Он приехал в больницу незадолго до обеда, снова воспользовавшись стоянкой для персонала, но надеть белый халат не потрудился. Он не чувствовал себя ни врачом, ни кем-то вроде того, происходящее измотало почти до боли сродни той, что ощущает оголенный нерв, Шанс шел, как тень, знакомыми коридорами и будто видел их впервые, возвращаясь прямиком в реанимационное крыло, где оказался как раз вовремя: они уже рассредоточились по холлу для ожидания, пребывая в разных стадиях гнева и паники. Все были тут: бывшая жена с группой поддержки, стайкой бывших родственниц и знакомых, среди которых затесался тренер-дислексик. Шанс, единственный сын ныне покойных родителей, оказался в одиночестве перед их натиском. Если он надеялся увидеть где-то поблизости дружеское лицо, то ему чертовски не повезло: латиноамериканка-санитарка, на вид, кажется, не старше двенадцати лет, уже сообщила ему на сестринском посту, что у Гули сегодня выходной.

Причиной их ужаса, если не считать неожиданного появления Шанса, которого, похоже, самого по себе оказалось достаточно, чтобы вызвать внезапную и яростную вспышку гнева вскоре бывшей жены, оказалось внезапное исчезновение дочери. Похоже, ее вообще больше не было в больнице. Шанс от удивления лишь захлопал ртом, как рыба. Но с тем же успехом мог в полдень встать на обочину Грейт-хайвей и задавать вопросы ветру.

– Уж кто бы спрашивал! – заорала на него Карла, привлекая к себе взгляды персонала и проходящих мимо людей.

Нынешний любовник похлопал ее по плечу.

Шанс молча смотрел на бывшую жену.

– И вообще, – прорыдала она, стряхивая руку тренера, – ты почему здесь?

Когда он попытался ответить, она отвернулась, уткнулась в плечо своей матери, увядающей королевы гламура с сильно выбеленными волосами (за весь брак Шанс, насколько помнил, не провел с ней и одной осмысленной беседы), которая смотрела на него испепеляющим взглядом, преисполненным всеобъемлющего неодобрения. Он мог лишь догадываться, как сейчас выглядит.

Со временем кое-какие бесспорные факты прояснились. Шансу казалось, будто они появляются, выплывая словно айсберги из плотного тумана. Приблизительно в десять пятнадцать утра доктор-пульмонолог, лечащий врач Николь, решил, что состояние пациентки достаточно стабильно, и ее можно отключить от аппарата искусственного дыхания и привести в чувство. Все шло более или менее по плану, к девочке действительно вернулось сознание, и после долгого сна она пребывала в настроении, которое описали Шансу как раздражительное и злобное, не понимала, из-за чего весь сыр-бор и желала только вернуться домой.

– Она все время просила, чтобы ей отдали мобильник, – сказал Шансу тренер-дислексик из Саусалито, внеся тем самым вклад в разворачивающееся повествование.

Фактически Шанс впервые находился в одном помещении с этим человеком и разговаривал с ним лицом к лицу. Парень оказался на голову выше Шанса и в отличной форме. Шанс не стал отвечать ему напрямую, предпочтя вместо этого обратиться к Карле:

– И ты вернула ей телефон?

– Да как ты смеешь? Как ты смеешь? Приперся сюда через столько времени и сразу начал обвинять. – Тут она замолчала, словно впервые его разглядев. – Боже мой, как же отвратно ты выглядишь. – Сделав это заявление, Карла умчалась беседовать с медсестрой.

Ее мать бросила на Шанса последний полный отвращения взгляд и последовала за дочерью. Остальные члены группы поддержки в молчании ретировались. Шанс остался в холле в обществе тренера.

– Это, слышь, мужик, – сказал ему тот, – мне реально жаль, что все так. Реально. Представить не могу, что ты должен сейчас чувствовать.

Шанс кивнул. Этот парень был, кажется, единственным человеком в группе поддержки, готовым по доброй воле с ним разговаривать.

