Гордон Крэг и его символический театр

Чистое небо над головой, прекрасное зеленоватое море, белые чайки. Айседора нежится в лучах солнца, загорает или прыгает прямо с борта яхты в море. Любые ее причуды мгновенно удовлетворяются. Надоел корабль – пришвартовались в первом попавшемся порту, отправились в кабачок или ресторанчик, погуляли и вернулись. Хочется полюбоваться новым местом – остались там на несколько дней. Ради такого чуда, как Айседора, Парис луну с неба достанет, звезды выстроит в кордебалет и заставит плясать. Все, что только пожелает божественная Дункан, все, что только можно купить за деньги. Айседора действительно порядком устала и нуждается в отдыхе, но что для нее отдых? Вдохновенная беседа с непременным обсуждением любимых авторов: в последнее время, например, она отдает предпочтение Карлу Марксу, хотя не против поговорить о творчестве Платона или Аристотеля. Но того ли ищет в тихой, романтической поездке Зингер? Хотя его никто и не спрашивает…

Айседора жила в доме, где не было отца, и она просто не знает, или не хочет знать, какой хитростью должна обладать женщина, желающая сохранить свой семейный очаг. Айседора привыкла говорить с мужчинами на равных, да, она приклонялась перед чужим гением, восторгалась, становилась ярой сторонницей или последовательницей, она несла, как благую весть, священную для себя информацию относительно того или иного своего знакомого, в которого она верила всем сердцем. Потому что любовь для нее – это вера. Святая вера в человека-творца.

Парис Зингер не был великим человеком. Он был просто богат, красив и весьма удачлив. Свое состояние он не скопил, а принял от отца Исаака Меррита Зингера, эмигрировавшего из Америки в Германию. Изобретателя с несколькими патентами, принесшими ему миллионы. Он создал машину для бурения породы и усовершенствовал швейную машинку, играл на сцене, содержа собственную труппу «Игроки Мерритт».

Отец двадцати трех признанных им детей, непризнанные заявляли о себе регулярно после смерти мультимагната Зингера. Из них доказать свое происхождение удалось всего пятерым.

То есть сам Парис Зингер в своей жизни до сих пор ничем не прославился, хотя достаточно успешно управлял отцовскими заводами, что тоже немало. Если же говорить о будущем, то он действительно останется в истории, но исключительно как любовник знаменитой Айседоры Дункан и отец ее сына Патрика.

В общем, они не поняли друг друга. Да и как понять, если Парис и пытался рассказывать своей гостье о 12 процветающих заводах империи «Зингер», она не слушала его, оплакивая судьбы несчастных рабочих, а когда она начинала говорить о танце, он затыкал уши. Впрочем, после ссор наступало время радостного примирения, когда Айседора бросалась на шею своего любовника и он уносил ее в каюту.

Внешне сильный, здоровый и успешный человек, Парис Зингер нередко ночью сражался с мучившими его кошмарами, а днем не мог спокойно смотреть на цветы, в которых ему виделось мертвое лицо матери⁹⁴. В такие дни он мог думать только о неизбежной смерти, представляя жизнь бессмысленным набором движений, порывов, желаний. К чему куда-то стремиться? Мечтать? Из кожи лезть, когда все заканчивается только холодной, мрачной ямой?

Айседора называет в своих воспоминаниях Зингера рыцарем Грааля, но мы видим, насколько поначалу тягостен для нее этот союз. Вот что в 1909 году напишет в письме к Л.А Сулержицкому К. Станиславский: «Вчера жена и дети уехали в Виши, а я остался исключительно из-за Дункан. Не пойму хорошенько, что ей нужно от меня, но она просила помочь ей в устройстве ее школы. Вот в чем дело: богач Зингер выстроил ей около Парижа великолепную и огромную студию. Я вошел туда во время урока детей. Таинственный полумрак, тихая музыка, танцующие дети-все это ошеломило меня. Она была искренно рада меня видеть и много расспрашивала о москвичах, о Вас, о Крэге и т. д.

Когда кончились танцы, она повела меня показывать свои комнаты-крошечные конурки. Тут я испугался. Это комнаты не греческой богини, а французской кокотки. Показывая спальню, она ткнула пальцем в кружева, которыми покрыты кокоточно-красные обои: “Это г. Зингер велел сделать”, – и… она сконфузилась.

