Глава 20
В гостях у вампира
Трансильвания.
20 апреля 1944 года
Прокладывая маршрут, Репнин сознательно выбрал перевал Шеклер – так назывался и замок, по имени секлеров, секеев или саксов, германского племени, чьих бойцов нанимали трансильванские правители для охраны границ.
Дорога через перевал Шеклер шла прямо, за счет чего можно было сэкономить два-три дня пути. И Геша не собирался отказываться от прямой трассы лишь потому, что ее оседлал какой-то упырь, возомнивший себя потомком то ли секлеров, то ли саксов.
Плохо было то, что бригада отставала от армии Катукова как раз на те самые два-три дня. Командарм быстро бы решил проблему Шеклера – вызвал бы «горбатых» , и те быстро бы навели порядок, раскатали бы и артиллерию немецкую, и минометы.
А теперь приходилось разбираться своими силами. Но как раз этому Репнин и был рад – надоело ему в танке париться, хотелось «подразмяться». А тут такой случай!
Если об этой самодеятельности узнает Катуков – будет ему. Командарм таких люлей выпишет, что мало не покажется. Геша даже думал, что Михаила Ефимовича упросили сверху поберечь ценный кадр. Катуков, правда, не из тех, кто готов прогибаться по поводу и без.
Климов, когда Репнин поделился с ним своим планом, аж застонал от восторга и сгоряча предложил штурмовать замок ночью.
«С ума сошел, что ли? – пробурчал на это Геша. – Ночью по скалам только сумасшедшие лазают. Выходим сейчас же!»
В команду собралось шестнадцать человек – все с хорошей физической подготовкой, половина в скалолазании знала толк, один даже был альпинистом-разрядником – Рома Панин.
Экипировались как смогли. Камуфляж был, только сапоги пришлось оставить, взяли с собой мягкие кеды, чтобы чувствовать ногой уступчики и щели. Запаслись веревками и самодельными клиньями, хотя Репнин предполагал наихудший вариант – подъем в манере «свободного скалолазания», когда инструмент один – пальцы рук и ног. Ну и мышцы, само собой.
По дороге удалось добраться до самого подножия скалы, на которой в старину выстроили замок. Пришлось с поворота скрытно пробираться по склону, попадая в узкую расщелину, и по ней выходить к «замковой» скале.
Репнин глянул вверх. Камень крепкий, это хорошо – не обвалится под ногой карниз. С другой стороны… А встретятся ли им вообще карнизы, уступы, щели, трещины? Будет ли за что хвататься?
Геша решительно натянул перчатки с обрезанными пальцами и каску – обычную военную каску, только что обшитую пятнистой тканью. Скалолазанием он увлекался давно, еще в училище. В основном скалодромы одолевал, но и на местности тоже бывал, а потом увлекся паркуром. С этим было проще – не нужно куда-то ехать, искать скалы поинтереснее. Домов или заброшенных цехов везде полно – хоть весь день лазай.
Раньше, бывало, он сам к альпинистам приставал – на кой черт вам надо в горы переться, жизнью рисковать, зависая над пропастями? Смысл какой?
Причем самому Гешке это как раз и нравилось – переться в горы, но именно паркур примирил его со здравым смыслом. Польза от паркура была – и силу качаешь, и выносливость вырабатываешь, и координацию движений. Попробуй-ка перепрыгни на бетонную балку, да так, чтобы точно, ни сантиметром ближе или дальше, и чтобы не качаться, сохраняя равновесие! А смысл…
Вдруг кого спасти надо? А теперь…
Смысл есть, но от этого не легче – в буквальном значении. Ведь наверх приходилось тащить не самого себя, а еще и груз – каждый в группе тащил на себе автомат, гранаты-«лимонки», гранаты к РПГ, два гранатомета и парочку «ручников» MG-32. Их ведь мало, значит, они должны быть очень убедительны.
