Глава 24
— Волнуешься, солнышко?
— Немножко.
Сегодня суббота, час дня, мы сидим на кухне и доедаем остатки приготовленного мной супа. Я хотела, чтобы Кейти поела чего-то горячего, прежде чем идти на репетицию, но она едва прикоснулась к супу и только отщипнула кусочек бутерброда.
— Я тоже волнуюсь. — Я улыбаюсь, стараясь показать, что поддерживаю ее, но лицо Кейти каменеет.
— Думаешь, я не справлюсь?
— Ох, солнышко, я не это имела в виду. — Я готова пристукнуть себя за то, что опять сказала что-то не то. — Я волнуюсь не за тебя, просто такое волнение, знаешь… восторженное. Как бабочки в животе.
Я обнимаю ее, но тут раздается звонок в дверь и Кейти отстраняется.
— Это, наверное, Айзек.
Я иду за ней в зал, вытирая руки о кухонное полотенце. Сперва им придется пройти предпоследнюю репетицию, а потом мы все поедем на генеральную. Мне так хочется, чтобы все понравилось. Ради Кейти. Я растягиваю губы в улыбке, видя, как Кейти обнимает Айзека. Он здоровается со мной.
— Спасибо, что заехали за ней.
Я серьезно. Да, Айзек Ганн — не тот человек, которого я хотела бы видеть рядом со своей дочерью (слишком самовлюбленный, слишком взрослый для нее), — но я не могу отрицать того, что Айзек заботится о Кейти. Ей ни разу не пришлось ехать одной в метро после репетиции, и он подвозит ее домой даже после смен в ресторане.
Констебль Свифт обещала перезвонить, как только они задержат Люка Фридланда, но так до сих пор и не связалась со мной, и от этого мое волнение только нарастает. За сегодня я уже два раза заходила на сайт и смотрела анкеты других женщин, скачала анкеты тех, у кого в профиле указано, мол, они «доступны по выходным». Я все думала, следят ли за ними прямо сейчас.
Джастин спускается на первый этаж и кивает Айзеку:
— Привет, чувак. Мам, я пошел. Я, наверное, сегодня пас.
— Ни в коем случае. Мы все пойдем на репетицию Кейти.
— А я не пойду. — Он поворачивается к Кейти и Айзеку. — Без обид, ребят, но театр — это как-то не мое.
— Ничего. — Кейти смеется.
— Ни в коем случае, — твердо повторяю я. — Мы всей семьей пойдем и посмотрим, как Кейти сыграет свою первую роль в профессиональном театре. Тут и обсуждать нечего.
— Послушайте, не нужно ссориться, — вмешивается Айзек. — Если Джастин не хочет идти, мы не обидимся, правда, Кейт? — Он обнимает ее за талию.
Кейти заглядывает ему в глаза и кивает.
«Кейт»?!
Я стою всего в метре от дочери, но мне кажется, что нас разделяет пропасть. Всего пару недель назад мы с Кейти могли вдвоем противостоять всему миру. Я и Кейти. А теперь Кейти с Айзеком. Кейт с Айзеком.
— Это всего лишь генеральная репетиция, — говорит она.
— Тем более. Мы должны поддержать тебя, чтобы ты была готова к премьере.
Даже Джастин знает, когда меня не переубедить.
— Ладно.
Айзек покашливает.
— Мы, пожалуй…
— Увидимся на месте, мам. Ты знаешь, как доехать до театра?
— Да-да. Удачи тебе! — От улыбки у меня уже болят щеки. Я стою в дверном проеме и смотрю, как они уходят, машу рукой, когда Кейти оглядывается.
Затем я закрываю дверь. В коридоре холодно.
— Ей все равно, пойду я туда или нет, ты же знаешь.
— Мне не все равно.
Джастин прислоняется к перилам лестницы и задумчиво смотрит на меня.
— Правда? Или ты просто хочешь, чтобы Кейти верила, будто ты воспринимаешь ее актерскую карьеру всерьез?
— Я действительно серьезно отношусь к этому! — вспыхиваю я.
