Глава 32
- Ты вовремя! Еще полминуты и опоздал бы, - прохрипел вестник Смерти. А может, просипел или прорычал. Этого он не знал, так как напрочь лишился слуха, когда взрыв разорвал ему барабанные перепонки.
Крапчатый положил на плечо дробовик и что-то ответил. Но Морок не умел читать по губам и не понял его. Наверное, толстяк огрызнулся чем-то вроде «Скажи спасибо, что я вообще за тобой пришел, пугало ты одноглазое».
- Я тебя не слышу, - мотнул головой Морок. - Совсем ничего не слышу после взрыва. Можешь даже не орать мне в ухо - это бесполезно, я оглох.
Крапчатый поморщился, плюнул на почти обезглавленный труп стрельбана, а затем махнул рукой, приглашая следовать за собой. Надо полагать - к машине, на которой сын Мотыги пообещал увезти Морока из Погорельска...
А ведь Морок едва не убил его прошлой ночью после того, как бар «Мазутное счастье» взлетел на воздух. Крапчатому повезло - вестник Смерти опознал его в темноте. И хотя их предыдущая встреча была не из приятных, Морок не пожелал убивать этого человека. «Это же сын твоего друга Семена! - щелкнуло у него в голове нечто вроде предохранителя. - Ты готов прирезать сына Мотыги? После того, как отомстил Дерюге-младшему за внучку Семена?»
Нет, палач беженцев с «Гордой» был к этому не готов. Более того - понял, что должен подойти к Крапчатому и объясниться в том, что это не он, Морок, уничтожил «Мазутное счастье».
Толстяк стоял один посреди улицы, глядел на взорванный бар и плакал. Вестник Смерти не чувствовал к нему жалости - с чего бы вдруг? - а просто приблизился к нему сзади и кашлянул.
Крапчатый вздрогнул и обернулся. И пусть не сразу, но признал в Мороке человека, которому он однажды намял бока на складе своего бара.
- А, это снова ты, - буркнул он, так и не наставив на Морока дробовик, который держал в руках. - Чего тебе еще надо? Оставь наконец меня в покое, чертов друг моего чертова папаши!
- Пришел сказать, что я здесь ни при чем, - ответил Морок, указав на пожар. - Ты должен об этом знать.
- А разве я тебя в чем-то обвиняю? - удивился Крапчатый.
- Нет. Но завтра тебе скажут, что «Мазутное счастье» взорвал Морок. И покажут мой знак, - предупредил вестник Смерти. - А это вранье, клянусь. Просто кто-то желает меня подставить. И я подозреваю, кто именно.
- Морок? - переспросил хозяин сгоревшего бара. - Тот самый Морок, про которого базарят чулымцы? Так это ты убил погорельских «святых», а также Сачка и Кирюху Дубая, туда им всем, ублюдкам, и дорога?
- Они - моя работа, - не стал отрицать вестник Смерти. - И Дерюга-младший - тоже моя. Я прикончил эту грязную тварь в сортире после разговора с тобой. Не мог не прикончить, ведь Петька надругался над внучкой моего старого друга. А твой бар я не трогал. Однако я найду и убью того, кто это сделал. А также Чулыма, который ничем не лучше Дерюжных.
- Серьезно? Без шуток? - не поверил столь смелому заявлению Крапчатый.
- Зачем мне бросаться пустыми обещаниями? - нахмурился Морок.- Разве Чулым и остальные с нами шутят? Посмотри, во что они превратили твой бар.
- И когда ты намерен их всех порешить?
- Очень скоро. Возможно, завтра. Или послезавтра. Не люблю затягивать с такими вещами.
- Хм... - Толстяк помолчал. - Знаешь, а ты не такой плохой малый, как мне раньше казалось. В общем, слушай сюда, дважды предлагать не стану. Я тут решил поутру свалить из Погорельска. Люди Кесаря хвалились, что нашли проезд аж до Аганайского тракта, где разрушения уже не такие сильные. Хочу проверить, правду они говорят или нет, хотя с какой стати им врать? Но я могу задержаться на пару суток, чтобы забрать тебя с собой, как только ты разделаешься со здешней нечистью. Буду рад увидеть напоследок, как она корчится в предсмертной агонии. Ну что, едешь со мной после того, как управишься с работой, или останешься здесь?
Вестник Смерти задумался и понял, что местные охотничьи угодья ему надоели. Если он загрызет своих главных конкурентов-хищников, смерть мелких уже не принесет ему такого удовлетворения. Так, может, и впрямь пора менять среду обитания - когда еще представится возможность?
- Еду, - согласился Морок. - По рукам. Где ты теперь живешь?
- На складах за «Козырным королем». Машина у меня там же, под боком. И горючка есть, на несколько дней хватит.
