Глава 5

Гранитный лик генерала Карбышева взирал на нас с Жориком так, словно мы, проходя мимо, невзначай отвлекли легендарного героя Второй мировой от его мрачных раздумий. О чем, хотелось бы знать, он размышлял последние шесть лет? Монумент Карбышева, все еще стоящий на бывшем одноименном бульваре, ныне являл собой то же воплощение стойкости, какую сам генерал демонстрировал, будучи пленником фашистского концлагеря. Асфальт вокруг памятника был изрыт стальными гусеницами и конечностями биомехов; они же выдрали и переломали в щепки все бульварные деревья, но памятник и по сию пору оставался нетронутым. На нем даже не наблюдалось ни единой выбоины – так, словно боты, носороги и бронезавры поголовно страшились сурового генеральского взора и объезжали монумент стороной.

Мы тоже не собирались задерживаться здесь надолго. Удрав от Ипата, я хотел было рвануть к «тамбуру», но потом смекнул, что совершу тем самым большую глупость. Обуздавший дракона мнемотехник в первую очередь тоже двинет туда, поскольку решит, что, огребши в Курчатнике кучу неприятностей, я попытаюсь поспешно слинять из этой локации. Прорваться к воронке гиперпространственного тоннеля с ходу у меня однозначно не выйдет. Солнце опять скрылось за тучу, а вокруг «тамбура» постоянно ошивается технос и полным-полно ловушек. Мне так и так придется быть начеку и выгадывать удачный момент для телепортации. За это время Ипат и его дрессированный дракончик успеют добраться до института, и, если я еще буду там, им не составит труда на пару меня отыскать.

Вот я и решил повременить с бегством и двинуть к «тамбуру» окольным путем. Это тоже было рискованно, но так я имел больше шансов разминуться с узловиками. Они, а не биомехи или другие сталкеры являлись теперь нашими первейшими врагами. Прочих я также опасался, но они по крайней мере не искали сейчас встречи со мной. А в Зоне это обстоятельство уже само по себе давало мне преимущество.

Брат Георгий, коему было велено заткнуться, как только мы сошли с моста, беспрекословно следовал моему совету и молча бежал за мной сначала на восток, а затем, когда мы достигли бульвара, – на север. Я не раз порывался прогнать навязавшегося на мою голову попутчика и скрыться от него среди руин здешних многоэтажек, однако так этого и не сделал. Меня мучило любопытство, какого рожна Дюймовый вдруг поперся мне на выручку, да еще не побоялся заманить на мост дракона. Но, поскольку в эти минуты нам было не до разговоров, приходилось мириться с обществом Жорика и с теми неудобствами, какие оно мне доставляло.

Лабиринты вытоптанных дворов между однотипными, полуразвалившимися многоэтажками вполне подходили для того, чтобы в них затеряться. Мы отмахали без остановок довольно приличное расстояние и при этом не наткнулись ни на одну живую или биомеханическую душу. Везение? Безусловно. Но здесь оно, как правило, весьма скоротечно. И теперь с каждым пройденным нами шагом вероятность встретить потенциального противника неуклонно возрастала.

Дабы этого не допустить, я решил больше не искушать судьбу и устроил себе передышку. Да, только себе. Самочувствие брата Георгия меня не особо тревожило, хотя после нашей резвой пробежки он нуждался в отдыхе куда больше, чем я. Мне и так приходилось из-за этого увальня бежать в полтора раза медленнее, чем обычно, и иных поблажек я ему оказывать не намеревался. А отстанет – его проблема. Я его за собой силком не тащу. Решил затесаться в компанию к Мангусту, будь готов к веселой жизни, наполненной круглосуточными погонями и прочими острыми ощущениями.

А еще к тому, что я – законченный параноик и никому теперь не доверяю в полной мере. Какие бы огромные и неоценимые услуги вы мне ни оказали, мои алмазы с лихвой компенсируют любые затраты, на которые вы пошли, чтобы заслужить мое доверие. Даже если ради этого вам пришлось предавать и убивать своих братьев.

Слышали небось избитую истину, гласящую, что богатство портит человека? Так вот, человека, чьи сокровища приходится буквально вырезать ножом у него из тела, богатство не просто портит, а жутко уродует. И физически, и морально. Причем в последнем случае уродство выходит еще страшнее, чем в первом. И стоит мне только заподозрить, что Дюймовый лишь косит под наивного дурня, а в действительности ведет со мной хитрую игру и роет под меня яму, я сам без колебаний живьем закопаю его в первой же попавшейся канаве.

Сомневаетесь? А зря. Прецеденты имеются. Не все предыдущие охотники за моими алмазами вели себя как мнемотехник Ипат. Кое-кто пытался действовать исподволь, пряча свои коварные помыслы за маской дружелюбия. Таких лицемеров я карал с особым удовольствием и с той же улыбкой на лице, на какую они до этого пытались меня купить.

Ну ладно, не буду больше изображать перед вами хронического злыдня, а лучше дам вам бесплатный совет на будущее. От признанного, так сказать, специалиста по экстремальному выживанию в Пятизонье. Хотите как можно лучше спрятаться в нем от вражеских глаз – прячьтесь в тех местах, где вы будете чувствовать наибольшее неудобство. Не любите замкнутое пространство – забивайтесь в самые тесные щели, где едва можно дышать. Боитесь высоты – карабкайтесь на верхние этажи полуразрушенных зданий, туда, где все шатается и дрожит под порывами ветра, а голова идет кругом при одном мимолетном взгляде вниз. Испытываете неприязнь к металлорастениям – лезьте, презрев брезгливость, в самую гущу зарослей автонов и хоронитесь там столько, сколько потребуется.

