Глава 43
Над полем спелой пшеницы простиралось безупречно синее небо. Голову припекало солнце, от пота пощипывало спину, но Варгус, несмотря на боль и усталость, улыбался. Сегодня он вновь увидит свой дом.
Вокруг живой изгороди порхали мелкие пташки. Только их веселое щебетание, да слабый ветер, шевелящий колосья, нарушали вселенский покой. И вдруг тишину прорезал далекий крик. А потом затих – так же внезапно, как начался.
Варгус дошел до края поля, перескочил каменную стену и поспешил по узкой тропинке вниз, к деревне, которая гнездилась в самом сердце долины. Кое-где над трубами вился дымок; вскоре на глаза стали попадаться пасшиеся на лужайках коровы и овцы. Варгус вгляделся вперед, на поросшие лесом холмы, и как будто бы уловил далекий визг пилы. Наверное, артель дровосеков заготавливает дрова. Земли, леса и речка предоставляли местным обитателям все необходимое.
Хотя те, кто привык к городским удобствам, не сразу приноравливались к сельской жизни, поселиться здесь их побуждала одна и та же причина. После долгих странствий люди искали покоя. Какое-то время они были по-настоящему счастливы: наслаждались тишиной, забывали дурные привычки и акцент, приобретенный в далеких краях. Когда-нибудь ветер подует в другую сторону, и в их жизни начнется другая эпоха. Сегодня они гуляют среди холмов или работают в поле, а завтра вернутся в большой мир. Никто их не осудит – так бывает всегда. Однако пройдет время, они снова устанут от мира и вернутся домой, в деревню.
Опять раздался ужасный звук, в этот раз громче и резче. Варгус посмотрел через холмы, но ни одна птица там не взлетела в испуге, ни одно животное в поле не подняло головы. Он взглянул под ноги на исхоженную тропинку, а звук тем временем стал затихать.
Домой. Скоро, но не сейчас.
Варгус открыл глаза. Над ним навис Орран.
– Я уж думал, ты весь день будешь дрыхнуть. Поздно в постельку лег?
– Надеюсь, ты не просто так меня разбудил. Мне снился очень приятный сон.
– Про овец? – усмехнулся Орран.
Варгус провел рукой по лицу, потянулся и встал. Снова крепостная стена, и враг никуда не делся. Солдаты ждали приказа штурмовать город. Быть может, в последний раз.
– Да, про овец. Они убегали от голого мужика, очень похожего на тебя, Орран.
Черный Том загоготал, и даже на губах Харго мелькнула улыбка. Верзила в последнее время был мрачен. Война изменила их всех. Если они и не погибнут, то каждому придется как-то жить дальше. Варгус не знал, что ждет Харго в будущем, но молчаливость – недобрый признак.
– Больной ты, – покачал головой Орран.
– Разве ты раньше не работал на ферме? – спросил Варгус. – Не ухаживал за стадом?
Кто-то из парней рассмеялся.
Прежде чем Орран успел придумать остроумный ответ, воздух прорезал звук бычьего рога, до того громкий, что заложило уши. Сигнал подхватили другие, призывный глас эхом отразился от стен и разнесся по городу. Это и был крик из его сна.
– Чтоб его, – бормотал Харго, затягивая ремни на щите и вытаскивая из-за пояса тесак.
– И чего им неймется? – пожал плечами Орран. Этим вопросом задавались и остальные. Город полнился слухами о гражданской войне на севере и восстании на юге, о том, как столицу Йерскании освободили за одну ночь, так что выбить Избранных из страны не составит королеве никакого труда. Западный альянс рассыпался, но солдатам, которые шли штурмовать Чарас, об этом, похоже, никто не сказал.
Когда Орран увидел, кто составляет основу армии, его лицо побелело. Обычно до того, как в толпе можно было что-то разглядеть, защитники города видели бурое и серебристо-серое море, а через некоторое время различали людей в забрызганной грязью броне. Однако сегодня, перед самым концом войны, их глазам предстала зеленая, бурая и синяя орда. После первой тысячи Варгус бросил считать, сколько воргов приближаются к городу.
