зажмуривший глаза и откинувший голову назад Семен ничем не отличался в таком состоянии от остальных коматозных «связистов».
Впрочем, на экранах в это время творилось нечто гораздо более интересное. Бурый, неровно окрашенный фон, который пришел на смену однотонному серому, поначалу был неподвижен. Теперь же он менялся почти безостановочно и совершенно хаотично. Был бы я эпилептиком и пронаблюдай за ним, не отрываясь, полчаса, точно заработал бы очередной припадок.
Другие экраны – те, что окружали главный и были поменьше, – демонстрировали аналогичную картину. Вдобавок дрожащий пол накренился градусов на двадцать. Так, что, глядя на мониторы, нам приходилось задирать головы, а ползущий к поручню Дюймовый не продвигался вперед, а буксовал на месте. Ну а если суммировать все вышеназванные факты – удар, толчки, грохот, тряску, бурое мельтешение на экранах, крен пола – да к тому же прибавить к ним мощный, устойчивый каркас подземного сооружения, выходило, что Жнец – это…
Хочешь не хочешь, а вам придется в это поверить. Насколько ни противоречило существование подобных движущихся исполинов законам природы, один такой был все же создан на Керченском острове и вырвался на свободу в октябре 2057 года.
Среди биомехов Жнец являл собой натуральную Годзиллу, в технологическом же плане напоминал трехколесный асфальтоукладчик с катками, утыканными шипами. Размер чудовища был сопоставим с общим размером двух пришвартованных рядом одинаковых авианосцев. Ширина и диаметр задних колес равнялись примерно полусотне и сотне метров соответственно. Ширина единственного переднего ограничивалась габаритами корпуса, а диаметр был поменьше, чем у задних, но тоже впечатлял – что-то около семидесяти метров. Шипы, усеивающие поверхность колес, были им под стать – ряды тупоконечных пирамид двухметровой высоты. Ну а про обшивку и раму я уже упоминал. Стоит лишь добавить, что при взгляде снаружи и издали корпус Жнеца выглядел как вытянутый в длину до пропорций кирпича голый черепаший панцирь: покатый, приземистый и напрочь лишенный каких-либо «наростов» типа антенн, надстроек и внешних коммуникаций. Все системы и узлы гиганта, кроме трех его чудовищных колес, скрывались под броней, толщина которой была явно рассчитана на прямое попадание тяжелой авиабомбы.
Откуда я мог узнать все это, сидя в утробе Жнеца, спросите вы? Откуда ж еще, как не с экранов центра связи. Теперь они являлись для нас единственными источниками сведений о мире, окружающем нашу движущуюся тюрьму. А сопровождающая исполина эскадрилья гарпий держала его на прицеле своих бортовых видеокамер, сигналы от которых шли потоком на пульт Мерлина. Сюда же поступало изображение, передаваемое камерами, установленными на броне самого Жнеца. И поэтому даже сидя в «горнице без окон, без дверей», мы не испытывали недостатка в информации извне.
Кто бы ни создал «миротворца» – Умник или иной безумец с непомерными амбициями, – он явно не хотел, чтобы столь эпохальное действо – первое появление его детища на публике, – осталось не запечатленным для истории.
Начало этого шоу, в отличие от звука и прочих потрясающих во всех смыслах «спецэффектов», не слишком впечатляло. Бурый фон экранов оказался на поверку стенами тоннеля, по которому Жнец выкатил на поверхность. Или, вернее сказать, выкопался, поскольку едва махина тронулась с места, как сам Ангар начал стремительно рушится, и ей пришлось уподобиться кроту, протискивающемуся в наполовину засыпанную нору.
Где до этого базировалась эскадрилья гарпий, неведомо, но наверху она очутилась раньше нас и уже носилась по воздуху, ожидая появления Жнеца. О запредельной мощности установленного на нем двигателя, который наш дракон учуял даже через толстенную броню, говорил тот факт, что трехколесный титан продирался на свободу, не встречая на своем пути особого сопротивления. Он двигался на подъем с натугой, но уверенно, не застревая ни на секунду. А мы продолжали лежать на наклонном, трясущемся полу, цепляясь за стойки с оборудованием, и таращились на экраны. Не знаю, как другие, но я при этом ощущал себя будто приговоренный к казни узник, следящий через окошко темницы за воздвигаемым в тюремном дворе эшафотом.