Джастин ставит ногу на нижнюю ступеньку лестницы. Ему явно наскучил этот разговор.
— И всем остальным придется сидеть там и выслушивать какую-то шекспировскую белиберду, просто чтобы ты могла это доказать. Молодец, мам, ничего тут не скажешь.
Я договорилась, чтобы Мэтт заехал за нами в три часа. Он звонит в дверь, но когда я выхожу на порог, он уже у дома Мелиссы.
— Подожду в машине, — говорит Мэтт.
К тому времени, как мне удалось вытолкать из дома Джастина и Саймона и застегнуть пальто, Мелисса с Нейлом уже уселись в такси — Нейл впереди, а Мелисса на заднем сиденье. Я устраиваюсь рядом с ней, пододвигаясь, чтобы Джастину хватило места, а Саймон опускается на откидное сиденье за спиной Мэтта.
— Здорово, да? — говорит Мелисса. — Не помню, когда я последний раз была в театре.
— Восхитительно. — Я благодарно улыбаюсь ей.
Саймон смотрит в окно. Я прижимаюсь к нему коленом, но он не обращает на меня внимания и даже немного отодвигается.
Он не хотел, чтобы Мэтт заезжал за нами.
— Мы могли бы поехать в метро, — сказал он, когда я рассказала ему о предложении Мэтта.
— Не глупи. Он нам помогает. Ты должен уже как-то привыкнуть, Саймон.
— А как бы ты себя вела, если бы все было наоборот? Если бы моя бывшая хотела покатать нас в такси по городу…
— Мне было бы плевать.
— Ну и езжай в такси. А я встречу тебя там.
— Чтобы все остальные увидели, как ты глупишь? И знали, что мы поссорились?
Саймон ненавидит, когда о нем сплетничают.
— Рупер-стрит, да? — Мэтт оглядывается на меня через плечо.
— Да. Вроде бы там рядом какой-то паб.
— Мост Ватерлоо, потом мимо Сомерсет-хауса и налево к Друри-Лейн. — Саймон поворачивается на сиденье, на лицо ему падает свет мобильного.
— В субботу? — смеется Мэтт. — Без шансов, приятель. Надо ехать через Воксхолльский мост, мимо Миллбанк до конца улицы Уайтхолл, а потом попробовать проскочить у вокзала Чаринг-Кросс.
— По навигатору через мост Ватерлоо будет быстрее на десять минут.
— Мне навигатор не нужен, приятель. У меня навигатор во-от тут. — Мэтт стучит пальцем по голове.
Саймон напрягается. Когда Мэтт получал лицензию таксиста, он объездил весь город на велосипеде, запоминая проулочки и тупики. Нет в мире навигатора, который позволил бы сориентироваться в столице лучше, чем мой бывший муж.
Но дело вовсе не в этом. Я смотрю на Саймона. Он отвернулся к окну, и только барабанящие по колену пальцы выдают его раздражение.
— Я тоже думаю, что через Ватерлоо будет быстрее, Мэтт.
Он смотрит на меня в зеркало заднего вида, и я заглядываю ему в глаза, всем своим видом умоляя пойти на это ради меня. Я знаю, что, как бы ему ни хотелось попререкаться с Саймоном, Мэтт не станет меня расстраивать.
— Ладно, Ватерлоо так Ватерлоо. Через Друри-Лейн, говоришь?
Саймон сверяется с телефоном.
— Точно. Если заблудишься, говори. — На его лице нет ни триумфа, ни облегчения, но он больше не барабанит пальцами, и я вижу, как он расслабился.
Мэтт опять смотрит на меня, и я одними губами произношу: «Спасибо». Он качает головой, и я не знаю, то ли он не принимает мою благодарность, то ли возмущен тем, что я вообще сочла этот разговор необходимым. Саймон поворачивается к нам, и я чувствую, как он прижимается к моему бедру коленом.
Через пятнадцать минут мы застреваем в пробке перед мостом Ватерлоо. Все молчат. Я думаю, что бы сказать, но Мелисса меня опережает.
— Полиция тебе пока ничего не сказала?
