Размышляя о драматических обстоятельствах как личной, так и творческой жизни поэта, о трагической пропасти между внешней якобы счастливой «семейной жизнью» Маяковского с Бриками и его внутренним миром, нельзя не остановиться на киносценарии 1928 года «Идеал и одеяло», созданном поэтом во Франции. О нем как бы вскользь и явно нехотя упоминает Брик в приведенном выше отрывке ее «воспоминаний-размышлений» о фильме «Девушка из Гаваны». Этот сценарий существует лишь на французском языке (хранится в Гос. музее В. В. Маяковского). Привожу его русский перевод, выполненный А. В. Февральским (с незначительными сокращениями). Кстати, в первое Полное собрание сочинений Маяковского под редакцией Л. Ю. Брик (1934–1938) он не вошел. Сценарий «Идеал и одеяло» публиковался лишь во 2-м и 3-м изданиях Полного собрания сочинений и далеко не всегда может быть под рукой у читателя.

Маяковский любит женщин. Маяковского любят женщины. Человек с возвышенными чувствами, он ищет идеальную женщину. Он обещает себе связать свою судьбу только с женщиной, которая будет отвечать его идеалу, но всегда наталкивается на других женщин.

Такая “другая женщина” однажды выходила из своего “Роллса” и упала бы, если бы идеалист не поддержал ее. Связь с ней – пошлая, чувственная и бурная – оказалась как раз такой связью, которую Маяковский хотел бы избежать. Эта связь тяготила его, тем более что, вызвав по телефону чей-то номер, указанный в письме, которое случайно попало ему в руки, он пленился женским голосом, глубоко человечным и волнующим. Но знакомство не пошло дальше разговоров, писем, и лишь однажды ему привиделся ускользающий образ с письмом в протянутой руке. С тем большей яростью возвращался он к неотвратимой любовнице, не теряя надежды освободиться от нее и мечтая о любимой незнакомке.

Годы поисков, которым его любовница препятствовала всеми средствами, наконец поколебали упорство незнакомки. Она сказала, что будет ему принадлежать, и он очищается, порывая со своей земной любовью. Преисполненный счастливого предчувствия, Маяковский идет навстречу началу и концу своей жизни.

Первый поворот головы – и его незнакомка – это та женщина, с которой он провел все эти годы и которую он только что покинул»[Цит. по: Маяковский В. Полн. собр. соч. М., 1958. Т. 11. С. 487].

Автобиографическая подоснова сценария очевидна. Это вся жизнь поэта, особенно после 1923–1924 годов. Подчеркну лишь, что художественное творчество Маяковского глубоко автобиографично (вспомним, например, высказывания Л. В. Маяковской, Р. О. Якобсона.).

Таким образом, уже само содержание сценария, главный герой которого носит фамилию «Маяковский», делает его вполне значимым документом в общем контексте разговора.

Есть, однако, еще одно важное обстоятельство.

Уже первый публикатор этого либретто А. В. Февральский справедливо отметил некоторые важные его особенности: «Отсутствие русского текста краткого либретто, а главное – стиль либретто, несвойственный Маяковскому, дают повод предполагать, что мы имеем дело не с французским переводом либретто, а с пересказом задуманного сценария, сделанным кем-то со слов Маяковского. Во французском тексте есть некоторые погрешности против французского языка, а написание имени Маяковского (Majakowsky) соответствует не французской, а немецкой транскрипции» (курсив мой. – В. Д.) [Цит. по: Маяковский В. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 697–698].

Известно, что это «изложение» не принадлежит Э. Триоле. Впрочем, и без ее свидетельства ясно, что ни по моральным причинам, ни по стилю Эльза Триоле не годится в создатели этого текста. Сестра Лили Брик и французская писательница, она отлично знала как особенности взаимоотношений Маяковского и Лили Юрьевны, так и особенности французской грамматики.

В то же время целый ряд серьезных обстоятельств говорит о том, что изложение (если не соавторство) этого либретто вполне может принадлежать Элли Джонс!.. И мне не известно ни одного обстоятельства, которое хоть как-то противоречило бы этой гипотезе.

Для Элли Джонс – Елизаветы Петровны Зиберт, дочери обрусевших немцев – немецкий язык был вторым родным языком (наряду с русским). Получив хорошее домашнее образование, характерное для богатых помещичьих семейств, она вполне владела и французским, но все же уже как иностранным, главным образом разговорной речью. Впоследствии в США, закончив университет, Элли Джонс вплоть до выхода на пенсию преподавала в школе немецкий и французский языки, а для желающих – бесплатно – русский.

На большую вероятность причастности Элли Джонс к появлению сценария «Идеал и одеяло» указывают также обстоятельства времени его создания и некоторые фразы в письмах Элли Джонс и Маяковского.

Маяковский выехал из Москвы за границу – в Берлин и Париж – 8 октября 1928 года. Одной из целей этой поездки была покупка легкового автомобиля. Допекла-таки его своими капризами Брик!..