Потом она долго расспрашивала меня: может ли она принять всю эту мастерскую, дом и землю в подарок от Зингера». И оттуда же: «Ни она его, ни он ее – не любит. Это ясно: Дункан в моде, и, очевидно, для шика богач Зингер живет с ней. Так говорят кругом. Вчера в 12 часов дня Дункан просила меня заехать к ней: “Шпионов не будет, и мы проведем день вместе”. Значит, есть какие-то шпионы!! – подумал я».

Надеясь вдохновить Лоэнгрина на подвиг (заставить его подписать чек на организацию школы), Айседора решается показать моноспектакль только для него. В этот день они как раз посетили Помпеи, потрясающие декорации для танцующей Афродиты. Парис был в восторге от предстоящего представления, вместе они выбрали храм Пестум, решив, что Айседора будет танцевать в прозрачной тунике при свете полной луны, они тут же договариваются с музыкантами, заплатив им задаток и велев явиться к храму в сумерках.

Сами Айседора и Парис возвращаются на яхту, она – чтобы приготовиться к спектаклю, он – дабы собрать большую корзину с вином, фруктами, лепешками и мясом для предстоящего пира. Но пока они копались, началась нешуточная гроза, шторм на море. Целый день и ночь яхта не могла покинуть гавани, когда же с опозданием в двадцать четыре часа они явились, наконец, в Пестум, на ступеньках храма их дожидались промокшие до костей несчастные и голодные музыканты.

Пришлось сразу же разлить по кружкам вина, развести костер и разложить по тарелкам и мискам припасенные яства. Уставшие, претерпевшие настоящую бурю музыканты хватали куски мяса и лепешки руками, глотая, не жуя и тут же заливая все это вином. В общем, к концу трапезы они могли разве что довольно рыгать, устало благодаря своих спасителей. Меж тем ветер снова поднялся, и Зингер повел всех на яхту. Музыканты с радостью приняли приглашение ехать в Неаполь, услаждая по дороге слух владельцев посудины своим искусством.

К сожалению, в этот день владыка морей Посейдон не желал слушать музыку. Началась качка, и зеленые музыканты разбрелись по каютам.

Понимая, что потеряла свой шанс выколотить из Зингера его миллионы, наотдыхавшаяся на годы вперед и уже готовая от скуки и праздности бросаться в голубые волны Средиземного моря Айседора связалась со своим импресарио, и тот организовал ей турне в Россию. При этом бедняжка горестно вздыхала, стараясь выглядеть естественнее, как настаивал милейший Константин Сергеевич, рассказывая сквозь слезы, как ей тяжело покидать прекрасную яхту и сероглазого короля, но… Они провели вместе последнюю ночь, после чего Зингер отвез Дункан в Париж и посадил на поезд, предусмотрительно наполнив купе цветами.

Целое купе белых цветов! Ах, как трогательно. Всякий раз наблюдая, как ее артистическая уборная, коляска, салон автомобиля, будуар или купе наполняется цветами, выросшая в нищете Айседора думает о том, как было бы здорово сговориться с хозяйкой какой-нибудь цветочной лавки, куда она сдавала бы излишек внимания своих поклонников, оставляя себе самую малость – крошечный букет ландышей на столик в изголовье, большой букет на столе. хорошо ставить горшки с живыми цветами по рампе во время выступления, букет для матери и сестры Елизаветы, конечно же, цветы для ее несравненных крошек, несколько цветов кухарке и горничной, чтобы не обижались, а остальное. в лавку. Айседора всегда была скромна и в меру аскетична, ну, или казалась себе таковой.

На этот раз вместе с ней в Россию едет девушка-секретарша, которую нанял для Айседоры Зингер. Действительно, времена меняются, и если еще год или два назад за расписанием спектаклей следил импресарио, и за личными делами горничная, решись Дункан сегодня поступить так же, ее просто поднимут на смех! Горничная должна вежливо здороваться с гостями, принимать визитки с загнутым краешком, ставить в вазы цветы, а вот планировать дела госпожи, назначая ответственные встречи и деловые обеды, способен толковый и подготовленный секретарь. Разумеется, женщина.

