Часть V. Сезон расплаты
– Все складывается в нашу пользу, – произнес полковник.
Они с Владом пили крепкий кофе. Москву уже давно утопила в себе ночь, в которой плескались только редкие огни фар и горящих окон, змеились и ломались светящиеся блики рекламы.
Итак, кто виноват, теперь они знали. Но что делать?
Политика они оставили в подвале размышлять о своей пропащей жизни. Его действительно приковали цепью к стене так, что освободиться самостоятельно шансов не было, равно как и открыть железную дверь, проковырять бетон или выбраться в вентиляционное окошко. За него можно не беспокоиться. Главное он сказал – где, кто, когда и куда привезет чемоданчик с уральскими деньгами.
Наступал момент, когда появилась возможность нанести противнику сокрушительное поражение.
– Очень сложно. Слишком много на авось. Сбой в одном месте, и вся цепочка рушится, – сказал Влад, ознакомившись с предложенным полковником планом.
Действительно, сложные комбинации гораздо более уязвимы, чем элементарные. Невозможно предусмотреть все неожиданности, которые могут обрушить схему.
– Ну если не выйдет, – пожал плечами Гурьянов. – Что мы теряем? Будем искать их и давить по одному. Как моджахедов в горах. Пока никого не останется.
– И они нас будут искать… Итак, что нам нужно? Первое – оружие. Снайперская винтовка.
– Достанем, – пообещал Гурьянов.
Уж чего-чего, а оружия, по которому нельзя установить владельца, в «Буране» полно. И он имеет к нему доступ.
– Второе – взять гонцов с деньгами. Если верить Политику, они завтра приедут со своего Урала.
– Считай, взяли, – кивнул Гурьянов.
– И третье – необходима свежая информация о Киборге и его подонках.
Киборг – тот самый главарь группировки, державшей северо-запад Москвы, с которой давно и прочно на ножах ахтумские и с которой у них временное перемирие.
О Киборге Влад знал немало, поскольку один из подручных пахана был агентом РУБОПа. И Влад его никому не передал на связь, когда уходил.
– Утро вечера мудренее… Все, я сплю. – Влад допил чашку кофе и упал на диван.
Гурьянов же стоял у окна и изучал узоры огней. Он испытывал тревогу. Слишком далеко он зашел. Но так надо.
Подошла Вика и обняла его за плечи.
– Никита, я боюсь за тебя. У них все. Деньги. Власть. А что у вас? Одна-единственная жизнь.
– У них тоже их не сотня. Да и что такое толпа сарацин против доблестного рыцаря Айвенго? – засмеялся он и поцеловал ее в губы…
На следующий день Влад вышел на своего агента – юркого, прыткого, жутко современного, делового. Тот был юристом, советником Киборга по правовым и некоторым неправовым вопросам и относился к его ближайшему окружению. Они встретились в парке Баумана.
– Ты же на пенсии, Влад, – нервно произнес юрист. – Чего тебе от меня надо?
Повторялась та же история, что и с Крошкой. Все знали, что Влад не у дел, и вроде как бы можно его и послать к такой-то матери. Но, с другой стороны, стремно.
– Слушал Высоцкого? – улыбнулся Влад. – «Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами»… Скажи-ка мне, почему Киборг на ножах с Художником?
– Художник считает, что мы его на двести тысяч «зелени» нагрели.
– Правда нагрели?
– Ну, в общем-то, да. Наши подкрышные фирмы обвели вокруг пальца одна другую. И Художник на дыбы. До такого разбора дошло. Нас Сахо Старый в стороны разводил.
– А Муха у вас банкир по-прежнему?
– Ну.
– И как мне его сыскать, чтобы с глазу на глаз?
– А на фига тебе, пенсионеру, Муха? Общак наш решил грабануть? – хмыкнул юрист.
– Это тебя не должно волновать. – Влад взял собеседника за отворот пиджака и встряхнул так, что зубы лязгнули.
– Влад, ну ты чего? Муха по бабам слаб. Ты не представляешь, каких он шлюх снимает. Это нечто, Влад!
– Домой таскает?
– Да ты чего! У него жена сто килограммов весит. Она его сразу удавит. Нет, у него хата есть на «Соколе».
– Адрес давай.
Юрист покопался в записной книжке:
– Вот, только телефон этой хаты есть.
Влад записал номер в блокнот, который по старой оперской привычке всегда таскал с собой.
– Слушай, а чем ты вообще занят сейчас? – спросил юрист.
– Тоже работу хочешь предложить?
– А что? Киборг бывших ментов любит. У нас знаешь сколько ваших работает?
– Знаю, – кивнул Влад. И, не попрощавшись, направился к воротам парка.
* * *
После войны с Тимохой дела у Художника покатились под крутой откос.
Художник думал, что враги хотели его завалить, после чего указать руднянским на их место, а Гринберга поставить перед фактом, что у него новая «крыша». Но планы оказались куда более радикальные.
Когда Художника «правили» в коттедже, Гринберг находился в гостях у своей любовницы – двухметровой дылды-манекенщицы из «Городского агентства Высокой моды». Киллер поднялся по пожарной лестнице и из пистолета с глушителем расстрелял обоих.
Примерно тогда же в бар «Пароход», где отдыхали руднянские, залетели двое в масках и открыли огонь из короткоствольных автоматов. Положили четверых «быков» и бармена. В квартиру директора рынка, который был под Рудней, бросили гранату. Еще трех руднянских расстреляли в разных местах.
Война была спланирована на уничтожение, и маховик ее закрутился только сильнее после смерти Тимохи. За руднянскими теперь охотилась и милиция за бойню в Курянине, и местные, щедро проплаченные московские бандиты.
Центральное телевидение отметилось репортажами о беспрецедентной эскалации насилия в Ахтумске.