- Отлично, - кивнул вестник Смерти. - Будь начеку. Если завтра днем или ночью у Чулыма разразится стрельба, значит разогревай мотор - я скоро приду. Ну а если после стрельбы до следующего утра не объявлюсь - езжай один, ты мне уже ничем не поможешь...
Неизвестно, зачем Крапчатый явился к горящему бару - наверное, хотел своими глазами засвидетельствовать гибель Чулыма, - но вышло так, что Морок ошибся. Толстяку все же удалось ему помочь. Кабы не этот выстрел, победу в последней схватке праздновал бы Мизгирь.
Вот только собственная победа ничуть не радовала вестника Смерти. Он ослеп на один глаз, но что еще хуже - оглох на оба уха. И судя по количеству вытекшей из них крови - оглох навсегда. Мизгирь умер, но вместе с ним умер и прежний Морок, ибо кто он такой без своего феноменального слуха? Теперь ему одна дорога - в богадельню для инвалидов, учить язык глухонемых. А такая перспектива была для него куда хуже двадцатипятилетнего тюремного срока.
Морок поднялся с земли и стер с волос налипшие на них вражеские мозги. Он мог отправиться на юг, но что ждало его там? Короткая охота и смерть от полицейских пуль, ведь он даже не услышит, как его окружат и будут предлагать ему сдаться. Легендарного убийцу, один автограф которого наводил на его врагов суеверный ужас, поймают и пристрелят, будто старого шелудивого пса...
Разве о такой позорной смерти он всегда мечтал?
Нет, конечно. Морока должны запомнить таким, каким он был еще полчаса назад. И легенде о нем следует закончиться иначе.
Крапчатый резко обернулся, но посмотрел не на Морока, а куда-то левее. Затем вдруг снова вскинул дробовик, но выстрелить не успел. В этот миг его шея как будто лопнула, выплеснув брызги крови и ошметки плоти. Толстяк выронил оружие, попятился, упал навзничь и, схватившись за горло, судорожно засучил ногами. Кровь из-под пальцев Крапчатого хлестала потоком, и даже окажись рядом с ним хирург, вряд ли он ему чем-то помог бы.
Вестник Смерти не расслышал выстрела, убившего его нового союзника. Но отреагировал мгновенно, бросившись за кучу строительного мусора. Она была не лучшим укрытием от пуль, но другого рядом не нашлось.
Едва он плюхнулся на землю, как там, где он только что стоял, взметнулся фонтан земли. Вкупе с разорванной шеей Крапчатого это дало понять, что по Мороку стреляют из мощной винтовки.
Между тем стрелок и не думал таиться. Как только в укрытие Морока ударила третья пуля, он выглянул одним глазом (тем паче, что второго у него больше не было) и увидел перед гаражом мизгиревского сынка. Оружие у него тоже было приметное. Из этой винтовки стрелял на кирзаводе в Морока босс Мизгиря. И вот теперь, получается, она перешла по наследству к Илюхе.
А пацан-то возмужал! Ишь ты, как лихо ухлопал Крапчатого - тот даже выстрелить в ответ не успел. И Морока щенок ухлопает без колебаний, стоит лишь попасться ему на прицел.
Впрочем, ума у него за столь короткий срок не прибавилось. Стоило Мороку затаиться, как пацан занервничал и взялся озираться. Видимо, решил, что упустил врага, и боялся, что тот обойдет его сзади. Рот Илюхи открывался и закрывался - он все время что-то кричал. Наверное, вызывал палача своей семьи на битву, понятия не имея, что тот его не слышит.
По мере того, как Илюха приближался, Морок обползал мусорную кучу - так, чтобы она все время его заслоняла. Да, щенок был растерян и вел себя глупо. Но он не бросился с плачем к телу отца, а пока шел и оглядывался, успел дозарядить ружейный магазин. И если бы Морок атаковал его прямо сейчас, то гарантированно нарвался бы на пулю.
Хотя играть с пацаном в прядки вестник Смерти тоже не собирался. Взяв из кучи мусора обломок кирпича, он метнул его так, чтобы тот упал шагах в десяти позади Илюхи, а затем со стуком покатился по двору.
Щенок не замешкался - тут же обернулся на шум и выстрелил. А когда смекнул, что что-то не так, было поздно - отвлекший его Морок уже подскочил к нему со спины.
Илюха не успел нацелить на него винтовку - он схватил ее за ствол и отвел тот вверх. Сын Мизгиря снова выстрелил и попал в гаражный карниз. Морок же, ухватив винтовку двумя руками, рванул ее на себя и швырнул Илюху через бедро. Так резко, что пальцы мальчишки разжались и он упал на землю безоружным.
