Дэвид Томас Мур
Священными светилами ночными
– Хорошо, Уилл!
Он поднимает взгляд от страницы, смотрит на меня, слегка улыбаясь, и я трепещу от радости.
Я, конечно, сплю.
– Хорошо, и ты сам знаешь, что это хорошо! Во имя веры, я ж сколько раз тебе твердил!
Он небрежно швыряет страницы на стол, и я бросаюсь собирать их, следя за тем, чтобы не опрокинуть чернильницу.
– Спасибо, Кит. На самом деле, работа еще не закончена. Так, значит, у меня получилось? Он настоящий злодей? – я нервничаю и запинаюсь. Кит один из моих лучших друзей в Лондоне, – мой первый настоящий лондонский друг, но, когда я показываю ему свою работу, то чувствую себя каким-то жалким школяром.
…в свете ламп сверкает лезвие…
– Замечательный, чудовищно жестокий король! – потягиваясь, как кошка, он встает. – «Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных ветхих текстов и, сердцем дьявол, выгляжу святым». Превосходно. Аллен вникнет в эту сцену и так злобно глянет на это мужичье в зале, что они тут же обмочат свои брэ.
– А я думал дать шанс молодому Бербеджу…
– Да? – он изгибает бровь, и я, покраснев, утыкаюсь в свои бумаги. Но, поразмыслив, Кит кивает. – Хороший выбор. Он уже достаточно зрел, и у него определенно есть талант.
– Я тоже так думаю.
Я беру свою кружку и, обнаружив, что она пуста, встаю и иду к очагу за стоящей подле него бутылкой хереса.
– Хорошо, Уилл, но… – друг салютует мне кубком, выжидающе смотрит на меня, и я послушно наполняю собственную кружку. – Но, как я уже говорил, загвоздка не в таланте, а в опыте. Ты пишешь о Падуе, о Вероне, но ты никогда там не был. Матерь божья, да ты даже в Кале никогда не был!
– Я знаю, что ты собираешься сказать, но…
– Уилл, едем со мной. Я отправляюсь завтра или послезавтра. Венеция, Флоренция…
– Но, Кит, я занят. Говард требует, чтобы «Ричард» был готов через две недели, и еще хочет пьесу о Черном принце, как только я…
Он театрально закатывает глаза.
– Опять эти короли! И все для того, чтобы польстить старому мешку с…
– Кит, прошу тебя! – я нервно оглядываюсь, хотя мы одни в моей чердачной каморке, и беспомощно пожимаю плечами. – А Генри Кэри нужна комедия для его новой труппы. Что-нибудь этакое, где одних путают с другими, и чтоб непременно был какой-нибудь дурень, и все бегали взад-вперед…
Кит пьет, ставит кубок на стол и смотрит мне в глаза.
– Два месяца, Уилл. Венеция, Флоренция, у меня там кое-какие дела…
– Хочешь улизнуть от Тайного Совета? Но почему бы тебе не обратиться прямо к королеве?
Он морщится.
– Скорее всего, я исчерпал кредит ее доверия. В любом случае, к моему возвращению все уже забудется. Поехали, Уилл, прошу тебя. Будет весело!
Я таращусь на него и хочу сказать: «Да!», хочу сказать: «Поехали! Не будем ждать ни минуты, едем сейчас же!» В Лондонском Пуле всегда найдется корабль, готовый отправиться в Венецию. Я жажду сказать это и изменить прошлое…
Но ничего не происходит. Я смотрю себе под ноги, и глупо, неловко молчу.
Кит пожимает плечами.
– Перед отъездом задам тебе этот вопрос еще раз. Завтра я буду в Детфорде – Поли просил меня присоединиться к нему у Элеоноры Булл, – но я еще вернусь.
Что-то касается моей спины, и я просыпаюсь. В моих комнатах темно – теперь они просторнее и лучше обставлены – и до рассвета еще далеко. Чья-то нога, теплее моей…
Эдвард? Джон? Я был чересчур пьян и не запомнил. Обычно я отправляю актеров восвояси: от них одни неприятности, да еще у половины – сифилис. Но я топил печаль в вине – и сам тонул в печали, – и тут явился этот то ли Эдвард, то ли Джон, запрыгал вокруг, плюхнулся ко мне на колени, заерзал, и я позволил этому случиться. Возможно, даже хотел, чтобы это случилось.
Какой-то миг я думаю об Энн и морщусь. Ладно. Отложим тревоги до утра. А пока – пусть все это еще немного послужит мне утешением.
…люди, дерутся за кинжал…
Миновало тринадцать лет. Теперь я довольно богат. Новый король видел истории, написанные мною в угоду старой Бесс, и желает, чтобы я написал и о его предках. Рукопись, можно сказать, у меня на столе, и я чувствую себя виноватым.
– Эй, Дикон! – говорю я, вновь засыпая – легко, будто задув свечу. – А Кит здесь? Я думал с ним увидеться.
В «Голове королевы» полно актеров и драматургов; сегодня шума и веселья здесь куда больше, чем обычно. Лицо Бербеджа внезапно бледнеет. Что я такого сказал? Уж не ослышался ли он?
– Я говорю…
– Уилл, ты разве не слышал? – говорит молодой актер, опуская руку мне на плечо, будто я уже в горе, будто он уже сказал то, что собирается сказать – то, что я уже знаю, понимая, что сплю.
– Неужто Тайный… – начинаю я.
– Уилл, Кит мертв. Убит вчера ночью.
Пальцы Ричарда сжимают плечо, он пристально глядит мне в глаза, ожидая увидеть в моем взгляде боль.
– Убит?
…сверкает лезвие, люди дерутся за кинжал…
– Кабацкая драка. Счет не поделили. Так говорят.
Он все еще пристально смотрит мне в лицо, все еще следит за мной, все еще…
Я не видел, как это случилось, но с того дня начал видеть это во сне – драку, кинжал, кровь.
Нет, не всегда. Порой этот сон мучает меня еженощно на протяжении месяца, порой я не вспоминаю о нем целый год. Но он, тот миг, неизменно возвращается…
…желтый отблеск на лезвии; брызжет алая кровь…
Я как будто виню во всем кинжал. Не Фрайзера, совершившего убийство, не ублюдка Поли, наверняка приложившего к нему руку, но сам кинжал, как будто неразумная сталь могла намеренно убить, утоляя жажду крови. Кинжал… Кто знает, что с ним сталось? Наверное, лежит себе в мошне на чьем-то поясе и служит целям не более мрачным, чем нарезание сыра.
Однако он не покидает моих мыслей. Он преследует меня. Он пляшет в моих снах, уничтожая все хорошее и доброе вокруг, поет пронзительные стальные гимны во славу смерти и утрат…
Я вновь просыпаюсь – резко, внезапно, сердце отчаянно бьется в груди. В спальне ничто не изменилось ни на дюйм. Я отбрасываю одеяла – то ли Джон, то ли Эдвард раздраженно ворочается и вопросительно мычит.
– Прости, – говорю я. – Я просто… мне нужно…
Он вновь разражается храпом, а я подсаживаюсь к столу и зажигаю лампу.
Кинжал…
Поначалу я думал просто спустить старика с лестницы, но нужно что-то сделать с этим кинжалом, и пьеса о шотландских предках старого Джимми – как раз подходящее место. Подходящий мрачный приют для этой мрачной вещи. Кинжал всего лишь нужно…
…отправить куда-нибудь подальше, прочь из моих мыслей. Тогда я избавлюсь от него.
Берусь за перо и пишу:
МАКБЕТ:
Кинжал ли предо мной? и рукоятью
К моей руке? – Вот я тебя схвачу!!