Первым поднялся Рома Панин, находя удобные места, куда можно было вставить шлямбуры. Маршрут был несложным, не до спорта, главное – взобраться поскорей, растратив на подъеме минимум сил.
Укрепившись на уступе, метрах в двадцати от дна расщелины, Панин сбросил веревку вниз. Вторым полез Репнин.
Задрав голову, он спросил:
– Страховка готова?
– Готова! – долетел ответ.
И Геша отправился наверх. Поднимался он налегке – оружие можно будет поднять потом.
– Выдай, – сказал он.
– Понял, – ответил Панин.
– Закрепи.
– Ага…
Ощутив ворохнувшийся камень под ногой, Геша предупредил страхующего:
– Внимательно!
– Понял.
Глянув вниз, Репнин обронил:
– Камень!
Глыбка вывернулась и ухнула вниз, шмякнувшись в нанос глины, без шума и пыли. Слава богу, нога не сорвалась – Геша вовремя нащупал точку опоры. И продолжил подъем.
– Выбери.
– Понял.
– Самостраховка!
Репнин вщелкнул карабин оттяжки в шлямбур с кольцом – тот сидел крепко.
– Выбери!
А вот и уступ. Хлопнув Панина по плечу, Репнин показал ему пальцем вверх – топай дальше, а сам остался страховать.
Подъем шел долго, но и спешить было невозможно – нельзя. Те же клинья приходилось не забивать, да так, чтобы сталь «пела», а вставлять в щели, вдавливать, ибо удары скального молотка стали бы примерно тем же, что и стук в дверь: привет, встречайте гостей!
И скалолазы медленно взбирались наверх, а горизонт все отдалялся, панорама трансильванских гор и лесов делалась все шире. Самый верх «замковой» скалы оказался удобным для подъема, и вот Репнин перевалился через край, откатился, закрепился как следует и стал помогать товарищам.
Вскоре все шестнадцать бойцов стояли под стенами замка. Уступ был неширок – метра четыре, и тянулся лишь от башни слева до башни справа. Геша посмотрел на стену, увенчанную зубцами.
Вряд ли поверху толпятся часовые – никто же не ждет нападения со стороны пропасти. Потому и стена здесь пониже.
Камни, ее складывавшие, были посажены на известковый раствор и выступали где на ладонь, а где и на две – для трейсера такая стенка – что дорожка для бегуна.
Репнин показал жестами – режим тишины. Повесив на плечо моток веревки, он полез наверх, обильно изваляв пальцы в магнезии. Особой усталости не было, да и рывок – последний.
Поднявшись почти до самых зубцов, Геша внезапно услыхал немецкую речь – двое разговаривали, прохаживаясь по стене.
Не дай бог остановятся для долгого разговора – пальцы-то не железные. Но нет – резкая речь стала удаляться.
Репнин подтянулся, перехватился и пролез между зубцов. Стена была толстая, метра три, и по верху тянулся широкий проход – от башни до башни, в которых чернели проемы.
Быстро привязав веревку, Геша скинул ее вниз. Сняв перчатки, сунул их в карман и вынул пистолет. Где глушитель, то бишь ПББС? Вот он…
Накрутив увесистый цилиндр, Репнин стал дожидаться немцев, поглядывая то на одну, то на другую башню. Никого.
А тут и Климов взобрался. За ним Панин. Геша жестами разослал их в стороны. Разведчики, синхронно кивнув, вооружились – и разошлись.
Лишь теперь Репнин смог осмотреть сам замок. Скала, на которой тот был выстроен, отделялась от горы глубоким провалом метров пятнадцать шириной, и через него перекидывался каменный мост, поднятый на паре мощных, высоких быков, тоже сложенных из тесаного камня. Мост подходил не к самой дороге, а к небольшой площадке, как бы расширенной обочине. Именно там стояло несколько 88-миллиметровых орудий, защищенных со стороны подъема мешками с песком.