— Ничего нового. — Я говорю тихо, надеясь замять эту тему, но Саймон подается вперед.
— Нового? О фотографии в «Лондон газетт»?
Я смотрю на Мелиссу, и та смущенно пожимает плечами:
— Я думала, ты ему рассказала.
Окна в такси запотели, и я натягиваю рукав, чтобы протереть стекло. В пелене дождя огни машин сливаются в красные и белые полосы, поток автомобилей едва движется.
— Рассказала мне о чем?
Мэтт, медленно продвигаясь вперед, смотрит на меня в зеркало. Даже Нейл повернулся ко мне, ожидая ответа.
— Ох, да бога ради, чушь все это!
— Никакая это не чушь, — возражает Мелисса.
— Ладно, не чушь. — Я вздыхаю. — Те объявления в «Лондон газетт» рекламируют сайт под названием «Найдите Ту Самую». Это что-то вроде службы знакомств.
— И ты там зарегистрировалась? — Мэтт посмеивается, но я вижу потрясение на его лице.
Я рассказываю о случившемся — чтобы занять остальных, но не только. Всякий раз, когда я говорю об этом, я чувствую себя сильнее. Тайны опасны. Если бы все знали, что за ними следят, то ни с кем бы ничего плохого не случилось, верно?
— На этом сайте подробно описано, как женщины добираются в общественном транспорте до работы: по какой ветке метро, в каком вагоне, все такое. Полиция связала профили на этом сайте с двумя убийствами и еще несколькими преступлениями. — Я не рассказываю им о Люке Фридланде, не хочу, чтобы Саймон волновался за меня.
Все начинают говорить наперебой:
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Господи, Зоуи!
— Мам, ты как?
— Полиция знает, кто стоит за этим веб-сайтом?
Я закрываю лицо ладонями, прячась от всех этих вопросов.
— Со мной все в порядке. Нет, они не знают. — Я смотрю на Саймона. — Я не рассказала тебе, потому что подумала, что у тебя и так забот хватает.
Я не упоминаю о его увольнении, не при всех, но Саймон кивает, показывая, что он понял.
— Тебе нужно было рассказать мне.
— Так что делает полиция? — повторяет Мелисса.
— Судя по всему, отследить этот сайт нельзя. Они мне объясняли, это называется как-то… прокси… что-то.
— Прокси-сервер, — кивает Нейл. — Логично. Он заходит на сайт с какого-то другого сервера, чтобы его не нашли. Я удивлюсь, если у полиции что-то получится в проработке этого направления расследования. Прости, ты, наверное, не это хотела услышать.
Не это, но я уже привыкла к такому. Мы наконец-то пересекаем мост, и я смотрю в окно, позволяя остальным обсуждать веб-сайт, будто меня тут нет. Они задают вопросы, которые мы уже обсуждали с полицией, проговаривают вслух мысли, уже не раз приходившие мне в голову. Они будто изучают мои страхи под микроскопом, обсуждают эту историю, как сюжет мыльной оперы, обсасывая все косточки.
— Как вы думаете, откуда у владельца сайта информация о том, как и кто ездит на работу?
— Наверное, все дело в слежке.
— Ну, не могут же они следить за всеми, верно?
— Мы можем сменить тему? — прошу я, и все замолкают.
Саймон смотрит на меня, чтобы убедиться, что я в порядке, и я киваю. Джастин отворачивается, но я вижу, как сжимаются и разжимаются его кулаки, и сержусь на себя за то, что упомянула о случившемся вот так, будто невзначай. Нужно было сесть с детьми и объяснить им, что происходит, дать им возможность рассказать мне, что они чувствуют. Я протягиваю руку к Джастину, но он напряженно отстраняется. Придется поговорить с ним наедине — в спокойной обстановке, уже после пьесы. По улицам ходят люди — группками или в одиночестве, они прячутся под зонтиками и поправляют головные уборы, которые так и норовит сорвать ветер. Никто не приглядывает за ними, никто не смотрит, не следят ли за ними, поэтому я оберегаю их — как могу.
«За сколькими из вас следят? И узнаете ли вы об этом?»