Встать самому ему не позволили. Отбросив «пушку», Морок схватил сопляка за грудки, поднял его и припер лопатками к стене гаража. Илюха попробовал отбиваться, но вестник Смерти дважды шибанул его спиной о доски, и боевой пыл в нем угас. Вцепившись убийце в запястья, он глядел расширенными от ужаса глазами в его единственный глаз и дышал так, что, казалось, его легкие вот-вот разорвутся.
Когда Илюха искал врага, то кричал, а сейчас умолк. Это слегка озадачило Морока и он приказал:
- Моли о пощаде, щенок! Если не хочешь, чтобы я одел тебе на шею галстук из твоих же кишок - моли о пощаде!
Илюха что-то пролепетал и мотнул головой. Мороку понял, что щенок артачится.
- Ну что ж... - Вестник Смерти высвободил правую руку из илюхиных пальцев, достал из-за ремня нож и проткнул кончиком острия пацану кожу на животе. - Ты, видать, решил, что я шучу, да?
Пацан задрожал, и Мороку ударил в ноздри запах мочи. Но губы Илюхи были крепко стиснуты и он по-прежнему отказывался подчиняться.
Морок продолжил давить на нож, полагая, что еще немного, и щенок сломается. Однако тот снова его удивил. Продолжая трястись, Илюха вдруг схватил его левой рукой за лицо, а большой палец погрузил ему прямо в пустую кровоточащую глазницу.
Боль пронзила Морока с такой остротой, что буквально ослепила его. Он отшатнулся и впервые за долгое время не сдержался и заорал. А за болью моментально вскипела ярость. Око за око! И вместо того, чтобы выпустить сопляку кишки, вестник Смерти замахнулся и всадил нож мальчишке в глаз. По самую рукоять - так, что клинок пронзил ему мозг и уперся в затылочную кость черепа...
Вернее, это Морок думал, что все случилось именно так. Но когда боль отступила и перестала туманить ему взор, он вдруг увидел, что промахнулся! Или же это пацан в последний миг дернул башкой, отчего нож вонзился рядом с ней в стену, лишь слегка разрезав ему ухо.
А Илюха все также смотрел на Морока ненавидящим взглядом, стиснув губы и трясясь, как осиновый лист.
Вестник Смерти неожиданно обнаружил, что он тоже дрожит и тяжко дышит. Почти как его пленник, разве только Морок трясся не от страха, а от волнения. Но откуда оно взялось? Вот так сходу было и не понять.
В последние пять минут он допускал одну ошибку за другой: едва не погиб от рук раненого стрельбана, не учуял пацана с ружьем, позволил тому убить Крапчатого, потом не сумел заставить Илюху подчиниться, не смог вытерпеть боль, и вконец опростоволосился - ударил ножом обездвиженную жертву и промазал. Верно он решил прежде чем Крапчатый нарвался на пулю - прежний Морок умер. А то, что от него осталось, являло собой жалкое и омерзительное зрелище.
Пока история Морока окончательно не пошла вразнос, в ней надо было срочно поставить точку.
Схватив Илюху за подбородок, вестник Смерти выдернул нож из стены и, приставив тот к щеке пленника, сказал:
- Я в тебе ошибся. Ты не трус. Позволь наградить тебя за твою храбрость. Носи это с гордостью и помни: ты - единственный человек в мире, кто получил эту награду живым.
И Морок, прижав голову пацана к стене, вырезал у него во всю щеку - от глаза до нижней челюсти, - свою любимую «М». После чего отпустил кричащего от боли Илюху и, зашвырнув нож подальше, вышел на середину двора. Где и остановился, раскинув руки в стороны и глядя на бушующий перед ним пожар. Такой пугающий и в то же время такой живой и теплый.
Самое время начать привыкать к большому огню - в аду, небось, на это времени уже не будет.
Вестнику Смерти не нужно было оглядываться. Он и так знал, что делает у него за спиной Избранный, которому он оказал честь, наградив своей последней печатью. Илюхе понадобилась пара минут, чтобы свыкнуться с тем, что он жив и отпущен на свободу. И едва до него это дошло, он оправдал надежды Морока.
Подобрав винтовку, Илюха проверил, есть ли патрон в патроннике, а затем подошел к Мороку и остановился в трех шагах позади него.
Вестник Смерти так и не обернулся. Он глядел на пламя и мысленно ощущал себя на полпути к Преисподней.
Илюха тоже не сказал ни слова. Просто вскинул «итальянку», взял на прицел затылок убийцы, сделал глубокий вдох и на выдохе спустил курок. После чего постоял немного над трупом, голова которого обратилась в кровавые брызги и улетела в огонь. А затем повесил винтовку на плечо и, ощупав изрезанную щеку, подытожил вслух:
- Надо промыть и перевязать, пока не загноилась. Батя бы ругался, разгуливай я по улице с такой открытой раной. Пойду гляну, может, в гараже есть аптечка...
