Книга: Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю»
Назад: 16 Банкиры
Дальше: 18 Эльфы

17 Исландцы vs Датчане

Каким же должно быть место Исландии в семье скандинавских народов?
На протяжении нескольких веков исландский просвещенный класс обучался почти исключительно в Копенгагене. И по сей день датская столица остается для исландцев одним из важнейших культурных центров, возможно даже, самым важным. Ежедневные авиарейсы из Рейкьявика в Копенгаген летают чаще, чем в любом другом направлении, а исландцев в Копенгагене больше, чем где-либо еще за пределами острова. У многих из них есть датские родственники.
В исландском образовании много лет преобладал датский язык. Исландцы постарше рассказывали мне, что большинство их школьных учебников были на датском, хотя им легче давались норвежский или шведский (это успокоило меня по поводу моих собственных проблем с датским языком). Но для молодого поколения исландцев, которое росло по соседству с американской авиабазой и с британскими программами в телевизоре, второй язык – чаще всего английский. «Думаю, датский для них – доисторическое явление вроде динозавра», – сказал Палссон.
Для его коллеги профессора Уннур Дис Скаптадоттир и ее семьи Дания по-прежнему значит очень многое. У нее тоже есть датская родня (в ее случае бабушка). Для Уннур Дания все еще окутана флером превосходства и утонченности. «В моем детстве все культурное или красивое было датским, – рассказывала она. – Женщины отправлялись в Данию учиться готовить (трудно представить себе более жестокий приговор исландской кухне), ее считали вершиной цивилизации. Люди вворачивали датские словечки, чтобы продемонстрировать, какие они культурные. Это было уже во времена молодости моей мамы. Ее послали в Данию, чтобы она научилась правильно вести домашнее хозяйство. Именно там хорошие девочки усваивали, как надо себя вести».
Некоторые исландцы говорили, что на их уважение датчане редко отвечали взаимностью и даже сейчас смотрят на них свысока. Один исландец пытался познакомиться с девушкой в копенгагенском баре, и… «Услышав, откуда я, она мгновенно испарилась. Думаю, они считают, что мы недалеко ушли от гренландских эскимосов». Другая собеседница вспомнила, что во время поездки в Копенгаген ее брат случайно услыхал, как двое датчан называют его между собой «этим дебильным исландцем» – они считали, что он не понимает по-датски.
Обычно исландцы относятся к датскому пренебрежению с юмором: «Люди часто рассказывают анекдоты про то, как датчане пытаются говорить по-исландски, изображая датский акцент, – сказала Скаптадоттир. – Получается очень смешно. Анекдотов про норвежцев, говорящих по-исландски, у нас нет, только про датчан». Она изобразила датчанина, говорящего по-английски, – получилось что-то вроде негодующего кудахтанья. (Если честно, датский акцент делает смешным все, даже сам датский язык.)
Не поймите неправильно: в Исландии нет серьезных антидатских настроений. Как сказал мне один таксист, узнав, где я живу: «Мы любим датчан. Если какой-нибудь исландец скажет, что он ненавидит датчан, – что ж, идиоты есть везде. Наверное, мы больше похожи на норвежцев, но если исландец окажется вместе с датчанином, норвежцем и шведом, то подружится именно с датчанином. У нас одинаковое чувство юмора вроде английского. А норвежцы… Боже, они такие зануды. Я думаю, норвежцы уже много лет стараются подружиться с нами против датчан».
В свете такого противоречивого отношения к Дании интересно выглядит «инвестиционный» бум, который устроили исландские предприниматели в период между 2006 и 2008 годами. Многие из исландских приобретений были сделаны у их бывших колониальных хозяев – датчан. Помимо двух главных копенгагенских универмагов – Illum и Magasin du Nord, исландские бизнесмены прикупили самый почтенный и величественный отель датской столицы Hotel d’Angleterre, а также датские медийные компании и авиакомпанию Sterling (последнюю они через пару лет обанкротили).
Трудно представить себе более глупые инвестиции: в розничной торговле большие универмаги уже давно считают «белыми слонами». Можно предположить, что эти приобретения были своеобразной формой пост-колониального реванша. Примерно в то же время во время футбольного матча сборных Исландии и Дании произошел знаменательный случай. В разгар игры исландские болельщики начали распевать: «А скоро мы придем за Тиволи». Они угрожали купить этот датский парк – возможно, самую известную из культурных достопримечательностей и главный туристический аттракцион. Это как если бы во время матча по регби Англия – Франция французы вдруг запели про покупку Вестминстерского аббатства. (Чтобы вы представляли, насколько глубоко Тиволи впечатан в датское сознание: если один датчанин видит другого с незастегнутой ширинкой, он говорит ему: «Вижу, Тиволи-то открыт!»)
С этим согласился Гисли Палссон: «То была странная попытка колонизации Копенгагена исландцами, которые купили магазины, банки и выпускали бесплатную газету. Эти магазины были символами всего датского, и, разумеется, датчане отреагировали примерно так: «Как это может быть? Теперь все загнется!» На что мы как бы ответили: «Вы, датчане, всегда плохо о нас думали». Это было столкновение культур с оттенком постколониальной напряженности. У таких отношений «люблю/ненавижу» – долгая история».
«Датчане спрашивали, зачем мы купили Illum и все остальное. Они были в ярости оттого, что бывшая колония как будто играет в «Монополию» с их учреждениями», – рассказывал Терри Ганнелл.