Театр на Руперт-стрит вовсе не похож на театр. В пабе рядом шумно, там полно молодежи, а у театра даже окна на улицу не выходят. Стены театра выкрашены в черный, на двери висит постер с рекламой «Двенадцатой ночи».
— Кэтрин Уолкер! — Мелисса в восторге указывает на надпись мелким шрифтом на плакате.
— Наша Кейти, настоящая актриса. — Мэтт улыбается.
Мне кажется, что сейчас он обнимет меня, и я отступаю в сторону, но Мэтт неуклюже толкает меня рукой в плечо, будто здороваясь с другим таксистом.
— А у нее здорово все получается, да? — говорю я.
Пусть Кейти не платят за представление, пусть театр на Руперт-стрит переоборудован из старого магазинчика, пусть там сооруженная наспех сцена и пластмассовые сиденья, Кейти делает именно то, о чем она всегда мечтала. Я ей завидую. Не ее молодости, не ее внешности — говорят, именно поэтому матери обычно завидуют дочерям, — но ее увлеченности. Я думаю о том, что могла бы сделать, какая страсть вела бы меня в жизни.
— А у меня были какие-то увлечения, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Кейти? — тихо спрашиваю я у Мэтта, чтобы остальные не услышали. Мы идем по лестнице.
— Что?
Мне нужно это выяснить. Я словно теряю свою самость, она ускользает, сводится к моему маршруту на работу, приведенному в анкете на сайте, в анкете, которую может скачать любой.
— Большое увлечение, как у Кейти с ее сценой. Она кажется такой живой, когда говорит об этом. Это ее страсть. У меня было что-то в этом роде?
Мэтт пожимает плечами — он не понимает, что я имею в виду и почему для меня это так важно.
— Тебе нравилось ходить в кино. Мы посмотрели столько фильмов, когда ты была беременна Джасом…
— Нет, я не об этом. Ходить в кино и хобби даже не назовешь.
Я уверена, что просто забыла. Что где-то в глубине души у меня есть страсть, определяющая мою личность.
— Помнишь, ты с ума сходил по велогонкам? Проводил все время либо на трассе, либо в починке очередного велосипеда. Тебе это так нравилось. Разве у меня не было чего-то подобного? Чего-то, что я любила больше всего на свете?
Мэтт придвигается ко мне, и я чувствую такой знакомый и родной запах сигарет и мятного освежителя.
— Меня, — тихо говорит он. — Ты любила меня.
— Вы идете? — Мелисса, остановившись на лестнице и опустив руку на поручень, с любопытством смотрит на нас.
— Прости. Вспоминали прошлое. Знаешь, наша Кейти всегда любила быть в центре внимания.
Мэтт догоняет Мелиссу и рассказывает, как мы однажды поехали в парк развлечений и пятилетняя Кейти забралась на сцену, чтобы спеть песню из мюзикла «Волшебник страны Оз». Я иду за ними, ожидая, когда же сердце перестанет выскакивать из груди.
Айзек, встретив нас, суетится, показывает наши места. Нас окружает группка семнадцатилетних подростков с потрепанными экземплярами пьесы, расцвеченными стикерами с пометками.
— Мы всегда рассылаем приглашения в местные школы, когда нам нужна публика на генеральной репетиции, — объясняет Айзек, заметив, что я удивленно разглядываю подростков. — Так у актеров появляются настоящие зрители, а «Двенадцатая ночь» входит в школьную программу, поэтому учителя рады нам помочь.
— Ты чего так долго? — спрашивает Саймон, когда я сажусь рядом с ним.
— Туалет искала.
Саймон указывает на дверь сбоку от центрального зала с табличкой «Уборная».
— Потом схожу. Они уже начинают.
Я физически ощущаю присутствие Мэтта, сидящего рядом, чувствую исходящее от него тепло, даже не прикасаясь к нему. Я беру Саймона за руку.
— Что, если я ничего не пойму? — шепчу я. — Я не читала Шекспира в школе и ничего не знаю о том, что вы с Кейти обсуждали.
Он сжимает мою ладонь.