И было решено на время разбежаться. Шайтан укатил к своим товарищам-ветеранам в Тамбовскую область. Художник с Арменом и дядей Лешей отлеживались в деревенской избе. Три дня они там сидели смирно и тихо как мыши – смотрели до полного отупения телевизор. На четвертый день послышался рев моторов, в деревню въехали машины, из них на ходу высыпались бойцы в комбезах и бронежилетах с эмблемами «СОБР», растягиваясь в цепочку и охватывая дом. Дядю Лешу, который отправился в магазин за водкой, уложили на землю.
Штурмовать деревенский дом оперативники не стали. Они отлично знали, что там Армен и Художник. На пыльную дорогу из фургона вышел замначальника РУБОПа и гаркнул в громкоговоритель:
– Художник, вы выходите с поднятыми руками! И остаетесь живым.
– Годится! – крикнул Художник…
Потом был Ахтумский СИЗО номер два. Два месяца на нарах – не особо обременительных, недостатка в передачках и деньгах не было.
– Мне бы только выйти на волю, – сказал Художник адвокату – бывшему судье по кличке Параграф, который вытащил в свое время Хошу. – Хоть под залог. Хоть под подписку. Много дел на воле.
– На воле тяжко, – вздохнул адвокат. – На «Эльбрусе» ревизия. Копаются во всем. Две фирмы, которые под тобой лежали, прикрыли. Кто-то из твоих дал раскладку следователям.
Из руднянских взяли одиннадцать человек по разным статьям – от хулиганства до вымогательства. Припомнили и выбивание долгов с фирм, и пару разбоев, да еще кое-что. Годами нажитый авторитет, связи, деньги – все рушилось.
В ходе следствия выплыли три заказных убийства, которые совершили руднянские. И тут сказалась разумная организация, когда в команде каждый знал минимум, а главари без особой необходимости лично не контактировали с шестерками. Слава богу, пока менты не добрались до Бровинских болот и до утопленных там жмуриков.
Вскоре число руднянских, томящихся в неволе, перевалило за два десятка. Художнику вменяли только хранение оружия, да и то обвинение было под вопросом. Он твердил: «Не мое железо, первый раз вижу».
Через два месяца следователь вызвал его в кабинет и предъявил постановление об изменении меры пресечения.
– Ваш защитник ходатайствовал о залоге. Залог внесен. Подпишись здесь.
Художник расписался.
– Ненадолго выходишь, – сказал напоследок следователь. – Тебе еще не одна статья светит, бродяга.
– Вы меня с кем-то путаете. Я бизнесмен. Все воровские дела остались в детстве, гражданин следователь…
Выйдя из ворот тюрьмы, Художник улыбнулся солнцу, вздохнул полной грудью и в очередной раз понял, что в жизни полно прекрасных мелочей.
Встречал его Армен, которого выпустили еще полтора месяца назад и в отношении него дело успели прикрыть.
На запасной штаб-квартире в пригороде Ахтумска их ждал давно вернувшийся в город Шайтан.
Пришло время считать потери. Потрепали руднянских очень ощутимо. Слишком многих посадили и убили. На их точки пришли другие люди, поскольку природа не терпит пустоты.
Четыре дня Художник жил смирно и незаметно. Наверняка его пасли милицейские ищейки, телефоны стояли на прослушке. И масса народа мечтала о его смерти.
Бугай – новый положенец, постановил, что его предшественник действовал по беспределу и оставил, Художника в покое. Но оставшиеся в живых пособники Тимохи все еще жаждали крови. Не говоря уж о соратниках Гарика Краснодарского.
Решив не испытывать судьбу, Художник однажды ночью, переодевшись, изменив по возможности внешность, исчез со своей квартиры и затаился на съемной хате, откуда и делал дела, которых было невпроворот. Приходилось греть СИЗО передачками, платить адвокатам, защищавшим томившихся на нарах товарищей, – все это стоило немало. Общак таял, как снеговик в апреле, а тут и счета подставных фирм стали арестовывать один за другим.
Подоспела еще одна очередная крупная неприятность. Вечером собровцы вышибли дверь квартиры, где находились до того времени остававшиеся вне поля зрения милиции Калач и Бурнус. Кто-то заложил, что они расстреляли заместителя председателя областного фонда спорта.
Через три дня через своих людей в милиции Художник узнал, что Калач поплыл и начинает давать признательные показания. Бурнус тоже долго не продержится. А дальше потянется цепочка.
Этот вопрос требовалось решить радикально. Всю ночь Художник не спал. В последние недели он и так стал нервным, раздражительным. А тут еще необходимость принимать решение!
Под утро он осушил полбутылки водки, но легче не стало. Он провалился в какое-то полузабытье. Когда же очнулся, понял, что тянуть дальше нельзя.
Собственно, чего он мучается? Нечего сходить с ума. Есть такой принцип: живи и дай жить другим. Художник давно переиначил его: пусть другие живут, пока дают жить ему…
Днем он встретился с Шайтаном…
* * *
Деньги гонцы с Урала привозили на специально предназначенную для таких операций квартиру в Марьино. Политик, не доверяя это дело никому, лично сидел на хате и ждал посылку.
Обычно свердловчан было четверо: один держал в руке чемоданчик, двое жлобов провожали его до дверей квартиры, а водитель оставался в машине. Операция давно стала рутинной. Никаких фокусов гости с Урала не ожидали. Они с Маничевым из тех, кого кидать – дороже встанет.
Два часа назад Маничев выдал по мобильнику свердловчанину условную фразу, которая означала: «Все в порядке, приезжайте».
К дому подъехал невзрачный «Москвич», из него вышел такой же невзрачный субъект лет сорока пяти – эдакая «канцелярская чернильница», одет как будто с чужого плеча. Сзади, на некотором расстоянии, остановился джип с тремя «быками».
