9. Прошлое – чужая страна
Анна сидела за завтраком и ела яичницу-болтунью. Они с Джеймсом полночи не ложились, пытаясь понять, что будут делать, когда леди Брокенхёрст признает Чарльза. Но в конце концов Анна была вынуждена согласиться с тем, что муж прав. Они потеряют Чарльза в ту самую секунду, когда графиня введет его в свою семью. Если они хотят защитить память Софии, то не смогут объяснить внуку, кто они такие и как с ним связаны. Придется довольствоваться тем, что Джеймс вложил деньги в дело Чарльза и стал его благодетелем. Через это и надо поддерживать отношения. Хотя вести себя даже в этом случае придется осторожно, чтобы никто не заподозрил правды.
– Еще один тост, мадам? – наклонился к Анне Тёртон.
– Я больше не хочу, благодарю вас, но, может быть, для миссис Оливер.
Дворецкий кивнул и ушел распорядиться. Тёртон разделял мнение Джеймса, что для замужней женщины несколько эксцентрично спускаться вниз ради завтрака. И Джеймс, и Тёртон предпочли бы, чтобы обе дамы завтракали у себя в спальне, как все остальные женщины их круга, но Анне эта традиция казалась признаком изнеженности, и она наотрез отказывалась ей следовать. Джеймс давно уже понял, что переубедить супругу не удастся. Сегодня она сидела, гоняя вилкой по тарелке куски яичницы, не в силах ничего проглотить. То, что должно было произойти, казалось Анне мучительно несправедливым, но, с другой стороны, не сама ли она навлекла на себя эту беду? Разве они с Джеймсом не отдали ребенка на воспитание, желая сохранить все в тайне? А кто пошел и все рассказал леди Брокенхёрст? Опять же, она сама! Анна вновь спросила себя, как спрашивала уже бессчетное количество раз: можно ли было сделать что-то еще, чтобы спасти Софию? Почему ее славная девочка умерла? А если бы они остались в Лондоне, а не положились на сельского врача? Она не знала, на кого гневаться: на Бога или на себя.
Анна была настолько поглощена этими невеселыми размышлениями, что едва заметила, как в столовую вошла Сьюзен.
– Доброе утро, мама!
Анна подняла голову и кивнула:
– Доброе утро, моя дорогая!
На невестке было очаровательное домашнее платье серого цвета. Спир, должно быть, добрых полчаса трудилась над волосами госпожи, подколов их сзади и оставив у лица два тугих локона, красиво контрастирующих с прямым пробором.
– У тебя очень хорошо лежат волосы.
– Благодарю, – ответила Сьюзен. Она немного постояла у огня, на котором подогревались блюда, потом повернулась и пошла на свое место за столом. – Тёртон, – сказала она, когда дворецкий вновь появился в столовой, – мне, пожалуйста, только тост и чашку кофе.
– Тост уже готовится, мэм.
– Спасибо. – Она глянула на свекровь, широко улыбнувшись.
Анна улыбнулась ей в ответ:
– Много дел запланировано на сегодня?
– Очень, – кивнула Сьюзен. – Сперва магазины, потом примерка и обед с приятельницей.
Тон ее был таким же радостным, как и улыбка, хотя на самом деле молодой женщине было не слишком весело. Скорее уж, наоборот. Но Сьюзен была хорошей актрисой и знала, что пока она не примет определенного решения, нельзя ни единым движением выдать, что ее тревожит.
– А где Оливер?
– Катается верхом. Хотел опробовать свою новую лошадь. Уехал еще на рассвете, так что груму пришлось нелегко. Оливер решил похвастаться ею в парке, – прибавила Сьюзен и кивнула Тёртону, который принес тарелку с горячими тостами. – Спасибо. – Затем отломила кусочек, но есть не стала, а лишь молча вертела поджаренный хлеб в руках.
Анна пристально следила за невесткой.
– Тебя что-то гнетет, моя дорогая. Я могу чем-нибудь помочь?
– Вряд ли, – игриво тряхнула головой Сьюзен. – Не думаю. Ничего такого. Просто перебираю в уме, что надо сегодня сделать. И портниха меня тревожит. На прошлой примерке юбка совсем плохо сидела, молюсь, чтобы на этот раз все было сделано как следует.
– Ну, если тебя беспокоит только это, тогда и впрямь ничего особенного, – улыбнулась свекровь.
И все же что-то определенно происходило. Когда она внимательно посмотрела на невестку, ей вдруг показалось, что очертания подбородка у Сьюзен стали мягче, а скулы выступают не так резко, как раньше.
«Может, набирает вес, – подумала Анна. – Тогда понятно, почему она не ест». Анна решила ничего не говорить. Что может быть досаднее для молодой женщины, чем услышать, что она растолстела.
Сьюзен подняла взгляд, словно почувствовав, что свекровь ее изучает. Но прежде чем она успела что-либо сказать, вернулся Тёртон с письмом на маленьком серебряном подносе.
– Прошу прощения, мэм, – сказал он, предварительно кашлянув, и подошел к Анне. – Только что прибыло для вас.
– Спасибо, Тёртон, – поблагодарила Анна, забирая с подноса письмо. Она глянула на марку – «новый красный пенни», весьма разумное нововведение, а затем внимательно изучила штемпель – Фейвершем, графство Кент, – но не смогла припомнить никого, кто бы жил в этом городе.
– Оставлю вас наедине с письмом, – произнесла Сьюзен, вставая из-за стола. На самом деле она просто почувствовала приступ тошноты и хотела оказаться одна у себя в комнате, на тот случай, если чутье не подвело ее.
«Как непросто лгать», – уже не в первый раз подумала она.
Анна подняла глаза от конверта:
– Хорошо вам пообедать. С кем, ты сказала, у тебя встреча?
Но Сьюзен уже вышла из комнаты.
Письмо было от Джейн Крофт, женщины, которая много лет назад в Брюсселе служила камеристкой у Софии. Джейн запомнилась Анне как славная девушка, да и София ее любила. В то время они эту тему не поднимали, но Крофт наверняка догадалась о беременности молодой госпожи, хотя, насколько знала Анна, так ничего никому и не сказала: ни до смерти Софии, ни после. Укрывшись, согласно своему плану, в Дербишире, они оставили Крофт в Лондоне на полном содержании, как предполагалось, до возвращения хозяйки. Но София, увы, так и не вернулась, и Крофт нашла другую работу, неподалеку от города. Расстались они тепло, выдали камеристке дополнительное жалованье и превосходные рекомендации. И рекомендации эти, судя по всему, свое дело сделали. Последнее, что Анна слышала о Крофт, было то, что ее взяли экономкой в семью Лонгуорт, которые жили в графстве Кент. Видимо, их дом располагался в Фейвершеме. Анна начала читать, потом остановилась и перевела дух. Если миссис Тренчард была удивлена, что столько лет спустя бывшая служанка решила послать ей весточку, то содержание письма привело ее в полное изумление.
Крофт писала, что они с Эллис продолжали все это время поддерживать связь, несколько раз в год обмениваясь письмами. И вот сейчас бывшую камеристку Софии встревожили слухи о молодом человеке по имени Чарльз Поуп, о котором Эллис упомянула в своем последнем послании. «Охотно воспользовалась бы случаем обсудить все это с Вами при личной встрече, мадам. Но писать на этот счет больше ничего не могу», – говорилось в письме Джейн Крофт. Анна перечитывала эти строки и ничего не понимала, но чувствовала, что сердце у нее тревожно сжимается.
Разумеется, первым делом хозяйка разгневалась на Эллис. С какой стати та пишет Джейн Крофт о Чарльзе? Что она может о нем сказать? Молодой предприниматель, которого мистер Тренчард поддерживает финансовыми вложениями. Зачем одна служанка пишет об этом другой? И вдруг Анне пришло в голову, что Эллис могла подслушивать, шпионить за своей госпожой, слушать ее приватные разговоры с мужем. При этой мысли ее кинуло в дрожь. Последние несколько месяцев Эллис вообще странно себя вела. И что это, кстати, за непонятная история с потерянным веером, который Анна вовсе даже и не теряла? Миссис Тренчард подняла глаза. Она и не заметила, как Тёртон занял свое место у камина.
– Не могли бы вы попросить Эллис прийти ко мне в гостиную?
Дворецкий выслушал просьбу, как всегда, невозмутимо.
– Конечно, мэм.
Когда Эллис вошла, то сразу поняла, что разговор предстоит непростой, явно не про платье и не про новую отделку для шляпки.
– Закройте, пожалуйста, дверь.
Голос Анны звучал холодно и официально. Выполняя указание хозяйки, Эллис прикидывала, что же могло ее выдать. Может быть, видели, как она разговаривает с мистером Белласисом? Был ли в пабе какой-то человек, который знал их обоих? Она лихорадочно пыталась выдумать правдоподобную историю, которая бы все объяснила, но ничего путного на ум не приходило. Камеристка снова повернулась к госпоже.
– Эллис, – начала Анна, – я получила письмо от Джейн Крофт.
– Да, мэм. – Эллис позволила себе немного расслабиться. Она не знала, о чем пойдет разговор, но в нем явно не будет упоминаться мистер Белласис.
– Зачем вы писали ей о мистере Поупе?
Какое-то время Эллис усиленно изображала, что не понимает, о чем ее спрашивают. Зачем она писала Джейн о мистере Поупе? Наверняка только потому, что им интересовался хозяин. А что еще ей было сказать про мистера Поупа?
– Что именно говорилось в вашем письме?
– Уж сейчас и не припомню, мэм. Наверное, я упомянула, что хозяин очень добр к своему новому молодому протеже, мэм. Вряд ли там было что-то еще. Мне очень жаль, если вы этим недовольны. Я ни в коем случае не хотела вас задеть.
Ее волнение и самоуничижение пришлись весьма кстати. Анна молча смотрела на служанку и думала, что, может быть, ничего особенного тут и впрямь нет. Джеймс действительно проявлял необычный интерес к делам Чарльза. Про это в людской все наверняка прекрасно знают. Ей стало легче. Но необходимо было еще кое-что прояснить.
– Да, кстати, раз уж вы здесь, – сказала Анна. – Объясните мне, зачем вы отправились в Брокенхёрст-Хаус искать веер, который я вовсе не теряла?