— Просто наслаждайся зрелищем. Кейти не станет спрашивать тебя о сюжетной линии, ей просто важно знать, что тебе понравилось представление и ты сочла ее выступление великолепным.
Это легко. Я не сомневаюсь, что Кейти блестяще сыграет свою роль. Я уже собираюсь сказать это Саймону, когда гаснет свет и поднимается занавес.
Любовь питают музыкой, играйте.
На сцене всего один человек. Я ожидала увидеть костюмы в стиле эпохи королевы Елизаветы, все эти рюши и узорчатые отвороты рукавов, но актер одет в узкие черные джинсы и серую футболку, на ногах — красно-белые кеды. Слова льются на меня, как музыка, — я не понимаю все до конца, но звучит это великолепно. Когда на сцену выходит Кейти в сопровождении двух матросов, я чуть не вскрикиваю от восторга. Она выглядит потрясающе — волосы заплетены в переброшенную через плечо косу, на ней облегающая серебристая кофточка и порванная юбка, символизирующая только что пережитое героиней кораблекрушение. О кораблекрушении мы узнаем по вспышкам света и грохоту за сценой.
Мой брат
В Элизии. А может быть, и спасся
Он случаем; как думаете вы?
Мне приходится напоминать себе, что на сцене — действительно моя Кейти. Она играет великолепно, и само ее присутствие производит впечатление на зрителей, даже когда она ничего не говорит. Я планировала следить за ее игрой, смотреть только на нее, но меня захватывает эта история, и я не могу отвести взгляд от актеров, перебрасывающихся репликами так, словно они фехтуют и в дуэли победит тот, за кем останется последнее слово. Я то смеюсь, то едва сдерживаю слезы — удивительно, я от себя такого не ожидала.
У вашей двери сплел бы я шалаш.
Ее голос разносится над безмолвным залом, и я понимаю, что затаила дыхание. Я видела Кейти в школьных постановках, на подготовке к прослушиваниям, на творческих конкурсах в летних лагерях. Но сейчас все иначе. Актерская игра Кейти просто невероятна.
Меж небом и землей
Вы не могли б найти себе покоя,
Пока бы не смягчились.
Я сжимаю руку Саймона и искоса поглядываю на Мэтта. Он улыбается от уха до уха. Интересно, он думает о Кейти то же, что и я? «Она почти взрослая», — часто говорю я, рассказывая о своей дочери, но сейчас понимаю, что слово «почти» тут лишнее. Кейти уже женщина. И принимает она правильное решение или нет — только ее выбор.
Мы бурно аплодируем, когда Айзек объявляет антракт, смеемся в нужные моменты и сочувственно молчим, когда художник-технолог по освещению ошибается и Оливию с Себастьяном поглощает тьма.
Когда занавес опускается, мне не терпится вскочить и побежать к Кейти. Может быть, Айзек пригласит нас за кулисы? Но тут Кейти выбегает на сцену и спрыгивает в зал. Мы собираемся вокруг нее, и даже Джастин говорит, что она выступила «ничего так».
— Ты была великолепна… — Я понимаю, что на глаза мне навернулись слезы, и моргаю, плача и смеясь одновременно. Я сжимаю руки Кейти. — Ты была великолепна!
Она обнимает меня, и я чувствую запах грима и пудры.
— Ну что, никаких секретарских курсов? — посмеивается надо мной Кейти.
Я опускаю ладони ей на щеки. Глаза у моей девочки блестят, она еще никогда не была так красива. Я вытираю размазавшийся грим с ее подбородка.
— Только если ты сама захочешь.
Я замечаю удивление на ее лице, но сейчас не время говорить об этом. Отойдя в сторону, я даю возможность другим рассказать Кейти, насколько потрясающе она выступила, а сама нежусь в лучах ее славы. Краем глаза я замечаю, что Айзек наблюдает за ней. Заметив мой взгляд, он подходит ко мне.
— Правда, она выступила блестяще? — говорю я.
Айзек медленно кивает, и, словно почувствовав его взгляд, Кейти поворачивается к нам и улыбается.
— Звезда представления, — подтверждает он.