Короче говоря, люто возненавидьте выбранное вами убежище еще до того, как в нем очутитесь.

Зачем это нужно, спросите вы, ведь в здешних краях полным-полно иных потенциальных укрытий, более комфортных и привлекательных. А затем, чтобы вы не отлеживались в них, как медведи в берлогах, а ежесекундно пребывали начеку. Ощущение постоянного дискомфорта способствует этому, как никакое другое. Второе же преимущество спартанских пряток кроется в том, что в девяти случаях из десяти ваши враги-сталкеры станут сначала разыскивать вас именно во всех потенциальных укрытиях – таких, какими они сами не побрезговали бы воспользоваться.

Непреложное свойство человеческой психологии – стремление к наибольшему комфорту даже в минуты крайней опасности. Эта слабость присуща не только новичкам, но и многоопытным сталкерам, большинство из которых о ней и не подозревает. И лишь затравленные обитатели Зоны вроде меня давно избавились от привычки к комфорту, научившись, когда это требуется, обходиться вообще без удобств, даже самых минимальных. За счет чего и прослыли неуловимыми, хотя на самом деле это было, разумеется, далеко не так.

Стуча зубами от страха, Жорик пробирался за мной в глубь расколотой от крыши до фундамента и покрытой огромными трещинами высотки. Рядом с ней, казалось, стоило лишь чихнуть, и она вмиг развалится и превратится в курган, которых в Москве и в других локациях Зоны насчитывались тысячи. Ни один нормальный сталкер не сунется в этот дом, засыпанный вдобавок изнутри обломками обвалившихся стен и перекрытий. Тем паче, когда поблизости есть еще три подобных здания, гораздо более устойчивых на вид.

Ну так то ж нормальные сталкеры, а поскольку я к ним не принадлежу, стало быть, и спрос с меня невелик. Вскарабкавшись по грудам обломков на самую вершину кручи – это была провалившаяся внутрь здания крыша, – я уселся на упавшую бетонную балку, прислонился к растрескавшейся стене и стал дожидаться Жорика. Отстав от меня при восхождении, он сопел, матерился сквозь зубы, но упорно лез вверх. И явно догадывался, что я нарочно загнал его сюда, дабы поскорее отвадить от желания идти за мной по пятам.

– Итак, брат Георгий, давай, рассказывай, какого хрена ты побежал на мост. Особенно после того, как тебе внятно объяснили, что будет, если ты от меня не отвяжешься, – потребовал я, едва энергик достиг вершины завала и, обессиленный, плюхнулся рядом с балкой, на которой я расселся.

– Так это… вы ж меня спасли… от гранаты… вот и я решил… тоже вам помочь, – ответил запыхавшийся Дюймовый, отстегивая от пояса фляжку с водой. – Это ж… по-сталкерски… разве нет?

– По-сталкерски, – не стал отрицать я. – Вот только с чего ты взял, что мне позарез понадобилась помощь? А особенно твоя, прости Господи?

Жорик открыл было рот, чтобы вновь пуститься в оправдания, но я жестом велел ему замолкнуть, ибо наперед знал все, чем он мне возразит.

– Чтобы прикончить Ипата, мне оставалось лишь прицелиться и спустить курок, – заметил я с укоризной. – Один-единственный выстрел, и все мои, а также твои насущные проблемы были бы сейчас решены! И тут появляешься ты со своим биомехом и ломаешь к чертям собачьим всю мою стратегию. И хуже того – спасаешь от смерти совершенно не того парня, вынуждая меня оставить мнемотехника в живых!.. Где ты встретил этого дракона? Не успел отделаться от одной напасти, как тут же носишься наперегонки с другой, да еще такой свирепой!

– Да я ее, в общем-то, и не искал, – хлебнув водички и утерев губы, пожал плечами сталкер. – Дракон прилетел откуда-то с юга и завис над ледовым дворцом… ну, знаете, то здание в бывшем спорткомплексе, которое на рваную фуражку похоже? Я подумал, что биомех идет на посадку, но он вместо этого на одном месте в воздухе крутиться начал. Такое впечатление, будто высматривал кого-то на крыше или внутри дворца. Там сверху такая дырища, что туда не один, а целых три дракона разом влететь могут.

– Вот оно как? – неподдельно удивился я. Разумеется, мой интерес вызвала не дырявая крыша катка, а странное поведение летающего монстра. – Любопытно… Значит, говоришь, дракон летел-летел и вдруг ни с того ни с сего завис над дворцом?

– Ага. Точно так все и было, – вновь подтвердил Дюймовый. – Я в этот момент как раз из укрытия высунулся, глядь: ни хрена себе – драконище! Да еще редкой породы! Я такого в Зоне раньше и не встречал!

– А сколько всего драконов ты на своем веку повидал? – с ухмылкой осведомился я.

– Считая этого, то… двух, – признался рыцарь-ренегат. И со смущением добавил: – Правда, мой первый дракон, когда я с ним столкнулся, был уже подбит… Но если бы я в тот день тоже в дозоре шел, а не с основным отрядом, непременно в расстреле этой твари поучаствовал бы. А возможно, даже в самое «Сердце Зверя» попал бы – почему нет? Вы не подумайте, Геннадий Валерьич, я на самом деле метко стреляю.