Дивный ветер свободы ворвался в благоухающее цветами огромное двухкомнатное купе, дабы тут же вскружить голову готовой к приключениям Айседоре. И если где-то в душе Дункан еще печалилась о разлуке со своим последним любовником, она уже знала, что Парис Зингер ни за что не будет последним в череде ее увлечений и безусловных побед.

Впрочем, в Москве в это время в «Художественном театре» корпел над постановкой «Гамлета» Гордон Крэг, которого она сама туда и определила в свой прошлый приезд.

Айседора все еще любила Крэга и, увидев его сияющим и в кои-то веки довольным жизнью, готова была снова броситься в его объятия. К слову, в театре Станиславского в Гордона были влюблены все женщины – от актрисы, играющей главные роли, до последней гардеробщицы и уборщицы. Удивительно, но в России крэговские припадки бешенства вдруг прекратились, уступив место длительному периоду благодушия и здоровой рабочей энергии, что не могло не радовать.

Айседора поцеловала Крэга и Станиславского, встречающих ее на вокзале. После чего все поехали в гостиницу. Гордон Крэг проводил в театре практически все время, так что за это турне они с Айседорой встречались всего несколько раз, да и то в спешке между выступлениями, все-таки Дункан не отдыхать приехала. У нее были свои обязательства, а все вечера, по раз и навсегда заведенной традиции, занимал Константин Сергеевич, с которым она бесконечно обсуждала его систему, делясь собственными находками в области движения. Правда, на этот раз этот театральный гений отчего-то манкировал ее гостиничный номер, не заходил в театральную уборную, а все больше приглашал Айседору в симпатичные ресторанчики и кафе. Для постороннего взгляда, возможно, это и выглядело странно – в прежние приезды Дункан он разве что не ночевал у нее, теперь же все разительно изменилось. О причинах такого положения дел знали двое: Айседора и Константин Сергеевич, но ни он, ни она до поры до времени не раскроют зловещей тайны, а вот мы, разумеется, не станем ждать.

Произошло же вот что: в последний приезд в Москву Айседора была прямо-таки облагодетельствована обществом своего русского друга, с которым она щедро делилась своими мыслями в области искусства, время от времени рекомендовала те или иные труды по теории танца или театра, иногда привозила свежеотпечатанные брошюры из Европы. В общем, являлась для жаждущего нового знания Станиславского чем-то вроде окна в мир. Сама же Дункан почему-то всякий раз страдала либо из-за любви, либо из-за ее отсутствия. Так и получилось, что, привыкнув смотреть в честные глаза Константина Сергеевича, она все чаще замечала в них самое настоящее обожание и однажды, поддавшись порыву, повисла у него на шее.

Генри Эдвард Гордон Крэг (1872–1966) – английский актер, театральный и оперный режиссер эпохи модернизма, крупнейший представитель символизма в театральном искусстве, художник

По сценарию Айседоры дальше Константин Сергеевич, пожалуй, должен был бережно взять ее на руки и отнести в спальню или, по крайней мере, нежно целовать ее лицо и губы, шепча признания в любви. Вместо этого Станиславский оттолкнул свою подругу и с криком: «Это невозможно, что мы будем делать с ребенком, который у нас появится?» – выбежал вон. Разумеется, Айседора не могла не знать, что ее приятель женат, но… а впрочем, какие глупости. Тем не менее факты – штука упрямая, с того самого дня Константин Сергеевич зарекся оставаться наедине с Дункан, впрочем, она и не настаивала.

Они остались в хороших отношениях, Айседора даже сразу же рекомендовала в Художественный театр Крэга и по-прежнему была готова отвечать на любые самые каверзные вопросы и помогать всем, чем сможет. Одно плохо – эти гастроли оказались на диво тесно сплетены, так что хотел Станиславский посидеть у нее до первых петухов или нет, а спектакли действительно шли один за другим, как вагоны в поезде, и ничего с этим было не поделать. Айседора здорово уставала, а впереди ее ждал Киев. В последний день пребывания в Москве Дункан устроила прощальный обед с Крэгом и Станиславским – с двумя друзьями, с которыми она хотела нормально попрощаться. На обеде присутствовали Константин Сергеевич, Гордон Крэг, Айседора и ее секретарша.