– Мы не знаем, как она добыла телефон, – сказал тренер. До Шанса дошло, что он даже не помнит его имени. – Наверно, это случилось сегодня утром, сразу после того, как ее отключили от аппарата и сняли фиксаторы. Там как раз был пересменок, одна сестра ушла, другая пришла… Похоже, Карла оставила в палате сумочку. Она сидела там всю ночь… Короче… Николь, наверно, заметила сумочку и заметила, что она одна, и взяла телефон Карлы, и позвонила. У нее реально было время только на один звонок.

– Похоже, и одного хватило, – сказал ему Шанс.

В свете того, что этот человек держался по-товарищески, он понадеялся, что ему удалось сдержать злобу в голосе или хотя бы свести ее к минимуму.

– Да вообще пипец, – согласился тренер.

– И что дальше? Отсюда не так-то просто уйти.

– Она сказала, что хочет в туалет. Ей нужно было только добраться вон до той лестницы, – тренер указал на дверь в конце короткого коридорчика, над которой виднелся зеленый значок выхода. – Всего на один этаж спуститься. Если кто-то ждал внизу на машине…

– А что телефон? Кому она звонила?

– Она забрала трубу с собой.

– Ясно.

– Она очень находчивая.

– Ага.

– Мы позвонили в полицию.

Шанс все еще пытался решить, что думает по поводу всего произошедшего, а тренер уже начал снова:

– Мы надеемся, они смогут добраться до данных с телефона Карлы и найти адрес того, кому она звонила.

– Предположительно, это ее бойфренд.

Тренер кивнул. Все они предполагали, что так оно и есть.

– А нам известно его имя?

– Тао.

– И все?

– Николь о нем особо не рассказывала. Карла узнала обо всем от матери одного ее друга. – Тренер помолчал. – Я знаю, это жесть. Но ее найдут. Может даже, она сама очухается и вернется домой. Уйти-то у нее соображалки хватило.

Ну, подумал Шанс, мужик старается, хоть и неуклюже выходит. Не доверяя своему голосу, он лишь кивнул в ответ и окинул взглядом коридор, куда сбежала его дочь. Если случилось худшее, имя, вероятно, не слишком-то поможет. Сомнительно, чтобы парни Блэкстоуна работали под своими настоящими именами.

В конце концов Шанс смог поговорить с пульмонологом, который вел Николь, от него он получил список препаратов, использовавшихся в лечении. Обычный набор, антибиотик, снотворное… Где бы сейчас ни находилась Николь, она все еще очень слаба, но все показатели ее жизнедеятельности были стабильными на протяжении всей ночи. Незадолго до побега она призналась, что приняла гамма-оксимасляную кислоту, так называемый наркотик «изнасилования на свидании», ныне весьма модный и известный на улицах как бутират. Шансу сказали, что у Николь не нашли никаких следов насилия, в том числе и сексуального, и собирались подержать ее в больнице еще день.

Рассказ врача прервал офицер, прибывший из полицейского департамента Сан-Франциско. Он увел Шанса с Карлой на беседу без посторонних, казался профессиональным и отзывчивым, пусть и слегка отстраненным, и Шанс задумался, не выглядел ли он так же для своих пациентов: профессиональным, отзывчивым, но слегка отстраненным. Офицер заверил их, что распечатку с телефона Карлы они наверняка получат у оператора. Соответствующий номер отследят. Рапорт о пропаже человека будет подан.

Боже мой, рефреном крутилось в голове у Шанса более или менее непрерывно на всем протяжении беседы, как же все это ужасно, жутко, невероятно, до чего все дошло, он оказался в положении большинства собственных пациентов, ждет немыслимых новостей от мягкого и отзывчивого, но слегка отстраненного профессионала. На этом месте офицер поразил Шанса новым заявлением, объявив, что рапорт о пропаже человека дойдет до сведения сотрудников правоохранительных органов не только Сан-Франциско, но и всей округи, включая города Беркли и Окленд, лежащие в восточной части залива.