Глава 28

Как Карат и предполагал, несмотря на металл, потерянный за долгие годы существования вместе с осыпавшейся ржавчиной, драндулет оставался дико тяжелым.

Когда Пастор, следуя своему плану, на только лишь ему знакомом повороте дороги направил его на обочину, сразу стало понятно – дело пахнет чем-то нехорошим. Дальше тянулся неспешно поднимающийся склон, покрытый высоченной травой, по такому и с работающим мотором не очень-то погоняешь. Вот тогда-то и захрустело вовсю – бампер разносил растительность в мельчайшую черную пыль, стелившуюся за машиной, будто клубы угольного дыма, вырывающиеся из трубы паровоза.

Но это продолжалось недолго – инерция оказалась не настолько высока, чтобы дребезжащая колымага сумела далеко забраться на склон. А дальше последовало то, о чем предупреждал Пастор, – ее пришлось толкать наверх.

Пассажиры невменяемые, из салона изредка доносятся стоны Лиды, подсказывая, что там еще остались живые, но другими способами они о себе напомнить не пытаются. Пастор, ухитрившись зафиксировать педаль сцепления при помощи своего пулемета, толкает молча, время от времени отвлекаясь на то, чтобы изменить положение руля. В такие моменты Карат, как никогда ранее, начинал осознавать, что люди, слишком долго прожившие в Улье, и правда весьма отличаются от всех прочих.

Дело в том, что машина или замирала как вкопанная, или резко сбавляла ход, и это при том, что Карат жилы рвал, все силы вкладывал, да и сектант при этом продолжал давить на дверцу.

Получается, сил у него немного. То есть в сравнении с Пастором немного. Когда тот по-настоящему брался за дело, все резко изменялось, Карат при этом, по сути, просто шагал рядом, придерживаясь за машину. Помогал он от всей души или халтурил, на видимом результате это никак не сказывалось – драндулет плелся одинаково бодро.

Да уж, если Пастор предложит побороться на руках, предложив самый выгодный расклад по ставкам, надо всеми способами отнекиваться.

Не выдержав, Карат озвучил очевидную идею:

– Может, мне просто рядом прогуливаться?

– Что ты имеешь в виду?

– Помощи от меня никакой.

– В сравнении со мной, разумеется, ты не очень хорошо смотришься, но не нужно называть себя бесполезным.

– И долго нам так пыхтеть?

– Пыхтеть? Что ты этим хотел сказать?

– Это как бы намек на одышку. Работаем много, хотелось бы знать, на сколько это затянется.

– Сказывается, что это не мой родной язык, почему-то возникли ассоциации с паровой машиной.

– Да нет, нормально, у нас о паровозах тоже говорили, что они пыхтят. Кстати, о паровозах, а ведь это неплохая идея.

– О чем ты?

– Да о том, что бесплатно подкидываю тебе идею. Ну, то есть вашей секте. Ладно, не косись на меня, пусть будет «банде». Зачем ходить пешком, если можно ездить на паровозе без рельсов? Кажется, такие называли локомобилями или паромобилями. Да, минусов у них куча, но зато есть жирный плюс – им вообще не нужно электричество. Вода, дрова или уголь и – вперед. Или вы уже до такого додумались?

– Да Карат, ты не первый, до тебя все обдумано неоднократно.

– А почему вы такую штуку на эту тропу не поставите? Или это маловажная дорога?

– У нас нет таких штук, паромобиль на черноте работает плохо.

– Почему? Что ему мешает? Ведь паровому котлу не нужна электрическая искра.

– Не только паровому, существуют и другие виды двигателей, не нуждающиеся в электричестве. Проблема в том, что сам процесс горения на черноте изменяется. Ты же чувствуешь ухудшение самочувствия, это одна из причин. Спасибо Улью, он защищает нас от черноты, пусть и недолго, но мы можем на ней жить, несмотря на то что наша жизнь – это в том числе и горение. Однако на неживую материю его благословение не распространяется. Самые сухие дрова даже тлеть не хотят, загоревшийся в банке бензин тухнет почти мгновенно, стоит только занести банку за границу. Самые успешные механизмы, которые создавали наши мастера, работают на сжатом воздухе. Но они слишком тяжелые, и радиус их действия ограничен. Мы используем их лишь в отдельных случаях, для узких задач. Также были проведены успешные опыты с использованием паровых машин, где котлы нагреваются за счет контейнеров с высокоактивными изотопами. То есть вода кипит из-за теплоты атомного распада. Дальше опытов дело не продвинулось, люди опасаются всего, что связано с радиацией, работать с радиоактивными веществами слишком сложно. С различной химией и прочим тоже ничего перспективного не получилось. Доходило до экзотики, в том числе воздушных шаров и гироскопных механизмов. Некоторые исследователи додумались до того, что вводили энергию жизни и прочие понятия, пытаясь объяснить парадокс – человек, будучи по своей сути той же машиной, почему-то способен здесь передвигаться без неразрешимых затруднений. Мы немало лет по черноте ходим, многое перепробовали и лучшими способами до сих пор считаем пешую ходьбу и механизмы на мускульной тяге, а то, что у нас это получается, объясняем покровительством Улья.

– Это ты велосипед так мудрено назвал? Механизмом на мускульной тяге?

– Классический велосипед не всем подходит, на черноте ухудшается координация движений. В какой-то мере эту машину в данный момент можно тоже называть механизмом на мускульной тяге.

– Скорее уж, на гибридной тяге. Ты так и не сказал, долго нам еще толкать этот хлам.

– За пригорком начинается спуск, он затяжной и неудобный, поначалу мы продолжим толкать машину, затем можно будет немного проехать. Дальше дорога грунтовая начинается, на ней в отдельных местах придется останавливаться, но в итоге далеко проедем, если Улей позволит. С другой стороны этого пригорка начинается общее понижение местности, в Улье подобные перепады встречаются повсеместно. Тянется оно до той воды, по которой ты с запада выходил. Там узкая полоса низменности, она почти точно с севера на юг тянется, доходит до озера, где ты развернулся.

– Я тогда был уверен, что она больше на северо-восток ведет. И как далеко мы с той горки в километрах проедем? Мне до сих пор кажется, что зря с машиной связались, тележка гораздо легче. Всего ничего пройти получилось.