Если, увидев Крэга в первый день, Дункан и допустила мысль, что не пройдет и нескольких дней, как прежние чувства захлестнут их чудовищной волной, так что она, по крайней мере на какое-то время, позабудет Париса, позже стало понятно, что это, безусловно, произошло бы, останься она в Москве хотя бы на недельку дольше. Элементарно не хватило времени. Так что она махнула рукой на недополученное приключение, погружаясь в беседы о театре и наслаждаясь последним днем безделья. Да, и Константин Сергеевич, и Гордон были отменными собеседниками, и Дункан чувствует себя на подъеме, все много шутили и смеялись, когда Крэг вдруг ни с того, ни с сего, отбросив салфетку, схватил за руку Айседору и поволок ее в спальню. Возмущенная подобной бестактностью, все-таки в комнате, кроме них, были еще два человека, Айседора оттолкнула бывшего возлюбленного, попытавшись обратить все в шутку. Оскорбленный подобным отпором Крэг побагровел и, бросив в стену стул, сгреб не подозревающую ничего подобного секретаршу и на глазах у Станиславского и Айседоры унес ее в спальню, заперев дверь на ключ.

Напрасно Константин Сергеевич пытался уговорить Крэга открыть дверь. В результате пустых переговоров под крики секретарши, которые из испуганных призывов о помощи постепенно превращались в самые настоящие вопли страсти, Айседора сообразила, что уже давно должна была выйти из дома. В результате, когда Станиславский и его спутница прибыли на вокзал, поезд уже ушел. Не желая возвращаться в гостиницу и встречаться там с Крэгом, Дункан приняла приглашение Константина Сергеевича поехать к нему. Впрочем, ничего интересного больше не происходило, Станиславский был слишком рассержен на Крэга, а Дункан благоразумно старалась помалкивать, не добавляя черных шаров и так неправдоподобно долго державшемуся в рамках приличий Крэгу.

На следующий день она выехала в Киев. Когда Айседора в первый раз сошлась с Крэгом, их страсть длилась две недели, в течение которых они практически беспрерывно занимались любовью, поди угадай, сколько теперь из-за необузданного нрава бывшего любовника ей придется оставаться без секретарши?

Вопреки ожиданию, та явилась в Киев всего через три дня. Не расспрашивая ее о произошедшем, Айседора только поинтересовалась, собирается ли она остаться с Крэгом в России, но та ответила решительным отказом, и, отработав все запланированные спектакли, а также дав несколько бесплатных уроков желающим, как обычно бывало, собралась детская и взрослая группы, они вернулись в Париж.

Здесь мне хотелось бы немного отступить от рассказа о бурной личной жизни Айседоры Дункан и ненадолго вернуться к Гордону Крэгу, человеку, занимающему одну из главных ролей в пьесе жизни нашей героини. Собственно, знакомство с этим господином мы начали с его коронной фразы: «Я сын Эллен Терри», а дальше Айседора и ее окружение принялись блаженно улыбаться, умильно хлопать в ладошки и таять, точно снежные бабы весной. На самом деле обычно оно так и получалось, стоило очаровательному мальчику/юноше/молодому человеку заявить, мол, он имеет счастье быть сыном божественной Эллен, для него немедленно открывались все двери, красавицы становились в очередь за право повиснуть на шее знаменитости, а их маменьки и строгие бонны наперебой угощали молодого человека чаем с вареньем. Эллен обожали все, от мало до велика, и эта любовь неминуемо переключалась на ее золотоволосого сына. Эллен неоднократно снималась на фото с ребенком, вместе они составляли наисладчайший дуэт мадонны и младенца. Словом, на них только что не молились, хотя как знать.

Во всяком случае, показывая на маленького сына Эллен, мамы прочили его в мужья своим ненаглядным дочкам, которые вырастали, привыкая целовать перед сном очаровательного мальчика на фотографии.

Гордон Крэг родился 16 января 1872 года в деревне Харпенден в Хартфордшире. Его отец – английский архитектор, археолог, театральный художник Эдвард Уильям Годвин – оставил семью, когда сыну едва исполнилось три года. Крэг не запомнил своего отца и никогда с ним не встречался впоследствии.