– Так, парни, с этими слизняками мы уже встречались. Вы знаете, что делать, – проорал он, сплюнув за стену. – Они здоровые, неповоротливые и в два раза страшнее вашей тещи. Не пытайтесь их пересилить и не тратьте время на то, чтоб рубить им руки и ноги. Режьте на куски, так вернее всего. Бейте чем-нибудь тупым по локтям и коленям, валите на землю и мудохайте, пока дышать не перестанут. Пусть узнают севелдромцев.
– Узнают, какого цвета у нас кишки, – пробормотал Орран себе под нос.
– Ты что-то сказал?
– Так, сам с собой разговариваю.
Варгус понизил голос, чтобы слышали только те, кто стоял рядом:
– Знаешь, сегодня, может быть, последний день войны. Осталось продержаться всего пару часов. Сможешь?
Коротышка посмотрел на небо, и Варгус увидел, что глаза у него блестят от непролитых слез.
– Кости ломит… Чувствую их всех до единой…
– Мы справимся.
– Хотел бы я так думать, – произнес Харго, не сводя глаз с полчищ воргов, – но смотрю на наших ребят и что-то не узнаю их.
И правда, многие глядели испуганно, почти с ужасом. Одно дело – видеть два-три отряда воргов среди обычных солдат, и совсем другое – встретить лицом к лицу целую армию. Люди были истощены до предела, их не оставляли усталость и голод – неважно, как много они ели и спали.
Варгус стиснул Харго и Оррана за плечи, пока оба не посмотрели ему в глаза. Рядом стояли Черный Том и еще два-три человека. Когда Варгус заговорил, все замолчали.
– Мне плевать на королей, политиков и религию. Все это игры для тех, у кого есть короны и власть. Мне важно только одно – чтобы вы остались живы, вернулись домой и выбросили войну из головы. Помните о Братстве. Помните, как оно помогло вам выжить. Мы сражаемся, как один человек. Спасаем жизнь тому, кто рядом, потому что без него были бы уже мертвы. Победа близка, как никогда. Не сдавайтесь.
Напряжение спало. Орран встряхнулся, как мокрый пес, и с готовностью расправил плечи. Харго кивнул. Черный Том ничего не сказал, но плюнул со стены и недобро ухмыльнулся. Время пришло. Внизу можно было разглядеть лица, а кое-где ворги уже лезли по лестницам. Орудуя пиками и крюками, напрягая силы и надсадно крича, защитники города опрокидывали их, и целые неприятельские отряды разбивались насмерть. Однако на все лестницы рук не хватало.
Кто-то ждал битвы в гробовом молчании, другие бранились и кричали до исступления. Если ворги думали, что их недобрая слава заставит севелдромцев поджать хвосты, то они жестоко ошиблись. Когда враг появился над городской стеной, его встретили ветераны, закаленные в боях одной-единственной войны. Жир и хрящи уже срезали – остались только тугие мышцы и прочный костяк.
Слева на стену ворвался зеленокожий ворга. Справа отряд зеленых и бурых врагов начал прорубать брешь в рядах защитников и теснить их назад.
– Пусть катятся обратно в море! – крикнул Варгус, бросаясь в самую гущу боя. У него на глазах ворга проткнул шипастым кинжалом горло одному из солдат, вгрызся в лицо другому и когтями вырвал кишки третьему. Варгус нацелил клинок в голову ближайшему врагу и для пущей скорости оттолкнулся от стены. Удар был такой силы, что загудели руки. Меч, к счастью, не сломался. Сталь отсекла у ворги несколько костяных наростов вокруг челюсти и разрубила лицо пополам. Глаз лопнул, как переспевшая дыня. Пронзительно заверещав, враг упал на спину и быстро нашел смерть от чужих мечей.
– У них такая же кровь, как у всех! – крикнул Варгус. – Убивайте щучьих детей!
Не оглядываясь и не зная, прикрывает ли кто его спину, Варгус бросился в бой. Судя по вихрю и хлюпающим звукам, доносившимся справа, кинжалы Оррана били в цель. Слева крики и визг составляли более ритмичную серию – это Харго рубил тесаком каждого, кто пытался зайти с фланга. Когда крепкий бурый ворга прижал его к стене, Черный Том ринулся вперед, вскрыл твари живот и вонзил пику по самую рукоятку. Вместо того чтобы издохнуть, ворга зашипел и ударил Тома когтями по щеке. Харго, которому по-прежнему не хватало места для размаха, вытащил из-за пояса кинжал, вонзил его ворге в глаз и провернул. По пальцам потекли мозги и слизь. Ворга наконец разжал хватку, однако место покойника быстро заняли двое других. Варгус бросился на подмогу, как вдруг кто-то оттолкнул его назад.
