Глава XI. Любовь

Глафира много думала о любви. В далеком детстве, лишенная родительской ласки, она трогательно прижимала к груди маленького синего мишку – единственную вещь, приехавшую вместе с ней из российского детского дома в тихий засекреченный приют, расположенный на одном из островов венецианской лагуны. Один глаз у мишки был пришит очень хорошо и представлял собой блестящую перламутровую пуговицу, а другой был когда-то оторван и напоминал о себе двумя пучками ниток, торчащими из того места, где когда-то красовалась такая же перламутровая пуговица. Этот грустный синий мишка ассоциировался у Глафиры с родителями – людьми, которых маленькая запуганная девочка никогда не видела и совершенно не могла помнить.

Она прижимала к себе этого перекошенного, истрепанного одноглазого мишку потому, что была уверена: где-то рядом вот с такими объятиями и существует любовь. Неведомая, удивительная, очень сильная, способная спасти и спасающая, способная губить и губящая, способная лечить и лечащая, способная воскрешать и воскресающая. И пока она верила в это, мишка жил в большом древнем платяном шкафу венецианского палаццо на одной из открытых полок, где были разложены нехитрые вещи маленькой девочки. Мишка смотрел, удивляясь своим единственным пуговичным глазом тому, как девочка Глафира научилась стоять на одной руке, делать сальто-мортале, замирать на несколько часов, а потом, быстро взбегая по отвесной стене, отталкиваться от потолка, чтобы твердо приземлиться на пол.

Шли годы. Маленькая Глафира стала лидером в небольшом коллективе сильных, бесстрашных и несчастных детей. Она думала о любви, обретая уверенность в том, что это странное чувство, конечно, все равно где-то есть, просто пока почему-то никак ей не встречается.

Откуда в ней взялась эта уверенность? Она не знала любви и в те годы, когда ее сверстницы в далеких неведомых странах перешептывались друг с дружкой, обсуждая тайные желания и девичьи секреты. У нее не было поверенных в сердечных делах или родственников, способных дать совет или поделиться сокровенными жизненными знаниями.

Попавшая с раннего детства в таинственную и закрытую для всего мира школу Совета Десяти, Глафира знала только вечное преодоление, самосовершенствование и тренировку воли. Она стала непобедимым воином, выносливым и стойким, она была, пожалуй, самой сообразительной из многонационального коллектива бесстрашных хранителей Совета Десяти. Но она не была счастливой, и, что самое страшное, она это понимала, чем сильно отличалась от других учеников школы.

После успешной сдачи выпускных экзаменов во Дворце дожей Глафиру неоднократно забрасывали в разные страны выполнять самые невероятные задания Совета, и всегда она справлялась с поставленной задачей четко, эффективно и строго в указанные сроки. Тайна старинной Амальгамы и древних венецианских зеркал надежно охранялась лучшей выпускницей секретной школы.

Глафира никогда не нуждалась в деньгах, ими снабжали посланцы Совета, у нее всегда были идеально изготовленные документы, этим занимались специальные подразделения в разных странах мира. Эти документы никогда не вызывали ни единого вопроса при пересечении границ.

Глафира в совершенстве освоила несколько десятков языков и могла свободно говорить на них без акцента. Стихи, песни, литература, театральные традиции, мифология разных стран – все эти знания были аккуратно уложены в прекрасной голове девушки.

Еще у Глафиры никогда не было проблем с одеждой – однажды придуманный ее учителями образ затянутой в кожу воительницы оказался настолько хорош, что его решили не менять. Различные варианты черных блестящих комбинезонов, кожаных плащей и мотоциклетных перчаток с широкими раструбами покладистые китайские и южнокорейские женщины привозили туда, где находилась хранительница тайн Совета Десяти.

Глафира знала о том, что она красива, и испытывала удовольствие, парализуя одним словом, одним рассеянным взглядом любого мужчину. Обтягивающий фигуру черный кожаный наряд довершал дело. Мужчина превращался в тонких загорелых руках Глафиры в послушную игрушку.

В Глафиру влюблялись президенты островных государств и инвестиционные банкиры, патлатые контрабандисты и престарелые наркобароны, поджарые гонщики «Формулы-1» и знаменитые футболисты, бесшабашные русские миллионеры-олигархи и высокомерные дубайские шейхи. Глафира безжалостно дробила их сердца на тысячи осколков и шла дальше по этим осколкам, ни секунды ни в чем не сомневаясь и никогда не раскаиваясь в содеянном. Она легко могла провести с кем-нибудь ночь, полную тантрического и не очень секса, а наутро без лишних рассуждений свернуть кавалеру шею, забрав из кармана его пиджака какую-нибудь флешку, понадобившуюся Великому Совету, или пару мятых страниц из портфеля, брошенного возле кровати.

Каждый раз, когда Глафире приказывали избавиться от очередного поклонника, девушке вспоминалась библейская легенда про царскую дочь Юдифь, которая провела ночь с главнокомандующим вражеским войском Олоферном. Когда уставший Олоферн уснул, Юдифь снесла голову сладострастному военачальнику его же мечом. И если у Юдифи была хотя бы причина для жестокости – она все-таки отдалась врагу, то Глафира оставалась равнодушной к казни своих случайных олофернов. К казням – равнодушно, но не к постоянным поискам любви, которую теперь прекрасный агент искала в сексе. Сексуальные похождения Глафиры были единственным минусом железного воина Совета Десяти. Совет пытался говорить с девушкой, но потом на нее просто махнули рукой – все задания выполнялись безукоризненно, так стоило ли журить лучшего агента за маленькую слабость?