«Чернильница» вышел из «Москвича», с потертым пластмассовым «дипломатом» и бодро направился к подъезду. Двое «быков» присоединились к нему: один прошел вперед, держа руку за пазухой так, чтобы моментально выхватить пистолет, другой прикрывал «чернильницу» сзади.
Они поднялись на второй этаж. «Чернильница» позвонил один раз, через полминуты еще три раза.
«Быки» напряженно озирались. Жизнь их научила не расслабляться.
– Пришли, – сказал Влад, сидя в той самой квартире и глядя на экранчик – на лестничной площадке была прилеплена миниатюрная видеокамера.
Гурьянов перекрестился и сказал:
– Ну, с богом.
А потом рванул на себя дверь, дернул «чернильницу» на себя и передал Владу, который тут же успокоил гостя мощным ударом в челюсть.
Полковник врезался в «быков» пушечным ядром. Первого снес, как в регби, размазав по стене. Второй подался назад, выбрасывая вперед руку со стволом. Но Гурьянов успел ударить его рукояткой своего пистолета в лоб. Три секунды – два бессознательных тела!
Гурьянов, покряхтывая, заволок тела в квартиру и удовлетворенно отметил в них признаки жизни. В его планы не входило убивать этих людей.
Влад сломал замок на «дипломате». Внутри, как и ожидалось, лежали пачки стодолларовых купюр.
– Пьяные деньги. За левую водку. Взять бы их, и на оперативный простор, – задумчиво произнес Влад. – И гори оно все синим пламенем.
– Тебе нужны эти деньги?
– Кому же не нужны?
– Смотри, – Гурьянов развел руками. – Тебе решать. Я не обижусь.
– Да это я так. Шутка юмора. – Влад переложил доллары в кожаную сумку, закинул ее на плечо.
Они вышли из подъезда через другую дверь. Не хотелось попадаться на глаза шоферу, который скучал в джипе.
* * *
– Видишь, какая петрушка, – сказал Художник, закончив объяснять ситуацию и поглядев в окно, за которым сыпал первый снег, одевая землю в пушистый наряд.
Получалось следующее. Бывшие спортсмены, Калач и Бурнус, брались за любую работу, лишь бы прилично платили. По заказу руднянских они исполнили один заказ на ликвидацию и провернули еще пару дел без «мокрухи». Договаривались с ними непосредственно Хоша и дядя Леша. И больше никто!
Хоша давно сыграл в ящик, нитка оборвана. А если следователь арестует дядю Лешу, произойдет полная катастрофа. Старый мент осведомлен обо всех подвигах руднянских за восемь лет их существования. А его стойкость и выдержка вызывали большие сомнения.
– Ну и что? Бывало хуже, – равнодушно отмахнулся Шайтан.
Еще в плену он стал невозмутимым фаталистом. Бородатые моджахеды разыгрывали пленных на пальцах, и на кого выпадал жребий, тому рубили голову. Афганская рулетка. Шайтан смирился с тем, что рано или поздно выбор падет на него. Вот только пришел однажды человек в пыльном комбезе, с автоматом на плече, улыбнулся открытой русской улыбкой: «На выход, соколики!»
Шайтан отогнал воспоминания и спросил:
– Что предлагаешь?
– Надо со старым кончать.
– Но дядя Леша – наш, – покачал головой Шайтан.
– Был наш.
– Не, Художник, так не по совести. Неправильно это.
– Правильно, неправильно… – махнул рукой Художник. – Потом разбираться будем.
– Когда ты хочешь его…
– Медлить нельзя.
– Хорошо… Но как его найти? Я ему и вчера, и сегодня звонил. Мобильник не отвечает, дома трубку никто не берет. Может, его уже взяли?
– Вряд ли. Будем искать. – Художник пододвинул к себе телефон, набрал номер: – Галка. Что делаешь? Неважно. Встретиться надо. Какое через три часа? Немедленно!
Они встретились около Борисоглебского монастыря, рядом со стоянкой туристических автобусов. Галка была в короткой норковой шубе, пушистой лисьей шапке, приехала на красном «Ниссане» и выглядела на уровне.
Художник, по-братски чмокая ее в щеку, спросил:
– Как у тебя дела, ласточка?
– Отлично, – кивнула она.
– Давно дядю Лешу видела?
– Вчера. Он к Натахе на хату завалился с авоськой, полной бутылок. Сказал: «Девочки, я здесь, чтобы устроить вам праздник». Устроил. Надрался как свинья. И ронял все время слезу. Говорит, устал. Смерть свою чувствует.
– С чего это?
– Белая горячка.
– Что же ты его не расслабила?
– А, всех расслаблять, – поморщилась Галка, – развалится кровать. Слишком много вас таких!
Художник развернул ее к себе лицом и легонько хлестнул по щеке:
– Ты забылась, сука! Кто мы и кто ты…
Она испуганно посмотрела на него. И поспешно воскликнула:
– Ну ты что, Художник? Я же шучу!
– Где он сейчас?
– У Натахи. У нее выходной. И она его ублажает.
– Так. Уговоришь сейчас по телефону встретиться с ним в городе. Посадишь в машину. В условленном месте остановишься и выйдешь из салона. Поняла, ласточка?
– Да.
– Молодец. – Он ее поцеловал.
Через час Галка встретилась с дядей Лешей у памятника Гагарину. Старый милиционер уже немного протрезвел. Он сел на переднее сиденье. В переулке Нефтяников Галка остановила машину. Вышла. И сзади в салон влез Художник:
– Привет, дядя Леша.
– Здорово, коль не шутишь.
Шайтан уселся за руль.
Галка нерешительно оглянулась. А потом выругалась про себя и стремительно пошла прочь. Подняла руку, остановила такси.