Другой пролет моста упирался в ворота замка, фланкированные двумя тонкими башнями. Ворота выходили на внешний двор, где располагались минометы. Здесь же были складированы боеприпасы – снаряды и мины в ящиках под навесом.
На высокой квадратной башне, обращенной к перевалу, было устроено пулеметное гнездо, даже два – на самом верху, окруженном парапетом, а еще один ствол выглядывал из бойницы на верхнем этаже.
Внутри замок разгораживала стена, отделяя от внешнего двора двор внутренний, где вздымалась главная башня – донжон, и примыкавший к ней дворец – невзрачное серое здание в два этажа, крытое черепицей.
Было видно, что немцы исправно несли службу – на артиллерийской позиции, за пулеметами. Несколько фрицев шлялись по двору, делая вид, что осматривают минометы.
Скучали.
Подозвав Климова, Геша тихо сказал:
– Двух человек в башню, пусть снимут пулеметчиков. Для винтовки глушители прихватили?
– Глушители? – не понял лейтенант.
– ПББС.
– А как же!
– Снимаете минометчиков, только поаккуратнее – пусть двое или трое спустятся вниз и переоденутся в эсэсовские шмотки. А затем пускай навестят пушкарей – вырежут тех по-тихому и займут их места.
– Понял.
– Давай…
Климов быстро разослал людей и вернулся к Репнину.
– Еще двоих пошли, пусть прогуляются по всей стене вокруг. А то я, когда сюда взбирался, слышал разговор.
– Понял.
– Сколько тут немцев, я не знаю, но большая часть наверняка в главной башне. Вон она, видишь? Ну и в этой… пристройке. Наведаемся туда по внутренней стене. Видишь? С нее вход в донжон.
– Донжон? А-а… Главная башня?
– Она самая. Ждем-с…
Вскоре из входного проема в «Пулеметную» башню высунулся Панин и сделал жест: готовы.
– Артем, твой выход.
Снайпер Гарафутдинов, очень спокойный парень-волгарь, переместился к углу башни. Сгибаясь, устроился, присев на одно колено, и выглянул во двор, плавно наводя винтовку с бульбой глушителя.
Звук выстрела был тише, чем хлопок пробки от бутылки с шампанским. Один из минометчиков сильно вздрогнул и осел, рухнул на колени, распластался. Его «камарад» оглянулся, целое мгновение не соображая, что случилось, а на вторую секунду ему не хватило жизни – пуля провертела дыру в голове, покрытую пилоткой. Третьему минометчику прилетело в спину, под лопатку – тот как стоял, так и упал, лицом в каменные плиты двора.
Тут вернулись двое из «обхода» – один из них показал на пальцах: двое. Приблизившись, старшина Родин тихо передал:
– На дороге все чисто, Мишка при орудиях.
– Отлично, – кивнул Геша. – Старшина, остаешься здесь. Не бойся, – усмехнулся он, заметив огорчение Родина, – ненадолго. Когда я дам отмашку, выстрелишь из гранатомета во-он по тем снарядикам и минкам.
– Есть, товарищ полковник!
– Бди.
Нагрузившись пулеметами и автоматами, «штурмовая» группа отправилась к башне, от которой отходила внутренняя стена. Двигались перебежками, не светясь.
Выход со стены в донжон был длинным, сырым и темным – сводчатые арки давили массой камня. Низковатая дверь открывалась на винтовую лестницу.
Климов скомандовал троим проверить пару верхних этажей главной башни, а остальные спустились вниз, к выходу на второй этаж дворца – «пристройки».
Здесь Репнин и встретился с вампиром.
Услыхав девичий визг, он инстинктивно толкнул нужную дверь, в последний миг сообразив, что надо не врываться, а тихо и незаметно проскользнуть.