– За горкой мы тоже много не проедем. Где-то в районе трех километров, причем местами придется толкать машину.

– Вот я и говорю – тележка гораздо лучше.

– Дальше мы больше выгадаем. Гораздо больше. Если Улей позволит.

– Ты регулярно говоришь о разрешении Улья и вообще поминаешь его чуть ли не через слово. Это ваша религия требует?

– У нас нет религии, у нас учение.

– Да хоть в носу ковырянием это назови, мне вообще без разницы. В нем все дело?

– Нет, это просто слова много чего повидавшего человека.

– А ты когда-нибудь видел, чтобы Улей лично, собственной персоной кому-нибудь что-то запретил?

– Конечно, видел. А ты разве нет?

– Да я даже представить себе такое не могу. Уж прости, но это полный бред.

– Ну неужели? Не верится, ты ведь здесь не так уж мало времени провел. О таком в вашей среде не принято говорить, но какие-то обмолвки должен был замечать, возможно, и сам сталкивался. Постарайся вспомнить: кто-то услышал в ночи странные звуки, а потом случилось что-то, что случается только по воле Улья; кто-то хотел куда-то пойти, но незримая сила ухватила его за воротник, придержала пару минут, а то и больше, не позволила попасть в беду; кто-то решил, что он…

На последних словах Карат, скептично прислушиваясь к Пастору и удивляясь лишь тому, что тот при разговоре продолжает толкать машину, не испытывая затруднений с дыханием, резко напрягся и не сумел это скрыть – реакция наблюдательного сектанта последовала незамедлительно.

Пастор осекся на полуслове и вкрадчиво спросил:

– Я так понимаю, с тобой такое случалось?

Карат отчетливо вспомнил деревню, к которой вышел после того, как сутки отлеживался в доме, окруженном тростниковыми дебрями, приходя в себя после связанных с разбушевавшейся холодной водой приключений. Тогда он, не заметив ничего подозрительного, сунулся было на открытое место, чтобы устроить рывок к ближайшему двору. И замер, скованный по рукам и ногам, в мраморную статую превратился. Как только ни старался, даже на миллиметр пошевелится не смог. А затем в одно мгновение отпустило бесследно, оставив в глубокой задумчивости размышлять над причинами происшествия (и заодно над своей психической полноценностью).

Но, надо признать, долго размышлять ему не позволили. Для начала засек стаю зараженных, которым мог попасться на глаза (и с немалой вероятностью на завтрак), не останови его незримая сила. Это навело его на новые размышления о подоплеке происходящего, но они тоже быстро остались позади – отвлекся, встретив шумно-беспечных новичков, устроивших для тварей рекламную акцию по бесплатной раздаче живого фастфуда возле своих машин. Ну а далее был особняк посреди деревни, внезапно окруженный черно-зелеными прихвостнями Бирона, погоня, встреча с сектантами, гранаты, прилетающие из ниоткуда, и много чего еще, не способствующего мыслительному процессу. Бурные события непредсказуемо сменяли друг дружку, выбрасывая из головы случившееся в зарослях у околицы. Окончательно об этом Карат не позабыл, сохранил на задворках сознания, все же происшествие экстраординарное, ничего подобного с ним никогда нигде не происходило, но при этом не мог не отметить, что всеми силами пытается выбросить это из памяти или хотя бы задвинуть поглубже.

То ли в голове такое не укладывается, то ли действует непонятная сила, задача которой – уничтожать определенные воспоминания.

А вот сейчас, после слов старожила Улья, случившееся во всей красе всплыло из глубин памяти, и мимо внимательного спутника это не прошло.

Карат покачал головой и, сам не зная, почему это делает, соврал:

– Не бывало, но что-то такое где-то слышал.

– Попробую тебе поверить. Знаешь ли ты, что это почти абсолютное табу среди рядовых иммунных, о таком никто не разговаривает, даже будучи пьяным что-то подобное произнести – люди плохо воспримут.

– Вроде темы со скреббером?

– Ну что ты, даже сравнивать нельзя. Допустим, ты в разговоре с фанатично настроенным мусульманином сделаешь обмолвку, что сожалеешь по поводу религиозного запрета на употребление алкоголя. Вот это будет тема со скреббером. А теперь представь, что ты этому же мусульманину заявляешь о своей самой сокровенной мечте – сжечь Мекку при помощи напалма и ядерного оружия, а на ее пепелище скормить свиньям жен и дочерей всех правоверных. Улавливаешь разницу в темах разговора?

– Я тебя понял.

– Это жесткий необсуждаемый запрет. Все, что можно отнести к прямому вмешательству Улья или необъяснимых сил, – абсолютное табу. К тому же эта тема обросла небылицами, а небылицы – верный спутник глупых предрассудков. Так что да, несмотря на всю реальность явления, можешь относиться к нему, как к одному из многих суеверий Улья.

– Откуда небылицы взялись, если тему не обсуждают? Только из круга таких болтунов, как ты, информация сливается?

– Необязательно, человек – существо социальное, то есть общительное. Кто-то, напившись, что-то сболтнет мало что соображающим собутыльникам; кто-то, лежа с женщиной, решит оказать на нее впечатление, демонстративно презирая молчаливый запрет; кто-то с лучшим другом по душам пообщается, а друг окажется не таким уж и закостенелым, в ответ о своем проговорится, вот и произошел обмен информацией. Как тут ни старайся, полностью остановить распространение сведений не получится, даже многие новички что-то знают, а у старожилов это общее явление.

– То, что кто-то хотел куда-то пойти, но не смог, можно объяснить, не приплетая Улей.

– И каким же образом?

– Ну… я слышал, что Улей улучшает интуицию. Вдруг это срабатывает.

– Во-первых, ты упомянул Улей уже через две секунды после того, как безапелляционно заявил, что можно объяснить происходящее без его участия. Во-вторых, вряд ли она здесь улучшается, просто некоторые начинают ее использовать, в то время как до этого вообще не прислушивались к ее подсказкам, ведь во внешних мирах люди от многого отказываются, им и ограниченными там жить удобно. Изменившаяся обстановка заставляет брать от себя по максимуму, вот они и начали говорить об улучшении интуиции.