Интересно, и как только миссис Тренчард все узнала? Видимо, эта счастливая рабыня Доусон ее выдала. Надо срочно выкручиваться.
– Дело было не совсем так, мэм.
– Да? А как?
– Вечером после приема вы похвалили прическу графини. Вот я и решила встретиться с камеристкой ее светлости, спросить, как она укладывает волосы.
– Не помню, чтобы я говорила о прическе леди Брокенхёрст, – нахмурилась Анна.
– Точно говорили, мэм! А я хотела сделать вам приятное.
Теперь Эллис попыталась изобразить, что оскорблена в лучших чувствах. Уловка сработала отлично.
– А веер тут при чем?
– Это я сама себя запутала, мэм. Не могла найти веер, после того как вы вернулись с вечера, и решила, что вы забыли его у графини.
– Почему же вы не спросили меня?
Эллис улыбнулась. Она уже чувствовала, что одерживает победу.
– Не хотела вас понапрасну беспокоить, ведь все равно же я туда шла, узнать насчет прически.
– И где в конце концов оказался веер?
– Представляете, просто я его не в тот ящик положила, мэм. Наверно, так устала, когда вы вернулись домой, что уже плохо соображала.
Замечание попало точно в цель. Анна не могла избавиться от чувства вины: камеристка, чьей обязанностью было помочь госпоже раздеться, из-за нее не спала допоздна. И Эллис это прекрасно знала.
– Ну хорошо. Но впредь, пожалуйста, хорошенько подумайте, прежде чем писать друзьям о делах нашей семьи. – Анна уже решила, что погорячилась напрасно. – Можете идти. – (Эллис пошла к дверям.) – Да, и вот еще что. – (Служанка остановилась.) – Крофт приедет меня навестить. Я бы хотела, чтобы она осталась ночевать, если захочет. Можете предупредить миссис Фрэнт?
– Когда она приезжает, мэм?
– Пока не знаю. Через несколько дней. Крофт переезжает к брату в Америку и по пути заглянет в Лондон.
– Хорошо, мэм, – кивнула Эллис и вышла.
Она закрыла за собой дверь гостиной и с облегчением перевела дух. Скандал удалось замять. Но разговор больше поднял вопросов, чем дал ответов. Очень странно: Эллис лишь мельком упомянула Поупа в письме к Джейн, однако подруга сочла необходимым тут же написать своей бывшей госпоже, у которой работала четверть века назад. Почему? И почему миссис Тренчард приняла это близко к сердцу, хотя в письме Эллис не было ровным счетом ничего примечательного? Об этом стоило доложить мистеру Белласису. Не будь она Мэри Эллис, если это не стоит лишнего соверена!
– Мистер Тёртон! – громким шепотом позвала камеристка, спустившись вниз в подвал. – На два слова!
Дворецкому не понравилось, что им помыкает женщина из числа его подчиненных, но в лице Эллис было нечто такое, что заставило его повиноваться. Они оба работали на Джона Белласиса, и камеристка могла засадить Тёртона в тюрьму, если бы пожелала. С этим приходилось считаться. Он поманил ее к себе в кладовую и плотно закрыл дверь.
– Джейн Крофт написала госпоже, что скоро приезжает сюда.
– Кто такая Джейн Крофт?
– Когда-то давно она была камеристкой их дочери. Уехала, после того как мисс София умерла.
– Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – раздраженно проговорил Тёртон.
– Все это время я общалась с Джейн и недавно, когда писала ей письмо, упомянула про мистера Поупа.
Дворецкий явно был шокирован:
– С какой стати вы это сделали?
– Да ничего такого там не было, – покачала головой Эллис. – Я просто упомянула, что у мистера Тренчарда появился новый любимчик. Но этого хватило, чтобы Джейн Крофт написала госпоже, а та немедленно вызвала Джейн к себе в Лондон.
Дворецкий помолчал, переваривая услышанное. Конечно, о связи Чарльза Поупа с семьей хозяев он знал побольше Эллис. Из письма, которое он выкрал для мистера Белласиса, стало понятно, что молодой Чарльз Поуп – внебрачный сын мистера Тренчарда, но вот какое место занимает во всей этой истории бывшая служанка покойной мисс Софии? Этого Тёртон не мог взять в толк.
– Мы должны рассказать все мистеру Белласису, – прервала его размышления Эллис.
– Да, – кивнул он, хотя и не был уверен, что подобная информация может пригодиться Джону. Тем не менее это может стать хорошим поводом вновь втереться в доверие. Тёртон знал, что Белласис не простил ему двойную цену, которую он заломил за письмо преподобного Бенджамина Поупа. – Вы правы. Я схожу к нему.
– Нет уж, я сама схожу! – возразила Эллис, почуяв, что дело пахнет чаевыми. – Ведь госпожа сказала все мне, а не вам. А вам, мистер Тёртон, придется придумать отговорку, если хозяйка вызовет меня, пока я отсутствую.
– Только скажите мистеру Белласису, что это я вас послал.
Эллис кивнула. Если раньше она подозревала, что между дворецким и человеком, на которого они оба работали, не все ладно, то теперь она знала это наверняка.
Мария Грей сидела на Белгрейв-сквер и читала, когда, подняв голову, увидела, что к ней подходит мать. Они жили не на площади, но поскольку Чешам-плейс была совсем близко, то устроили так, чтобы получить ключ от парка, и очень ценили эту привилегию. Служанка Райан сидела неподалеку и вязала. Мария так привыкла чувствовать себя пленницей, что уже почти не замечала надзирательницы. Леди Темплмор чуть замедлила шаг, чтобы полюбоваться дочерью. Мария была одета в темно-красное приталенное платье с длинными рукавами. Она напоминала средневековую принцессу, ожидающую возвращения возлюбленного из Крестового похода. Мария, без сомнения, была настоящей красавицей. И мать сказала себе, что все еще может сложиться удачно, если только она, Коринна Темплмор, не будет терять бдительности.
– Чем занимаешься?
– Читаю. – Мария подняла книгу и показала ее матери.
– Не роман, я надеюсь, – заметила та, но все же улыбнулась.
– Стихи. «Адонаис» Шелли. Элегия на смерть Джона Китса.
– Недурно.
Леди Темплмор села рядом с дочерью. Она прекрасно понимала, что надо сдерживаться – не кричать, не поучать, а просто сдерживать себя, – пока ситуация не разрешится.
– У меня хорошие новости, – сказала мать.
– Какие?
– Я получила письмо от Луизы, она приглашает тебя в Нортумберленд.
– В Нортумберленд?
– Как я тебе завидую! – Леди Темплмор оживленно покачала головой. – В это время года Белфорд просто великолепен!
– Но что мне делать в Нортумберленде? – Мария недоуменно смотрела на мать.
– А что ты делаешь здесь? Гулять, кататься верхом. И читать – это ты всегда любила. – Мать говорила с таким энтузиазмом, словно бы предполагаемая поездка была чудесной наградой, и впрямь достойной зависти. – Как мне хочется оказаться подальше от Лондона, от всей этой грязи и тумана. Только подумай! Ты будешь гулять между скалами, любоваться морем… – Она умолкла, словно захваченная этой соблазнительной картиной.
Дочь, разумеется, прекрасно понимала, что происходит.
– Мама, но мне не хочется уезжать из Лондона. По крайней мере, сейчас.
– Верится с трудом!
– Нет, – решительно покачала головой Мария. – Я никуда не поеду.
– Дорогая моя, – Коринна взяла дочь за руку, – почему ты не хочешь поверить, что я знаю, как лучше? Хотя бы раз? – Ее слова сопровождались улыбкой, сладкой и ироничной одновременно. – Когда ты вернешься, я уже все подготовлю. Все девушки умрут от зависти!
– Что подготовишь?
– Как «что»? Твою свадьбу, конечно. Перед отъездом сходим с тобой на примерку. Потом, когда будет готова модель в ситце, отправим кого-нибудь в Белфорд, чтобы ты прикинула. А последнюю примерку оставим до твоего возвращения. У нас будет день-два, чтобы все привести в порядок.
Мария медленно закрыла книгу.
– Ты уже назначила дату?
Леди Темплмор мысленно удовлетворенно хмыкнула. Дочь, кажется, свыклась с мыслью о свадьбе. Коринна готовилась к слезам и сопротивлению, но все происходило совершенно иначе.
– Мы. Мы назначили. Я списалась с преподобным мистером Белласисом, и мы договорились, что это будет в среду, в начале декабря. Тогда ты сможешь провести осень на севере и вернуться домой отдохнувшей, счастливой и готовой к новому приключению.
– Под новым приключением ты подразумеваешь Джона Белласиса?
– Брак для юной девушки – это всегда приключение.
Мария мрачно кивнула:
– И где это приключение должно начаться?
– Сперва мы хотели, чтобы вы обвенчались в Лимингтоне, но, если ты не возражаешь, я склоняюсь к Брокенхёрст-Хаусу. Не тащиться же в Ирландию, а с нашей стороны ничего более подходящего нет. Но мне нравятся лондонские свадьбы, и хлопот для всех будет намного меньше. Славная белгравская свадьба. Прекрасно звучит!
Коринна глянула на окна второго этажа, просматривающиеся сквозь ветви. Там как раз был бальный зал, которому вскоре предстояло стать местом действия той свадьбы, что обеспечит будущее их обеих.
– Очень любезно со стороны лорда Брокенхёрста, – сказала Мария.
Леди Темплмор мечтательно кивнула:
– На самом деле он будет рад сыграть свадьбу в любом из двух домов. Мне сказали, что он доволен выбором Джона и более чем рад принять тебя в семью.
Тон этого разговора был настолько невозмутим, что Коринна позволила себе считать, что дело в конце концов разрешится благополучно.
– А леди Брокенхёрст? Что на это говорит она?
Коринна покосилась на дочь, но та смотрела прямо перед собой, не выказывая никаких признаков гнева или волнения. Это был просто вопрос. За ним ничего не стояло.
– Уверена, она тоже будет в восторге.
– Но разве ты еще не говорила с ней?
– Нет пока, – сказала Коринна и счастливо вздохнула, захваченная открывающейся перед ней перспективой. – Я пошлю записку, и завтра утром можем пойти на первую примерку. Пора браться за дело.