Внезапно изображение на одном из мониторов изменилось, и мы увидели демонстрируемый с высоты участок подножия вулканической гряды. Ничем не примечательный – голая степь да камни. Но в небе над ним кружили десятки гарпий, а значит, местечко это показывали нам неспроста. И хотя никто не комментировал для нас происходящее на экранах, мы могли и сами догадаться, что там вот-вот произойдет.
Тряска и грохот вновь усилились, и одновременно с этим степь на мониторе вздыбилась неровным курганом. После чего тот стал расти и ввысь, и в длину, быстро превращаясь во внушительный вал. Если в это время где-нибудь поблизости находились сталкеры, то-то небось они удивились. А если они очутились на пути движущейся земляной волны – наверняка вдобавок изрядно струхнули. Но как бы то ни было, этот их испуг – явно не чета тому, который им еще предстоит пережить.
Подобно тому, как всплывают киты на поверхность океана, так и Жнец явил себя Пятизонью, вырвавшись из-под земной тверди. Хребет вымахавшего до устрашающих размеров вала разверзся и исторг фонтан камней и глиняных комьев. Такой, какой поднимает в воздух лишь очень мощный наземный взрыв. Пыль взметнулась в небеса непроглядным облаком, но оно недолго скрывало породившую его причину. Оставив на месте обрушившегося Ангара глубокий провал и оседающий пылевой столп, «миротворец» вынырнул из него и нарисовался в объективах гарпий во всем своем монументальном величии. И, не останавливаясь, покатил на север, вдоль вулканической гряды. Так, как и пристало перемещаться по планете восставшим из Тартара титанам: напролом, сокрушая на своем пути все и невзирая на копошащуюся под колесами мелюзгу.
Едва Жнец очутился на воле, пол под нами вновь выровнялся, а вибрация уменьшилась до вполне терпимой – примерно как при езде на старом отечественном автомобиле по проселочной дороге. Теперь можно было без опаски подняться на ноги, но мы продолжали сидеть у своих стоек, завороженно глядя на экраны. На них творилось нечто совершенно невообразимое. Как говаривали слагатели древнерусских былин: «Ни в сказке сказать, ни пером описать».
Масса гиганта была такой, что его рубчатый след имел глубину не меньше полудюжины метров. Видеокамеры гарпий и Жнеца бесстрастно фиксировали, как тот прокладывает в керченской степи траншею шириной с Москву-реку, оставляя у нее на дне лишь щебень вперемешку с утрамбованным до каменной твердости грунтом. Однако разумеется, что происходящее за кормой «миротворца» интересовало нас значительно меньше, чем то, что находилось у него прямо по курсу. Вот уж где действительно было чему ужасаться! И в то же время отвести взор от этого зрелища не мог ни один из нас. Оно гипнотизировало и захватывало дух, особенно при осознании того, что весь этот адский бедлам творился, так сказать, в прямом эфире, совсем неподалеку от нас.
Двигаясь со скоростью около двадцати пяти – тридцати километров в час, махина даже не вздрагивала, когда наезжала на объекты высотой до трети диаметра ее переднего колеса. Одинокие скалы, руины, металлоконструкции и прочий «мусор» после столкновения со Жнецом попросту исчезали. Небольшие овраги и впадины он перечеркивал своим следом, как колесо пересекающего пахоту трактора перечеркивает на ней борозды. Объекты погабаритнее – в половину своего колесного диаметра, – титан тоже крушил и вминал в землю, но те уже давали о себе знать кратковременной встряской. Еще более крупные объекты, вроде заметных возвышенностей и внушительных расщелин, Жнец огибал стороной. Очевидно, программа его испытательного рейда была проработана столь педантично, что в ней учитывалось каждое сколько-нибудь серьезное препятствие и путь его объезда.