– Проедемся, – сказал Художник.
– А что, пожар? – спросил дядя Леша. – Сам позвонить не мог? Зачем Галку прислал?
– Мы тебя не могли найти. А поговорить срочно надо, – пояснил Художник. – Есть кое-какие новости.
– Ну что ж не поговорить, – с грустным пониманием произнес дядя Леша. И весь как-то обмяк.
Они выехали за город. Художник боялся, что бывший милиционер наделает глупостей. Но тот сидел с равнодушным видом. Разговор не клеился.
«Ниссан» остановился у края Бровинских болот.
Художник распахнул дверцу, и морозный воздух сразу защипал щеки.
– Зря вы так. – Дядя Леша окончательно протрезвел. Руки его немного тряслись. – Зря.
– Бурнуса арестовали, Калача арестовали. Они поплыли, – оправдываясь, произнес Художник. – Тебя сломают, дядя Леша.
– Эх, Художник… Сколько раз я тебя вытаскивал. Ты же мне жизнью обязан.
– По обязательствам платят только дураки. – Художник старался не встречаться взглядом с дядей Лешей.
– Вы правы. По-своему. – Старый мент сейчас демонстрировал не страх, а глубокую грусть и разочарование. – А я тебя, можно сказать, любил. Наверное, как сына.
– Дядя Леша, не дави на слезу.
– Художник, давай его в Мексику отправим. Или в Бразилию, – предложил неожиданно Шайтан. – Недорого обойдется.
– Это не выход. Давай из машины, старый.
Дядя Леша неспешно выбрался и пошел вперед. Легкие ботинки погружались в пушистый снег. Он ощущал, что в затылок ему смотрят. Остановился, обернулся.
Художник приблизился к нему, держа руку в кармане своего дорогого кашемирового пальто. Встал напротив.
– Чего медлишь? – спросил старый мент.
– Извини, дядя Леша. – Художник вскинул руку.
Грохнул выстрел…
* * *
– Бикса нужна развлечься, – объяснил Муха подошедшей к его машине крепкой, с цепкими глазами, полноватой даме.
– На ночь? – осведомилась та, глядя на хлюпкого мужичонку в стильном костюме, сидевшего за рулем новенького «Вольво». – Сто пятьдесят. «Зелени».
Бандерша верховодила на точке недавно и о Мухе еще не была наслышана.
– Выбирайте. – Она повернулась и крикнула: – Девочки!
Шлюшки выстроились в шеренгу, как на плацу. Зрелище было фантастическое – шеренга проституток на центральной московской улице. Во взглядах многих была мольба. Клиент – это деньги. Будет чем расплатиться за жилье, прикупить шмоток и сходить в кабак.
– Поглядим. – Муха вылез из машины. Одна из шлюшек ему подмигнула – с ней они были в прошлый раз. Но он скользнул по ней равнодушным взглядом. И выбрал черноволосую девушку с царапиной на губе.
– Только не обижай нашу девочку, – сказала бандерша, получив деньги. – Они ласковые. Это как кошку бездомную обидеть.
– Я что, не похож на порядочного человека? – улыбнулся несколько гаденько Муха и тронул машину с места.
Брюнетка тут же принялась за работу, руки ее стали шарить где ни попадя.
– Не терпится? – хмыкнул Муха. – Сиди спокойно.
– А ты не из садистов-мазохистов?
– Я – Муха. И вообще, закройся.
– Как хочешь. – Она обиженно отвернулась, глядя на пробегающие за окном сияющие витрины и переливчатые огни вечерних реклам.
У Мухи была одна простительная слабость. Он имел возможность заказывать любых девочек, при желании даже бесплатно. Но обожал именно шлюх с улицы. Наслаждался самим процессом: ему нравилось останавливаться на машине и выбирать их, стоящих в ряд на фоне городских огней, как вещи в витрине.
Пару раз Муха с ними «влетал». Одна шлюха пыталась его наклофелинить, но он эти фокусы знал. Другая навела разбойников. Те приняли его за обычного лоха, вытряхнули карманы, где у него было полтысячи баксов. И потом долго жалели, поскольку разбор ждать себя не заставил. Пацанам пришлось продавать все нажитое тяжелым разбойным трудом, деньги отдавать в качестве контрибуции и срываться из Москвы.
Но чаще все проходило нормально, к обоюдному удовольствию клиента и проститутки.
Муха засвистел привязавшийся мотивчик новомодного шлягера. Со шлюхой он не разговаривал. Есть идиоты, любящие беседовать с проститутками. Но на то они и идиоты.
Он представил, как сейчас пропустит ее в прихожую, потом в комнату, кинет на просторную двуспальную кровать. Она будет что-то лепетать возбуждающе-эротичное, но так его не возбудишь. Под потолком засияют несколько стосвечовых ламп. И его пальцы сомкнутся на ее шее. Она захрипит, и он увидит в ярком свете ламп в ее глазах мечущийся ужас… Он отпустит ее, довольный и расслабленный. Нальет виски. А потом все будет, как и должно быть в подобных случаях.
Муха свернул во двор, остановил машину, вышел из салона:
– Вылезай, Белоснежка. Приехали в сказку.
Она вышла из машины, скромно одернула юбку. И, цокая каблучками, устремилась за ним к подъезду…
В подъезде их и ждали. Точнее, ждал один человек. Муха получил удар в солнечное сплетение. Согнулся, осел на желтый кафельный пол, замусоренный выпавшими из почтовых ящиков бесплатными газетами и рекламой.
– Мы с дядей прогуляемся. А твоего духу чтобы здесь не было, – сказал верзила.
Замашки у шлюх, как у дворняг. Они привыкли выживать в полном опасностей и смертельных ловушек городе. И отлично чувствуют, где могут огрести, так что два раза упрашивать их удалиться не надо.