Оцепенев от страха, Мария шла следом за матерью обратно на Чешам-плейс. Она хоть и привыкла жить под надзором, но никогда прежде не испытывала такого ужаса, какой сковал ее сейчас. Гомон играющих на площади детей, пение птиц, шум ветра и разговоры прохожих – все словно бы растворилось, и единственным звуком, который девушка слышала, был стук ее собственного сердца, отдающийся в ушах. Мария прикусила нижнюю губу и вонзила ногти в кончики пальцев. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Я не могу выйти замуж за этого человека, лучше умереть». До сего момента свадьба казалась какой-то далекой призрачной идеей, безумным планом ее матери, который никогда не осуществится. Но теперь он грозил вот-вот претвориться в жизнь. Мария не могла заставить себя даже думать об этом. Но думать было необходимо. Ибо одно она знала совершенно точно: надо действовать, пока не стало слишком поздно.
Джон Белласис догадывался, в чем, по всей видимости, состоит тайна Джейн Крофт. Едва Эллис начала описывать события утра, как он уже понял, что нашел последний недостающий фрагмент головоломки. Джейн Крофт – мать Чарльза Поупа! Все сходится. Пока Тренчарды жили в Брюсселе, двадцать пять лет назад, она и Джеймс…
– А симпатичная она была, эта Джейн Крофт? – к немалому удивлению Эллис, спросил он. – В молодости?
– В молодости? Пожалуй, да. Более или менее симпатичная. А что?
Эллис сбилась с мысли. Куда клонит мистер Белласис?
Заключив, что Джейн – мать Чарльза, Джон без труда догадался, по какой причине та приезжает в Лондон. «Ясное дело, хочет встретиться с сыном, – думал он. – Повидаться, прежде чем ехать в Америку. Обратно она уже не вернется и понимает это. Хочет посмотреть, каким стал ее мальчик, прежде чем навсегда покинуть Англию».
Он повернулся к замолчавшей служанке:
– Так, говорите, перед смертью мисс Софии эта Джейн Крофт несколько недель жила на полном довольствии, не выполняя никакой работы, просто ждала? Правильно?
– У нее не было никакой работы, потому что молодая госпожа уехала на север.
Джон кивнул. В голове у него выстраивалась логическая цепочка. «Хозяева держали Джейн Крофт в доме, кормили, давали отдохнуть и набраться сил, пока не пришло время, и тогда ее тайком отослали куда-то рожать. Джеймс Тренчард все устроил, но ему для этого потребовалось согласие жены. Значит, Анна знала. Пришла ли она в ярость? Или простила неверного мужа? Наверное, второе, если Крофт сейчас, через двадцать пять лет после того, как предала свою госпожу, хочет с ней повидаться». Поскольку Белласис мысли свои вслух не высказывал, его молчание становилось для Эллис гнетущим.
– Мне нужно возвращаться, сэр, а то меня хватятся, – сказала камеристка, не сдвинувшись с места. Она надеялась на вознаграждение, которым не собиралась делиться с Тёртоном.
– Свяжитесь со мной, когда эта Джейн Крофт приедет в Лондон. Постарайтесь выведать как можно больше. Заведите с ней разговор. Покопайтесь в ее вещах. Узнайте все, что она знает о мистере Поупе.
Его охватило возбуждение. Правда, оставалась еще одна неразрешенная загадка, едва ли не самая важная. Как с этой историей связана леди Брокенхёрст? Вполне логично, что матерью Чарльза Поупа оказалась все-таки не она. Пожалуй, Сьюзен была права. Как бы они сошлись с Тренчардом? И тем не менее между его тетушкой и Чарльзом Поупом явно существовала какая-то связь. И ключом к этой загадке могла стать Джейн Крофт. Разгадка тайны принесет ему дивиденды. На это Джон был готов поставить все до последнего пенни. – Идите. Как только что-нибудь узнаете, сразу сообщите мне.
Но Эллис по-прежнему не двигалась, и оба понимали почему. Наконец Джон пошарил в кармане брюк и достал гинею. Служанка взяла ее и пошла прочь. Завидев ее, какая-то фигура метнулась внутрь дома.
Сьюзен Тренчард поспешно скрылась за дверью. Джон еще стоял у основания лестницы.
– Еле успела! – воскликнула она. – Чуть-чуть не столкнулась нос к носу с камеристкой свекрови.
– Надо было сказать мне, когда ты придешь.
– Я сказала. И надеялась, что ты уже приготовил для меня обед.
– Не беспокойся. Отправим слугу, он чего-нибудь принесет. – Джон стал подниматься по лестнице. Он терпеть не мог принимать гостей у себя дома. Ему казалось, что эти скромные комнаты не дают адекватного представления о том, что он собой представляет.
– Почему ты здесь? К чему такая срочность?
Сьюзен посмотрела на него снизу:
– Не на лестнице же рассказывать.
Вот сейчас они поднимутся наверх, окажутся в его комнатах, она сядет и все ему расскажет. И одному лишь Богу ведомо, что случится дальше.
Эллис никогда не считала себя везучей. Она полагала, что родиться прислугой – доля незавидная. Каждый шаг в жизни давался ей с боем. Но в тот день, когда Джейн Крофт приехала на Итон-сквер, чтобы встретиться с миссис Тренчард, Эллис почувствовала, что ей выпала козырная карта.
Со времени их последней встречи с Джоном Белласисом она тщательно обдумывала план. Эллис должна была улучить минутку и, оставшись наедине со старой подругой, выяснить, что именно Джейн знает о Чарльзе Поупе, а еще лучше – найти возможность порыться в ее вещах. Все это нужно было проделать раньше, чем Крофт сможет поговорить с Анной Тренчард. Задача была непростая, но мистер Белласис настаивал на том, что все следует проделать именно так, и пообещал не скупиться.
В конце концов Эллис все же повезло. Крофт приехала всего через несколько минут после того, как миссис Тренчард отправилась на благотворительное собрание куда-то на Парк-лейн, и домой ее можно было ждать лишь часа через два. Годы пощадили Джейн Крофт – к такому выводу пришла Эллис, оглядывая давнюю подругу. Много лет назад в Брюсселе бывшая камеристка была достаточно привлекательна, чтобы солдаты поворачивали головы ей вслед, когда они с молодой мисс Софией беззаботно прогуливались по городу. Не одна только Эллис подметила, что у войны есть странное свойство: она заставляет людей действовать стремительно и бесшабашно, ибо, когда чуешь запах близкой смерти, хочется прожить отведенное тебе на земле время как можно более полно.
– Хорошо выглядишь! Нисколечко не постарела! – воскликнула Эллис.
– Спасибо, – ответила Крофт, приглаживая каштановые волосы, которые лишь чуть-чуть поседели на висках. – И ты тоже! – вежливо солгала она.
– Миссис Тренчард не будет еще несколько часов, – пояснила камеристка. – Давай попросим у миссис Бэббидж хлеба с сыром да поболтаем, как в добрые старые времена! – Эллис указала ей на стул в углу людской, а сама пошла распорядиться насчет угощения.
– Как мило! Спасибо тебе, – сказала ничего не подозревающая Крофт.
За бутербродами и стаканчиком сидра подруги стали делиться новостями. Жизнь Крофт, после того как она ушла от Тренчардов, сложилась хорошо, и ей, похоже, нравилась должность экономки: работа эта была очень ответственной да и оплачивалась соответственно.
– Тогда почему я вдруг слышу, что ты едешь в Америку?
Крофт улыбнулась при мысли о предстоящей ей заманчивой поездке.
– Несколько лет назад, вскоре после того, как мы вернулись из Брюсселя, мой брат эмигрировал в Америку, завел там собственное дело и постепенно развернулся. Он строитель.
– Где он обосновался?
– В Нью-Йорке. С начала века там велось большое строительство – на этой волне мой брат и поднялся. Теперь возводит себе новый дом на улице, которую они называют Пятой авеню, и хочет, чтобы я приехала и вела там хозяйство.
– В качестве прислуги?
– В качестве его сестры. Он так и не женился.
Эллис удивленно подняла брови:
– Если твой брат такой богатый, как ты говоришь, то теперь, может, и женится.
– Он думал об этом. Но все равно хочет, чтобы я жила с ним, обзаведется он семьей или нет.
Эллис почувствовала укол ревности. Крофт оставляет службу, едет за океан и будет управлять богатым домом в другой стране. А ей самой по-прежнему надо кланяться, делать книксены и зарабатывать на жизнь, шпионя и подворовывая. Разве это справедливо?
– Надеюсь, ты привыкнешь к новому климату, – уныло сказала она. – Наверное, там перепады жары и холода очень влияют на настроение.
– Думаю, что справлюсь, – ответила Крофт, прекрасно понимая, какие мысли овладели подругой. – Придется поломать голову, куда девать свободное время. Я раньше не знала, что это такое.
– Да, серьезная проблема! – кисло улыбнулась Эллис. – Когда ты отплываешь?
– В четверг. Утром я поеду в Ливерпуль – далековато, конечно, но я заранее отправила все чемоданы, кроме одного, в тамошнюю гостиницу, так что уже легче. Там переночую в гостинице, а на следующее утро сяду на корабль.
Эллис почувствовала сильное желание сказать об этом приключении какую-нибудь гадость и испортить Крофт ее столь явное удовольствие, но она удержалась. Слишком многое стояло на кону.
– А зачем ты хочешь встретиться с миссис Тренчард? – спросила Эллис.
– Да так, ничего особенного… – повела плечами Крофт. Она колебалась, не зная, стоит ли говорить что-либо еще.
– Между прочим, у меня были неприятности из-за того, что ты рассказала ей о моем письме, где упоминалось про мистера Поупа.
– Я этого не знала. Прости меня, пожалуйста! – Эллис искренне огорчилась.
– Так что с тебя объяснение.
Крофт кивнула. Она думала, что Эллис просто слегка ей завидует, только и всего. Джейн и в голову не приходило, какие интриги против миссис Тренчард плетет бывшая подруга.
– Когда я собирала вещи, то привела все в порядок, просмотрела старые письма и прочее, нашла много ненужного хлама, который выбросила. Ну, ты понимаешь.
– Конечно.
