Глава XXX. Поединок
Атул двигался очень быстро и страшные удары трезубцем наносил без устали. От многих ударов Глафира уворачивалась, некоторые отбивала своим маленьким щитом, и тогда руке, держащей щит, было больно. Она сделала несколько резких выпадов, пытаясь дотянуться коротким мечом до Атула, но он тоже очень грамотно от них уклонился. Чувствовалось, что он взбешен и прилагает все силы к тому, чтобы победить врага.
Глафира, напротив, вспомнив о своей любви, своих друзьях, своем недавнем разговоре в небе над Болоньей, чувствовала себя очень спокойно. Она шла в схватку с решимостью победителя, хладнокровно, уверенно, и в этом ей помогала любовь, совсем недавно проснувшаяся в сердце.
– Вот мы и встретились с тобой, мерзкая девчонка!
Несмотря на невообразимый гул трибун, Глафира услышала слова Атула. Ей были непонятны его ярость и злость.
– Тобою движет злоба, – закричала Глафира в ответ, – а мною – любовь! Поэтому я тебя уже не боюсь!
В ответ на это Атул особенно яростно двинул вперед свой трезубец, стараясь попасть Глафире в грудь. Глафира ловко отбила удар щитом и бросилась вперед, но Атул уже вернулся в стойку и опять выставил вперед начищенный трезубец, блеснувший на солнце тремя яркими бликами, и направил его девушке в грудь.
Трибуны, конечно, шумели, но уже гораздо тише: зрители недоумевали, почему воину нужно тратить так много времени, чтобы размозжить голову странной черноволосой девчонке. Впрочем, среди зрителей появились и такие, кто откровенно болел за девчонку – очень уж она уверенно двигалась по арене и совершенно не боялась мощного и хорошо подготовленного противника.
Вдруг что-то свистнуло в воздухе. Глафира поняла, что Атул, изловчившись, попытался набросить на нее сеть. Глафиру много раз пытались ловить именно сетью. В этот раз она решила схитрить. Если показать, что ее движения спутаны сетью, будет возможность приблизиться к Атулу на расстояние удара гладиаторского меча. Она специально пропустила момент, когда сеть опустилась на нее, и, сгруппировавшись, покатилась вместе с сетью по утоптанному песку в сторону от наступавшего индуса.
Она откатилась на шесть-семь шагов и, пока Атул преодолевал это расстояние, внутренне празднуя победу, быстро проверила возможность сделать из сети резкий выпад. Такая возможность существовала – у нее была свободна рука с мечом, рука же с маленьким щитом безнадежно в сети увязла. Глафира, еще раз перекувырнувшись, отпустила щит и сделала вид, что выпутывается из сети, краем глаза наблюдая за приближающимся Атулом. Тот высоко прыгнул над жертвой, спутанной сетью, и в прыжке занес трезубец, готовясь вонзить его прямо в голову несчастной.
Трибуны смолкли, ожидая убийство, которое должно было состояться через мгновение. В этой тишине Глафира вдруг сделала кувырок в сторону. Трезубец вошел глубоко в песок в том месте, где еще секунду назад была ее голова. В это же мгновение Глафира выбросила вперед правую руку, и меч вошел по самую рукоятку Атулу в бок.
Многочисленные зрители на трибунах ахнули. Атул отбежал в сторону, зажимая рукой рану, из которой лилась кровь. Глафира выскочила из сети и направилась к Атулу. Тот опустился на одно колено и пытался отмахиваться своим трезубцем.
Но силы были неравны. Кровь струилась на арену из правого бока Атула. С каждой секундой он терял силы и только бешено вращал черными зрачками покрасневших глаз.
– Не забудь посолить мясо! – крикнул кто-то сзади на чистейшем русском языке. Глафира оглянулась и увидела прямо перед собой большое зеркало в золоченой раме. Зеркало держали два легионера, чуть дальше стояли император и его свита. Солнечные зайчики резвились на многочисленных золотых доспехах свиты. Поверхность зеркала дымилась, и яркие голубые шипящие искорки то и дело мелькали в этом дыму. Глафира отвернулась от умирающего Атула и сделала шаг к зеркалу. В эту же секунду какая-то неведомая сила схватила ее и поволокла прямо… в зеркало. В ушах зашумело, в глазах стало темно, а все, находящееся вокруг, вдруг стало размытым. Еще секунда, гул в ушах стал совершенно невыносимым, в глазах замелькали разноцветные круги. Вдруг – оглушительная тишина и яркий белый цвет.