Спотыкаясь, она выбежала из подъезда и устремилась вон со двора.
Здоровяк, а это был Гурьянов, встряхнул Муху, взял под локоть.
– Очухался? Сейчас мы выйдем, сядем в машину. Взвизгнешь – убью. – Он продемонстрировал ствол.
Муха кивнул. Он знал, что незнакомцу сдержать слово несложно. Действительно, так и убивают. Кто помешает нажать на спусковой крючок? Никто. Поэтому он сказал:
– Ты ошибся. Не на того наехал. Не по адресу.
– На того, Муха. На того, – заверил незнакомец.
Вдавливая пленному в бок ствол, полковник провел его к «Волге», в которой ждал Влад.
Вскоре машина остановилась на превращенном в свалку пустыре. Влад открыл багажник и кивнул Мухе:
– Залезай!
– Вы чего? – испуганно округлил глаза Муха.
– Мы можем тебя и здесь оставить. Навсегда.
Муха прытко юркнул в багажник, устроился там поудобнее. Вентиляция хоть дрянная, но не задохнешься.
Довезли до точки его без происшествий, провели в тот самый, уже обжитый многими узниками подвал.
– А теперь будем звонить Киборгу, – проинформировал Влад.
– Братва, если вы хотите что-то добиться таким нахрапом от Киборга, то не на того нарвались. Он, конечно, меня уважает. Но не настолько, чтобы за меня торговаться.
– Тогда мы ошиблись, – кивнул Влад. – И следует тебя, мил-человек, пустить в расход.
Муха побледнел, понял, что наговорил что-то не то.
– Звони, – протянул полковник телефон. – Скажи, что ты у Художника. И есть о чем поговорить. Потом дашь мне трубку.
Муха нащелкал быстро номер:
– Киборг, здорово… Дела как сажа бела. Тут на меня наехали… «Быки» Художника. Я у них.
Ответная витиеватая матерная тирада растянулась на минуту.
– Они с тобой говорить будут. – Муха передал трубку Гурьянову.
– Ну здорово, Киборг, – произнес тот. – Тяжко тебе без банкира будет…
* * *
Буря не утихала. Когда Художника вызвали к следователю областной прокуратуры, в производстве которого находилось дело по «ликеро-водочным» убийствам, он понял, что больше в этом городе ловить нечего.
Ситуация аховая. Общак почти опустел, счета подконтрольных фирм арестовала прокуратура. На свободе, правда, еще есть остатки руднянской команды, да и те норовят перебежать в другие бригады. Но сохранился костяк банды. Оставался надежный, как американский страховой полис, Армен. И крутой, как сто «быков», Шайтан. Было еще человек десять, с которыми можно своротить горы. И кое-какие старые связи, еще по водочной благодатной эпохе.
Куда податься бандиту? Где то Эльдорадо, в котором на деревьях растут зеленые баксы? Есть такое место. Называется Москва. Там всей братве мира тесно не будет.
Итак, в столицу! Настало время тряхнуть ее!
Москва встретила их суетой, шумом и полной неопределенностью. Художник прошелся по старым связям, ища работу для своей бригады. И нашел ее.
Первый заказ – обычный. В инвестиционной компании ожидался большой разбор между компаньонами. Такое всегда бывает, когда делятся большие деньги. Компания распалась на фракции и группировки. И пошло соревнование – кто кого быстрее угробит.
Руднянские взялись за дело. И когда четверо «инвесторов» съехались в загородный дом для обсуждения своих коварных планов, Шайтан нажал на кнопку, и обломки дома всех похоронили под собой. Дело выполнено. Заказчики довольны и даже рекомендовали лимитчиков своим друзьям-нефтяникам.
В крупной нефтяной компании длился давний спор с конкурентами. Художник убрал руководителя службы безопасности конкурентов и еще двоих человек. За каждый «скальп» отстегивали по пятьдесят тысяч долларов. Работа оказалась прибыльной.
Полтора года в Москве пролетели как один день – в ежеминутной борьбе за существование. Работать в столице было нелегко. Куда ни ткнешься, маячит тень власти. Любой крупный столичный бандит обязательно имеет выход на политиков – или на Кремль, или на мэрию. И Художник из-за своего провинциального воспитания далеко не сразу въехал в хитросплетения московских отношений. Но постепенно он наладил отношения с ворами, бандитами. Гарика Краснодарского ему простили.
Потом в команде пошли потери. Двое руднянских полетели охотиться на жертву. Чиновник префектуры Южного округа передвигался по городу без охраны. Надо было просто подойти к нему, прострелить башку и уехать. Прострелить – прострелили, однако пришлось убирать случайного свидетеля. Руднянские киллеры сбросили ствол, сели в краденые «Жигули», но по дороге к ним прилипла гаишная машина. Когда киллеры пошли на таран, гаишники их расстреляли из автомата. Наповал.
– Хлопотно это – людей убивать по заказу, – посетовал Художник, когда с Шайтаном коротал вечерок на квартире за жбаном пива. – Рано или поздно мы налетим на заказчика, который для страховки решит уничтожить исполнителей.
– Это вряд ли получится, – возразил Шайтан.
– Во, – вдруг Художник прищелкнул пальцами и показал на телеэкран, где шли «Вести». – Смотри, что за восхитительно-омерзительная харя!
Сопредседатель фонда помощи бездомным детям твердил о проблемах детской беспризорности, о необходимости быть добрее в наше нелегкое время, о дефиците человечности. И перечислял конкретные дела фонда – сколько детей они спасли от голодной смерти.
– Ух ты, Политик, – всплеснул руками Шайтан.
– Интересно, он по-прежнему под расторгуевцами? Те вряд ли такого голубя жирного из рук выпустят, – усмехнулся Художник.