Впрочем, для расстояния, разделявшего Ангар и Цитадель, рассчитать оптимальный маршрут было не так уж сложно. И потому Мерлин, скорее всего, не ошибался: через пару часов оплот Ордена действительно имел все шансы быть стертым с лица земли, вместе со своими оборонительными рубежами. Достигнув нужного района, Жнец начнет просто-напросто носиться кругами. И вскоре на месте неприступной Цитадели останется лишь ровная, укатанная площадка, вполне подходящая для строительства объекта величиной со стадион. Если, конечно, у кого-нибудь хватит совести возводить какие-либо постройки на перемолотых костях десятков сталкеров.
Как человек здравомыслящий, я осознавал, что нет в мире металла, из которого было бы возможно создать действующую машину такого размера. Стоящую на месте механизированную крепость – еще куда ни шло. Но не каток, способный перемещаться с приличной скоростью по пересеченной местности. Про двигатель Жнеца умолчим. Столь мощные источники энергии редки и в Пятизонье, но здесь их существование куда более вероятно, чем за внешним периметром Барьера. Речь идет о банальном сопротивлении материалов – нагрузке, какую должны выдерживать узлы и механизмы стального исполина такого запредельного веса. Даже в Узле сталь не закалялась до такой сверхпрочной кондиции. На протяжении шести лет это регулярно доказывали сталкеры, уничтожающие биомехов ручным стрелковым оружием. Мы собственными глазами видели, из чего собирали Жнеца – из обычного подножного металлолома. И вот теперь он, сопровождаемый эскадрильей авиаботов, мчался вперед, покрывая километр за километром, и при этом вовсе не думал рассыпаться на части.
Мистика? Вряд ли. Больше походило на то, что мы попросту еще многого не знали. И, весьма вероятно, так никогда и не узнаем…
Как долго мы просидели, таращась на мониторы, одному Дьяволу известно. Время, которое снаружи неслось неудержимо, как и наша трехколесная тюрьма, в центре связи будто остановилось. Но, так или иначе, момент осознания того, что все творящееся вокруг нас – не бред, а реальность, – все-таки наступил.
И осознали мы не только это. Едва я и Ипат вновь очутились на ногах, как тут же вспомнили о том, что должно произойти, когда мы с ним снова окажемся на поверхности. А ведь именно это и произошло, едва лишь Жнец выбрался из Ангара на солнечный свет.
Наверняка вам доводилось видеть хотя бы один классический вестерн, и мне не надо рассказывать о том, как проходят там ковбойские дуэли. Помните небось: два суровых, насупившихся мужика в шляпах стоят перед салуном и, буравя друг друга взглядами, держат руки у кобур с револьверами. Прищуренные веки подергиваются, губы сжаты, колени чуть согнуты, пальцы нервозно подрагивают. Чей кольт сегодня окажется быстрее, а от кого удача окончательно отвернулась? Все решится по условному сигналу, который вот-вот раздастся, и закончится спустя буквально секунду…
Мы с Ипатом, конечно, не были ни Клинтом Иствудом, ни Ли Ван Клифом; ну, разве что я со своим длинноствольным кольтом-анакондой немного смахивал на стрелка с Дикого Запада. Но выглядели мы в данную минуту почти как эта парочка в ее легендарном противостоянии из не менее легендарного вестерна «Хороший, плохой, злой». Правда, наше противостояние продлилось куда меньше и завершилось на гораздо более оптимистичной ноте. Хотя за те полминуты, что мы взирали друг на друга пронзительными, немигающими взорами и гадали, кто из нас первым вскинет оружие, с меня сошло семь, а то и больше потов. Как, впрочем, и с рыцаря. Но самое забавное, что наша «дуэль нервов» осталась совершенно незамеченной Динарой и Жориком. Пока кавалер помогал даме подняться с пола, они оба продолжали смотреть на экраны и, кажется, даже не подозревали о том, что позади них вот-вот прольется кровь…
По крайней мере я не сомневался в том, что она прольется. Но каково было мое изумление, когда Ипат вдруг отвел глаза и, не делая резких движений, повернулся ко мне спиной. А затем приблизился к Мерлину и осведомился:
– Эй, сталкер, ты там еще живой или как?
Пожарский, который все последнее время пребывал в отрешенном состоянии, разлепил веки и уставился на мнемотехника. После чего один из второстепенных экранов посветлел, и на нем возникло очередное послание:
«Я жив. О чем весьма сожалею. Надеюсь, ты все-таки решил меня убить?»