 

В последние годы датско-исландская колониальная история подверглась значительной ревизии. Хотя в конце XIX века антидатские настроения подогревались движением за независимость, в наши дни исландские историки мягче относятся к своим бывшим правителям. Датчане позволяли исландцам сохранять собственную культуру и язык, что очень сильно отличается от того, как в те же времена шведы третировали финнов.
«К счастью, теперь мы понимаем, что исландская фермерская элита была более жестким угнетателем, чем датчане, – говорила Скаптадоттир. – Датский король пытался инициировать нововведения, но фермеры вплоть до начала прошлого века хотели сохранить крестьянскую повинность. Когда я училась в школе, нам все еще внушали, что датчане были плохими, но я думаю, что в наши дни молодые исландцы так не считают. Датчане вообще ничего такого не слышали, особенно молодежь. Они даже не знают, где Исландия. Они переспрашивают: «В смысле – Эстляндия? (датское название Эстонии, по-датски произносится очень похоже на «Исландия»)».
«Конечно, быть колонией не слишком хорошо, – добавляет Палссон. – Сюда отправляли заключенных. Датчане подавляли местные песни и праздники, но они сами пели и веселились. Хотя в целом нельзя сказать, чтобы они относились к нам совсем плохо. И все же футбольной победой над Данией исландцы гордятся куда сильнее, чем если бы выиграли, скажем, у англичан».
Палссон считал, что исландцам намного ближе норвежцы: «Во многих отношениях мы больше похожи на норвежцев, чем на датчан. Мы придаем большое значение природе, историческим корням, прошлому, викингам, лютеранству, пуританству. А датчане порой слишком несерьезны, слишком hygge на наш вкус». Кроме того, он указал на неожиданную общность с Финляндией: «И они, и мы чувствуем себя чужаками, мы вне скандинавского мира. Есть традиционное представление о финне как о депрессивном пьянице, и, наверное, то же относится и к нам. Алкоголизм становится все более серьезной проблемой».
Датчане, шведы и норвежцы более или менее понимают языки друг друга, но исландский и финский стоят обособленно. В кулуарах международных конференций скандинавского региона исландские и финские участники обычно общаются между собой отдельно от остальных и по-английски. (Возможно, поэтому эти две нации владеют английским лучше всех в регионе.)
Говорит Терри Ганнелл: «Исландцы считают, что они похожи на финнов – и юмором, и выпивкой, и темнотой. Здесь пока нет такой культуры питья, как в Дании, – чтобы просто накатить сто грамм по дороге с работы. Если кто-то так делает, на него смотрят как на идиота. Здесь, как и в Финляндии, напиваются. В этой стране запрещали пиво, чтобы люди меньше пьянствовали, но можно было спокойно покупать крепкие напитки, потому что существовал торговый договор с Шотландией.
Недавно во Дворце культуры (это музей, где хранятся саги) была удивительная выставка на тему связей с Шотландией, Гебридами, Ирландией, кадры из «Храброго сердца», и все в этом духе. А в уголке было что-то вроде: «Ах да, а еще многие из нас по происхождению скандинавы».
Что касается датчан, то они почти не обращают внимания на переживания исландцев по поводу колониального прошлого. Я лишь изредка улавливал легкие нотки вины у пожилых датчан, и то лишь по поводу того, что датский – до сих пор обязательный язык для исландских школьников. Это, впрочем, не совсем так: исландцы обязаны владеть одним из скандинавских языков, и большинство выбирает датский в силу тесных связей между двумя странами.
Чем дольше я живу в Исландии и узнаю людей, тем больше осознаю, что про них можно с одинаковой убежденностью говорить самые противоположные вещи. Сами исландцы не считают свою парадоксальность какой-то проблемой. В местной сатирической телепередаче есть персонаж – типичный рядовой исландец, парень с большими бакенбардами, которому до всего есть дело. Он начинает свои тексты с нападок на что-нибудь, а заканчивает прямо обратным. В этом все исландцы», – заканчивает Ганнелл.
Назад: 16 Банкиры
Дальше: 18 Эльфы