– Так и быть, поверю на слово, – отмахнулся я от безоружного стрелка. После чего вернул его к теме: – Ну ладно, увидел ты дракона, а потом-то что было?

– Потом?.. А что потом? Потом мы с братьями на фоне подбитого монстра сфотографировались и дальше пошли…

– О, Господи! – Я всплеснул руками и в притворной мольбе возвел очи к небу. Воистину, теперь я понимал, какая гора свалилась у Ипата с плеч, когда он отправил сего нерадивого отрока на убой! – Да плевать мне на твоего первого дракона, Жорик, пусть даже ты его в одиночку голыми руками удавил! Я тебя про сегодняшнего летающего биомеха спрашиваю, неужели не ясно?

– А-а-а, – обиженно протянул брат Георгий. – Так бы сразу и сказали, а то сами меня сначала путаете, а потом крайним выставляете… Ну, короче, я, как этого дракона увидел, сразу подумал: из всех сталкеров, с кем я знаком, такую тварь, пожалуй, только Ипату под силу укротить. А затем на мост глянул – мать честная! Тросы рвутся, арка качается, пули по ней звенят… Короче говоря, смекаю, Геннадий Валерьич, что встряли вы по-крупному и сами из этой переделки ни в жизнь не выпутаетесь…

– И откуда, скажи на милость, ты знаешь, какие переделки для меня серьезные, а какие – шуточные?! – Вот ведь оказия: теперь настал и мой черед почувствовать себя уязвленным! – Да будет тебе известно, юноша, что по пятибалльной шкале моего личного дерьмометра нынешняя заваруха на мосту едва тянула на троечку! Из подобных неприятностей я всегда выхожу не только без посторонней помощи, но и почти не вспотев! Тоже мне задача: объегорить пятерых узловиков! У сказочного колобка с зайцем и то проблем было больше, чем у меня – с твоими бывшими братьями!

Конечно, я нагло бравировал, преуменьшая серьезность стычки с Ипатом. Мечась, будто ошалелый, по Живописному мосту, я отнюдь не отказался бы привлечь на свою сторону пару-тройку надежных соратников. То, что такой добрый самаритянин вообще отыскался, являло собой редкостное, практически библейское чудо. Однако, как стало теперь понятно, не все ниспосланные нам свыше чудеса могут быть благими. Особенно если за их исполнение берутся такие «чудотворцы», как Жорик Дюймовый.

– Я тоже не вчера родился, Геннадий Валерьич, – возразил он в ответ на мое бахвальство. – К тому же неплохо знаю Ипата и его команду. Может, вы и впрямь такой крутой, как говорите, только они – совсем не троечники, клянусь. Вот я и решил, что отвлеку от вас мнемотехника, а с остальными врагами вы сами как-нибудь разберетесь. Собрал немного энергии – всю, какая на тот момент в имплантах накопилась, – и пульнул по биомеху «шаровухой». Слабенькая она получилась, но, чтобы раздразнить дракона, и такая сойдет. А пока она летела, я из канавы выскочил да и задал деру. В жизни, наверное, так не бегал. Боялся, что тварь меня раньше настигнет, чем я ее к Ипату приведу. Но нет – все правильно рассчитал. Стратегически безупречно. Почти до секунды. И это вы отрицать не посмеете – сами видели!

– Еще как посмею, стратег ты недоделанный! – хохотнул я. – Нет, вы гляньте на него: расчеты он производил! Траектории на бегу вычислял и квадратные корни в уме извлекал! Так бы сразу и сказал, мол, крупно подфартило мне, Геннадий Валерьич! Так подфартило, что аж сам диву даюсь, как это вдруг получилось! Я знаю тебя от силы полтора часа, Жорик, но уже убедился: ты и стратегия – вещи столь же несовместные, как молоко и огурцы.

– Ну да… не без этого… Не спорю: мне на самом деле немного повезло. Только везение, оно ведь тоже в мои расчеты входило, а не с бухты-барахты свалилось. – Дюймовый насупился, глотнул еще воды и, завернув на фляжке пробку, продолжил: – И все равно, согласитесь, идея была хорошая. Отчаянная, но хорошая. И если бы вам действительно пришлось на мосту тяжко, вы бы мне сейчас спасибо сказали, а не насмехались надо мной, будто я и впрямь дурень какой-то.

– Больше всего, Георгий Осипович, я боюсь, что ты – не дурень, вот в чем проблема, – признался я, на сей раз безо всяких шуток. – С дурня у меня взятки гладки, но с косящего под него артиста спрошу по всей строгости. Это я тебя заранее предупреждаю перед тем, как ты мне всю подноготную выложишь.

– Какую еще подноготную? – насторожился сталкер и отодвинулся от меня подальше.

– Ту самую, из-за которой ты внезапно воспылал героизмом и даже рискнул жизнью ради того, чтобы набиться ко мне в друзья…

Нет, я, конечно, не исключал, что отторгнутый братьями по Ордену неопытный сталкер хотел заручиться моей дружбой просто от безысходности, не имея за душой никаких черных помыслов. Однако сами понимаете, что параноик вроде меня будет рассматривать подобный вариант лишь в последнюю очередь. То есть уже тогда, когда ищущий моей дружбы человек укрепится во мнении, что она ему даром не нужна. И в том, что он крупно ошибся, решив подружиться с такой мнительной сволочью, как Алмазный Мангуст.