И забыл о Политике на четыре месяца. Но однажды прямо на Петровке, 38, расторгуевский главарь Зеленый назначил стрелку чеченцам, надеясь, что около здания ГУВД он в безопасности. А его цинично застрелили чуть ли не под окнами начальника московской милиции. Так начался крупный бандитский разбор в Москве, а крупные разборы, как практика показывает, не доводят до добра никого. Их итог – одни пепелища.
Схема была обычной. В ответ расторгуевские расстреляли троих чеченских боевиков. И те в долгу не остались. Тут к процессу подключились РУБОП и уголовный розыск. Прошли широкой волной аресты.
– Все, расторгуевская команда перестала существовать, – подвел итог на совете стаи Художник. – Остались одни торпеды. Но у них нет ни мозгов, ни связей. Всех, кто собой хоть что-то представлял, выбили.
– А нам-то чего? – спросил Армен.
– Сейчас будут наследство их делить, – сказал Художник. – И нам кое-что достанется.
На следующее утро Художник приоделся и отправился в офис фирмы «Акраме» на Тверской.
– Как вас представить? – спросила его секретарша.
– Андрей Викторович.
– Вам Георгий Николаевич назначал?
– Нет. Но он будет рад меня видеть. Вы только скажите – тот самый Андрей. Режиссер детского кино. Мы с ним на даче виделись.
Секретарша нажала на кнопку телефона и передала все так, как сказал Художник.
Когда он зашел в кабинет Политика, тот глядел затравленно, попытался улыбнуться, но губы его тряслись.
– Помнишь меня, детолюб?
– Помню, – кивнул Политик. – Как же. Хорошо помню.
– Люблю людей с хорошей памятью. А то некоторые быстро забывают. Приходится напоминать… Жизнь быстро течет. Все меняется. Люди уходят. Вон, Зеленый погиб. У скольких людей «крышу» унесло.
– Знаешь, сколько ко мне уже приходило с предложениями о новой «крыше»? – нервно произнес хозяин офиса.
– И ты отказал?
– Я сказал, что подумаю.
– Серьезные люди приходили?
– С Реутова. Под Зеленым работали. У них такой смуглый зверь старший. Гиббоном кличут.
– Наследники из Калькутты, – насмешливо произнес Художник. – А ты что думаешь?
– А я с людьми советуюсь.
– Больше не советуйся. Выхода-то у тебя, друг детей, нет. Наша скромная благотворительная организация тебе по духу самая близкая. Ведь у меня богатая коллекция видеозаписей.
– Этого достаточно?
– Ты справки-то наведи насчет нас. Мы в узких кругах люди широко известные. Короче, всех отсылай к нам. Стрела нужна – будет стрела… Телефончик-то возьми.
Ждать пришлось недолго. Самозваные наследники покойного Зеленого завалились к Политику, а потом позвонили Художнику.
– Знаешь, пацан. – Глухой рык принадлежал тому самому Гиббону. – Есть такая поговорка: будем считать, что я вас тут не видел.
– Зато я вас вижу, – сказал Художник. – Только видеть можно по-разному. В бане со шлюхами. Или в красных розах в гробу. Отвалите, братаны, тут не ваше место.
– И не твое. Переступишь порог «Акраме» – будем мочить.
– Что мы как не свои – по телефону. Стрелку забьем? Только третейских судей не приводи. Для нас авторитетов нет.
– Забиваем стрелку, – тут же согласился Гиббон.
Художник успел разузнать, что бригада Гиббона держала один из рынков и выбивала долги, то есть занималась тем, чем и должна заниматься бригада средней руки. Она входила в империю Зеленого. И теперь бросилась подбирать то, что упало…
Стрелка – вещь ответственная. Не исключены многочисленные подлости. Одна из сторон может вызвать милицию, а сама не появится. Тогда она становится вне закона, но часто ее этот закон ничуть не колышет. Другой вариант – вежливая беседа может закончиться взаимной бойней. И тут все зависит от подготовки, вооружения, количественного состава и решимости сторон. В Подмосковье на некоторые стрелки, особенно в начале девяностых годов, съезжались по две сотни боевиков.
– Сколько они реально выставят? – спросил Шайтан.
– Нагрянут человек тридцать, – ответил Художник. – Могут и больше, но тогда покажут себя дураками и трусами. Это уже будет не стрелка, а праздничная демонстрация. В наше время это неприлично.
– А что мы им противопоставим? – спросил Армен. – Такой толпы у нас нет.
– Зато есть голова на плечах. И Шайтан с арсеналом…
* * *
– Ох, что будет… Как вы думаете, они нас отпустят? – нудил Политик. – Отпустят, я думаю…
– Хрен они нас отпустят, – отвечал более прагматичный и искушенный в бандитских делах Муха.
– Тогда надо попытаться бежать.
– Хрен ты убежишь, – вздохнул Муха.
Влад, которому надоело выслушивать эти причитания, выключил приемник.
Муха и Политик томились вместе в подвале. И даже сидели на одной цепи. И беседовали друг с другом, поскольку больше беседовать там было не с кем. Влад поставил микрофон, но ничего интересного не услышал.
План полковника был прост и вместе с тем требовал детальной проработки. Комбинация получалась многоходовая. Ход первый – похищается чемодан с уральскими деньгами, а Художнику подкидывается мысль, что это дело рук людей Киборга. Ход второй – у Киборга, в свою очередь, захватывается банкир, звучит звонок от имени Художника, выставляется претензия по старым спорам, а также за похищенный чемодан денег. И назначается стрелка для разбора. Потом на стрелку вызывается Художник. Мошеннический старый трюк – оба бандита будут считать, что говорят друг с другом, не представляя, что появился почтальон, который переписывает письма. Расчет был на то, что Художник и Киборг настолько ненавидят друг друга, что предпочитают общаться через своих помощников, а помощников по голосам не запоминают. И, наконец, главный ход – разбор!