– Может, у некоторых людей это уже не интуиция, а что-то вроде особого дара Улья, которого он понемногу всем отсыпает.

– Ты опять упомянул Улей.

– Ну так куда же здесь без него?

– Да, согласен, кое-какие проблески интуиции можно отнести к его влиянию, но это редкость, и мы сейчас не об этом. Вспомни свой случай.

– Какой мой случай?

– Меня обманывать можно, ты не я, тебе за репутацией следить не приходится, но себя, пожалуйста, не обманывай. Я знаю, что с тобой такое случалось, Улей тебя останавливал. Почему он это сделал? Знаешь? Дай угадаю – он уберег тебя от глупости, которая могла стать последней в твоей жизни. Я прав?

– Это можно объяснить интуицией, – продолжал гнуть свою линию Карат.

– А что такое интуиция? Кто-нибудь сумел объяснить все, что принято списывать на ее голос? И я не думаю, что это походило на какую-то интуицию. Я точно знаю, как это происходит, потому что со мной это тоже случалось. Спасибо Улью, он помогал мне не раз, я не устаю его благодарить и тебе это советую.

– Ты еще молиться начни, у сектантов это принято.

– У тебя сложилось превратное мнение о нашем учении, но для ничего не понимающего новичка это естественно.

– Конечно, нормально. А если учесть, что этот новичок видел, как целую толпу народа приверженцы твоего учения собирались принести в жертву, так тем более.

– Кто тебе такое сказал? – с легким недоумением спросил Пастор.

– Да никто не говорил, я взрослый мальчик, два плюс два складывать умею.

– Ну так сложи. Вслух сложи.

– Я сам видел круг, факелы в руках, хоровое пение и голодного элитника на цепях.

– А, так вот ты о чем, – в голосе сектанта промелькнули нетипичные для него смешинки. – Ну и каковы ощущения? Испугался такой картины?

– Скажем так – она мне не понравилась.

– Твои глаза тебя обманули, пусть и не во всем.

– Ну да, конечно, как я сразу не догадался. Надо было холодной водой их промыть, и все бы моментально прошло.

– Я не говорю, что ты стал свидетелем безобидного розыгрыша, но и массовым жертвоприношением это назвал напрасно. Для нас это неприемлемо, с этим мы боремся на всех территориях, как с досадным пережитком темных времен. В истории моего мира химия выросла из мрака алхимии, а астрономию породили астрологи. Здесь ситуация похожая. То, что ты видел, было всего лишь не слишком удачной, на мой взгляд, политическая акцией, мерой устрашения.

– Совсем на политическую акцию не похоже.

– У разных сил разные методы. В одной из стран моего мира действовала многочисленная группировка, ратующая в том числе за расовую чистоту. Ее члены обряжались в белые островерхие балахоны, устраивали шествия, факелы использовали, деревянные кресты сжигали, некоторые их деяния со стороны можно было принять за жертвоприношения.

– В моем мире тоже действовала похожая группировка, но, по-моему, с антуражем твои коллеги перестарались. То, что я видел, было настоящим жертвоприношением, а не его подделкой.

– И тем не менее ты не прав. Итогом той ночи должно было стать наказание нескольких человек, они это заслужили, их участь могла стать примером для других. Обставлено было в духе темных времен – признаю, но это выходка Сабины, такие забавы в духе старушки, с ней тяжело приходится, она неуправляемая. Но не могу сказать, что в тот раз она была совсем уж неправа. Дело в том, что Кумарник неправильно себя повел. То есть люди, державшие власть в стабе. С ее точки зрения – неправильно, она считает себя хозяйкой этих земель, и тех, кто с этим не согласен, иногда жестоко наказывает. Для Сабины ничего не стоит созвать своих молодчиков и показать, что с ней надо считаться, все должны понимать, кто здесь хозяин. То есть хозяйка. В этих краях она орудует с тех времен, когда тут, по сути, ничего еще не было. Если что-то идет не по ее воле, она огорчается, а я предпочту в логове ядовитых змей ночь провести, чем пять минут иметь дело с огорченной Сабиной. Вообще-то она почти нормальная, но если что-то идет вразрез с ее волей, изменяется. Нехорошо изменяется. Слишком долго здесь живет, даже я со своими десятилетиями в сравнении с ней – ребенок.

– Складывается впечатление, что килдингов два вида, и вы с Сабиной относитесь к разным.

– В какой-то мере ты прав, хотя я бы назвал куда большее количество разновидностей. Понимаешь, Карат, Стикс потенциально бесконечен, это надо учитывать. Я в том смысле, что мы не знаем его границ и не можем поддерживать оперативную связь на больших расстояниях, даже иммунные с особыми умениями помогают в этом лишь частично. Вот и получается, что ни мы, ни институт, ни другие глобальные организации неспособны сохранять общность на значительной части площади Улья, одно это накладывает разницу. К тому же обитаемый пояс местами прерывается, проходить там через него зачастую очень сложно, это приводит к обособленности регионов. Не удивлюсь, если где-то, почти бесконечно далеко отсюда, есть люди, которые называют себя Детьми Стикса и при этом проводят каннибальские ритуалы или предпринимают что-то, еще более уродливое. Все, что угодно, может случиться, если отрываешься от своих корней. Давай, Карат, поднатужься, тут под конец тяжелее всего.

– По тебе не скажешь.

– Если ты думаешь, что мне легко это дается, то ошибаешься. Все, остановись, требуется передышка. Посмотрю, как там наши пассажиры, что-то они подозрительно притихли.

Карат не последовал за Пастором, он замер на верхней точке подъема, куда они добрые полчаса заталкивали ржавый драндулет, и пытался оценить перспективы спуска. Перспективы, откровенно говоря, радужными не выглядели: неровный склон, там и сям выпирающие выходы камня, кустарники самые разные – от одиночных и чахлых до приличных, переплетающихся друг с дружкой в труднопреодолимые препятствия. Никакого намека на обещанную ниже дорогу не наблюдалось, но судя по тому, что сектант бросил туда не больше одного равнодушного взгляда, он не видел в этом проблем.

Значит, и с этим склоном Пастор каким-то образом договорится. Да и кустарник здесь – невеликая помеха. Легкий толчок бампера превращает такие преграды в черную искрящуюся труху.