Вот только в случае с Жориком моя интуиция, похоже, не лгала. Чересчур серьезному риску подверг он себя на мосту, чтобы это выглядело лишь оказанием мне ответной услуги. Скорее походило на то, что, пока парень хоронился под плитой, его осенила некая гениальная, по его мнению, идея. Но для ее реализации Георгию непременно был нужен напарник. А кто еще способен помочь отколовшемуся от братства ренегату, если не такой же отщепенец, как он?

Тут простофиля Дюймовый мыслил правильным курсом и даже выказал кое-какие задатки психолога. Так что если он открыто признается мне в чем-то подобном, будем считать, что я его раскусил и опять помиловал. А станет юлить и упорствовать – что ж, юноша, не обессудь. Нечего было, не имея крыльев, сначала взбираться со мной на верхотуру, а потом гневить меня, вешая лапшу на уши.

– Ладно, Геннадий Валерьич, уговорили, – молвил Жорик после тяжкого вздоха. – Раз мы с вами теперь друзья и столько приключений вместе пережили, значит, и впрямь, какие отныне между нами могут быть секреты…

– Эй-эй, попридержи коней, парень! – встрепенулся я. – Какие такие друзья? Где ты тут видишь друзей? Не ты ли, помнится, еще недавно охотился за моим скальпом и шарахал в меня молниями?

– Много воды утекло с тех пор, – резюмировал Жорик, напустив на себя глубокомысленный вид. – Очень много. Нельзя нам с вами дважды войти в одну и ту же реку…

– Это было полтора часа назад! И только мне решать, входить с тобой в реку или утопить тебя в ней, – уточнил я и сунул философу под нос кулак. – Ты мне зубы не заговаривай! А ну отвечай, что за блажь втемяшилась тебе в голову, после чего ты забыл про мое предупреждение и побежал за мной вдогонку! Признавайся, или я за себя не ручаюсь!

– Энергетическая Чаша! – выпалил Дюймовый. – Вот о чем я хотел с вами потолковать.

– Да неужели? – хмыкнул я. Надо признать, ответ самозваного товарища меня слегка огорошил. – И что же любопытного ты хотел поведать мне об Энергетической Чаше, чего нет в общеизвестной сталкерской легенде?

– Я знаю, где она находится! – повторно огорошил меня брат Георгий. Правда, теперь я не столько удивился, сколько разозлился. Выдай мне подобное откровение, к примеру, Мерлин, Механик или даже Командор с Ипатом, я бы им еще поверил. Как поверил бы любому сталкеру, чей авторитет в Зоне был так или иначе, но высок. Ляпнувшему эту новость Жорику я не доверял ни на грош. Ну так и вы бы усомнились, когда какой-нибудь незнакомец заявил бы вам на улице, что ему известно, где зарыто золото Чингисхана. Однако сбрасывать амбициозного вруна со стены я повременил. Просто мне вдруг стало крайне любопытно, насколько далеко он может зайти, пытаясь заинтриговать меня своей тухлой сенсацией.

– И я знаю, где находится Энергетическая Чаша, – с напускным безразличием отмахнулся я. – В Узле. Прямо в лапах Атомного Демона. Поговаривают, будто он лично вручит ее тому сталкеру, который первым проберется в нему и одолеет его в поединке.

– Сказки все это, Геннадий Валерьич, – ответил Дюймовый. – Я таких баек целую уйму знаю, да и вы явно не меньше. На самом деле Чаша давно найдена и находится у Дьякона. Вернее, находилась. Когда год назад военные зачищали Сосновый Бор, и праведники сбежали оттуда в Чернобыль, их пророк спрятал перед этим свою святыню неподалеку от церкви Неопалимой Купины.

– Зачем Дьякон рисковал, пряча такое сокровище под боком у военных? Разве не надежнее было бы «Пламенному Кресту» забрать Чашу с собой?

– Ну, здесь все просто! – оживился Жорик, довольный тем, что я перестал насмехаться над ним и начал задавать конкретные вопросы. Я же делал это лишь затем, чтобы отыскать в его истории логические дыры и натыкать «сказочника» в них носом. – Дьякон побоялся тащить Чашу через гиперпространство. Рядом с таким мощным источником энергии любой маяк даст сбой и вышвырнет тебя черт знает куда. И хорошо, если целого вышвырнет, а то вдруг возьмет и разбросает куски твоего тела по всему Пятизонью. Да и неизвестно, как Чаша вообще себя поведет, если внести ее в «тамбур». Всякое может тогда произойти: от обычной пульсации Узла вплоть до новой Катастрофы. Дьякон, конечно, тот еще псих, но не настолько, чтобы устраивать внеплановый Апокалипсис.

– Логично, – пробормотал я, мысленно отметив, что с этого фланга к истории Дюймового не придерешься. Потом продолжил: – Только я знаю, о какой Чаше ты говоришь. Более того, я ее даже однажды видел. Издалека. В день, когда Дьякон проводил аутодафе над академиком Семеркиным.

– Ух ты! Здорово! Значит, Энергетическая Чаша действительно существует! Нет, я, конечно, поверил Ипату, который нам о ней рассказывал. Но теперь, когда и вы это подтвердили…

– Погоди, рано радуешься, – одернул я расплывшегося в улыбке Жорика. – Я подтвердил лишь то, что видел в руках у Дьякона некий сосуд. Который он, к слову, именует вовсе не Чашей, а ни много ни мало Священным Граалем. С виду же этот сосуд кажется самым обычным кубком. Примерно таким, какой мне в училище на соревновании по бегу вручили. Но ясен пень, что, не будь посудина праведников артефактной, они на нее даже не взглянули бы.