Не успел он опомниться, как у самого лица сверкнула сталь. Щеку обожгло болью. Варгус отступил на шаг и замахал мечом вслепую, удерживая противника на расстоянии. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что на него наседает синекожий ворга. Варгус отразил два удара окровавленного топора, грозивших расколоть его пополам, и ответил выпадом снизу, потеснив противника. Хотя вид у ворги был такой же свирепый, как у других, Варгус чувствовал, что атакует он неохотно. Когда их глаза встретились, во взгляде врага, яростном, но разумном, промелькнуло сожаление. Он воевал против воли.
Варгус улыбнулся ему и, коротко отсалютовав, бросился в атаку. Он отвел топор в сторону, вмазал неприятелю кулаком под кадык и лягнул сапогом по колену. Раздался сухой треск, и ворга завалился на бок, однако успел схватить противника за руку и потянул за собой. Кто-то отдавил Варгусу пальцы, еще один тяжелый ботинок прошел по плечу. Шальной клинок ткнулся в ногу, другой чиркнул по спине, оставив неглубокий порез. Покалеченному ворге тоже пришлось несладко: его пинали, кололи и топтали, пока он не откатился в сторону.
Варгус на четвереньках пополз из гущи сражения, но тут его схватили за шкирку. Он повис высоко в воздухе и увидел прямо перед собой невероятно большого и безобразного воргу. Лицо и тело твари испещряли старые шрамы, на голове недоставало костяных наростов. В одной руке он держал Варгуса, а в другой сжимал огромную каменную дубину.
– Куда ползешь, червяк? – прошипел ворга, обнажив окровавленные зубы, в которых застряли чужие волосы и лоскуты кожи. Он хотел отхватить кусок и от Варгуса, когда севелдромский солдат ткнул воргу в бок копьем. Острие скользнуло по упругой коже, не оставив даже пореза. Ворга зашипел недовольно и дубиной размозжил нападавшему голову.
Варгус, изловчившись, пнул воргу в голову, и тот разжал хватку. От удара о камни чуть не вышибло дух. Пока Варгус шарил кругом в поисках оружия, каменная дубина, опустившись ему на грудь, сломала несколько ребер. Он с отчаянной силой брыкнул ногами и во что-то попал, обеспечив себе секундную передышку. Пальцы порезались об острие, но он тянул оружие на себя, пока не нащупал рукоятку.
Хрипя и из последних сил цепляясь за сознание, Варгус увидел, что огромный ворга дает отпор трем севелдромцам. Варгус подполз, дождался, пока врага отвлекут, и вонзил меч ему в пах. Брызнула зеленая кровь. Варгус навалился на рукоятку всем весом, пока стальной клинок целиком не исчез в теле твари.
Ворга закашлялся и отступил. Варгус, держась за стену, встал на ноги.
– Ты не дитя Нетуна, – сказал он чудищу на его родном наречии. Глаза ворги расширились – скорее от удивления, чем от боли. Харго вложил в руку Варгуса меч, и тот, перерезав врагу глотку, сбросил его со стены. Вокруг раздались радостные вопли, однако победа была недолгой – к ним уже спешили другие ворги.
Людским потоком Варгуса оттеснило в сторону от товарищей. Кто-то налетел на него, и сломанные ребра отдались в боку острой болью. Появившийся откуда ни возьмись топор отхватил кусок от его бедра. Варгус покачнулся и устоял только потому, что его прижало к стене. Когда поток схлынул, он зашарил глазами в поисках врага и увидел сразу двух. Соратники Варгуса были поглощены битвой, предоставив ему самому заняться обоими.
Ворги ринулись на него сообща, вынуждая выбрать противника. Варгус сделал ложный выпад навстречу одному, затем ударил другого кулаком в кадык. Тот захлебнулся и припал на колено, однако первый не зевал и рубанул Варгуса по плечу. Правая рука онемела, меч со звоном упал на камни. Из раны обильно полилась кровь. Когда ворга вытащил топор, Варгус взвыл и чуть не потерял сознание от боли. Он потянулся к кинжалу, но в бок ему ткнулось копье, выбив из легких последний воздух. По ноге заструилась кровь, и в горле как будто что-то застряло.