Карата больше заинтересовала не ближайшая часть пути, а то, что благодаря господству этой позиции в рельефе открывалось вдали – на западе. Зелень полноценного кластера – стандартного или стабильного, на фоне сплошной черноты – такое с большого расстояния хорошо выделяется. Четко очерченный многоугольник, поросший нормальной растительностью, очень прилично вытянутый с запада на восток, не меньше чем на три-четыре километра, а скорее даже больше. Но вот с севера на юг все плохо – метров семьсот от силы. Расстояние делает размеры обманчивыми, но вряд ли здесь можно намного ошибиться – не так уж и далеко.

Пастор, до этого внимательно заглядывающий в салон, высунул голову из окна и сообщил:

– Девушка на удивление крепкая, лучше всех держится. Но даже ей желательно прямо сейчас отсюда выбраться, она плохо выглядит.

Карат, переборов очередной приступ головокружения, указал вниз:

– Ты планируешь добраться туда на этом тарантасе?

– А ты видишь вариант получше?

– Я вообще не вижу других вариантов, дымка скрывает, будто вдали все кластеры решили перезагрузиться одновременно.

– Такое случается в местах, где возвышенности переходят в низины. Зелени и там хватает, поверь мне.

– Верю. А вот как мы туда доедем, не понимаю.

– Оставь это мне. Придется погубить несколько черных кустов, но в результате мы окажемся на дороге, которая доведет нас до самого края. Правда, придется потолкать в нескольких местах.

– Почему-то я в этом не сомневался. А что там за кластер?

– Немного похоже на стаб.

– Это как?

– Длительный период между перезагрузками, совсем нет городов и деревень, ни одного дома на весь кластер, даже столба телефонного там не встретишь. Леса и поляны, одна дорога тянется с запада на восток – вот и все. И лес там необычный для этих мест: слишком густой, почти везде сырой, ели в нем растут, а тут они нечасто встречаются. Он выглядит более северным, чем обычно. Один человек мне сказал, что Улей его сюда сознательно спрятал, из-за нестандартности, стесняется своих ошибок.

– Оттуда тоже нельзя выбраться?

– А кому там выбираться? Деревень нет, дорога неасфальтированная, пользуются ею редко. Даже если два-три человека случайно попадутся, шансов, что кто-то из них останется иммунным, почти нет. А зараженным там есть нечего, дичи мало и не поймать ее, нет у них скорости и ловкости, так что вырасти не получается. Слышал я, однажды на похожем кластере встретили мертвяка. Пустыш явный, выглядел плохо, его завалили из любопытства, хотели глянуть, чем он там кормился. Не поленились разрезать живот, желудок был набит землей и какой-то несъедобной трухой вперемешку с муравьями и личинками.

– На такой диете большим и сильным не стать, – понимающе кивнул Карат.

– Я именно это имел в виду. Ладно, присаживайся, мы немного отдохнули, пора двигаться, пока наши пассажиры волками завывать не начали.

Насчет дороги Пастор не ошибался – она и правда обнаружилась чуть ниже по склону, до поры до времени ее прикрывали кусты, не все они сумели пережить спуск гремящего по камням драндулета. И в остальном спутник тоже не соврал, он вообще казался все более и более честным, пока что ни разу на явной лжи не попался, при этом нередко высказывая до крайности сомнительные предположения, которые обычно представлял как неопровержимую истину.

Странный человек – ему одновременно веришь и не доверяешь.

Само собой, что колесную развалюху время от времени приходилось толкать. Спуск только поначалу можно было назвать крутым, чем ниже, тем больше пологих участков встречалось, даже на коротких ровных интервалах машина безнадежно останавливалась. На узкой, местами труднопроходимой грунтовке она не могла набирать такой же разгон, как на асфальте.

И надо признать, что последний участок пути преодолели с ветерком. Дорога резко повернула на запад, к границе кластера, за ней, уже по приятной глазу зелени, тянулась аналогичная по ширине грунтовка, но то ли почва там другая, то ли лучше накатана, не понять, однако разница несомненная, с этим не поспоришь. Даже когда уклон закончился, колымага проковыляла не меньше сотни метров, лихо выкатившись из тенистого леса на узкую, неизвестно насколько далеко протянувшуюся поляну, заросшую невысокой, будто подстриженной травой – лишь отдельные, самые шустрые побеги вздымались над ровной поверхностью.

Незначительная длина травяных стебельков объяснялась вовсе не работой газонокосилок – вдали, там и сям, можно было рассмотреть россыпи крупных костей и частично раздробленные рогатые черепа.

– Ты ничего не говорил насчет пастбища, – резко напрягся Карат, поспешно озираясь по сторонам.

Пастор пожал плечами:

– Я коров здесь не видел и не слышал о них. Видимо, их здесь иногда пасли, и на этот раз стадо попало под перезагрузку. Полагаю, прошло несколько недель, трава уже успела заметно подняться.

– Похоже, пастух неплохо покушал, – мрачно предположил Карат. – Только не могу представить, как в одиночку с буренками справлялся. Он ведь свежий – ни скорости, чтобы догнать, ни когтей, ни зубов, чтобы шкуру разгрызть, даже силы не больше, чем у обычного человека.

– Коровы – для зараженных лакомство, ради них можно проявить изобретательность.

– Да какая изобретательность у пустыша? Они все поголовно тупые.

– Вероятно, в самом начале каким-то образом нашел пищу, а уже на стадии бегуна они способны справляться с коровами. Даже если ему одному все мясо досталось – это не так страшно, ведь до элиты в таких условиях дорасти невозможно.

– А что не так? Разве перезагрузки частят? Ты же говорил, что период между ними затянут, чуть ли не стабом называл.

– Кластер из непредсказуемых, у него бывают и короткие периоды, и очень длинные, под чернотой такое – обычное дело. Случается, доходит до пары недель, бывает месяц или два, иногда полгода, но обычно около года. Я именно о последней цифре говорил. Чтобы вырастить хотя бы начальную элиту, потребуется не один десяток тонн мяса и много времени, а здесь нет ни того, ни другого. Даже если пастух уже прошел через стадию лотерейщика, волноваться нам не о чем. Это всего лишь единичный зараженный, мы с ним легко справимся. Давай пассажиров на траву вытащим, что-то они плохо выглядят, может, им станет лучше.