Но время шло, и такая красавица, как Эллен Терри, просто не могла оставаться одна, так что вскоре в семье снова появился мужчина, им был великий английский актер Генри Ирвинг⁹⁵, с которым Крэг сразу же подружился. С тех пор он буквально не вылезал из театра Лицеум, так что труппа считала его своим задолго до того, как Крэг был официально принят на службу. Кстати, во время приема в театр его имя обогатилось значимыми для молодого человека дополнениями, вытянувшись, как хвост воздушного змея, итак, теперь его звали Эдвард Генри Гордон Крэг. Эдвард – все, что осталось от отца, Генри – разумеется, в честь отчима, которого мальчик боготворил, Гордон – как память о крестной матери, и, наконец, Крэг – гора в Шотландии, намек на происхождение.

Официально принято считать, что актерская карьера Крэга началась в семнадцать, когда он вступил в труппу Лицеума, но на самом деле много лет до этого он играл на той же сцене детей, счастливый возможностью быть рядом с Эллен и отчимом.

Так что молодой человек отнюдь не получил приглашения на всегдашнее «кушать подано», а сразу же играет Гамлета, Ромео, Макбета, Петруччо… в родном театре и других гастрольных труппах, которые с радостью приглашают красивого статного юношу на главные роли.

Все спектакли пасынка неизменно смотрит Ирвинг, неудивителен интерес учителя к работам ученика. «Тед первоклассен. Со временем он станет блестящим и даже гениальным актером», – пишет он Эллен Терри. Газеты сулят молодому дарованию блестящее будущее, девушки покупают фотографии Крэга в костюме Гамлета и Ромэо, звездный мальчик становится завидным женихом, актером, судьба которого предрешена, и она прекрасна. Но неожиданно Крэг уходит из театра, объясняя свой отказ продолжать работать нежеланием становиться «вторым Ирвингом». Крэг обожал отчима, но быть вторым, даже после него. он достоин лучшей доли.

Крэг читает, рисует, коллекционирует книги и через несколько лет становится видным мастером гравюры на дереве.

В двадцать один год он женился на Мэй Гибсон, которая родила ему четырех детей, но достигнутого Крэгу показалось мало, и вскоре он сообщает матери о рождении еще одной своей, на этот раз незаконнорожденной дочери Китти (мать – актриса Джесс Дорин). Узнав об измене мужа, Мэй разводится с ним и добивается официального запрета для бывшего супруга видеться с детьми.

В 1898 году печатные издания начали публиковать гравюры Крэга, желая быть в курсе дел своего ненаглядного сыночка, Эллен помогает ему издавать журнал «Пейдж» («Страница»). А через год выходит первая книга Гордона Крэга – «Грошовые игрушки», это детская книга 20 рисунков и 20 стихов к ним. В 1900-м выходит в свет новая книга «Экслибрисы».

Он неплохо зарабатывал, много рисовал на заказ, чаще всего Крэга просили изготовить фирменные знаки, он очень хорошо разбирался в символике. А 1899 году композитор, дирижер и органист Мартин Шоу⁹⁶ предложил Крэгу новое дело – а почему бы не поставить совместными усилиями оперу Перселла «Дидона и Эней». «Почему бы и нет»? – подумал Крэг, но поставил оперу не в традиционном стиле, а совершенно по-новому. Так еще никто не работал не только в Англии, но, возможно, и во всем мире. Крэга тут же назвали режиссером-реформатором. Постепенно Крэг отказывается от расписанных декораций, завешивая сцену серым сукном, на фоне которого выгодно выделяются костюмы актеров, он работает со светом, цветом, пластикой актеров. Все должно жить в гармонии, работать на единую идею, сверхцель спектакля.

Крэг начал неустанную борьбу с пространством сцены, вопреки всему на свете его спектакли вырываются в зал, актеры взаимодействуют со зрителем, пришедшие на представления люди невольно вовлекаются в действо, становятся его участниками. Так, в «Ацисе и Галатее» нимфы забрасывают зал разноцветными воздушными шарами, а в «Вифлееме» между зрительских рядов шествуют пышные процессии.

Расставшись с Джесс Дорин и не сумев уговорить жену вернуться, Гордон Крэг увлекается скрипачкой Еленой Мео, которая подарит ему трех детей.