К счастью для меня и на горе бедолаги Семеркина, мне довелось тогда подсмотреть, какими необычными свойствами обладает Грааль «Пламенного Креста»…

Солнце в позапрошлогоднее Рождество светило ярко, на небе не было ни облачка, и лишь следы на снегу могли выдать меня околачивающимся у церкви праведникам. Выполняя поручение Мерлина, я явился в Сосновый Бор разведать, не Дьякон ли, случаем, причастен к недавнему исчезновению видного исследователя Зоны, академика Поликарпа Семеркина. И подоспел аккурат в самый драматичный момент.

Дьякон, этот религиозный фанатик и самозваный пророк, гроза всех работающих в Пятизонье ученых, уже воздвиг возле храма эшафот, привязал к торчащему посреди него кресту свою очередную жертву и готовился сжечь ее во славу святой Троицы и «Пламенного Креста». Так же, как сжег доселе еще десятка два подобных Семеркину «приспешников Сатаны и Антихриста».

Дьякон истово ненавидел ученых, считая их адскими слугами, оскверняющими своим присутствием и деяниями священную землю Зоны. И раз уж на календаре было Рождество, значит, секта «Пламенный Крест» никак не могла обойтись без очередного жертвоприношения. Разве только сегодня сектанты почему-то поторопились и устроили аутодафе не вечером, как обычно, а на рассвете.

По этой причине нам и не удалось вызволить Семеркина из их лап. Благодаря собранной мной информации уже в обед к Неопалимой Купине могли бы прибыть армейские чистильщики. Но поскольку хитрый Дьякон изменил свои праздничные планы, мне оставалось лишь засвидетельствовать гибель еще одного жреца науки, в буквальном смысле сгоревшего на своей опасной работе.

Опасаясь нарваться на дозоры сектантов, я не стал приближаться к Неопалимой Купине, а устроил себе наблюдательную позицию в руинах через дорогу от нее. Облаченные в черные доспехи с ярко-оранжевыми крестами на рукавах, окружившие эшафот праведники напоминали торчащие из снега еле тлеющие головешки. Разве что дыма они не источали, но вскоре и он должен был здесь появиться. Пророк уже толкал свою рождественскую проповедь и готовился вот-вот включить сокрытый под помостом бензиновый факел.

Я был премного наслышан о жутких деяниях «Пламенного Креста», но не припоминал, чтобы мне рассказывали об имеющемся у сектантов ритуальном сосуде с претенциозным названием «Священный Грааль». Стало быть, он появился у них недавно. И, возможно, являл собой обычную чашу для причастия, найденную праведниками либо в Неопалимой Купине, либо в какой другой церкви Пятизонья.

Поначалу я не придал этой утвари особого значения, пусть даже пророк обзывал ее столь напыщенно и не выпускал из рук во время проповеди. Речь его не блистала оригинальностью, но благодаря ораторскому мастерству и артистичности Дьякона единоверцы внимали каждому его слову. И откуда только у бывшего байкера, каким он был в прежней жизни, взялись такие таланты?

Поняв, что опоздал и что академика не спасти, я собрался было ретироваться восвояси – не было никакого желания смотреть на агонию сжигаемого заживо человека, – но тут выступление пророка приняло весьма необычный поворот.

Вырезав церемониальным ножом на груди у Семеркина крест, Дьякон собрал текущую кровь в кубок, провозгласил: «И да свершится суд Господень!» – а затем скинул балахон и остался на морозе перед паствой в одних драных штанах. Это меня заинтриговало и заставило повременить с отступлением. Омовение кровью грешника перед аутодафе – о такой детали мне тоже ничего не было известно. Что ни говори, а фантазия у главного праведника и впрямь кипучая. Жаль только, направлена не в то русло.

Однако я не угадал. Омовением здесь и не пахло. Взойдя на помост к Семеркину, Дьякон громогласно изрек: «И коли взял я на себя бремя быть на земле десницей Божьею, то служить мне вашим проводником и опорой до самого конца! Ибо милостив Всевышний, и готов он поддержать всякого несущего свой крест даже на пути в геенну огненную!» Молвив это, пророк приблизился к жертве и крепко обнял ее, будто прощаясь со старым, добрым другом. И не успел я презрительно сплюнуть при виде этого паясничанья, как вдруг из-под стальной решетки, на которой стоял крест, взметнулся вверх яростный столп огня. Он моментально охватил и Семеркина, и заключившего его в объятья Дьякона. Дикие, безудержные вопли обоих разлетелись по округе вместе со зловещим воем пламени, бившего фонтаном из открытого на полную мощь бензинового факела.

У меня от неожиданности отвисла челюсть. Первое, что промелькнуло в мыслях: кто-то из ассистентов пророка крупно облажался и слишком рано открыл вентиль горелки. Или сделал это со злым умыслом, дабы освободить для себя в секте место лидера и вдохновителя. Но так или иначе, а Дьякону пришел конец, и это известие наверняка обрадует не только ученых, но большинство сталкеров Пятизонья.

И лишь потом мне бросилось в глаза, что толпа праведников ничуть не удивлена случившимся. И все они, в отличие от меня, взирают на эшафот с восторженным благоговением.