Труднее всего уговорить обе группы согласиться на подходящее место для стрелки. Обе стороны были прекрасно осведомлены о многочисленных фокусах и коварстве своего врага. Но и это удалось утрясти. И стрелку забили на завтра.
– Они осмотрят заранее место, – сказал Влад. – У Художника почерк – он расставит сюрпризы. Или посадит снайпера. Или заготовит дистанционно управляемые мины. У него есть Шайтан. Киборг тоже не лыком шит. Но его братва – это шпана бывшая. Он привык массой брать. Нагонит толпу «быков». Пальцы веером. Тельник на груди рванет. И вопль – ты на кого, сука, попер?!
– Мы должны там оказаться раньше всех, – сказал Гурьянов.
Он сам был мастером на такие сюрпризы, которые не снились в страшных снах и Шайтану, и всей московской братве.
Место для стрелки забили около одной из подмосковных вымирающих деревень. Наладить хозяйство там всегда мешали раздолбанные дороги. Сегодня они лучше не стали. Если жители из соседней деревни и услышат выстрелы, то милиция доберется не скоро.
– Делаем закладки здесь и здесь, – полковник ткнул на карту аэрофотосъемки, которую только что достал в Службе. – И вооружаемся.
В одном из закутков бомбоубежища Влад еще год назад оборудовал тайник с арсеналом. Там лежали пять автоматов Калашникова, которые он стащил, когда задерживал бригаду оружейных торговцев. А британскую снайперскую винтовку Купера AW и радиоуправляемые взрывные устройства принес Гурьянов.
– Радость будет гаишникам нас по дороге тормознуть, – хмыкнул Влад, когда они загрузили арсенал в багажник «Волги».
– Не страшно, – в голосе Гурьянова звучала непоколебимая уверенность.
Им предстояло добраться до Москвы, прихватить экипировку, которая хранилась в квартире, а потом выдвигаться на точку.
Когда Гурьянов открыл дверь квартиры, то сразу почувствовал неладное.
– Вика! – крикнул он.
Никто не ответил.
– Этого еще не хватало, – поморщился Влад.
Гурьянов пролетел все комнаты. Вики не было.
– И куда ее черт понес? – спросил полковник.
– Барышня решила прогуляться, – досадливо произнес Влад.
– Черт, – былые подозрения в Гурьянове вспыхнули с новой силой.
– Что нам делать? – спросил Влад. – Искать ее? Или выдвигаться к точке?
Зазвенел звонок в дверь.
Гурьянов вытащил пистолет, приблизился к двери и крикнул:
– Кто?
– Вика, – донесся ответ.
Влад резко открыл дверь и отскочил, позволяя действовать Гурьянову. Если предполагаемые киллеры бросались в квартиру, то напарывались на выстрелы. Если влетала граната, друзья успевали укрыться от волны и осколков.
Но просто вошла Вика. Она съежилась и выглядела очень жалкой.
– Что случилось? – кинулся к ней Гурьянов.
– Я… – Она замолчала. – Не знаю… Мне надо поговорить с тобой.
Он провел ее на кухню, вытащил из холодильника пакет яблочного сока, налил в хрустальный, выщербленный стакан. Она опустошила стакан жадными глотками.
– Вот что, Вика. Рассказывай все. У тебя, я вижу, камень на душе.
– Вот он, мой камень. – Она взяла сумку и кинула на стол пачку документов в целлофановом рваном пакете. – Это от Кости.
– И они с самого начала были у тебя.
– Были.
Нечто подобное Гурьянов ожидал. Он очень хорошо разбирался в людях и знал, что предать его Вика не могла, а вот что-то утаить – без проблем.
– Извини. – Она опустила глаза.
– Ты думала, это страховка.
– Вы пришли и ушли. Да, вы крутые. А я… Куда деваться мне? Работы теперь уже нет. Бандиты за спиной. Что мне было делать?
– Но это не столько страховка, сколько бомба. За такие бумаги убивают.
– Я бы придумала, как сделать, чтобы они оставили меня в покое.
– И заплатить за это могут немало, – кивнул он на бумаги.
Она покраснела.
– Я не могла, – произнесла она в отчаянии. – Я люблю тебя.
Гурьянов знал, что этим все должно кончиться. В итоге она расскажет ему свой секрет – нужно только время. Он ощущал, что Вика действительно стала дорога ему. Очень дорога.
– Все нормально, Вика. Все хорошо. Не терзай себя. – Он прижал ее к себе.
Она вцепилась в него, как утопающий за спасательный круг:
– Давай бросим все это. Никита, ты не представляешь, как я боюсь за тебя! Давай убежим. Сожжем эти документы!
– Не получится.
– Что будет? Что будет? – Она схватилась за голову.
– Мы будем. А их, скорее всего, не будет, – произнес со спокойной железной уверенностью Гурьянов.
* * *
Художник завершил новую гравюру. Там не было волков и оборотней. На ней был расколотый на несколько частей город, рушащиеся церкви, трещины в земле.
– Не пойдет. Банально, – прошептал Художник. – Банально. Все банально… Все одно и то же…
Опять судьба посылала испытание. Опять надо было доказывать свое право на место под солнцем. Пропали большие деньги, пропали курьеры с Урала. Виноват Киборг. Отсюда вывод – Киборга не должно быть на этой земле…
Когда с Киборгом забили стрелку, Художник вдруг подумал, что его жизнь вращается в колесе: стрелка, разборка, кровь, взрывы. И отступать нельзя – отступающих добивают. И никогда из этого страшного круга не вырваться…
Стрелки. Художник всегда выходил из них победителем. Шайтан обладал особым даром просчитывать ситуацию и принимать единственно верные решения. Лучше и жестче руднянских стрелки не проводил никто. Но Киборг, кажется, так не считает, поэтому лезет в пекло.