К сожалению, несмотря на громкую славу реформатора, театры не спешили приглашать бунтовщика Крэга, и он едва сводил концы с концами. Тем не менее он получает приглашение Гордон Крэг от немецкого графа Гарри Кесслера⁹⁷, который хочет, чтобы Крэг поставил в Берлине в Лессинг-театре совместно с режиссером, основоположником немецкого сценического натурализма герром Отто Брамом⁹⁸ «Спасенную Венецию». Союз символиста Крэга со сторонником реализма Брамом оказался более чем странным и прожил ничтожно мало. Разрыв произошел из-за ерунды, Гордон нарисовал на заднике мелом дверь, едва обозначив ее, мол, все равно никто не войдет, так чего же стараться. Заметив это, Брамм прорезал отверстие, четко следуя меловым инструкциями своего соавтора. После чего не остановился на достигнутом и навесил настоящую дверь с металлической ручкой. Этого оказалось достаточно, для того чтобы Крэг устроил одну из своих «замечательных» истерик и покинул проект. Он остался бы на улице, но все тот же Кесслер сосватал молодого гения режиссеру кабаре Максу Рейнхардту⁹⁹, которое, просуществовав год, под влиянием Крэга изменило название, сделавшись не больше, не меньше «Малым театром», а далее все застопорилось на разговорах вокруг да около «Цезаря и Клеопатры», спектакль так и не был поставлен.

Вскоре после этого Крэг познакомился и сошелся с нашей героиней, которая 24 сентября 1906 года родила от него дочку Дердри, отстав от Елены Мео на девять с лишним месяцев, 3 января 1905 года Елена Мео подарила Гордону Крэгу сына – Эдварда Крэга.

Работа Крэга со Станиславским длилась с 1908 по 1911 год, Крэг согласился участвовать на том условии, что он будет одновременно и постановщиком, и художником, Константин Сергеевич работал с актерами. К сожалению, они изначально не поняли друг друга, Крэг не сумел убедить Качалова (Гамлета) и Станиславского в своих идеях: «Слишком умный, слишком думающий», – возмущался Гордон Крэг Гамлетом Качалова. По его трактовке, движения Гамлета в спектакле должны быть подобны молнии, прорезающей сцену, голос – походить на раскаты грома. При этом он показывал, как, по его мнению, должен двигаться Гамлет. Крэг привнес на сцену Художественного театра передвижные ширмы, которые помогали быстро перестраивать декорации. Кроме того, ширмы служили отражающими экранами, благодаря которым на сцене создавался совершенно необыкновенный, невиданный прежде свет. Премьера состоялась 23 декабря 1911: «Они меня зарезали! Качалов играл Гамлета по-своему. Это интересно, даже блестяще, но это не мой, не мой Гамлет, совсем не то, что я хотел! Они взяли мои “ширмы”, но лишили спектакль моей души», – напишет о постановке Крэг. На прощание актеры Художественного преподнесли Крэгу венок с надписью: «Благородному поэту театра», решительно похоронив его под ним для русской сцены.

В 1912-м Гордон Крэг вдохновится новой идеей – создать грандиозное музыкальное представление «Страсти по Матфею» Баха, добившись неслыханного ранее звучания этого произведения. Для реализации задумки он выберет старинную итальянскую церковь святого Николая в Тицино. Работа займет два года, Крэг построит конструкцию, на которой можно будет одновременно разместить более сотни исполнителей. Цель – добиться стереофонического звучания «Страстей», для этого Крэг собирался расположить хоры, солистов и оркестр на разной высоте и в различном отдалении от зрителей, создав единый музыкальный инструмент из живых людей. Первая мировая война помешала осуществиться этой мечте Крэга.

Будут и другие спектакли, книги, среди которых «Генри Ирвинг» (1930), «Эллен Терри и ее тайное “я”» (1931), статьи, журналы… Из рук королевы Елизаветы II английской в 1956 году он получит орден Кавалера почета и, давным-давно пережив Айседору, умрет в возрасте девяноста четырех лет, к нашей же истории все это не имеет более ни малейшего отношения, а мы возвращаемся к вновь оказавшейся во Франции после недолгих гастролей в России Дункан.