Геша попал в большую комнату, освещенную парой узких, стрельчатых окон. В комнате имелось огромное ложе с балдахином, поднятым на витых колонках, а на развороченной постели извивалась полуголая девица со связанными руками и ногами. На нее наваливался жирный немец в одних подштанниках и довольно хрюкал, лапая девушку, а потом вдруг рывком поднял ее за плечи, раззявил пасть, зарычал и впился зубами в нежную шею.
Репнин подскочил и обрушил рукоятку пистолета на мясистый загривок. Немец вздрогнул и обмяк.
Откатив тушу, Геша помог выбраться из-под нее девушке. Та смотрела с ужасом, а по шее у нее текла кровь.
– Все хорошо, – проворковал Репнин.
Слов девушка не поняла, но, видимо, интонация успокоила ее. Геша, вооружившись ножом, быстро разрезал веревки на руках и ногах жертвы кровососа, после чего указал на тушу:
– Ауфрихт?
Молодая особа часто закивала, руками прикрывая голую грудь.
– Глядите, товарищ полковник, – брезгливо сказал Климов, вздергивая за волосы голову оберштурмбанфюрера.
Нижняя челюсть, слюнявая и расслабленная, отвалилась, и Репнин увидел здорово выступавшие клыки. Далеко не такие, которыми в голливудских страшилках «вооружают» Дракулу и прочих кровососов, но все же явно превосходившие размер обычных человеческих зубов.
Может, именно этот атавизм и сподвигнул Ауфрихта возомнить себя вампиром?
Геша приказал вывести девушку, собираясь пристрелить оберштурмбанфюрера, но та вырвалась и что-то залопотала, указывая на Ауфрихта.
– Димитраш! Чего она хочет?
Молдаванин крякнул.
– Она говорит, что если в вампира выстрелить, он не умрет и продолжит похищать людей, чтобы их кровь пить.
– Понятно. Свяжите пока этого «вампира», потом с ним разберемся. Вперед! Теперь и пошуметь можно!
Коридор второго этажа выводил на балкон, нависавший над нижним залом. Витражи в окнах, заделанных свинцовыми рамами, бросали в зал разноцветные отсветы, горел огромный камин, и человек двадцать в эсэсовской форме бродили по залу.
– Гранаты!
Четыре «лимонки» полетели вниз, ударились об пол, подскочили, крутясь, и рванули. Переждав секущий разлет осколков, Репнин перегнулся через балюстраду и дал пару очередей из «шмайссера». Убитых и раненых хватало, но с десяток немцев рвануло во двор. Геша дунул в том же направлении и, выскочив на внутреннюю стену, махнул рукой старшине.
Бабахнул гранатомет, словно приветствуя выбегавших фрицев, а в следующую секунду рванула граната. Тут же сдетонировала пара снарядов, бабахнули мины.
Осколки полетели покрупнее, они оставляли борозды на каменных стенах, а человеческие тела рвали с остервенением.
Вернувшись в «пристройку», Геша ссыпался по лестнице на первый этаж. Жалко было витражи – много цветных стеклышек вылетело из гнезд, пропуская внутрь обычный солнечный свет.
Уловив шевеление слева, Репнин мягко развернулся, вскидывая автомат, и послал короткую очередь – наследник древних саксов, почти поднявший руку с пистолетом, уронил ее обратно и задергался от пуль, дырявивших его черную форму.
Геша, страхуясь, выбрался во двор.
Лихо они поработали… «Нелюди в черном» лежали по всему двору. Еще слышались редкие одиночные выстрелы – разведчики добивали уцелевших врагов.
Из боковой двери вышел Димитраш, обнимая за плечи давешнюю девицу, бледную, замотанную в покрывало. Ее шея была перебинтована.
– Илинка говорит, товарищ полковник, – проговорил молдаванин, – что чуть не стала тридцать первой жертвой этого кабана.
– Сволочь, – буркнул Репнин. – Скажи Илине, что сейчас этому кабану конец придет. Эй, ребята! Тащите оберштурмбанфюрера сюда! Успокоим местное население… Старшина! Нужен молоток и осиновый колышек.