Воспоминания былых лет терзали Художника. Вспомнилась дележка наследства расторгуевских. Тогда, два года назад, с Гиббоном и его реутовскими бандитами стрелку забили практически в том же районе, что и сейчас с Киборгом. Оно и неудивительно. Под Москвой есть районы, приглянувшиеся для разборок. Там постоянно находят трупы с огнестрельными ранами. А сколько там народу закопано, сожжено, расчленено, утоплено! Война всех против всех. Человек человеку волк…
Тогда на стрелку Гиббон приехал с двадцатью пятью проверенными бойцами на шести машинах. Руднянские подкатили на трех тачках в количестве всего семи человек. На лесной просеке, побуксовав как танки, автомобили враждующих сторон остановились на некотором расстоянии друг от друга, словно танки перед боем.
Художник вышел из машины и неторопливо направился вперед. Гиббон тоже двинулся к нему. О всяких подлостях руднянских он был наслышан, поэтому сзади него шли три бугая. Куртки расстегнуты, за поясами пистолеты «ТТ» – излюбленная бандитская дырокольная машинка.
Все это напоминало битвы древности. Два войска на почтительном расстоянии. И выезжают два богатыря, скачут друг к другу, бьются до смерти, сверкают булавы, гнутся щиты, хрипят лошади, и каждый из рядовых ратников с замиранием сердца ждет, кто победит. Ибо за победившим Бог.
Только какая там битва? Гиббон – бывший борец, и для него свернуть Художнику шею – раз плюнуть.
Художник вытащил пачку сигарет и закурил. Он выглядел вполне безобидно. Остальные руднянские не вылезали из машин.
Презрительным взором Гиббон окинул своего врага. Нагулявшие мышцы бугаи обычно допускают серьезную ошибку в общении – они делят людей на тех, кому они могут сразу свернуть шею, и на тех, с кем нужно повозиться. Вторых еще можно уважать, а первые достойны презрения. Вот только не на пустом месте сложилась народная поговорка: чем больше шкаф, тем громче падает. Чем больше масса, тем шире мишень.
– Здорово, Гиббон. Да ты не напрягайся. – С усмешкой Художник кивнул на толпу сопровождавших. – А то у твоих гладиаторов ладони на рукоятках вспотели.
– О себе больше думай, – буркнул Гиббон.
– Ладно. Базара хотел, так базарь.
Начался обычный разговор. Гиббон был немногословен, он презрительно ронял слова, смысл которых сводился к следующему: вы, лимита, откуда взялись? Эта заимка давно застолблена за расторгуевскими.
– За Зеленым. А ты кто такой? – спросил Художник. – С «Акраме» у нас давние связи. А ты вообще их не знал до недавнего времени, кто такой Маничев. Он же давно хотел перебежать к нам.
– Чего овца хочет – не волнует, – отрезал Гиббон.
– Гиббон, тут ты мимо пролетаешь. Смирись и не обостряй ситуацию.
– Нет, Художник. Крови хочешь – будет кровь. Еще не раз пожалеешь.
– Значит, пожалею, – кивнул Художник и поднял руку.
А потом прыгнул в сторону и завалился в яму – это укрытие они присмотрели загодя.
Взрывом слизнуло и самого Гиббона, и его «быков». Рванула машина Художника. Направленный взрыв. В капоте «Жигулей» была заложена мощная взрывчатка, усиленная железяками.
Тут же багажник другой машины распахнулся, из него высунулся Шайтан с автоматом. И руднянские рассыпались по земле, занимая позиции.
Эффект неожиданности был так разрушителен, что из двадцати пяти реутовских половина рухнули сразу, а остальные бросились врассыпную. Ни о каком сопротивлении никто и не думал. Разгром был полный.
Художник, выбравшийся из ямы, где его не накрыло взрывной волной, подошел к трупу Гиббона, присел рядом с ним на колено.
– Тупой. А в авторитеты лез, – усмехнулся он, переворачивая труп.
– Беда, когда прапорщик вздумал стать генералом, – отметил Шайтан…
Художник отбросил эскиз. Он не мог сосредоточиться ни на рисунке, ни на мыслях о предстоящей стрелке с Киборгом. Где-то в груди будто засела заноза. Он чувствовал, что завтра что-то пойдет не так. Однажды мир должен обрушиться, расколоться, как на гравюре. Он ждал этого момента давно. И сейчас предчувствия тянули душу.
– К черту. – Он сломал карандаш и отбросил в сторону. Он принял решение…
* * *
Церковь тоже была почти разрушена, без куполов, только крепкие стены, возведенные предками, стойко держались против натиска и времени, и людей. Колокольня рядом с ней выглядела как высохшее дерево около пня.
С колокольни отлично просматривались окрестные холмы, пашни, где никто не пахал уже четвертый год, сгоревшая свиноферма, от которой не осталось ничего, извилистая узкая дорога. Слышался гудок далекого поезда. Видно как на ладони место стрелки.
Шайтан изучил своего противника. Он всегда изучал людей, которых предстоит убить. И знал, что Киборг, несмотря на свою крутость, туповат и самонадеян, знать не знает даже азов военной науки, которая гласит – первым делом надо захватывать господствующие высоты. Киборг полагал, что с почти километрового расстояния его не достанет никакой снайпер, поэтому о колокольне можно не беспокоиться. Но Шайтан был снайпером от бога. И у него имелась хорошая оптика. Он знал, что через четыре часа вгонит отсюда пулю в Киборга.
Москва немного позабыла, как Рудня устраивает разборки. Пора напомнить. