Кайл Маклахлен: Самое веселье начиналось, когда приезжал Дэвид, потому что все быстро менялось, а незамыленный глаз создателя это быстро подмечал. Это была его территория. Он чувствовал, что мог творить, что захочет, и мы с радостью принимали его решения.

Рэнди Барби (помощник режиссера на съемках сериала): Я как-то читал статью, где Дэвида Линча называли «Джимми Стюартом под кислотой»; так оно и было. Он заявлялся чопорно одетым. Мог прийти в своих складчатых брюках, оттенка хаки, девственно-белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и большой ут-коносой кепке, под цвет брюк. И сказал бы: «Как поживаешь, мистер?» или «Черт побери», в манере Джимми Стюарта. Он появлялся в таком образе, а ты задавался вопросом: «Куда это он намылился?»

Ричард Беймер: Дэвид частенько удалялся в свой трейлер помедитировать, а когда возвращался с созревшей мыслью, то даже не объяснял, откуда и с чего она взялась. (Смеется.) Он приходил и выдавал: «Есть идея, давайте попробуем».

Грег Файнберг (продюсер сериала): Дэвид оказывает такое сильное влияние на всех потому, что специфически воспринимает действительность. Многие считают его странным, но он самый замечательный человек из всех, с кем мне приходилось работать. Только он мог командовать на площадке, а люди – есть с его руки, таким внимательным и обаятельным он был. Это незабываемый опыт.

Венди Роби: Работать с Дэвидом было приятно. Он подходил к актерам, занятым в сцене, и каждому говорил по слову, тайному волшебному слову, подсказку, что играть. Своего рода секрет, это была абсолютно неожиданная фраза. Нередко сцена на странице казалась мне уморительной, а он воспринимал ее совсем по-другому. Он видел ужас и боль, страдания и горечь и переносил тебя в это состояние одной фразой, хотя при этом ситуация оставалась смешной.

Филип Сигал: Линч был очарователен. Он не готовился к съемкам серий, а сразу приходил и снимал. В один из таких дней он опоздал на полтора часа, потому что, приехав на студию, увидел номерной знак, начинавшийся с трех шестерок, и потом ездил по округе, пока не нашел другой такой, который бы снял порчу.

Роберт Бауэр (Джонни Хорн): Дэвид хотел, чтобы актеры залезли под кожу своим персонажам и все прочувствовали сами. Не существовало плохо сыгранных сцен, ведь пока ты был в шкуре героя, все, что ты делал, было правильным.

Однажды он попросил меня поиграть с едой. И во время сцены я начал развлекаться содержимым тарелки, что привело к разбросанному вокруг стола пюре. Другие актеры не знали, что происходит, и их реакция была настоящей. Мы поймали этот чудесный момент – вжились в роль, но в то же время делали все необходимое, чтобы дополнить картину.

Крис Малки (Хэнк Дженнингс): Во время первой сцены, когда я звонил из тюрьмы, Линч сказал: «Эй, Крис, вот, возьми доминошку». Я ответил: «Ладно, хорошо». В перерыве между съемками я задумался и поднес костяшку ко рту. И услышал: «Да, вот так! Поверти ее!» Но я не могу вам рассказать о домино. Есть вещи, о которых я не должен говорить, и дубль четыре – одна из них. В сумме получается восемь, что как-то связано с состоянием окружающего мира. Вы поймете. Во время шоу я проглотил гору пончиков.

Ричард Беймер: Когда снималась сцена с багетом, насколько помню, это было в первом сезоне, я все еще привыкал к разным режиссерам, особенно к Дэвиду. В ней мой брат привозит из Франции сэндвич в багете и, нахваливая его, просит попробовать, и пока я ем, происходит определенный диалог.

Дэвид сказал: «Откуси ломоть побольше, пока говоришь». Потом еще один дубль: «Нет-нет, говори с набитым ртом» А я думал: «Вот вроде я – богатый и утонченный парень, незаурядного склада характера, и вдруг, ни с того ни с сего, пожираю эту гадость, неизвестно почему». Я не понимал, как это связано с данным героем, но Дэвид рассуждал иначе.

Он продолжал снимать и говорил: «Нет, я хочу больше Все равно, даже если слов не различить». В конечном итоге, я откусил большой кусок, как он хотел, но, узнав Дэвида, засомневался, что, возможно, он хотел намного больше. Я мог бы засунуть багет в рот целиком, вот тогда-то он был бы счастлив. Но так далеко я не заходил и продолжал отрывать куски, так как не знал, как много мне нужно жевать. Думаю, он получить шестьдесят пять процентов от желаемого.

Шерилин Фенн: Я приехала на площадку, чтобы снимать сцену, где Одри танцует в закусочной. И Дэвид сказал: «Мы собираемся взять по капучино и переписать эту сцену, а в конце ты должна просто встать и начать покачиваться в ритме, под эту классную, сексуальную, джазовую штуку, которую мы с Анджело только что написали! Это мелодия Одри, и ты просто растворишься в этой музыке!» А я в ответ: «Как это? Я только что отработала эту сцену с моим наставником!» Я занервничала (смеется), но любила его и доверяла, и в итоге согласилась. Я не всегда знала, что буду играть в следующий момент, если честно. Он чувствует этот мир, и если ты не побоишься и доверишься ему, то обретешь крылья.

Снималась сцена, где я поднимаю трубку, а там Эрик, который не должен был звонить. И вот он угрожает и запугивает меня, а я дрожу от страха. И в конце телефонного разговора Дэвид, руководивший съемкой, говорит: «Так, Мэйдж-кин, продолжай… Хорошо, Мэйдж-кин, а теперь медленно начинай поднимать глаза к потолку…» (Смеется.)

То есть я просто должна была поднять глаза, верно? А он заставлял меня еще долго пялиться в потолок, пока не сказал: «Стоп, снято». Я пришла в себя и спросила: «Что это было? Зачем?» А Дэвид ответил: «Просто кадр хороший, Мэйдж-кин!» Пока я обдумывала ситуацию, он считал, что это отличный кадр. И в этом весь Дэвид. Все гениальное просто.

Рэй Уайз: Дэвид всегда радовался случайным ситуациям на площадке и неизменно включал их в процесс. Мы снимали сцену, где я слушаю патефон, беру фотографию дочери со стола и начинаю кружиться по комнате, держа ее в руках и плача. Затем вбегает Грэйс Забриски и пытается остановить меня, пока случайно мы не разбиваем рамку о кофейный столик. Я тогда порезал руку кусочком стекла, и кровь стала капать на фотографию, а я размазывал ее пальцами по изображению, будто рисовал. Это был мой личный «Апокалипсис сегодня», как в сцене, где Мартин Шин в отеле напивается вусмерть и разбивает зеркало кулаком, при этом порезавшись.

Кимми Робертсон: Когда Дэвид Линч на съемочной площадке, все совсем по-другому. Он создает маленький мир или пузырь. Как-то он собрал нас вместе и сказал, что следующая сцена будет связана с Тибетом. Он бегло объяснил суть, и я ничего не поняла, хоть и читала Джозефа Кэмпбелла. Он говорил о чем-то выше моего понимания, но это производило магический эффект. Если хорошенько присмотреться, можно было заметить сверкающую энергию внутри пузыря.

Марк Фрост: Мы с Дэвидом разделяем интерес к Тибету и мистицизму, поэтому сюда же приобщили и Купера, подумав, что полезно будет внести разнообразие в стандартную процедуру расследования, в стиле вестерна, что мы уже много лет наблюдали на экране. Купер, интуитивно полагаясь на альтернативные методы познаний за пределами существования, будучи смышленым парнем, пытается выяснить правду. Мы не только впервые прошлись на счет его принципов, но и показали важную черту главного героя.

Джонатан П. Шоу (режиссер видеомонтажа второй серии): Методу давалось красивое объяснение, но метафорически он напоминал бейсбол. Мы также вымеряем девяносто футов и потом наблюдаем, как странная логика срабатывает. Меня это убило наповал. И вот вы смотрите вторую серию дальше и наблюдаете сцену, где Купер бросает камни, пока Трумэн называет имена, написанные на доске. Этот момент придал другой окрас сериалу, он был очень смешным.

Кайл Маклахлен: Когда раздали сценарий и мне поручили этот длинный монолог о Тибете и всем остальном, я знал, что мы собираемся ступить на неизведанную территорию для телевидения. Да, пилот был «первопроходцем», но по части красноречивых, курьезных и необычных сцен эта сцена одна из лучших, и моих любимых. Помню, как мы все веселились и пробовали бросать камни. У кого-то очень хорошо получалось, не помню, Кимми это была или другая девушка, но она разбила бутылку первой.

Майкл Хорс: Обожаю сцену, где я должен был держать большое железное ведро с камнями, которые мы бросали. Я надел прихватки-рукавички и спросил: «Что это значит?» А Линч ответил: «Ничего, мы подумали, будет забавно увидеть тебя в прихватках». (Смеется.) Я поднял ведро и сказал: «А помните, как он проходил обряд посвящения и поднимал горячий чан в “Кунг-фу»?” (сцена из сериала 1972–1974 «Кунг-фу») – и все засмеялись. Не раз случались смешные ситуации, и это было очень органично. Дэвид позволяет людям окунуться в свой волшебный мир, и происходит то, о чем вы и не догадывались.

Кайл Маклахлен: Мы сделали море дублей, пытаясь попасть в бутылку, потому что снимали общий план, чтобы было видно, как она разбивается. После долгих стараний я наконец поразил цель. Затем они приблизили камеру к бутылке, чтобы снять камень, разбивающий бутылку. А ведь могли бы с самого начала так сделать. (Смеется.)

Кимми Робертсон: Дэвид сказал Гарри [Гоазу]: «Он бросит один камень в тебя и почти что ранит. Поступай, как знаешь, Энди!» (Он называл нас именами персонажей.) И вот он бросает первый камень, а Гарри поднимает его неведомо зачем. Он выпрямляется, и Кайл бросает следующий, и тут камень выпадает из руки Энди, и выглядит это так, как будто он только что получил им в лоб. Я чуть не описалась. Будучи за кадром, я умирала со смеху! Я буквально сползла на одно колено. Гарри был потрясающий.

Майкл Хорс: Присутствовать на площадке было так же, как смотреть сцену по телевизору. Иногда ты был задействован, а когда нет – то не отрывал глаз от других. Наблюдая за съемками проекта, ты проникался «Твин Пикс». Нелегко было отбросить роль и успокоиться. Когда мы снимались в сценах, то ощущали ту же атмосферу, что и вы, когда смотрите сериал по телевизору. Думаю, поэтому он производит такой эффект. Все было взаправду. Мы не старались создавать что-то вычурное или мудреное, как некоторые делают нарочно. Мы лишь окунулись в ту творческую среду, и это было волшебно.