Старшина поглядел недоуменно, а потом до него дошло – порыжевшие от табака усы раздвинулись в зловещей усмешке.
– Сделаем, товарищ полковник!
Методы борьбы с нечистью интернациональны.
Конрада Ауфрихта вытащили вчетвером, тот ругался, плевался, рычал, дергался, но все было напрасно – уложили вампира прямо на пороге и привязали.
– Вытесал! – подбежал Родин, помахивая топором и колышком. – Осиновый! Все как полагается. Вбить вурдалаку?
– Вбей!
Старшина приставил колышек против сердца Ауфрихта, и тот посерел. Открыл было рот, чтобы заорать, да не поспел – резким ударом обуха старшина вогнал кол на пару пальцев. «Вампир» был еще жив, но еще два удара, и деревяшка вошла в сердце.
– Сдох! – с удовлетворением сказал Родин.
– Лейтенант! Три красных ракеты, как договаривались!
– Есть!
Прямо со двора замка в небо взлетели три ракеты, прошипели и вспыхнули красными сполохами. Это был сигнал танкистам – перевал свободен.
Геннадий не спеша прошелся по замку и направился к воротам. Лучше обождать своих на свежем воздухе…
Из воспоминаний капитана Н. Борисова:
«…Если до Германии еще туда-сюда, мол, отомстим за все наши слезы и страдания, то как вошли, наш замполит не уставал повторять: «Помните, мы – победители! Надо держать свое лицо!»
Сейчас я слышу эту брехню про случаи изнасилований. Так вот.
В Германии никого насиловать не требовалось. Многие немки сами за нашими солдатами бегали и за буханку хлеба себя предлагали. Но оно и понятно. Свои запасы быстро кончились, а власти-то никакой нет, работы нет, мужчин нет, а они с детьми, которых нужно кормить. Так что там никакого насилия не наблюдалось. Всё делалось на добровольных началах.
И в Польше то же самое. Я и сам видел, и ребята рассказывали, что полячки, и девчонка, и замужняя, за что хочешь продастся.
В нашем батальоне дисциплина всегда была на уровне и ни в чем таком мы не испачкались. Был только один случай. Один из офицеров оказался мародером.
После освобождения Катовиц получили мы новую задачу. Выскочили на какую-то дорогу, а нам навстречу идет немецкая колонна. Мы ее немножко пощекотали, помяли, а водители разбежались. Вот тут командир определил небольшой привал. Когда он закончился, а мы все чего-то стоим.
Начали перекликаться: «Чего не идем-то? Пора бы уже!» Потом доходит новая команда: «Отбой! Всем офицерам прибыть к командиру батальона!» Собрались, и комбат объявляет: «Пропал зампотех 1-й роты!»
Кругом все осмотрели, стоят эти помятые немецкие машины, а по обе стороны дороги старый лес. Сосны могучие. И комбат приказал прочесать вдоль дороги на 25 метров, проверить, нет ли его где. Начали искать, через какое-то время команда: «Отбой!» Оказывается, нашли его, мертвого… Все заняли свои места, его тело на трансмиссию, и колонна тронулась.
Где-то там впереди остановились, и мы своими делами занимались, а хоронил его личный состав 1-й роты. Потом собирают офицерский состав, и комбат очень негромко говорит: «Товарищи офицеры, оказывается, мы все дружные, активные, очень хорошо друг друга знаем, да вот только и в наших рядах сволочь завелась… – Все ждут, что он назовет, кто сволочь-то. Смотрим друг на друга, кто же это? А он держит паузу. Наконец поясняет: – А сволочь тот, кого только что захоронили! Он-то, оказывается, мародер…»
Когда собрались этого капитана хоронить, то на нем обнаружили пояс, а в его отделениях золотишко в разных видах. Оказывается, где и что он тут промышлял, один бог знает…»