Карату идея Пастора показалась не такой уж и своевременной. Солнце как раз через зенит перевалило, жарит так, что хочется в тень от самого себя спрятаться. На поляне укрытий не найти, только за машиной, но она посреди не такой уж узкой грунтовки стоит, людей придется укладывать на голую почву, там и сям усеянную сухими комьями глины, для спин и боков – это все равно что острые камни. Разве что к обочине ее передвинуть.

С другой стороны, наверное, сектант прав. Даже без тени новичкам на травке будет лучше, чем в провонявшей рвотными массами машине. Пакеты не очень-то спасают ситуацию, когда находятся в руках у людей, пребывающих в невменяемом состоянии, где небо от земли сложно отличать. В общем, тщательная чистка салона этой колымаге не помешает.

Архип кое-как выбрался сам, шумно бухнувшись на землю, едва миновав обочину, остальных пришлось вытаскивать. Ради Жоры Пастор расстарался, на узкой полоске тени по другую сторону машины раскатал спальник, поверх него уложил одеяло, а затем уже беспамятного. Тот непростую поездку пережил, но выглядел как прежде, то есть скверно.

Закончив возиться с пассажирами, Пастор озвучил возникшую проблему и ознакомил Карата с ближайшими планами:

– Машина не заведется, аккумулятор чернота высосала.

– С толкача заведем, – предложил тот.

– Завести – не проблема, но для начала свечи сменю, обычно без этого не обходится, если с заведенным мотором в черноту заезжаешь. А ты бери канистру и вон туда иди, в лес. Дальше ручеек увидишь, поднимись по нему до родника и набери воды. Вода там очень хорошая, холодная, вкусная и не портится долгий срок. У тех, кто по этой тропе проходит, обычай такой, брать ее с собой.

– Суеверие?

– Можешь и так назвать.

– Ты пастуха этого не чуешь?

– Людей и свежих зараженных поблизости нет.

– Может, он на другой край кластера подался.

– Или так, или совсем ушел.

– Как это – совсем ушел?

– Отсюда можно выбраться. Если все время на запад идти, тоже наткнешься на черноту, но она не такая широкая, как до этого, за ней зелень можно разглядеть. Зараженные черноту не любят так же, как воду, если не сильнее, но при отсутствии корма могут через нее перейти.

– Понял, буду знать.

– Но ты не расслабляйся. Я только здесь семь черепов насчитал, это значит, что пастух именно столько коров съел. А ведь могут быть и другие животные. Это большое количество мяса, поэтому не удивляйся, если на топтуна наткнешься.

– Ну так ты меня предупреди, у тебя же чутье.

– Мое чутье против людей хорошо работает, с мертвяками много сложностей. Иногда обманывает или далеко не достает, и возле черноты возможны разные сбои, то есть надеяться на него нельзя. Не расслабляйся, Улей может наказать.

Да он уже достал, повторяя банальные вещи, ведь Карат не помнит, когда последний раз здесь расслаблялся. Даже в тот вечер, когда в компании Юпсика приступил к дегустации пива, в голове хватало дурных мыслей, а ведь обстановка очень даже способствовала умиротворению.

Лес и правда для этого региона необычен. Тут, как правило, их мало, в тех, что есть, тотально господствуют сосны, изредка их разбавляют дубравы и березняки с осинками, лесополосы преимущественно ясеневые, реже акация, возле воды, в поймах, разнообразие лиственных пород побогаче, но, по сути, все породы наперечет. А здесь, по словам Пастора, имеются ели, тогда как на других кластерах на них можно наткнуться только в обжитых местах, где встречается их декоративная разновидность.

Эти никакие не декоративные – самые обычные. Хмурые, темно-зеленые, долговязые, узкие, отростки по ветками расходятся в одной плоскости, и хвоинки – тоже. Почва сыроватая, но грязь под ногами не чавкает – сплошь влажный мох и лишайники, сразу за опушкой полоса зарослей папоротников, кое-где можно разглядеть сочные побеги похожих на водоросли хвощей. Мокро настолько, что, того и гляди, начнется болото.

Но, углубившись в заросли, Карат вместо трясины наткнулся на ручеек. Крохотный, парой ладоней можно мостик перекинуть с бережка на бережок, но бойкий, журчание воды расслышал за несколько шагов. Этот звук на миг насторожил, очень уж диссонировал с однотонным шуршанием раскачивающихся на ветру елей.

Пройдя вверх по течению на неполную сотню шагов, наткнулся на исток – невеликую чашу родника. Его берега были укреплены плоскими камнями и вытоптаны, к этому месту выходили сразу две заметные тропки, но многочисленные следы пребывания людей сваливать на действия сектантов не приходится – это ведь не стаб, безнадежно затерянный среди черноты. Очевидно, местные жители тоже высоко оценили качество воды, вот и наведываются грибники, ягодники и те же пастухи, один из которых, возможно, прямо сейчас подбирается к этому месту, глубоко продавливая влажный мох костяными пятками.

Карат, присев над родником, рефлекторно потер голень – болезненная рана, которой коварно наградил случайный спутник, давно зажила бесследно, но при мысли о топтунах рука сама по себе тянулась к этому месту. Еще бы, ведь именно тогда он впервые повстречался с постукивающей костями тварью.

Далеко не самая смертоносная, но воспоминания оставила богатые, слишком много всего сошлось в один момент.

Голову посетила неуместная мысль. Родник ведь не сам по себе существует, он часть гидрологического комплекса, который включает в себя водоносные горизонты с их зонами питания и разгрузки. Кластер, вырезанный из внешнего мира, теряет старые связи, а новые вряд ли это компенсируют, об этом можно судить по той небрежности, с которой поверху стыкуются отдельные кусочки мозаики Стикса. Никого не удивляет, когда колодцы пересыхают вскоре после перезагрузки – обычное дело в Улье.

То есть этот родник может иссякнуть быстро или постепенно, лишившись питания. Но по нему такое не скажешь, журчит бодро. Должно быть, удачно вписался в новые условия, не растерял напор, журчит, как журчал всегда. Может, именно из-за этого у сектантов принято набирать воду именно здесь – выказывают уважение его стойкости и хотят прихватить с собой частичку его жизнелюбия.