– Так вот, я наткнулась на какие-то бумаги покойной мисс Софии и решила передать их хозяйке. Не знаю, решит ли она эти документы хранить, но мне показалось, что я не имею права их уничтожать. И я подумала, а почему бы перед отъездом не завезти сюда всю пачку самой? Хотя, скорее всего, как только я выйду из комнаты, миссис Тренчард тотчас же бросит бумаги в огонь.
– Неблизкий ты проделала для этого путь.
– Да нет, я же еду из Кента в Ливерпуль, так что Лондон мне по пути. И потом, я уже много лет не была в столице. Слышала о грандиозном строительстве, которое ведет мистер Тренчард, читала в газетах описания новых зданий, но мне самой хотелось, прежде чем уеду, взглянуть, каким стал город. Неизвестно, суждено ли мне оказаться здесь еще раз…
Эллис сразу поняла, что надо брать быка за рога.
– Понятно. В таком случае советую тебе отправиться на прогулку прямо сейчас, до возвращения госпожи еще уйма времени. Ее не будет по крайней мере часа два. Давай составлю список улиц и площадей, которые обязательно надо посмотреть. Устрой себе экскурсию, порадуй себя.
Крофт кивнула, но как-то не слишком уверенно.
– Ты ведь, наверное, вряд ли со мной пойдешь? А я уж и не припомню, когда в последний раз была в Лондоне.
– Я бы не отказалась! – Эллис издала смешок. – Но вот только работы по уши. Да ты не волнуйся, хочешь – дам тебе денег, возьмешь кеб, проедешься.
– Нет, деньги у меня есть, – покачала головой Крофт.
– Тогда не упусти шанс. А то потом больше не представится.
– Это правда. А что делать с чемоданом?
– Попрошу кого-нибудь из коридорных отнести его наверх, в комнату. Сегодня ты ночуешь вместе со мной.
Крофт встала и отправилась за накидкой, которая висела в коридоре.
Не прошло и пяти минут, как Эллис отнесла чемодан в комнату Тёртона. Они вдвоем принялись изучать содержимое. И почти сразу обнаружили то, что искали. Внутри большой кожаной папки, вместе с прочими бумагами, лежала связка писем.
– Нам надо поторопиться, – сказала Эллис, глядя, как дворецкий методично просматривает бумаги.
Но Тёртон в задумчивости произнес:
– Сколько он нам за них заплатит?
– Эти бумаги выкрасть нельзя, иначе нас разоблачат, как только госпожа придет домой. Надо сделать копии прямо сейчас, пока Крофт не вернулась.
Тёртон продолжал пребывать в сомнениях.
– Но как мы узнаем, что нам заплатят достаточно?
Эллис начала терять терпение:
– Мистер Тёртон, я не знаю, почему вы поссорились с мистером Белласисом, но это не дает вам рассуждать логично. Лично я ни с кем не ссорилась. Давайте не будем упускать свой шанс. Потом можем с ним поторговаться, а сию секунду нам надо сделать копии, чтобы мистер Белласис мог купить документы, если захочет, а он наверняка захочет. Поскорее все скопируйте, вернем оригиналы на место, и никто ничего не заметит.
– Почему бы вам самой этим не заняться?
– Потому что я… – Эллис на секунду замолчала.
Она хотела сослаться на то, что не умеет писать, но это была неправда. Она умела. Но не настолько хорошо, чтобы представить свою писанину мистеру Белласису. И ее раздражало то, что дворецкий об этом прекрасно знает, но все равно спрашивает.
Тёртон смотрел на камеристку, наслаждаясь ее замешательством:
– Ну хорошо. Я постараюсь как можно быстрее переписать бумаги, и тогда вы отнесете их мистеру Белласису. Но не отдавайте ничего ему в руки, пока не назначите цену. Или, может, лучше мне пойти самому?
– Нет. Мистер Белласис на вас зол, а потому постарается заплатить поменьше.
Тёртон кивнул. Определенная логика в этом была.
Приняв решение, дворецкий действовал быстро: тут же сел за свой письменный стол, вооружившись ручкой со стальным пером и чернильницей, а Эллис встала на страже. Тёртон трудился, почти ничего не говоря, только царапал пером по бумаге, переписывая текст. Как только работа была закончена, он угрюмо кивнул своей сообщнице:
– Оригиналы положите обратно, а эти бумаги отнесите ему.
– Как, по-вашему, они чего-нибудь стоят?
Тёртон задумался.
– Либо стоят очень много, либо совсем ничего.
Эллис не поняла его.
– Это как? – спросила она, но дворецкий не стал пускаться в объяснения.
Вместо этого он отдал камеристке кожаную папку с бумагами. Эллис положила папку обратно в чемодан и отнесла его наверх, в свою спальню, которая находилась на чердаке, на женской половине для прислуги.
Через полчаса Эллис стояла у входа в «Олбани». На крыльцо вышел слуга и подтвердил, что мистер Белласис дома и примет ее.
Реакция Джона на бумаги была не совсем такой, как рассчитывала Эллис. Он изучал их в полном молчании, и служанка все это время ждала у двери. Один из документов он перечитал несколько раз, и лицо его при этом было неподвижно, словно у статуи. Эллис не могла понять, рад он, удивлен или напуган. Наконец Джон поднял глаза:
– Где оригиналы?
– Мы положили их обратно в чемодан мисс Крофт. Он стоит наверху, в моей комнате.
– Принесите оригиналы.
Его тон был безапелляционным, как у главнокомандующего, отдающего приказ о наступлении.
– Не могу, – покачала головой Эллис. – Крофт сразу поймет, кто их взял. И что тогда?
– А мне наплевать! Принесите их немедленно. Если потеряете место, я заплачу вам тысячу фунтов в качестве компенсации.
Эллис не верила своим ушам. Сколько?! Тысячу фунтов, деньги, о которых она и не мечтала, за какие-то бумаги, про которые Крофт сказала: «Да так, ничего особенного»! Она недоверчиво уставилась на Джона.
– Я ясно выразился?! – рявкнул тот, и Эллис кивнула, все еще не в состоянии двинуться с места. – Тогда ступайте! Ну!
Его окрик словно бы вывел женщину из оцепенения, она открыла дверь и быстро пошла вниз по лестнице. Оказавшись на Пикадилли, служанка побежала со всех ног, не обращая внимания на то, что прохожие оборачивались и смотрели ей вслед.
До двери дома номер сто десять по Итон-сквер она добралась, уже совсем задыхаясь, с трудом ловя ртом воздух. Тёртон по-прежнему был у себя в кладовке.
– Как все прошло? – спросил он, подняв глаза.
– Джейн Крофт вернулась? – ответила она, проигнорировав вопрос.
– Да, минут двадцать тому назад.
Сердце громко стучало у Эллис в груди.
– А госпожа пришла?
– Да. Спрашивала вас, но я сказал, что вы вышли, и она, кажется, ничего не заподозрила. Пошла наверх, сняла плащ и капор и сразу направилась в гостиную.
– Так, значит, Джейн… – У Эллис упал голос.
– Сейчас она там, в гостиной. Миссис Тренчард позвонила и вызвала ее, как только мисс Крофт устроилась в комнате. Она только что поднялась наверх.
Перед Эллис забрезжила надежда. Если Крофт сразу пошла к хозяйке, то, может быть, бумаги до сих пор лежат у нее в чемодане. Не говоря ни слова, камеристка развернулась и помчалась наверх, перескакивая через ступеньки, мимо этажа, где находилась гостиная, мимо двух этажей семейных спален, пока наконец не очутилась на чердаке. Там она бросилась к себе в комнату, но чемодан стоял на кровати открытый, и кожаная папка исчезла.
Никогда в жизни Мэри Эллис не была так близка к тому, чтобы получить тысячу фунтов. Ну до чего же обидно.
Миссис Тренчард не могла сдержать радость, глядя на Джейн. Та постарела, конечно, но не настолько изменилась, чтобы ее было не узнать. Анна всегда любила камеристку Софии. Разговор унес обеих женщин в прежние счастливые времена. Анна предложила служанке, которая уже больше не была служанкой, сидеть в ее присутствии. Перед ее приходом она приказала принести ликера и сейчас предложила гостье рюмочку.
– Вы помните тот знаменитый бал у герцогини Ричмонд? – спросила Анна.
– Как не помнить, мадам. Меня столько о нем расспрашивали все последующие годы… – Джейн сделала глоток. Напиток ей не понравился, но честь быть приглашенной на рюмку ликера с госпожой сама по себе льстила. Совершенно необязательно, чтобы еще и ликер оказался приятным на вкус. – И еще я помню, как прелестна была мисс София, в том своем платье, – улыбнулась Крофт.
– И прическа была великолепна. – Анна тоже погрузилась в воспоминания.
– Ну и помучилась я тогда с ней, доложу я вам! – сказала Крофт, и обе рассмеялись.
«Как приятно иногда смеяться и не плакать, – подумала Анна, – делиться друг с другом перед расставанием счастливыми воспоминаниями о Софии».
Но те же самые воспоминания заставили ее переменить тон.
– В ту ночь, когда мы вернулись домой, моя дочь была очень расстроена.
– Да, – кивнула служанка, но продолжить мысль не осмелилась.
– Дело прошлое, и я рада слышать, что у вас все сложилось хорошо. Не сомневаюсь, что жизнь в Америке будет благополучной и полной. Но поскольку мы можем больше и не встретиться… – Анна в нерешительности умолкла.
– Мы больше не встретимся, мадам, – тихо сказала Крофт.
– Да. – Анна отвела взгляд и стала смотреть на горящий за решеткой огонь. – Поэтому я хотела спросить: можем ли мы быть честны друг с другом в эти последние минуты вместе?
– Конечно, мадам.
– Вы знаете, что случилось в ту ночь на балу?
Крофт кивнула. Странно было вести этот разговор с женщиной, перед которой она некогда делала книксен. Сейчас они говорили почти как равные. Впрочем, по отношению к той давней истории в некотором смысле так оно и было.
– Я знаю, что лорд Белласис, которого все мы считали истинным джентльменом, одурачил и предал мисс Софию, и в тот вечер она это поняла.
– Значит, вам и раньше было известно про фарс с венчанием?