Я еще больше оторопел: ну и дела! Пришел на разведку, а угодил черт знает куда! Об отступлении, само собой, пришлось забыть. Хоть и ненавистны мне были такие зрелища, теперь уйти из Соснового Бора, не досмотрев, чем закончится это представление, было бы попросту глупо.

Спустя несколько секунд вентиль на факеле был прикрыт. Обгорелый с ног до головы, орущий Дьякон разомкнул объятья, отшатнулся от оставленного жариться на медленном огне академика и упал подле него на помост. К самоистязателю моментально подскочили два ассистента, которые сбили с него одеялом пламя и не мешкая спустили пророка на землю. После чего один из них расторопно, словно врач реанимационной бригады, поднес ему к губам тот самый кубок с жертвенной кровью.

Поить Дьякона приходилось насильно, поскольку, обезумевший и орущий от боли, он вряд ли сейчас что-либо соображал. Провозившись с ним почти минуту, помощники влили ему в рот последние капли мерзкого пойла и дружно отстранились, оставив все еще дымящегося пророка биться в агонии на снегу.

Затаившая дыхание паства продолжала наблюдать за ним, не обращая внимания на горелый смрад, что уже долетел и до меня – находящегося вдали от места казни невидимого свидетеля.

А дальше началось самое интересное. Дьякон еще кричал и корчился от боли, когда покрывающий его тело сплошной ожог начал исчезать, а кожа – мало-помалу приобретать сначала пунцовый, а потом и нормальный оттенок. Сгоревшие до самых корней волосы и борода пророка тоже принялись отрастать с невероятной скоростью и прекратили свой рост, лишь когда вытянулись до прежней длины. Вырывающийся из горла Дьякона крик стих, вместе с ним исчезли конвульсии, а еще через четверть минуты самоистязатель начал шевелиться и елозить по снегу, явно пытаясь встать.

Бдительные ассистенты вновь подскочили к пророку, накинули на него одеяло и помогли подняться на ноги. Воскресшего качало из стороны в сторону, но выглядел он совершенно не пострадавшим, и взгляд его был вполне осмысленным; вернее, настолько осмысленным, насколько вообще может быть таковым взгляд религиозного фанатика.

А несчастный Семеркин уже не кричал и не дергался в опутывающих его цепях. Безвольно повиснув на них, испустивший дух академик продолжал обугливаться в языках пламени, наполняя свежесть январского утра смрадом и копотью.

– Аллилуйя Дьякон! Аллилуйя Грааль! Аллилуйя «Пламенный Крест»! – раздались возгласы из толпы. Сначала единичные, вскоре они переросли в один сплошной, беспорядочный гам. Восхваляющие своего идола и святыни сектанты попадали на колени. И, воздев руки к небу, казалось, соревновались между собой, кто внесет наибольшую лепту в устроенный ими галдеж.

А закутанный в одеяло Дьякон отстранил ассистентов и, картинно простерев длани навстречу пастве, молча улыбался ей с благодушием отца, взирающего на своих возлюбленных чадушек. Кабы не кряжистая фигура, пивное брюшко, одутловатое лицо, лысина и большая, окладистая борода, пророк «Пламенного Креста» походил бы сейчас на Иисуса, каким его обычно изображают на церковных календарях и открытках.

Любил ли Дьякон на самом деле тех, кто ему поклонялся? Возможно, и нет. Но в эту минуту духовного единения новоявленного мессии и его почитателей даже такой скептик, как я, мог уверовать в его искренность. Равно как и в силу Грааля, чью демонстрацию явно нельзя было назвать мистификацией. Впрочем, в Зоне подобные явления объяснялись гораздо проще, и лишь упертые фанатики-праведники могли всерьез считать их божественными чудесами…

– Нет никаких сомнений в том, что Грааль сектантов – мощный целительный артефакт, – подытожил я свою короткую историю. – Где они его раздобыли, неизвестно, однако такие вещи сталкерам пусть не часто, но попадаются. По крайней мере, я слышал истории о похожих находках. Как видишь, никакая это не Энергетическая Чаша, а просто очень редкая, ценная и довольно эффективная «аптечка». Которую тебе, Жорик, придется искать, увы, в одиночку. Ты знаешь, почему я никогда не пользуюсь современным оружием, имплантами, инъекциями нанороботов и артефактами?

– Потому что ваши алмазы уничтожают все эти вещи, едва вы к ним притрагиваетесь? – неуверенно ответил Дюймовый.

– Не уничтожают как таковые, а лишь полностью выводят их из строя, – уточнил я. О том, что это происходит не моментально, однако, умолчал. К чему умалять зловещую репутацию Алмазного Мангуста, ведь она всегда играла мне на руку? – Впрочем, невелика разница, верно? И стоит мне лишь прикоснуться к Граалю праведников, как он вмиг превратится в обыкновенный кубок. А такие, сам знаешь, здесь можно собирать десятками на стадионах или в школьных музеях. Пользы от этих посудин никакой, разве что тренировочными мишенями послужить еще горазды. Вот так-то, брат Георгий. Прости, но в этом деле я тебе не помощник… У тебя есть еще ко мне вопросы или это все? Если есть, спрашивай, не тяни, да будем прощаться. Давай разойдемся по-хорошему, пока ты меня опять не разозлил.

– Слишком рано вы, Геннадий Валерьич, меня прогоняете, – с огорчением заметил сталкер. – Конечно, вы мне очень интересную историю рассказали, но у меня для вас тоже припасен один любопытный рассказик. Только прежде, чем вы его выслушаете, давайте заключим с вами деловое соглашение. Вы не против?