Вдруг поможет.

Карат сполоснул бока и днище канистры в ручейке, только потом начал заливать ее, окунув в чашу родника. Глубина позволяет, доверху должна набраться. Иммунные не только едят много, воды им тоже требуется побольше, чем обычным людям. С учетом пассажиров в группе сейчас шесть человек, так что Пастор на этот счет обеспокоился не без оснований. Хотя, по мнению Карата, могли обойтись и без пополнения запасов в дороге, ведь в почти вымершей деревне хватало колодцев, и по ним не скажешь, что они пересохшие. Возможно, качество там не настолько хорошее, но ничего страшного, в Улье привередничать не принято.

Может, помыться в ручейке? Холодную воду Карат не любил, но теплую здесь вряд ли предложат. Взбодрится после угнетающего действия черноты, заодно и соль с себя смоет, ведь немало пота пролилось, пока по жаре машину толкал.

Все эти мысли выдуло из головы в один миг – за спиной звонко протрещала автоматная очередь, затем еще одна и еще, уже не короткая и выверенная, а до опустошения магазина. В Улье так палят, когда нет смысла ни целиться, ни патроны жалеть, когда бьют в упор, до опустошения магазина, в отчаянии пытаясь подавить цель, которая вот-вот до тебя дотянется.

Когтями или клыками.

Карат при первых же выстрелах выронил канистру и кинулся назад, поспешно ломясь через папоротник и корявые хлипкие кустики, ничего внушительнее среди елей не росло. Автомат затих, но скромно щелкнул пистолет, и тут же оглушительно завизжала девушка. Если это Лида, то странно, от нее можно ждать голосок посочнее, а здесь будто школьница старших классов панику подняла при виде выскочившего из норки мышонка.

Или все дело в том, что видит она вовсе не мышку.

Пастух, так нехорошо обошедшийся со своим стадом, нарисовался? Тогда почему молчит пулемет Пастуха? Да что там вообще происходит?!

Еще раз выстрелил пистолет, визг и не думал умолкать, будто пластинку заело. Кто-то шумно начал продираться через заросли навстречу Карату, но гораздо правее, там, где он заходил в чащу, то есть приблизительно напротив машины. Судя по звукам, это не какое-нибудь чудовище необъятных размеров, больше всего похоже на бегущего человека.

Впереди развиднелось, Карат выскочил на опушку и наконец во всей красе разглядел причину переполоха.

Чудовище, вообще не похожее на человека, с ног до головы покрытое уже прилично сформировавшимися костяными бляшками, кое-где начинающими перерастать в пластины, между которыми там и сям пробивались клочья грязной шерсти. Пасть такая, что трехлетний ребенок вольготно разместится. Само собой, что двойной набор зубов, предназначенных для быстрой нарезки живого мяса, кривые когти и прочее тоже прилагаются.

И огромное тело, дико огромное, куда больше даже того рубера, который в первый день едва не перечеркнул биографию свежеиспеченного новичка Карата. Но странное дело, при всем этом тварь почему-то не кажется чересчур развитой, ведь у нее даже волосы сохранились, причем росли они почему-то по всему телу. Явно не элита, тут определенно что-то другое, непонятное, одна из тех загадок, коими так богат Улей, и задумываться о разгадке некогда.

Потому что чудище не стояло на месте, любезно позируя уставившемуся на него Карату. Оно, свирепо урча, дергано металось вокруг машины, то и дело просовывая под нее когтистые лапы и совершенно не обращая внимания на визжавшую в нескольких шагах Лиду. Девушка сидела на траве, уставившись на монстра, и даже не пыталась схватиться за автомат, Саши видно не было, очень может быть, что именно он трещал ветками, без оглядки улепетывая в глубину ельника.

Хотя нельзя исключать, что это был Пастор, ведь его тоже не видно. Как-то ведь он сумел прожить здесь столько лет, а этого добиться тем проще, чем быстрее ты бегаешь.

Стрелял, очевидно, Архип. Судя по крови, там и сям сочащейся из туши, не обошлось без попаданий, но в целом можно сказать, что патроны переведены впустую – тварь полна сил и злобы, направленной на обидчика, спрятавшегося под драндулетом. Мужику крупно повезло, что Пастор выбрал древнюю технику с роскошным клиренсом, предусмотренным под грязевые колеи российского бездорожья. Свой автомат командир новичков обронил или откинул, спасаясь, но время от времени постреливал из пистолета, заставляя зараженного отдергивать протягиваемые лапы.

Это шерстяное чудо язык не поворачивался обозвать мертвяком, но по степени тупости оно ничем не отличалось от вездесущих бегунов. Вместо того чтобы перевернуть машину набок (что при такой силище не проблема), так и наворачивало круги в бесплодных попытках добраться до расчетливо отстреливающегося Архипа.

Но все же проблески достойных идей иногда могут посетить самый жалкий мозг. Тварь наконец остановилась, припала на четыре лапы, резко подалась назад, пригибая голову. Нетрудно понять, что последует дальше: сумасшедший рывок и удар всей массой немаленькой туши. Машина после такого не то что в сторону отлетит, она на запчасти развалится, там ведь почти все на ржавчине и краске держится.

Карат все это продумывал, не предаваясь созерцанию, стоя в теньке от деревьев. Он там и пары секунд не задержался, тут же бросился вперед, стараясь свести дистанцию до твари к минимуму. Несмотря на жуткий вид монстра, страха не было, а был нехитрый расчет. Прекрасно просматривался самый обычный с виду споровый мешок, открытый со всех сторон. Получается, перед ним всего лишь зараженный, пусть и выглядевший необычно. А значит, это создание очень даже смертно и простейший способ его уничтожения очевиден.

Вот только добраться он не успевает. Шагов сорок не хватает, а медлить нельзя, тварь вот-вот сметет машину, Архипу с его пистолетиком после такого не поздоровится. Монстр столь силен, что ему и секунды хватит для зверского убийства. Ну, в крайнем случае основательно покалечит мужика, и что потом? Как без его поддержки новички выберутся самостоятельно, ведь вся их группа выжила только за счет старшего, Сашка плюс Лидка и половины его левой руки не стоят.