– Нет! Мисс София ничего мне не рассказывала, пока не выяснилось, что церемония ненастоящая, – торопливо сказала служанка, чтобы ее не сочли соучастницей. – И она ведь только потом… – Крофт отпила ликера и опустила глаза.
– Только потом узнала, что беременна.
Анне тоже было странно, что она говорит на эту тему еще с одним человеком, не со своим мужем и не с леди Брокенхёрст. Раньше такого никогда не происходило.
– Я просила мисс Софию немедленно признаться во всем вам, мэм. Но она тогда ходила как в тумане и, похоже, была не в состоянии рассуждать здраво.
– В конце концов она мне все рассказала.
– Да, – кивнула Крофт.
Женщины переглянулись. За исключением разве что Джеймса, никто не знал об этой истории столько, сколько они. Даже леди Брокенхёрст, которая полагала, что в курсе всего, ведь графиня не была знакома с Софией.
– Дочь вовремя сказала, так что мы успевали устроить поездку на север, – снова заговорила Анна. – И все могло бы кончиться хорошо, если бы…
– Если бы она не умерла. – По щекам Крофт побежали слезы, и Анна готова была любить бывшую служанку за то, что та плачет о ее погибшем ребенке. – Теперь малыш, наверное, уже взрослый. Он так и живет у преподобного мистера Поупа? Или он сейчас в Лондоне? Полагаю, это тот самый молодой Чарльз Поуп, о котором писала мне мисс Эллис?
– Но как вы узнали о преподобном мистере Поупе?
– Простите, мэм, – глянула на нее Крофт. – Не знаю, приятно ли вам будет услышать… – Она умолкла.
– Продолжайте, – сказала Анна. – Прошу вас.
– Видите ли, мэм, мисс София много писала мне, – извиняющимся тоном начала гостья, решившись раскрыть тайны давно минувших дней. – Вплоть до самого конца. Мы обсуждали судьбу ее будущего ребенка, и мисс София написала мне, что малыш – или малышка – отправится в семью Поуп в Суррей. Я помню, что супруги, кажется, были бездетными, но я потеряла то письмо, где об этом говорилось.
– Значит, вам все известно, – произнесла изумленная Анна.
– Я не рассказывала ни одной живой душе! Клянусь вам! – Крофт прижала руку к сердцу. – И впредь ни с кем никогда не буду это обсуждать.
– Не волнуйтесь, – ответила Анна. – Мне даже приятно, что дочь так вам доверяла.
И тогда Крофт положила себе на колени кожаную папку:
– У меня здесь кое-какие бумаги, мэм… Одна из них подтверждает фиктивное венчание. Она подписана человеком, который выдал себя за священника. Это некий Бувери. Полагаю, не будь этот документ фальшивкой, его можно было бы назвать брачным свидетельством. Потом еще письмо от Бувери, где он описывает, как молодая английская пара, оказавшаяся вдали от родного дома, приехала венчаться в Брюссель. – Она замолчала и достала два документа. – София отдала их мне в ту ночь в Брюсселе, когда вернулась домой после бала, и велела сжечь, но я так и не сожгла. Духу не хватило. Мне казалось, что раз бумаги не мои, то и уничтожать их я не имею права.
– Понимаю. – Анна взяла бумаги и проглядела их содержание.
– Но теперь я уезжаю из страны, да еще мисс Эллис упомянула в письме про мистера Поупа, и я подумала: будет лучше отдать все вам. Не знаю, станете ли вы их хранить. Может быть, вам захочется самой сжечь документы. В любом случае решать вам, а не мне. – С этими словами она вручила кожаную папку Анне.
– Спасибо, Крофт, вернее, мне надо теперь называть вас мисс Крофт, это очень благородно и мудро с вашей стороны. – Анна приняла папку и заглянула внутрь. – А что тут еще?
– Письма от мисс Софии, в которых она рассказывает мне о том, когда должен появиться ребенок, о докторе, об акушерке и тому подобном. Я не хотела рисковать: вдруг отдам концы и все это попадет в чужие руки. Так что пусть уж лучше все будет у вас. Я отложила себе одно письмо на память, но в нем нет ничего такого, что нельзя было бы прочесть постороннему человеку.
Анна тепло улыбнулась, чувствуя, как глаза снова начинают наполняться слезами, и взглянула на знакомый почерк. Она медленно провела пальцем по завиткам каждой буквы на конверте. Милая София… Сразу видно, что писала совсем юная девушка. Петельки и завитушки… София всегда разукрашивала свои письма. Анна так и представила ее сидящей за столом с пером в руке.
– Спасибо, – повторила она, глянув на гостью. – Я очень тронута. Понимаете, у нас ведь так мало осталось от мисс Софии. Не хватает воспоминаний. Как замечательно, что после стольких лет что-то к нам вернулось.
В тот вечер у себя в спальне Анна снова и снова перечитывала эти письма. Ей было не унять слез, но любовь к потерянной дочери, счастье снова слышать ее голос были столь сильны, что она чувствовала душевный подъем. Джеймсу она решила пока ничего не говорить. Пусть письма немного побудут с ней. Анна встала и заперла их в шкафчик у себя в комнате, пока не появился муж.
Оливер не мог дождаться, когда они с отцом пойдут обедать в «Атенеум». Разоблачение сомнительного прошлого Поупа оказалось делом утомительным и затратным, но оно все-таки состоялось, и Оливер надеялся, что это приведет к его сближению со строгим родителем. Как-никак сын оказал Джеймсу услугу, дал ему возможность вывести деньги из сомнительного предприятия, пока он не попал впросак с этим Поупом и его несчастным хлопком. Джеймс сказал, что Чарльз не отрицал обвинений, и это удивило Оливера. Письма, конечно, были документальным свидетельством, но все же Тренчард-младший ожидал, что Поуп начнет как-то выкручиваться. Однако тот не стал этого делать. Интересно почему? Ну да бог с ним. Оливеру и Джеймсу пора было жить дальше, в атмосфере семейной любви и взаимного доверия, ведь сын доказал отцу свою преданность.
– Добрый день, сэр, – сказал клубный слуга, забирая у гостя трость с серебряным набалдашником, перчатки и цилиндр.
Оливер улыбнулся. Ему здесь нравилось – все очень цивилизованно. Вот где ему самое место. Следуя за слугой, он пересек холл, миновал монументальную лестницу и вошел в просторный обеденный зал со знаменитыми высокими, почти от пола до потолка, окнами. Помещение хотя и было огромным, но темная деревянная обшивка стен и темно-бордовый узорчатый ковер придавали ему уют и душевность.
– Отец! – Он махнул Джеймсу, который ждал его за круглым столом в углу.
Тот встал, встречая сына.
– Оливер! – сказал Джеймс, широко улыбаясь. – Рад тебя здесь видеть. Надеюсь, что ты голоден.
Джеймс был настроен побаловать сына. Предыдущие несколько месяцев выдались тревожными и неприятными, и ему не терпелось вновь навести мосты и развеять напряженную атмосферу, в которой они некоторое время существовали. Но сегодня вряд ли получится достичь этой цели, учитывая то, что ему придется сказать.
– Превосходно! – ответил Оливер, садясь и потирая руки.
Джеймс видел, что сын излучает оптимизм и уверенность, и прекрасно понимал, в чем причина. Тем не менее он не торопился начинать разговор.
Они взяли меню.
– Где ты был сегодня утром? – спросил отец.
– Катался верхом, – ответил Оливер. – День был великолепный, и Роттен-роу в Гайд-парке оказалась переполнена, но этот новый мерин очень меня радует.
– Я думал увидеть тебя на встрече на Грейс-Инн-роуд.
– На какой еще встрече? – Оливер прищурился, вчитываясь в меню. – А что такое «хоггет»?
– Старше, чем ягненок, но моложе, чем баран. – Джеймс чуть слышно вздохнул. – Мы обсуждали этапы застройки нового участка. Тебе разве не говорили, что планируется встреча?
– Может, и говорили. – Оливер подозвал официанта. – Закажем что-нибудь выпить?
Джеймс смотрел на Оливера, пока тот заказывал бутылку шабли для начала, а потом еще бутылку кларета. Почему сын постоянно его огорчает? Джеймсу удалось заполучить для него место в одной из самых перспективных компаний страны, а мальчик не проявляет даже малой толики интереса. Безусловно, в данный момент строительство находится не на самой увлекательной стадии – осушение обширных заболоченных участков в Ист-Энде, – но не это главное. Беда в том, что Оливер не понимает: достичь чего-либо в этом мире можно только упорным трудом. Жизнь как череда сиюминутных удовольствий еще никому не приносила удовлетворения. Надо обязательно вкладывать усилия – в собственную жизнь и в себя самого.
Узнай Тренчард-младший, о чем думает его отец, он бы наверняка обиделся. Он был готов прикладывать усилия, просто его не привлекала та жизнь, что придумал для него отец. Оливер предпочел бы поселиться в Гленвилле, а на светский сезон приезжать в Лондон. Ему хотелось заниматься хозяйством, и разговаривать с арендаторами, и занимать в графстве видное положение. Ну и что здесь плохого? Разве это позорно? Нет. Просто отец не желал принимать систему ценностей, отличную от его собственной. Так заявил бы Оливер, и справедливости ради надо сказать, что в этом была своя доля правды. Но сейчас, когда они сидели в клубе с бокалами вина в руках, оба знали, что над ними витает тень Чарльза Поупа, что он незримо присутствует на встрече отца и сына, стоит за их стульями, и что рано или поздно разговор неизбежно должен будет переключиться на него. Первым не выдержал Оливер.
– Ну как, ты легко расстался с мистером Поупом? – спросил он, разрезая мясо.
– Что ты имеешь в виду?
– А как ты думаешь? Ты же всегда был поборником того, что дела следует вести честно. Только не говори мне, что снижаешь критерии.
– Да, я оставил деньги в компании мистера Поупа, – осторожно произнес Джеймс. – И по-прежнему считаю, что это выгодное вложение.
Оливер подался вперед.
– А как же письма, которые я тебе привез? – Его голос стал тише и агрессивнее. – Ты сам сказал, что предъявил их Поупу и он ничего не отрицал.
– Верно.
Джеймс заказал куропатку и уже пожалел об этом.
– И что дальше?
Тренчард-старший заговорил медленно и ровно. Если бы ему пришлось усмирять дикое животное, и то его голос не мог бы звучать более размеренно.