Ворги ринулись в атаку с обеих сторон. Варгус харкнул одному из них кровью в лицо и в отчаянии схватил его топор. Враг держал оружие невероятно крепко, и вместо того, чтобы тягаться с ним силой, Варгус нырнул в сторону, не выпуская топора из рук. Лезвие вошло в грудь второго нападавшего, брызнули желто-зеленые внутренности. Забыв про топор, ворга схватил Варгуса за горло и впился зубами в плечо. Тот с ревом подтянул его ближе и из последних сил перебросил через себя. Ворга шлепнулся о стену и заскользил вниз, отчаянно перебирая руками в поисках опоры. Его пальцы железной хваткой сомкнулись на онемевшем запястье Варгуса, и тот, не успев даже вскрикнуть, полетел вниз вслед за врагом. Даже в падении ворга пытался его убить, но Варгусу было уже все равно. Земля неслась им навстречу. Он возвращался домой.
* * *
Хотя в палате горело всего несколько свечей, их света хватило Балфруссу, чтобы найти дорогу к узкой кровати и не споткнуться о мебель. Он сел возле Элоизы, стараясь не морщиться от затхлого запаха, и некоторое время слушал, как обожженные легкие с тихим свистом вдыхают и выдыхают воздух. Звук был тихий – даже удивительно, что его хватало для поддержания жизни, и все-таки Элоиза не сдавалась. Она уже на один день пережила отведенный врачами срок.
Вчера, когда ее дыхание на короткое время остановилось, они решили, что это конец, и послали за Балфруссом, а теперь только разводили руками. Через каждые два-три десятка вдохов звучала странная икота, дыхание замирало на три секунды, а затем восстанавливалось.
Толстые каменные стены заглушали шум из других частей лазарета. Балфрусса обволакивала гнетущая тишина, которую нарушал только звук дыхания. На миг показалось, что со вчерашнего дня он стал громче, однако Балфрусс знал, что надежда – злая любовница, которая дурачит тех, кто отчаялся. Он больше всего на свете хотел исцелить Элоизу, излечить ее обожженное тело, увидеть, как к ней вернется здоровье. Но Элоиза была мертва. Эта обугленная фигура – не она. Скоро даже слабая искра, которая теплится в ней, погаснет.
По жестокому капризу судьбы половина лица осталась нетронутой. Остальное тело, все в ожогах, укрывали обезболивающие повязки, пропитанные смесью целебных мазей и масел. Сосредоточив внимание на нетронутой половине лица, можно было поверить, что Элоиза спит.
Она снова икнула, и на этот раз дыхание возобновилось только после пятого удара сердца. Все дольше и дольше. Конец уже близок. Неважно, как часто враны меняют повязки, сколько микстур вливают ей в рот, чтобы приглушить боль, – все равно ее муки невозможно было представить.
– Я только сейчас понял, как был богат, – сказал Балфрусс.
Он потянулся к Источнику и направил через себя струйку силы, пока на кончике большого пальца не зажегся крошечный голубой огонек. Неестественно ровный, он беззвучно омывал комнату бледным сиянием, слабым подобием дневного света. Бессильно покачав головой, Балфрусс погасил его и поднялся к выходу. Лицо Элоизы разгладилось.
– Я никогда не верил в богов или в то, что после смерти душа попадает в золотой дворец, – признался он вслух, – но если я неправ, то надеюсь, там тебя ждет Дариус.
Он прижал два пальца к губам и нежно коснулся ее щеки, нетронутой огнем. В коридоре снаружи царила прохлада, спокойствие нарушали толпы заплаканных родственников. В этом крыле лежали самые безнадежные больные. Их семьи ждали неизбежного конца.
Слева от Балфрусса жрец-фонарщик в безупречно белой мантии с капюшоном молился в компании нескольких женщин. За ними отряд местных воинов, поджарых южан, благопристойно передавал друг другу фляжку и тихо переговаривался. Еще дальше дородный жрец Создателя утешал седую старуху. Вокруг нее беззаботно бегали двое мальчишек. Мать, стыдливо оглядываясь, тщетно пыталась их угомонить. Балфрусс хотел было предложить ей помощь, но тут увидел, с каким выражением на него смотрят окружающие. Его узнали. На их лицах был написан не просто страх, а животный ужас.