Я и прочие насторожились, но остались на местах. Да и наша повторная попытка встать между Семеном и узловиком все равно ни к чему бы не привела. Сейчас мы просто не успеем этого сделать. Ипат убьет Мерлина, а мгновением позже я всажу Ипату в затылок пулю. Что станет вполне справедливой, но, увы, безнадежно запоздалой местью.
– И не мечтай! – огрызнулся узловик. Чем, надо признать, вновь меня удивил и отчасти даже порадовал. – Лучше скажи, как мне остановить эту штуковину. Мы ведь попали в центр связи, а значит, теоретически можем попасть и в генераторный отсек.
«Это невозможно, – повторил Семен. – Он изолирован, и в него нет доступа даже ботам».
– Но это же двигатель, – заметил Ипат. – Он не может быть полностью изолированным от прочих систем Жнеца. К генератору непременно должна подходить уйма всяких коммуникаций, да и сам Умник ведь как-то туда попадает?
«Я не знаю, каким путем он туда попадает. Но коммуникаций в том виде, в каком ты их себе представляешь, здесь нет. Генератор Жнеца уникален – таких больше не существует ни во внешнем мире, ни в Пятизонье. В отсеке есть лишь вентиляционный колодец, подобный тому, какой имеется здесь, но тебе по нему не пройти».
– Почему?
«Как в вентиляции центра связи, там тоже установлена защита, характер которой мне неведом. Знаю лишь одно: она не допустит, чтобы через колодец пролетела ракета или бомба».
– И что это может быть за дрянь? – призадумался озадаченный рыцарь. – Явно не лазеры. Взрыв бомбы в вентиляционной шахте тоже ни к чему хорошему не приведет. Да вдобавок уничтожит лазерные излучатели, и тогда вторая бомба пролетит вниз уже свободно…
– Скорги-распылители, – догадался я. – Как пить дать. Один мой друг военный рассказывал о таком редкостном дерьме, на какое иногда натыкаются чистильщики. Несколько подобных колоний наноботов располагаются слоями по всей длине прохода и могут успеть сожрать на лету даже выпущенную из «карташа» пулю, не говоря о падающей бомбе или ракете. Те даже взорваться не успеют, как от них уже лишь горстка пыли останется. Лазером их тоже не возьмешь. Эти твари великолепно организованы и способны мгновенно выстроить на пути у лазера мини-рефлектор, который отразит луч обратно в стрелка.
– Я – мнемотехник, – напомнил узловик. – И мне уже доводилось иметь дело со скоргами. Даже с продвинутыми. Конечно, не такими, как Троян, но тоже довольно опасными.
– Я ведь уточнил, что колонии располагаются слоями, – в свою очередь напомнил я. – Это неспроста. Подчинить себе все колонии сразу у тебя не выйдет. Завязав схватку с первой линией обороны, ты вызовешь тревогу на остальных рубежах и будешь атакован сразу всеми скоргами, какие там окажутся. А захваченная тобой колония тебе не поможет, поскольку численный перевес будет не за вами.
– Но должен хотя бы теоретически существовать способ, как преодолеть такую защиту? – покачав головой, спросил Ипат. – Неужели чистильщики этого еще не изобрели?
– Может, и впрямь изобрели, – пожал я плечами, – но мне об их тактике ничего не известно. Впрочем, твое дело не так безнадежно, как кажется. И если сэр рыцарь хорошенько меня попросит, я, так уж и быть, расчищу для него путь к генератору Жнеца. Тем более что его уничтожение даст и нам с Семеном шанс убраться из этой движущейся тюрьмы.
– Ты?! Но как?
– Неужто забыл, что на мне нанофауна дохнет, как микробы в спирту? – ухмыльнулся я. – И чем она мельче, тем быстрее откидывает свои «нанокопыта». За Трояна, конечно, не поручусь, но с распылителями как-нибудь совладаю. Ну а прожрут скорги во мне дырки, что ты теряешь? Убедишься, что сделал все от тебя зависящее для спасения своей ненаглядной Цитадели. А потом сможешь с чистой совестью застрелиться – мне будет не так обидно лежать одному в этом железном гробу на колесах…