– Мне показалось, что все это не совсем… верно.
– Не понимаю. – Оливер поджал губы. – Ты хочешь сказать, что это ложь? В таком случае получается, что я лжец? Так?
– Нет, – сказал Джеймс, пытаясь успокоить сына. – Никто не солгал. Или, по крайней мере, не ты…
– Если бы люди, которые написали эти письма, сказали неправду, Поуп бы все отрицал.
– Я бы не был столь уверен. И, кроме того, когда занимаешься коммерцией…
Оливер поморщился. Почему отец никак не хочет забыть свое торгашеское прошлое и двигаться дальше? Неужели это так сложно?
– Когда занимаешься коммерцией, – твердо и с нажимом повторил отец, – начинаешь чувствовать людей. Чарльз Поуп не стал бы обманывать таможенников. Это не в его натуре.
– Так в чем тогда дело: почему Поуп ничего не отрицал? – Оливер скомкал салфетку.
– Не повышай голос. – Джеймс огляделся. Несколько человек, обедавших в зале, начали бросать взгляды в их сторону.
– Мне еще раз спросить? – громче прежнего поинтересовался Оливер. И специально швырнул на тарелку нож и вилку, стараясь произвести как можно больше шума.
Джеймсу уже не нужно было озираться, он и так чувствовал, что весь обеденный зал наблюдает за этим спектаклем, который впоследствии станет в библиотеке предметом оживленных разговоров. Именно этого он как раз и хотел избежать.
– Ну хорошо. Если настаиваешь, отвечу. Я считаю, что Чарльз Поуп не хотел становиться причиной ссоры отца и сына. Он не стал оправдываться, потому что не пожелал вставать между нами.
– Но он и так уже встал между нами, папочка! Разве нет? Этот твой распрекрасный мистер Поуп уже давно вбил между нами клин! – Оливер резко отодвинул стул назад и вскочил, весь кипя гневом. – Конечно, ты принял его сторону. И как я мог хоть на секунду усомниться, что будет иначе? Хорошего дня, отец! Удачи тебе с мистером Поупом! – Он изрыгнул эти слова, словно яд. – Пусть он будет тебе поддержкой. Потому что я тебе отныне больше не сын!
В зале стояла тишина. Когда Оливер повернулся, то увидел не меньше дюжины любопытных глаз, и все были нацелены на него.
– Идите вы все к черту! – выкрикнул он и, тряхнув головой, направился к выходу из клуба.
В это самое время Чарльз сидел у себя в кабинете и смотрел на портрет приемного отца. Преподобный Бенджамин Поуп был бы доволен, говорил себе Чарльз. Наступает ключевой этап его карьеры. Предприятие получило финансирование, включая средства на предполагаемую поездку в Индию, и все складывается просто великолепно. Вот только покидать Лондон молодой человек не хотел, и открывающиеся перед ним перспективы теперь уже не казались ему такими блестящими, как прежде. И подлинной причиной, по которой ему расхотелось уезжать, была Мария Грей. Чарльз взял перо. Неужели он всерьез готов пожертвовать всем, ради чего так долго трудился, чтобы остаться рядом с той, которая никогда не сможет стать его женой? Ну почему жизнь так устроена? Как это могло случиться? Он влюбился в девушку, которая помолвлена с другим, да и вообще занимает в обществе столь высокое положение, что совершенно для него недосягаема. Эта любовь не может закончиться хорошо, впереди лишь страдания и унижения. Чарльз снова поднял глаза на пастельный портрет. Какой совет дал бы ему этот мудрый человек?
– Простите, сэр. – В открытую дверь тихонько постучал секретарь, державший в руках конверт.
– Да?
– Это для вас, сэр, – пояснил секретарь. – Только что принес посыльный. Он сказал, это срочно.
– Спасибо, – кивнул Чарльз, протягивая руку за письмом. И, взглянув на почерк, поинтересовался: – Посыльный еще здесь?
– Нет, сэр.
– Спасибо, – еще раз повторил Поуп и, дождавшись, когда секретарь уйдет, открыл конверт.
Мой дорогой Чарльз! – Читая, он слышал ее голос. – Мне нужно немедленно с тобой увидеться. Сегодня до четырех часов я буду в книжном магазине Хэтчарда. Пожалуйста, приходи.
С любовью,
Мария Грей́
Несколько секунд Чарльз смотрел на письмо, потом выхватил из кармана часы. Сердце лихорадочно билось. Было уже пятнадцать минут четвертого. У него в запасе очень мало времени. Поуп схватил цилиндр и пальто и на глазах удивленных клерков выбежал из кабинета.
Чтобы добраться до Пикадилли, оставалось три четверти часа. Чарльз ринулся вниз по ступенькам и выбежал из здания, бросая нетерпеливые взгляды влево и вправо по Бишопсгейт в поисках наемного экипажа. Но экипажей не было. Он стоял на тротуаре, окруженный морем рабочего люда, спешившего по своим делам. Как быстрее всего попасть на Пикадилли? Если бегом, успеет ли он вовремя? Ладони вспотели, грудь тяжело вздымалась. Поуп почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы досады. Он побежал было по тротуару, но передумал и выскочил на дорогу, в отчаянии высматривая кеб.
– Эй! – заорал на него крупный мужчина, ехавший на телеге. – С дороги!
– Господи, прошу Тебя, – молился Чарльз, мчась бегом в сторону Лиденхолл-Маркет. – Я больше никогда ничего у Тебя не попрошу. Только пошли мне сейчас кеб.
И – вот удача! – едва только свернув на Треднидл-стрит, он сразу увидел наемный экипаж.
– Сюда! Сюда! – закричал Чарльз, размахивая руками.
– Куда ехать, сэр? – спросил кучер, останавливаясь.
– Книжный магазин Хэтчарда на Пикадилли, пожалуйста, – сказал Чарльз и рухнул на обитое кожей заднее сиденье. Сердце продолжало бешено колотиться. – И пожалуйста, как можно скорее. – Он прикрыл глаза и вполголоса проговорил: – Благодарю Тебя, Господи! – Хотя, конечно, и сам понимал, что в будущем наверняка попросит Создателя о новых милостях.
Было без пяти минут четыре, когда экипаж остановился у дверей книжного магазина. Чарльз выскочил из кеба, расплатился, добавив чаевых, и ринулся в двустворчатые двери между эркерными окнами. И тут же остановился как вкопанный. Где искать Марию? Чарльз уже забыл, насколько огромен магазин, да к тому же в это время дня он был заполонен женщинами, и на всех надеты капоры, прикрывающие лицо. Он снова глянул на часы. Конечно, Мария подождет. Она ведь уверена, что он придет.
Но где же все-таки ее искать? Поуп оглядел полки с художественной литературой, пробравшись через океан широких юбок, вольготно лежащих на широких нижних юбках. Он попытаться было заглядывать под капоры, тихонько выкликая: «Мария? Мария?» Одна девушка ему улыбнулась, но остальные бросали на незнакомца настороженные взгляды и отворачивались, спеша отойти. Он взял роман Джейн Остин «Мэнсфилд-парк» и, сделав вид, что читает, стал разглядывать проходы. Где она может быть? Что ей нравится? Какой предмет может ее интересовать?
– Индия! – вдруг громко воскликнул Чарльз, и оказавшиеся около него покупатели отодвинулись подальше. – Простите! – Он подбежал к человеку, который расставлял книги на полке. – Где я могу найти литературу об Индии?
– В отделе «Путешествия и империя». – Продавец хмыкнул, удивляясь такому невежеству. – Третий этаж.
Чарльз рванул вверх по лестнице, как лошадь на короткой дистанции. Ну слава богу – вот она! Мария стояла в нише и листала книгу. Она не заметила его появления, и теперь, когда Поуп нашел Марию, он позволил себе роскошь несколько секунд полюбоваться ею. На девушке были бежевая юбка и жакет, а также капор в тон, с отделкой в виде листьев из лимонно-зеленого шелка. Мария полностью сосредоточилась на содержании книги, и ее лицо было еще прелестнее, чем прежде.
«Вот ведь странность какая, – с удивлением подумал Чарльз, – как бы прекрасна ни была Мария в моих мечтаниях, всякий раз, когда я снова вижу ее, она оказывается еще прелестнее».
Девушка подняла глаза, словно почувствовав его взгляд.
– Чарльз! – воскликнула она, прижав книгу к груди. – Я думала, ты уже не придешь.
– Я получил твою записку только в четверть четвертого. Бежал со всех ног!
– Должно быть, останавливался по пути, злодей!
Но она улыбалась. Чарльз здесь. Все снова хорошо. Она пожала ему руку, но он не ответил. Теперь Мария вспомнила, зачем вызвала Поупа, и убрала руку. Ее лицо посерьезнело.
– Ты должен мне помочь.
Она говорила так взволнованно, что Чарльз сразу понял: его позвали отнюдь не по романтическим причинам.
– Конечно помогу!
Мария решила рассказать ему всю правду.
– Мама хочет отослать меня к кузине в Нортумберленд, чтобы я не торчала в Лондоне, пока она будет готовить мою свадьбу с Джоном Белласисом. Она уже назначила дату.
К собственной досаде, Мария расплакалась, но вытерла глаза перчаткой и потрясла головой, чтобы прогнать минутную слабость.
Не обращая внимания на голос благоразумия, Чарльз позволил себе легонько приобнять ее за плечи.
– Теперь я здесь, – просто сказал молодой человек, словно это все меняло, – собственно, именно так он и считал.
Мария, настроенная самым боевым образом, решительно взглянула на него.
– Давай убежим, – прошептала она. – Бросим всё и всех.
– Мария! – в смятении чувств проговорил он. Каждой клеточкой своего тела он хотел сказать, что любит ее с тех самых пор, как впервые увидел на балконе в тот памятный вечер на приеме у леди Брокенхёрст. Больше всего на свете Чарльз желал немедленно убежать с ней. Убежать и никогда не возвращаться обратно. Он дотронулся рукой до ее нежной щеки. – Мария, но ты прекрасно знаешь, что это невозможно.
Она отшатнулась, словно ее ударили.
– Почему?