Замерев, Карат навел автомат на опустившуюся спину зараженного, ускорился, поднял ствол чуть выше, прицелившись в темно-бурую выпуклость на затылке, очень осторожно потянул за спусковой крючок – в таком режиме любые силовые действия приходится проводить с оглядкой. Одно неверное движение, и можно поломать то, что, казалось бы, сломать почти невозможно. Такое уже имело место после возвращения в Полис, когда Карат пытался охотиться при помощи арбалета.

Хорошая была штука, но при нестандартных нагрузках продержалась недолго – после второго ремонта и последовавшей на следующий день третьей поломки пришлось отказаться в пользу незатейливых звездочек.

Звездочки Карат пока что не ломал, но как знать…

Оружие неудержимо повело в руках, рукоять затворной рамы пошла назад, открыв дорогу для выскакивающей гильзы, отправившейся в полет с неспешностью никуда не торопящейся улитки. Вынырнув в обычный режим, Карат увидел, что из бугра спорового мешка вырвалась россыпь почти невесомых черных обрывков. Та самая «паутина», ею доверху набиты наросты не слишком развитых зараженных.

Чудище, уже было ринувшееся вперед, издав то ли всхлип, то ли резко оборвавшийся хрип, зарылось мордой в наезженную землю, продолжая толкать себя задними лапами. За счет этого туша дотянулась до машины и даже заставила ее покачнуться, но на этом атакующий пыл иссяк – смерть сделала свое дело, тварь замерла, лишь конечности ее продолжали слегка подергиваться, но Карат по опыту знал, что надолго это не затянется.

Заметив на краю леса, который начинался за полосой пастбища по другую сторону дороги, подозрительное движение, навел туда автомат, вновь готовясь ускоряться. Но чуть расслабился, обнаружив вместо очередной твари Пастора. Тот походил на человека, которому только что пришлось спешно двигаться через густые дикие заросли: паутины нахватался, зеленые стебли ноги обвивают, выглядит не то чтобы запыхавшимся, но по всему видать, что побегать ему пришлось. Пулемет килдинг держал в руках, но никому оружием не угрожал – ствол смотрел в сторону и вниз.

Карат, опустив автомат, направился к машине, на ходу тревожно оглядываясь и крича:

– Чертов сектант, что ты в лесу делал?!

– То, что нельзя делать на поляне, возле людей! – без заминки прокричал в ответ Пастор.

– А не мог бы ты уединиться на опушке, а не забираться в чащу?!

– Не мог, здесь растет крапива!

– Ну да, ты, получается, сберег свою нежную задницу, а тут Архипа чуть не убили! Нормально бы получилось, одно на другое разменять! И куда, кстати, пацан делся?!

– Сашка в лес побежал, когда ЭТО увидел, – замогильным голосом ответила переставшая наконец визжать Лида.

А голос-то почти спокойным стал, прям чудеса быстрой смены настроения.

– Кстати, ты тут пять минут назад соловьем разливался, что на этом кластере ничего страшнее ежиков не водится! – не успокаивался Карат. – А это как понимать?! Пастух забыл побриться и ногти подстричь?!

– Успокойся, я тебя прекрасно слышу, – ответил неспешно приближающийся к дороге Пастор. – Это всего лишь лотерейщик.

– Лотерейщик?! – опешил Карат, не в силах понять, шутят над ним или спутник тронулся умом ни с того ни с сего. – Хочу тебе сказать, что я видел руберов, которые рядом с этим, как ты его называешь, лотерейщиком смотрелись бедными родственниками.

Сектант, остановившись перед тушей, спокойно произнес:

– Думаю, если хорошенько поискать по округе, можно найти косточки пастуха.

– Ты о чем вообще? И не свиливай с темы, как ты мог не заметить такую тварь?!

– Я имею в виду, что это необычный зараженный.

– Ну да, а я-то даже не догадывался, вот ведь дурак…

– Я его не заметил, потому что мое чутье хорошо работает против иммунных и не сильно изменившихся тварей, произошедших от людей. А это медведь – он хищное животное, а не человек, и он редко встречается в этих местах. Не представляю, как зверь оказался на этом кластере, ничего подобного никогда не случалось, о таком мне бы рассказали. Нам просто не повезло.

Карат наконец понял, кого именно ему напоминает странное чудовище, и не смог не признать правоту Пастора:

– Медведь?! Ну да, похож, как же я сразу не понял… Ох и здоровенный…

– Медведи и некоторые другие хищные и всеядные звери – это специфические зараженные. Стадии у них те же, что и у людей, но степень опасности разная. Кстати, это даже можно назвать везением, ведь при том же уровне развития заражения у них нередко встречается больше трофеев. Ненамного, но все равно выгодно.

– Надо мальчишку найти, – сказал начавший успокаиваться Карат.

– Да, надо, – согласился Пастор и, покосившись на Архипа, который, выбравшись из-под машины, молча уставился куда-то за нее, поморщившись, заявил: – И да, я должен сообщить вам плохие новости.

Медведь (или, будет правильнее сказать, бывший медведь), описывая круги вокруг машины, не раз при этом пробегал по уложенному в тени Жоре. С учетом того, что весу в туше никак не меньше восьми центнеров, а когти на ногах по размерам соперничают с кавказскими кинжалами, приятного в том, что на тебя со всего маху наступает такая образина, мало.

Бедолага, должно быть, так ничего и не осознал – монстр жестоко смял его череп. Видимо, с силой, с разбега наступил, всей массой придавил. Мертвый новичок выглядел так неприглядно, что Архип с Пастором первым делом завернули его в одеяло, после чего на время забыли о потере, надо было отыскать сбежавшего мальчишку.

К счастью, шастать по лесу не пришлось, он сам выбрался на крики. Карата коробило, когда вся группа во время поисков орала на полную мощь легких, но сейчас он склонен был согласиться с мнением Пастора. Тот полагал, что пара таких тварей на уединенном некрупном кластере – совсем уж немыслимая фантастика, да и при остром дефиците корма между ними давно должен был случиться поединок за право сожрать проигравшего.