– Само собой, против, – не колеблясь ответил я, но, подумав секунду, добавил: – Но не против узнать, что за сделку ты мне предлагаешь. Сугубо из любопытства. Страсть как хочется проверить, дура у тебя губа или нет.

– Короче говоря, расклад такой… – Жорик не стал демонстрировать мне оскорбленную гордость и безропотно выложил на стол карты, явно не теряя надежды завлечь меня в свою сомнительную авантюру. – Все очень просто: если вы согласитесь мне помочь, я получаю ровно половину от той прибыли, которую мы с вами в итоге заработаем. Справедливо?

– Если ты лезешь в пекло, а я сижу в сторонке и даю тебе советы, то – да, условия вполне честные, – рассудил я. – Только вот что-то подсказывает мне: все будет наоборот. А значит, помогать тебе у меня нет решительно никакого желания. Тем паче что деньги, которые мы получим за артефакт праведников, при разделе надвое едва покроют риск, на который нам придется пойти.

– А если денег будет гораздо больше? – полюбопытствовал Георгий. – В пятьдесят, в сто раз больше?

– Нам что, помимо поиска Грааля придется заодно и банк твоего отца ограбить?

– Нет-нет, что вы! Я совсем не в этом смысле! – замотал головой блудный отпрыск владельца заводов-газет-пароходов. – Ладно, не хотите сразу заключать соглашение, тогда послушайте сначала мою историю. Готов дать руку на отсечение – то, что я сейчас расскажу, вам стопроцентно понравится.

– Никогда не разбрасывайся такими клятвами, юноша, – пригрозил я ему. – Особенно при взрослых людях, которые могут запросто отсечь тебе не только руку, но и голову.

– А что? Вот возьму и поспорю с вами на это! – сверкнув глазами, с вызовом заявил рыцарь-ренегат. – Не на всю руку, конечно, а, скажем, только на кисть! Причем, если я выиграю, вы ничего себе отсекать не будете, а если победите вы – я на ваших глазах отрублю себе вот… ее!

И он выставил перед собой левую пятерню, на которой верхние фаланги пальцев были заменены имплантами – энергетическими мини-генераторами. Прочая ее часть была самая что ни на есть натуральная.

Я пристально посмотрел Дюймовому в глаза. И сделал это крайне недвусмысленно, дабы он образумился и забрал свои слова обратно. Долго смотрел, давая ему время отступиться, ибо в противном случае мне придется преподать ему урок, который он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Запомнит и будет крепко сожалеть о том, что связался со мной, а не сбежал из Зоны, пока она не выжгла ему последние остатки мозгов.

За те полминуты, что мы буравили друг друга взглядами, решимость в глазах Жорика не ослабла ни на йоту. Похвальное самообладание. Жаль только, гонора в нем куда больше, чем здравого смысла. Что ж, как говорил клон знаменитого шоумена начала века игрокам своей вечно популярной телевикторины: «Я давал вам целую кучу денег, но вы выбрали приз! Это ваше законное право! Приз – в студию!»…

– Хорошо, – скрестив руки на груди, ответствовал я упрямому спорщику. – Дело твое. И впрямь, кто я такой, чтобы мешать совершеннолетнему гражданину свободной страны отрубать себе конечности? Так какая, говоришь, у тебя для меня байка приготовлена? Надеюсь, она не шибко длинная? А то, боюсь, под конец рассказа твой гонор угаснет, и ты станешь умолять меня сохранить тебе руку, забыть о нашем споре и все такое…

– Не бойтесь, не стану. Раз сказал, что отрублю, значит, отрублю, – заверил меня Георгий твердым голосом и без колебаний перешел к делу: – Вам ведь известно, Геннадий Валерьич, что Орден давно выслеживает Механика и что полгода назад мы его все-таки схватили?

– Ходили слухи, – кивнул я. – Только потом он от вас сбежал и нынче прячется где-то в чернобыльских пустошах.

– Механик не сбежал, – поправил меня Дюймовый. – Он от нас откупился. Причем в тот же день, когда мы его поймали.

– Какая занятная подробность! – оживился я. Но сразу же одернул себя, ибо по условиям спора не должен был выказывать интерес. После чего вновь придал себе нарочито равнодушный вид и поправился: – Я имел в виду, что ты – первый, кто сообщает мне эту… хм… запоздалую новость. И какую услугу оказал Механик Священному Узлу, отчего Хантер его так быстро помиловал?

– Его помиловал не Командор, – ответил Жорик. – Это происходило в Сосновом Бору, возле ЛАЭС. А командовал охотой брат Филипп, который вдобавок ко всему приходится кровным братом нашему Ипату. И я там был. Сами догадываетесь, в какой роли, если меня тогда лишь месяц как в Орден приняли. Пока старшие братья облаву организовывали, я бегал за ними в качестве носильщика и оруженосца, но для новичка и это была великая честь. Еще бы – в серьезное дело почти наравне со всеми взяли!.. Хитрую мы операцию тогда провернули, это факт. Но Механик тоже оказался не лыком шит и удирал от нас по таким местам, куда ни один сталкер по доброй воле сроду не сунется. Ему-то – Механику – хоть бы хны, он и с биомехами, и со скоргами общий язык запросто найдет, а вот нам туго пришлось. Однако мы справились, правда, сам брат Филипп на тот момент уже из игры вышел и при смерти валялся. Примерно за час до этого на него накинулась стая мозгоклюев, да не простых, а клещеобразных. Знаете, такие мелкие биомехи, которые намертво вгрызаются в тело, и ничем вы их потом оттуда не вытащите.