Поуп вздохнул. За ними наблюдало несколько покупателей. У Чарльза появилось гнетущее чувство, что окружающие с удовольствием смотрят этот спектакль: еще бы, объяснение влюбленных, причем женщина готова вот-вот расплакаться.
– Потому что я не желаю погубить тебя. Пойми, если ты убежишь с торговцем из Ист-Энда, все двери Лондона захлопнутся у тебя перед носом. Разве могу я так поступить с женщиной, которую люблю?
– А ты меня любишь?
– Ну конечно. И именно поэтому я не стану орудием твоего падения, – сказал Чарльз, печально качая головой. – Даже эта встреча и то грозит тебе серьезными неприятностями. – Он огляделся по сторонам. – Кстати, как ты избавилась от камеристки?
– Сбежала от нее. У меня это уже неплохо получается. – Мария попыталась произнести это игриво, но ее голос прозвучал грустно. – Ну и что ты предлагаешь? По-твоему, лучше, чтобы я умерла старой девой? Потому что я не выйду замуж за Джона Белласиса, даже если мама запрет меня в башне и до конца моих дней заставит жить на хлебе и воде.
Поуп не удержался от улыбки, наблюдая ее воинственный настрой.
– Надо идти, – сказал он. – Мы начинаем привлекать к себе внимание.
– Кому до этого есть дело? – Вся ее печаль исчезла. Теперь Мария являла собой воплощенный бунтарский дух.
– Мне есть. – Чарльз лихорадочно размышлял. Что можно сделать, чтобы защитить Марию, но при этом не погубить ее? И вдруг он понял, кто может им помочь. – Пошли со мной, – сказал он уже более решительно. – У меня появилась идея.
– Стоящая? – спросила Мария. К ней начало возвращаться присутствие духа. Пусть Чарльз и отказался с ней бежать, но и бросать ее он тоже явно не собирался.
– Надеюсь, что да. Скоро узнаем.
И он мягко потащил ее за собой к лестнице.
Была половина пятого, когда экипаж остановился возле Брокенхёрст-Хауса на Белгрейв-сквер. Мария и Чарльз вышли, расплатились и быстро направились к дверям.
– Графиня непременно придумает, что нам делать, – заверил Марию Чарльз, когда они стояли на крыльце. – Не буду утверждать, что мы с ней хорошо знакомы, но она благоволит к нам обоим. И наверняка сможет посоветовать что-нибудь толковое.
Мария не разделяла его убежденности:
– Все может быть, но Джон – племянник ее мужа, а в наших кругах кровь всегда одерживает верх над дружескими чувствами.
В этот момент дверь открыл лакей в парадной ливрее. Едва войдя внутрь, оба сразу почувствовали, что в доме бурлит жизнь, служанки готовы принять дамские плащи, а лакеи выстроились у лестницы.
– Что происходит? – спросил Чарльз.
– Ее светлость устраивает званое чаепитие, сэр. Вы разве не приглашены? – нахмурился лакей. Он впустил их, полагая, что они в числе гостей.
– Я уверен, что леди Брокенхёрст будет рада нас видеть, – невозмутимо заверил его Чарльз.
Лакей принял сказанное к сведению, но занервничал. А что, если эти двое не были приглашены намеренно? Он попытался прикинуть, какая промашка – отказать желанным гостям или впустить нежеланных – навлечет на него больше бед. И в конце концов решил, что поскольку уже видел обоих в доме хозяйки, то, пожалуй, будет лучше отправить их наверх. Он кивнул человеку, стоявшему у подножия лестницы:
– Проводи мистера Поупа и леди Марию Грей в гостиную.
Они начали подниматься по ступеням.
– Поразительно, что этот человек помнит наши имена, – сказал Чарльз.
– Это его работа, – ответила Мария. – Но ты уверен, что мы правильно поступаем?
Когда они подошли к главным гостиным Брокенхёрст-Хауса (ибо тех было две; помещения соединялись двустворчатыми дверями), им сперва показалось, что обе комнаты заполнены одними лишь женщинами. Хотя нет, кое-где все же можно было увидеть нескольких мужчин в черных визитках, составляющих резкий контраст с окружающим их разноцветным морем, на котором, словно лилии на поверхности озера, покачивались широкие юбки дамских одеяний. Между гостями расхаживали слуги с блюдами сэндвичей и пирожков и доливали в чашки чай из чайников. Одна-две дамы с любопытством подняли глаза.
– Где же нам ее искать? – растерянно спросила Мария, но в ответ позади них немедленно раздался голос графини:
– Я здесь.
Они обернулись и увидели хозяйку дома, улыбающуюся и, может быть, слегка удивленную.
– Просим прощения, что вторглись на ваш прием без приглашения, леди Брокенхёрст… – начал Чарльз, но договорить не успел.
– Ерунда. Я очень рада вас видеть. – Графиня позволила себе несколько секунд полюбоваться ими. – Я бы пригласила вас обоих, если бы знала, что вам это будет хоть немного интересно.
Графиня была одета в платье из светло-розового дамаста, отделанное кружевом, с небольшим воротничком – наряд несколько чопорный, но все же довольно симпатичный. Одна лишь Мария знала, что вплоть до недавнего времени леди Брокенхёрст ни за что не стала бы одеваться в такие цвета.
– Нам нужен ваш совет, – сказал Чарльз.
– Я польщена.
– Но может оказаться, что вам не захочется давать совет подобного рода. – Мария явно была настроена менее оптимистично, чем ее спутник. – Может быть, вам захочется поддержать другую сторону.
– Значит, предстоит принимать чью-то сторону? – Каролина Брокенхёрст иронично выгнула правую бровь. – Как интересно! Пройдемте ко мне в будуар, моя дорогая. Надо всего лишь пересечь лестничную площадку.
Мария несколько опешила:
– А не страшно, что мы оставим ваших гостей?
– Думаю, нет.
Леди Брокенхёрст давно знала, что именно готовится, и некоторое время напряженно ждала развития событий. Так что решение у нее уже было готово.
– А Чарльз?
– Мистер Поуп может остаться здесь. Мы покинем его ненадолго. Надеюсь, он не будет возражать?
– Нет, ни в коем случае не буду, – заверил ее Чарльз. Его обрадовало, что хозяйка дома с такой готовностью согласилась разделить с ними их беды.
Женщины направились к двери, но не к той, через которую вошли Чарльз и Мария, а к другой. Внезапно леди Брокенхёрст остановилась и сказала:
– Должна вас предупредить, мистер Поуп. Я жду в гости леди Темплмор.
Мария встретилась глазами с Чарльзом. Новость была не из приятных.
– Считайте, что предупредили, – кивнул молодой человек.
Леди Темплмор тем временем стояла в дверях на противоположном конце гостиной. Внизу ей сообщили, что ее дочь уже прибыла в сопровождении мистера Поупа, и эту новость Коринна восприняла в гробовом молчании. Нечто подобное она ожидала, когда Райан доложила ей, что Мария улизнула. Но обнаружить, что они здесь, и вдвоем, – это было настоящее потрясение. Это должно было означать, что молодые люди считают леди Брокенхёрст своим другом. Но как такое возможно? Коринна Темплмор и помыслить не могла, что ее давняя союзница способна на подобное коварство. Вернее, не могла помыслить вплоть до этого момента, когда буквально у нее на глазах улыбающаяся Каролина увела куда-то из гостиной Марию, а мистер Поуп, предоставленный самому себе, остался скучать в окружении престарелых красавиц. Несколько дам кивнули Коринне, но она ни к кому не подошла. Мать Марии заметила среди приглашенных благородного вида женщину лет под шестьдесят, сидевшую напротив нее на обитом дамастом бержере. Платье из синего шелка с золотым позументом, гарнитур из жемчуга: тяжелое колье и серьги. Волосы у дамы были завиты и подколоты сзади, а на коленях лежал веер из перьев.
Женщина обратила внимание на то, что Коринна не сводит глаз с молодого человека в противоположном конце гостиной, и ей стало любопытно. Что это – любовная связь? Вряд ли, очень уж у них большая разница в возрасте. Однако тут наверняка имела место некая интрига, и дама в жемчугах была заинтригована.
– Леди Темплмор! – сказала она. – Очень рада вас видеть!
Приветствие заставило Коринну выйти из оцепенения.
– Герцогиня, добрый день, – ответила она. – Вы, должно быть, довольны успехом моды, которую ввели? Похоже, традиция послеобеденного чая всех нас переживет.
Герцогиня Бедфорд восприняла комплимент с подобающей скромностью.
– Вы очень добры, но не в наших силах предугадать, что останется жить, а что нет, – заметила она, посмотрев вслед за леди Темплмор на сидевшего в дальнем конце гостиной очаровательного молодого человека.
Коринна холодно улыбнулась:
– Может быть. Но зато порой мы знаем, кого определенно не следует впускать в свою жизнь. – Она произнесла это таким тоном, что герцогиня сразу поняла: что бы ни связывало ее собеседницу со смуглым незнакомцем, это точно была не тайная страсть. – Прошу меня простить.
С этими словами она двинулась вперед, лавируя в толпе и ловко подбирая юбки, и не смотрела по сторонам, пока не очутилась лицом к лицу с Чарльзом Поупом.
Тот разговаривал с какой-то дамой и поначалу не заметил Коринну.
– Мистер Поуп! – сказала она.
Чарльз обернулся:
– Леди Темплмор! Добрый день.
Он мысленно возблагодарил леди Брокенхёрст за предупреждение, иначе появление этой женщины могло стать для него потрясением.
– Мне следовало сразу понять, что вы в этом замешаны, – с каменным лицом произнесла леди Темплмор.
– В чем я замешан?
– Не лгите мне.
Чарльз почувствовал, как по всему его телу разливается странное спокойствие. Он знал, что настанет день, когда придется вступить в бой с матерью Марии. И даже когда он говорил себе, что Мария для него недостижима, и пытался свыкнуться с этой мыслью, в глубине души все равно оставалось предчувствие того, что этот бой неизбежен.
– Я не лжец, – как можно более вежливо произнес Поуп. – Если хотите, могу все вам рассказать. Я случайно встретил вашу дочь в книжном магазине Хэтчарда. Она была расстроена, и поэтому я привел ее сюда. Сейчас она с леди Брокенхёрст.