В то же время слабость была совсем не маленькая: девушка с железными нервами и смертельной хваткой яростно искала любви, не находила ее и все больше ожесточалась. Ей иногда до боли в пальцах хотелось кого-нибудь прижать к сердцу, как когда-то в далеком детстве того синего мишку с одним глазом-пуговицей. Глафира продолжала искать любовь и полностью растворялась в каждом новом романе.

Но за романом всегда следовало разочарование, а маленький одноглазый синий мишка к тому времени уже давно был надежно отправлен в ссылку в глубокий нижний ящик шкафа в ее детской комнате. Да и в комнате той Глафира больше не бывала. Она продолжала надеяться, что обязательно встретит любовь, и какое-то сладостное чувство ныло в груди тонкой непрерывной нотой, но железная воительница привыкла и к этому. Она обратила внимание на то, что это странное чувство появлялось во сне. Особенно когда приходили навязчивые картины древнего Рима, жаркого песка и шумного древнего ипподрома… Кто-то гладил ее по голове и тихо говорил:

– Мир есть любовь. Не позволяй злобе затмить твое сердце.

Пальцы, судорожно сжимавшие скомканную во сне простыню, расслаблялись. Дыхание девушки выравнивалось.

– Мир есть любовь. Открой свое сердце любви и почувствуешь истину.

Девушка пыталась поднять голову, чтобы увидеть говорившего, но всякий раз просыпалась.

Потом она перестала это делать, но с говорившим соглашалась. Чего уж там, мир есть любовь, конечно. Только где она, эта любовь? А звучит хорошо, правильно.

Со временем Глафиру стал преследовать во снах еще один персонаж – вихрастый рыженький паренек. Во снах он всегда молчал, но смотрел на Глафиру с восхищением. И это волновало девушку, потому что восхищение рыжего паренька сильно отличалось от того, как ею восхищались многочисленные олоферны. Их восхищение имело животное происхождение, и Глафира с интересом исследователя смотрела, как текут слюни при виде ее точеного тела у, казалось бы, всемогущих и недоступных мужчин – сильных мира сего.

Удивительно, как люди могут терять голову от пары стройных ног и копны иссиня-черных волос! Глафира смеялась над этим, но всегда хотела найти причину такого странного мужского поведения.

Иногда она напрямую спрашивала об этом во сне человека, гладившего ее голову. И он отвечал:

– Людьми правит жажда власти. А людьми должна править…

– Любовь! – хотелось кричать Глафире, но крик не получался, она просыпалась и подолгу думала.

Чего хотят люди? Секса? Еды? Денег? Но, по большому счету, и секс, и деньги, и еда – это и есть власть. Власть над себе подобными и возможность управлять ими, применяя любой пункт из этой триады во благо себе.

А зачем? Зачем это непреодолимое желание власти над себе подобными? Что это дает? Продолжение рода? Уничтожение конкурента? Ответ Глафира не знала. Ведь, действительно, если миром начнет править любовь, как говорит этот странный тип из сна, желание власти уничтожится. Не нужно будет унижать или подчинять ближнего своего, так как ты его полюбишь. Но всем людям ведь все равно хочется жить хорошо, иметь какие-то блага и они же все равно полезут куда-нибудь за этими благами, отталкивая друг друга… Хотя стоп: они ведь не будут отталкивать друг друга – они же любят друг друга, значит, они, наоборот, будут друг друга к этим благам пропускать. «Нет, простите, только после вас!» – «Ну что вы, даже не сдвинусь с места, пока вас не пропущу!» – «Позвольте, любезный, все-таки вас пропустить к этим самым благам, ну, пожалуйста, ну я настаиваю!» Глафира живо представляла себе двух учтивых толстяков, которые стоят голые около красивого дерева с райскими плодами и настойчиво, хватая друг друга за руки, пытаются этими плодами друг друга угостить. Девушка снова засыпала улыбаясь.

Однажды ей приснился очень странный сон. Про любовь. Почему Глафира решила, что этот сон – про любовь, она не знала. И кто такой этот Рудик? Она почему-то запомнила это странное имя – «Рудик». И любовь в этом сне явилась переливающейся стихией, принимавшей то облик океана, то порыва ветра, то урагана, то извержения вулкана. Любовь была вокруг всего, она обволакивала, обжигала и охлаждала. И этот яркий разноцветный поток нес по космическому мирозданию маленькую песчинку. Этой песчинкой и был Рудик. Абсолютно счастливый, веселый и пьяный.

Глафира понимала, что этот мировой океан любви и Рудик как-то связаны с рыжим вихрастым пареньком, только не могла понять, как. А любовь переливалась цветами радуги, носила на своей поверхности счастливую песчинку и согревала душу теплом. В бездонном голубом небе летали яркие хвостатые птицы и пели чудесные песни.

Но однажды небо посерело, цвет куда-то пропал, океан исчез, превратившись в мутную лужицу на изломанном асфальте, а вместо песчинки появился человек – маленький, измученный, с выпученными глазами. Человек лежал на боку, как лежит дельфин, выброшенный волной на берег. И дышал он так же тяжело, как выброшенный на берег дельфин. Глафира понимала, что это и есть Рудик и что он умирает. Глафира увидела, как откуда-то издалека бежит к Рудику, размахивая руками, тот самый рыжеволосый парень. Девушка тоже замахала руками, чтобы парень заметил ее. Но он не замечал и все бежал, бежал, бежал…