Но еще более важным было для Агранова понимание того, что, организовывая письмо Брик Сталину, он, в сущности, просто предвосхищал, угадывал желание самого Сталина, ибо тот уже сам ждал повода, чтобы лично вмешаться в текущий литературный процесс в стране. Созданный как бы для удобства административного управления творческой интеллигенцией, единый Союз советских писателей пока не во всем оправдывал ожидания Сталина.

Выступивший на I Съезде писателей с докладом о задачах поэтического творчества в СССР Н. И. Бухарин заявил, что выступает по поручению партии. Кратко отметив заслуги В. Маяковского и Демьяна Бедного, упомянув об отдельных удачах ряда молодых авторов, он в качестве образца для советских поэтов назвал Б. Пастернака.

Что ж, сделано это было не без своеобразного одобрения самого Сталина, несколько ранее удостоившего Пастернака телефонным разговором о судьбе недавно высланного в Воронеж О. Мандельштама, ордер на арест которого был подписан, кстати сказать, Аграновым. Думаю, что смягчение участи Мандельштама связано не столько с чьим-то конкретным заступничеством, сколько с пониманием Сталиным необходимости создания благоприятной атмосферы перед приближающимся I Всесоюзным съездом писателей. Известно, что Н. И. Бухарин написал Сталину записку по поводу Мандельштама, где была фраза: «Пастернак тоже беспокоится». Похоже, в данном случае общение Бухарина со Сталиным не ограничивалось только разговором об арестованном поэте. Видимо, в июне 1934 года речь шла о предстоящем съезде писателей, о докладе на нем Бухарина и об особой роли Б. Пастернака в советской поэзии. Так что Бухарин имел не только «поручение партии» выступить на съезде писателей. В той или иной форме имелось и личное одобрение Сталиным общей направленности бухаринского выступления.

Борис Пастернак, поэт, далекий от повседневных горячих тем, трудно воспринимаемый читательскими массами, в принципе устраивал Сталина в роли «первого поэта страны», отведенной ему Бухариным. Но каковы же ответные шаги? Конечно, Пастернак сейчас активно переводит грузинских поэтов, в том числе и их стихи о Сталине. Но сам что-то не спешит с похожими. А в сборнике «Второе рождение» (1934 г.) большое стихотворение «Волны», написанное к тому же на темы Грузии, он посвятил Н. Бухарину!

Сталин знал, что на съезде писателей слова Бухарина о Маяковском и Пастернаке не нашли поддержки. Однако летом 1935 года следует еще один жест сталинской милости: по личному распоряжению Сталина Пастернак включается в состав немногочисленной советской делегации на Парижский конгресс в защиту культуры. Там его дружно приветствуют как крупнейшего поэта Советской страны. И что же? В октябре Пастернак уже ходатайствует перед Сталиным об освобождении арестованных близких родственников А. Ахматовой. (За какой-то застольный анекдот были арестованы Н. Н. Пунин, муж Ахматовой, и Л. Н. Гумилев, ее сын.) Через несколько дней они были освобождены. Но эта «неуправляемость» Пастернака стала уже раздражать Сталина.

Все-таки самый лучший писатель – это мертвый писатель. Такой уже не опасен, нового он не напишет и не скажет. А если он был лучшим, то и останется лучшим. Так что, указав на недооценку Маяковского, можно не только отметить еще одну ошибку Бухарина. Чаще вспоминая Маяковского, можно поменьше говорить и о Пастернаке. Наконец, положительная оценка Маяковского, безусловно, встретит благоприятный отклик среди молодых партийных и творческих работников.

Был и еще один повод для такого оборота дела. Сталин в 30-е годы внимательно следил за политическими выступлениями оппозиционеров за рубежом. И в первую очередь – за публикациями Троцкого. (Кстати, предоставление всех подобных материалов было весьма важной обязанностью зав. Отделом печати ЦК ВКП(б) Б. М. Таля – одного из адресатов рассматриваемой резолюции вождя.) Вскоре после гибели Маяковского в берлинском журнале «Die Literaturische Welt» (№ 39 от 23 сентября 1930 г.) появилась статья Л. Д. Троцкого «О положении советского писателя». В ней есть такие слова: «Маяковский не сделался основоположником пролетарской литературы и не мог им сделаться, – не мог по тем же основаниям, по каким невозможно построение социализма в одной стране» [См. также: Троцкий Л. Д. Самоубийство В. Маяковского // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). Париж, 1930. Май. № 11. С. 39–40].

К концу 1935 года социализм в СССР, по словам Сталина, был «в основном построен». Пора было официально утвердить и главного поэта «нашей эпохи».

Как видим, нет ничего удивительного в том, что Сталин положительно реагировал на письмо Брик, что «все обошлось хорошо». И надо сказать, этот тщательно продуманный Аграновым ход оказался действительно очень эффективным.