– Я знаю, что вы тайно встречаетесь. Не думайте, что это мне неизвестно. Я все про вас знаю.
Коринна старалась говорить тихо, но тем не менее какая-то женщина, сидевшая рядом с ними, встала и пересела, поняв, что это не обычные светские сплетни и что любому, кто случайно услышал беседу, следует отойти подальше и дать этим двоим спокойно выяснить отношения.
Конечно, Коринна знала о Поупе далеко не все, хотя и довольно много. После первой встречи служанка Райан рассказала госпоже достаточно, чтобы та навела справки. Не потребовалось много времени, чтобы узнать: Чарльз Поуп – сын сельского викария, начинающий коммерсант. То, что этот молодой выскочка возомнил, будто может ухаживать за ее дочерью, задевало леди Темплмор до глубины души.
Чарльз, не желая привлекать к ним обоим любопытные взгляды, тоже говорил тихо и лишь надеялся, что его слова звучат твердо. Он не собирался терпеть грубости от этой женщины, пусть даже она и была матерью Марии.
– Мы встречались несколько раз, это правда, но отнюдь не тайком, – сказал он.
Чарльз и сам понимал, что это лишь слова. Так, например, встреча в Кенсингтонских садах происходила хотя и в публичном месте, но тем не менее тайно. Достаточно вспомнить, как он при появлении леди Темплмор метнулся в кусты, словно беглый каторжник. Но Чарльз оправдывал себя тем, что не имеет права раскрывать их тайну. Это должна, когда придет время, сделать сама Мария. Вдруг она передумает и решит все-таки выйти за Джона Белласиса? Хотя, откровенно говоря, он уже больше так не считал. Если девушка была готова бежать с возлюбленным, то, наверное, ей достанет сил и на разговор с матерью.
Коринну можно было понять. Хотя ее собственные родители были и не слишком богаты, она происходила из благородной семьи и в юности была так хороша собой, что вполне могла рассчитывать на блестящую партию. Однако в шестнадцать лет девушку выдали замуж за человека, вечным состоянием которого с той минуты, как новобрачные вышли из церкви, был гнев. В результате она почти тридцать лет провела в промозглом доме на краю света, выслушивая от мужа постоянные оскорбления. Он даже умер от гнева. На охоте его лошадь заартачилась перед прыжком, и всадник с такой яростью хлестнул ее, что животное встало на дыбы и сбросило его. Он размозжил себе череп о камень, и так закончилась жизнь пятого графа Темплмора. Пережив бурю собственного несчастливого брака, мать Марии видела в Джоне Белласисе тихую гавань и утешение, которое она, безусловно, заслужила, и предвкушала скорое счастье для себя и для дочери. И ведь дело было уже на мази, но тут вдруг откуда ни возьмись появился этот чужак и нарушил все планы.
Но с ее стороны было ошибкой пойти на конфликт с Чарльзом. Будь Коринна более выдержанной, попытайся женщина поговорить с Поупом по душам, воззвать к его чести, она могла бы рассчитывать избавиться от него. Однако, ринувшись в лобовую атаку, леди Темплмор была обречена добиться прямо противоположного эффекта. Разглядывая злое, раскрасневшееся лицо стоявшей перед ним женщины, Поуп вдруг с горькой иронией почувствовал, что леди Темплмор заставила его переменить решение. В книжном магазине он отказал Марии в ее просьбе, поскольку считал своим долгом убедить девушку оставить его, но эта своенравная, высокомерная дама изменила его точку зрения. И если бы в этот момент вернулась Мария и снова предложила Чарльзу бежать, он бы, пожалуй, согласился.
Как бы то ни было, Коринна Темплмор явилась сюда не для того, чтобы перебрасываться словами с этим наглым выскочкой. Она испытывала по отношению к нему такой гнев, что боялась, не сдержавшись, дать волю языку и устроить прямо здесь и сейчас сцену, рассказ о которой к вечеру облетит всю Белгравию. В попытке взять себя в руки мать Марии некоторое время молча разглаживала сиреневый шелк платья. Когда ей показалось, что она может собой управлять, она снова посмотрела Чарльзу в лицо и сказала:
– Мистер Поуп! Мне очень жаль, что я сейчас была так груба.
– Прошу вас, забудьте об этом! – Юноша примирительно поднял руку.
– Вы меня не так поняли. Я сожалею лишь о своем тоне, но не более того. Вынуждена заметить, если вы хотя бы допускаете мысль о том, что между вами и моей дочерью может возникнуть какая бы то ни было связь, то совершаете этим либо преступление, либо непростительную глупость. Вам самому виднее, что именно.
Она ждала ответа.
Чарльз смотрел ей прямо в глаза.
– Мария и я… – начал он.
– Леди Мария, – поправила мать и замолчала в ожидании продолжения.
Поуп перевел дух и предпринял новую попытку:
– Леди Мария и я…
Но она снова его перебила:
– Мистер Поуп, не может быть никакого «леди Мария и я». Это абсурдное представление. Вы должны понять: моя дочь – драгоценный камень, и она стои`т настолько выше вас, что недосягаема, как звезды. Не только ради нее, но и ради себя самого забудьте Марию. Оставьте ее в покое, если у вас есть хоть малая толика чести.
Произнеся это, леди Темплмор вернулась на место рядом с герцогиней, взяла у проходившего мимо слуги тарелку и чашку и принялась болтать со своей соседкой, не удостаивая ни единым взглядом человека, чью жизнь она только что попыталась втоптать в грязь.
Едва лишь они оказались в будуаре, Каролина закрыла дверь и предложила девушке сесть.
– Полагаю, речь пойдет о племяннике моего мужа?
– Отчасти, – кивнула Мария. – Что бы ни говорила мама, я не выйду за него замуж.
– Вы достаточно ясно дали это понять, когда мы услышали, что об объявлении вашей помолвки напечатано в газетах.
– С тех пор все стало еще хуже.
Пока они говорили, Мария позволила себе окинуть взглядом уютную комнату с изящной мебелью и мерцающим за каминной решеткой огнем. За позолоченную раму зеркала было воткнуто несколько приглашений. На рабочем столике лежала незаконченная вышивка, растянутая на круглых пяльцах. Книги, цветы, письма – все это органично сочеталось и соединялось воедино, создавая атмосферу очаровательного и успокаивающего беспорядка. «Как легка и безмятежна, должно быть, жизнь леди Брокенхёрст», – с завистью подумала Мария. И тут же одернула себя, вспомнив, что хозяйка дома потеряла единственного сына.
Каролина некоторое время внимательно на нее смотрела и наконец заметила:
– Вы заставляете меня терять терпение.
– Да-да, простите! – Мария кашлянула. Пора было приступать к рассказу. – Мама приказывает мне уехать из Лондона и пожить со своей кузиной миссис Мередит в Нортумберленде.
– А вам там будет неприятно?
– Не в том дело. Я люблю кузину. Но мама хочет, пока меня не будет, заняться приготовлениями к свадьбе, так чтобы я вернулась домой и несколько дней спустя обвенчалась с Джоном.
Каролина задумалась. Значит, она была права. Ситуация достигла кризиса. Момент, который графиня так долго себе представляла, был близок. Но она давно уже решила, что должна сделать. Каролина почувствовала легкий укол совести, поскольку собиралась нарушить данное Анне Тренчард обещание, но что делать, если иного выхода просто нет? Анна простит ее, когда узнает, как все случилось.
– Мария, – начала леди Брокенхёрст, – я должна вам кое-что сказать, но я бы хотела, чтобы мы сохранили это в тайне от Чарльза Поупа. Не навсегда, а лишь на некоторое время. Рано или поздно он узнает всю правду, обещаю.
– А почему вы не можете сказать ему прямо сейчас?
– Потому что тайна напрямую касается его самого, и, естественно, для него это откровение окажется более болезненным, чем для вас. И еще, я должна объяснить все лорду Брокенхёрсту, а его сейчас нет дома. Вы будете присутствовать, когда я расскажу все Чарльзу, но вы не должны ничего сообщать ему раньше меня. Мне придется взять с вас слово.
За всю свою жизнь Мария еще не слышала ничего более загадочного.
– Ну хорошо… – осторожно произнесла она, прибавив: – Только если потом он все узнает.
– Я собираюсь сообщить вам это известие сейчас, потому что, как вы сами убедитесь, оно повлияет на ваше положение. И многое изменит – не так, как хотелось бы вашей матери, но для вас определенно многое переменится, и, возможно, ее тоже удастся переубедить.
Только что леди Брокенхёрст недвусмысленно дала понять, чью сторону поддерживает.
– Хорошо, если так. Но что же мне делать сейчас?
– Пока вы останетесь со мной, здесь, в этом доме.
В непоколебимой уверенности, стоявшей за каждым словом леди Брокенхёрст, было что-то пугающее. Графиня ни на секунду не сомневалась в том, что ей удастся добиться для влюбленной пары благоприятного исхода.
Мария тряхнула головой, словно для того, чтобы очиститься от сверкающих мечтаний, которые проникали ей в ум и сердце.
– Мама ни за что не согласится выдать меня за Чарльза. Я была бы счастлива, но она не уступит. Если мы хотим быть вместе, нам с ней придется расстаться и жить собственной жизнью, отдельно от мамы.
– А что думает сам Чарльз?
– Он никогда не пойдет на это. – Мария встала, подошла к окну и посмотрела на стоявшие внизу на площади кареты гостей. – Он говорит, что не станет причиной скандала, который может мне навредить.
– Иного я от него и не ожидала. Он благородный юноша.
Мария вернулась обратно:
– Может быть. Но вы же видите: мое положение безнадежно.
Леди Брокенхёрст улыбнулась. Она явно не была согласна с подобным заключением.
– Сядьте, моя дорогая, и слушайте. – И только когда Мария устроилась на обитом атласом диванчике рядом с креслом Каролины, та продолжила: – Думаю, вы знаете, что у нас с лордом Брокенхёрстом был сын Эдмунд, который погиб при Ватерлоо.
– Я это знаю и очень сожалею.
До чего же странно, подумала Каролина. Она снова может говорить об Эдмунде как о персонаже светлой и жизнеутверждающей истории, не отделяя себя от сына пеленой слез. Теперь Чарльз и эта молодая женщина станут центром ее жизни.
– Так вот, перед смертью…