В уже упоминавшемся письме Брик 20 октября из Парижа Маяковский писал: «Сегодня еду на пару дней в Ниццу. Или обоснуюсь на четыре недели в Ницце, или вернусь в Германию <…> вся надежда на “Малик” – хочет подписать со мной договор – в зависимости от качества пьесы (усиленно дописываю). Ввиду сего на машины пока только облизываюсь – смотрел специально автосалон» (Примечание Л. Ю. Брик: «Малик» – издательство «Malic-Verlag», с которым Маяковский вел переговоры в Берлине. Договор на издание пьес и прозы был подписан только во время следующей поездки – 20 февраля 1929 г.») [Тексты письма и примечаний Л. Ю. Брик цитируются по: Лит. наследство. М., 1958. Т. 65. С. 168–169].

Как видим, в письме никаких намеков на наличие сценария еще нет. Речь идет только о пьесе «Клоп», которую Маяковский «усиленно дописывает».

Маяковский едет в Ниццу, встречается с Элли Джонс, видит свою дочь. Но автомобильные заботы и здесь не дают ему покоя. Этот вопрос не обходится молчанием и в разговорах с Элли. И вот в сценарии «Идеал и одеяло» – «в отместку» Л. Ю. Брик! – знакомство героя со своей земной, «одеяльной» любовью оказывается связанным с автомобилем – «Роллсом». Но с идеальной любовью дело, видимо, тоже не очень-то ладится: Элли не собирается ехать в Союз.

25 октября Маяковский возвращается из Ниццы в Париж. И 26 октября отправляет в Ниццу письмо «двум милым Элли»: «Я по вас уже весь изсоскучился. Мечтаю приехать к вам еще».

А 29 октября – телеграмма из Парижа Л. Брик: «Веду сценарные переговоры Рене Клер. Если доведу, надеюсь, машина будет». Итак, после возвращения из Ниццы у Маяковского появился уже и сценарий!..

Получив письмо от Маяковского, Элли Джонс, в свою очередь, пишет ему 29 октября из Ниццы в Париж: «Вы мне опять снитесь все время. Ну хорошо. Приезжайте! Только без переводчиков». Очевидно, трудности с изложением либретто именно на французском языке действительно были и как-то даже обсуждались!.. (Маяковский мог, например, в сердцах воскликнуть, что в следующий раз приедет с переводчиком.)

А 8 ноября 1928 года, полагая, что поэт из Парижа уже уехал, Элли Джонс пишет еще одно письмо Маяковскому из Ниццы в Москву (!): «Я же просила Вас телеграфировать! Некогда? Сразу двух Элли забыли?.. Правда, Владимир, не огорчайте вашего girl friend. Попросите “человека, которого любите”, чтобы она запретила Вам жечь свечу с обоих концов». В письме подчеркнутые мною слова – «человека, которого любите» – выделены кавычками. Что это? Просто отголосок-цитата каких-то разговоров о Л. Брик или эвфемизм «другой женщины» из сценария?..

В Ниццу Маяковский уже так и не выбрался. К совокупности известных обстоятельств теперь надо добавить и очень непростые хлопоты с поисками денег и приобретением пресловутого «Рено». Пьеса – «Клоп». Сценарий – одна страничка либретто «Идеал и одеяло». К сожалению, результаты «раздраконивания» сценария неизвестны.

И еще о сценарии. Сегодня мы можем лишь гадать о том, как соотносятся реальные обстоятельства знакомства Маяковского и Элли Джонс с таинственным письмом от незнакомки в сценарии. (Вполне прозаические обстоятельства знакомства с Татьяной Яковлевой достаточно известны.) Что же касается «годов поиска, которым его любовница препятствовала всеми средствами», и «надежды освободиться от нее», то здесь Л. Брик вполне укладывается в прототип сценарной «другой женщины». И не просто «укладывается». Судя по всему, именно такой образ Брик был создан в глазах Элли Джонс самим Маяковским.

Дочь В. Маяковского и Элли Джонс, Патриция Томпсон, говорила корреспонденту ТАСС: «Эту женщину, Лилю Брик, как рассказывала мне мама, Маяковский немножко побаивался и называл “злым гением” его жизни. Он не мог без нее, но и с ней быть не мог! Он подозревал, что она о каждом его шаге сообщает в НКВД. Патриция <…> не знала точно, что еще рассказал поэт ее матери о Брик, но он уже тогда сумел вселить в нее страх перед этой женщиной, который вся семья (Элли Джонс) сохранила на долгие годы» [Эхо планеты. 1990. № 18. С. 40–41; Журналист. 1991. № 6. С. 91].

Таким образом, и довольно точные временные рамки написания сценария, и многие известные нам психологические особенности взаимных отношений Маяковского и Элли Джонс позволяют предположить, что либретто фильма «Идеал и одеяло» было создано в Ницце при непосредственном участии Элли Джонс – Елизаветы Петровны Зиберт.