Он отвел глаза и зашагал прочь. Хотелось уйти от скорбящих как можно дальше. Закрыв за собой тяжелую дверь, Балфрусс попал в самую суматоху. Вокруг сновали враны, сиделки и сестры милосердия, а по краю комнаты лежали тела, ряды за рядами, завернутые в белые саваны. Жрецы всех религий читали над покойниками молитвы, пока другие тянули прочь от умерших их рыдающих родственников. Все были слишком заняты и не смотрели по сторонам, но Балфрусс тем не менее пригнул голову.
«Они знают, кто ты такой. Тебе от них не спрятаться», – произнес голос.
Маг встал как вкопанный и завертел головой, вглядываясь в лица. Мысль принадлежала не ему.
– Туле?
«Я здесь».
– Где?
На него удивленно посмотрела сиделка, но, узнав, поспешила прочь. Балфрусс бросился бегом по больничным коридорам и выскочил на улицу. День перевалил за середину, грязно-голубое небо засорили серые облака. На улицах возле госпиталя беспрерывно толпились люди, и отыскать тихое место было непросто. Балфрусс сворачивал наугад, держась востока и углубляясь в сердце Старого города.
Наконец он вышел на тихую площадь, окруженную с трех сторон лавками зеленщиков. С четвертой к ней примыкал древний храм, посвященный смене времен года. Там стоял, балансируя на ребре, семифутовый каменный диск. На его источенной дождями поверхности еще виднелись старые отметины. У подножья лежали жертвенные подношения: еда, цветы и даже вино. Их не трогал ни один вор.
К счастью, на площади было безлюдно. Балфрусс сел на скамейку напротив храма, обвел глазами соседние окна и только после этого заговорил:
– Туле?
«Я здесь».
– Где? Где – здесь? Ты жив?
«Нет», – сказал знакомый голос.
– Не понимаю…
«Когда мы впервые встретились, я отдал тебе частицу себя. Только так другие могли услышать о страданиях моего народа. Теперь, когда я умер, это слабое эхо – все, что от меня осталось. Но и оно потухнет со временем».
Балфрусс почувствовал, как гаснет последняя, отчаянная искра надежды.
– Я рад слышать твой голос. По крайней мере, я не один встречу то, что должно случиться.
«Что должно случиться?» – спросил Туле.
– Я убью Чернокнижника ценой собственной жизни.
«Может быть, не понадобится».
– Может быть, – сказал Балфрусс. Он вспомнил, как Элоиза и Туле, объятые пламенем, упали со стены. Ему представилось, как армия запада устремляется в городские ворота, убивая всех на своем пути. Скорчившись среди покойников, Балфрусс видел Вэннока, который сжимал в объятиях мертвые тела жены и детей. Тысячи немигающих глаз смотрели на мага, пока в городе занимался пожар. Глубоко внутри, погребенная под толщей самообладания, закипела река ненависти.
Балфрусс поднял глаза к небу. Собирались тучи. Ждать осталось недолго.
«Откуда ты знаешь, что умрешь?» – спросил Туле.
– Я никогда не доводил себя до предела. И теперь боюсь.
«Ты не потеряешь контроля».
– Меня беспокоит, что у нас с Чернокнижником общая жажда. Когда я управлял Цепью, мне казалось, будто я могу достигнуть всего, чего пожелаю. Меня было не остановить. Что если, попав в плен силы, я захочу большего?
«Может быть, Чернокнижник – и твое отражение, но никак не ты сам. Ты не перейдешь черту».
Кто-то бежал в его сторону, и Балфрусс поднял глаза, в глубине души зная – час пробил.
Долговязый мальчишка, шлепая по камням, выбежал на площадь и резко затормозил.
– Генерал Вэннок! – выпалил он, отдышавшись. – Чернокнижник!
– Не волнуйся, – сказал Балфрусс, вставая. – Я все знаю. Веди меня.
Гонец еще раз сделал глубокий вдох и припустил рысцой. Балфрусс не торопясь пошел за ним.
– Незачем так спешить.
Парнишка остановился и посмотрел через плечо.
– Но Чернокнижник ждет…
Балфрусс не ускорил шага.
– Пусть ждет.