– Имею представление, – кивнул я и непроизвольно потер «инкрустированный» мне в шею алмаз.

– Ипат в той охоте тоже участвовал, – продолжал Дюймовый, – и, когда все закончилось, решил он, конечно, мозгоклюев из Филиппа изгнать. Однако сделать это так, чтобы его не убить, оказалось нельзя. Привели пойманного Механика – он-то, как-никак, мнемотехник классом покруче будет. Но и Механик лишь головой покачал. Бесполезно, говорит, даже не пытайтесь – Филипп умрет еще до того, как первый паразит у него из тела вылезет. Ипат пленника за грудки хвать и орет: «Брешешь, гад! Плевать, что ты так нужен Хантеру – если не спасешь моего брата, разорву на части прямо здесь!» – «Ладно, разрывай, – отвечает Механик, – но я тебе чистую правду сказал: спасти этого человека даже мне не под силу. Однако, как помочь твоему горю, я знаю. И помогу, только за эту услугу вам придется меня отпустить».

– И Ипат согласился? – с недоверием поинтересовался я. – Но почему? Ведь он явно осознавал, что Командор с него семь шкур спустит за такое самоуправство. Какие бы родственные узы ни связывали Ипата и Филиппа, для Хантера Механик на порядок ценнее дюжины самых преданных бойцов. Ими в крайнем случае можно пожертвовать, а Механик в Зоне всего один, да еще неуловим, как призрак. Что-то твоя история перестает быть правдоподобной… Кстати, юный ампутатор, у тебя жгут-то в аптечке имеется? Если нет, так и быть, могу одолжить.

– Вы, Геннадий Валерьич, сначала дослушайте, ладно? – попросил брат Георгий, схватив себя за левое запястье, как будто я уже занес над ним тесак. – Да, Ипат согласился пойти на такую сделку. Меня и еще одного салагу в носилки, на которых лежал Филипп, впрягли, и повел нас Механик к Неопалимой Купине. Прямо к сектантам, стало быть, – они в те дни как раз из Чернобыля тайком на какую-то церемонию в церковь пробрались и там околачивались. Конечно, такие гости, как мы, их не обрадовали. Праведники сразу оборону заняли, явно решили, что мы на разборку к ним пожаловали. Нам тоже от этой встречи никакой радости не было, но Механик сказал, что спасти умирающего может только Дьякон, и больше никто. Как – мы тогда еще не знали. Просто поверили пленнику на слово, ведь если он нас поимел, ему только хуже было бы. Потом, когда он с сектантами в переговоры вступил, выяснилось, что «Пламенный Крест» был ему чем-то сильно обязан, и теперь он пришел потребовать возврат этого долга. Отказывать Механику Дьякон, сами понимаете, не рискнул – а ну как обозлится да натравит на церковь стадо бронезавров? – и, немного подумав, согласился нам помочь. Но, кроме пострадавшего, разрешил войти в Купину лишь Механику и Ипату. Они у нас носилки забрали и потопали, а мы вокруг рассредоточились, дабы, ежели чего, сразу по сектантам изо всех стволов шарахнуть. Недолго наши там пробыли – четверть часа, не больше. Зато когда вернулись, Филипп не только на своих двоих шел, но на нем, ко всему прочему, ни одного шрама не осталось! И это после того, как из тела у него полсотни мозгоклюев вытащили, можете себе такое представить?

– Теперь могу, – ответил я, кажется, начиная понимать, куда клонит Жорик и о разделе какой прибыли он заикался. Однако выкладывать ему свою догадку я пока не стал, а полюбопытствовал: – И что насчет всего этого сказал Командор?

– Ясное дело, рассердился. Но о том, что происходило в церкви и как Ипату удалось отбрехаться, он нам лишь недавно поведал. Сказал, что даже простая вода, налитая в Энергетическую Чашу, приобретает могущественную силу. Испив ее, организм исторгает из себя все, что идет ему во вред, и вроде как полностью перерождается. А взамен отпущенного Механика Ипат дал обет, что поймает и убьет Избранного. То есть вас. А потом принесет Командору Чашу. То есть Грааль Дьякона. Или, наоборот, сначала достанет Чашу, а затем расправится с Избранным. Короче говоря, как получится.

– А ты, значит, решил отомстить Ипату? Опередить его с Граалем и наложить лапу на половину моих алмазов, которые планируешь с помощью Энергетической Чаши из меня извлечь? Так же, как Дьякон извлек из брата Филиппа клещей-мозгоклюев?

– Ну… да. Не буду отпираться – именно эта идея пришла мне в голову после того, как Ипат за вами погнался. Но я-то – не он и не хочу вас убивать. А если и продолжал бы хотеть, так вы сами видели – кишка у меня для этого слишком тонка. Но вы ж не станете отрицать, что мечтаете снова стать нормальным человеком и вернуться обратно к своей замечательной семье? Не станете ведь, правда, Геннадий Валерьич?

– Черт бы тебя побрал, Жорик, – пробормотал я, болезненно морщась и опуская глаза. – Тебя, твою идею, Грааль, Ипата и всю вашу треклятую Зону, пропади она пропадом… Так где, ты говоришь, Дьякон запрятал свой воскрешающий артефакт?..