Глафира с опаской открыла глаза – так ярко было вокруг. Ярко-голубое небо, ярко-желтое солнце в нем и ярко-синее море с ярко-белыми парусниками. С шумом накатывали ярко-зеленые волны на сложенную из камней невысокую дамбу. Впереди виднелись древняя крепость, порт и с десяток старинных домов у порта.
Перед Глафирой стоял Атул, только одетый в форму полковника ВМС США, поджарый и грустный. Он посмотрел на часы.
– Мы в Гаэте. Видимо, мы были не правы, – четко по-военному доложил он и приложил руку к козырьку. – Если тебе известно, что такое любовь, мы умываем руки и прекращаем исследования.
Глафира хотела сказать, что она не знает, что такое любовь, и, видимо, Атул ошибается.
Но он ее не слушал. Он махнул рукой кому-то, находившемуся на крепостной стене. Через несколько секунд затрещала портативная радиостанция, прикрепленная к нагрудному карману Атула.
– Уточните приказ, полковник, – прохрипела она на английском языке и затихла.
Атул вынул радиостанцию из кармана, нажал на клавишу и отчетливо проговорил:
– Ликвидация. Три нуля, единица.
– Да, вас понял, – крякнула радиостанция и опять затихла.
Из крепости ударил прожектор. Странно было видеть свет прожектора в яркий солнечный день. Прожектор светил в рубку одного из военных кораблей, пришвартованного у военной базы. На корабле тоже зажгли прожектор и несколько раз мигнули им в сторону крепости.
Через минуту в крепости раздались два громких хлопка, взметнувших в небо два серых облачка. Гуляющие по набережной туристы даже не обернулись на эти хлопки.
– Все, Глафира. В Гаэте больше не существует лаборатории по проникновению в подсознание человека во время сна. Дальше разбирайтесь с вашими «Соснами» сами. Кажется, времени осталось совсем мало. Если не успеете, погибнем все. Надеюсь, ты это понимаешь? – Атул поднял руку, и Глафира неожиданно увидела на ней точно такие же часы, которые были на Алексее. 28 часов 15 минут 19 секунд. Уже восемнадцать…
– Понимаю, – Глафира кивнула. – Спасибо тебе.
В Глазах Атула опять вспыхнул недобрый огонек.
– Не надо меня благодарить. Мы вместе столько лет хранили тайну Амальгамы. И все ради чего? Чтобы какая-то девчонка вместо меня спасала мир? – Он досадливо махнул рукой, развернулся на каблуках и пошел в сторону крепости, не оглядываясь.
Навстречу ему по набережной шли российские туристы. Пьяненький толстяк средних лет в шортах, девушка с накачанными губами и юркий розовощекий паренек.
– Вот, Петька, спроси американского солдата, что там у них за секретная база, хватит уже тетю Марину терзать, – сказал толстяк мальчику и засмеялся собственной удачной шутке. Девушка, названная «тетей Мариной», обиженно поджала большие губы и отвернулась в сторону моря, чтобы посмотреть на корабли.
Атул подошел к толстяку, наклонился к его уху и тихо сказал по-русски:
– Можете сказать сыну, что больше нет никакой секретной базы. И молите Бога, чтобы вообще хоть что-то в этом мире было! – сказав эти странные слова, американский военный выпрямился и продолжил путь к крепости. Уже через минуту он отошел так далеко, что его силуэт просматривался совсем нечетко.
– Папа, что он сказал? – Мальчик Петя дернул папу за подвернутый рукав белой льняной рубашки.
– Странный какой-то этот американец, – пробормотал Петин папа и крикнул тете Марине: – Пойдем быстрее, в ресторан опоздаем.
То, как они пошли в сторону ресторана, притулившегося рядом с военно-морской базой на небольшом пирсе, Глафира видела уже из облаков: она опять резко взлетела вверх, но в этот раз полета совсем не боялась.
Яркий свет продолжал сопровождать ее даже тогда, когда, казалось, полет закончился. В этом свете обозначилась белая дверь, и Глафира, не колеблясь, взялась за ручку, совершенно не представляя, что она увидит за нею. Увиденное удивило и обрадовало одновременно.
Она оказалась в небольшом кабинете без окон. За столом сидел генерал Верхотуров, а напротив него на двух стульях – Алексей и Райнальд фон Дассель. По бокам сидели еще два каких-то высоколобых персонажа.
Глафира улыбнулась, сделала шаг вперед и сказала звонко:
– Добрый день вам всем!
Находящиеся в кабинете широко раскрыли глаза и некоторое время не знали, что ответить, шокированные ее появлением.