За размеры приходится платить – пищи переродившимся медведям требовалось куда больше, чем обычным зараженным.

Надо отметить, что привыкшие к смерти новички хоть и опечалились потерей, но на их поведении и высказываниях это почти не сказалось. Тут же начали обсуждать перспективы похорон, но Пастор, трепетно относившийся к потере времени, оборвал их дискуссию:

– Отнесем его в лес и обложим тело мхом.

– Зверье разроет, – угрюмо заявил Архип.

Сектант указал на тушу лотерейщика-переростка, к споровому мешку которого как раз подступался поигрывающий ножом Карат:

– Вот этот зверь съел всех остальных животных, тут никого не осталось, кроме совсем мелких. Он способен преследовать добычу несколько часов, у нормального животного не хватит сил уйти, и на таком кластере далеко уйти нет возможности. Ваш товарищ недолго будет лежать в лесу, после перезагрузки его тело исчезнет. В Улье принято так хоронить, это практично.

– Мертвые исчезают, а живые?.. – странным тоном, затягивая каждое слово, спросила Лида.

– Даже не надейся вернуться таким способом, спроси Архипа, он тебе расскажет, что ничего хорошего не получится. И почитай внимательно брошюру, ты многое пропустила. Если у вас нет возражений против таких похорон, советую приступать, я планировал до темноты спуститься к воде, мы теряем время.

Архип кивнул:

– Лады, похороним Жору по вашим обычаям. Только сделаем это сами, он наш, так будет правильно.

– Как скажете, – не стал возражать Пастор. – И не сильно расстраивайтесь, он слишком долго пробыл без живчика на черноте, и он новичок. Шансов у таких немного, им только знахари помочь способны, но здесь знахаря найти не получится. Спасибо Улью, что это единственная потеря и что он не натравил на нас что-нибудь похуже лотерейщика.

– Что может быть хуже ТАКОГО лотерейщика? – мрачно произнес Карат, отступая от тела, которое Архип сноровисто упаковывал в залитый кровью спальник.

Чувствуется, что погребальная практика у мужика богатая.

Пастор, тоже наблюдая за действиями Архипа, охотно пояснил:

– Представь, что было бы, выскочи на нас элита.

– И откуда ей взяться на таком кластере?

– Это Улей, в Улье все возможно.

– Пустые слова, не представляю, как это может быть. Ни по срокам не выходит, ни по количеству пищи.

– Ты никогда не задумывался, почему некоторые мертвяки становятся вожаками стай?

– А что тут думать, они сильнее других, потому и вожаки.

– Нет, ты меня не понял. Почему, допустим, один рубер ходит по кластерам со стаей из десяти менее развитых тварей, а другой всегда один? Все потому, что зараженные бывают разными, несмотря на внешнее сходство и одинаковую степень развития. Среди них иногда встречаются необычные особи. В разной степени необычные. В некоторых ненормальность не разглядишь, в некоторых не заметить ее невозможно. В том числе это касается интеллекта. Отдельные твари не просто ощущают приближение перезагрузки, они знают, когда именно она случится, именно на их поведение реагирует остальная масса. Инстинкт гонит мертвяков из обновляющегося кластера, но тот же инстинкт не позволяет сделать шаг на черноту. Туда они разве что за богатой добычей могут заскочить, редко и недалеко. Но ты представь особую тварь, которая достаточно умна, чтобы перебороть страх перед чернотой и догадаться, что для выживания на таком кластере единственный выход – отсидеться на ней, пока не рассеется пугающий туман. Вот она делает это впервые и обнаруживает, что ее родной кластер стал другим – здесь больше нет конкурентов, а пищи так же много, как в первый день ее жизни. От несварения желудка зараженные, насколько мне известно, не погибают, так что у такой хитрой бестии имеется шанс дожить до очередной перезагрузки, с которой она справляется уже привычным способом. И так раз за разом, месяцами или годами.

– Я понял, ты такую тактику новичкам уже описывал. То есть в итоге, даже на затерянном в черноте кластере можно нарваться на самую серьезную элиту?

– Да, можно.

– Спасибо, что раньше это не сказал.

– За что спасибо?

– Я-то думал, что мы путешествуем безопасно, душой отдохнул, это ценно.

– Вот ты о чем. Нет, по этому поводу можешь не беспокоиться. То есть почти не беспокоиться. Спасибо Улью, такие твари на затерянных кластерах – огромная редкость.

– Но все же встречаются.

– Да, встречаются, Улей не любит предопределенность и не позволяет нам расслабиться, с этим приходится считаться. Но тропы, которые мы используем, безопаснее остальных. Если кто-то из нас замечает что-то угрожающее, устраивается чистка, никому не нужны лишние проблемы.

– Но все-таки нарваться можно и на ваших дорожках.

– Можно, Карат, смерть свою найти везде можно, это ведь Улей. И вот еще что, я тут подумал… У тебя крестники есть?

– Ну… Диана своего рода крестница, но я ей оставил родное имя, оно хорошее, ей подходит.

– Это не в счет, к тому же у женщин привилегия – во многих регионах им позволено самим решать, как их будут называть. Хотя я бы посоветовал девочке изменить решение, примета все же плохая. Лиду можно пока не трогать, позже сама придумает, женщины обычно с этим не торопятся и равнодушны к чужим советам, но Архипа и мальчика после похорон окрести.

– Лучше ты.

– Нет, Карат, не лучше. Ты в сравнении со мной такой же новичок, я как бы тебе оказываю честь. Улей такое одобряет, это плюс и тебе, и мне.

– Ну спасибо.

– И как ты их назовешь?

– Ты это серьезно?

– Разумеется, серьезно. Жаль, что ты не понимаешь важность этого момента для всех нас.

– Да ладно, ради тебя не жалко, давай Архипа назову Археем, легко запомнит и на слух солидно. А Сашка пусть будет… Тощим, что ли? Нет, не пойдет, обидится еще. Может, Ловким окрестить, он ведь со скоростью пули в лес убежал? Ладно, пусть будет просто Ловкач – нормальное прозвище. Но жаль, Бегуном нельзя назвать, ему бы больше подошло.

– Согласен, больше. Но бегуны здесь не только бегают, они еще и урчат, так что лучше не стоит.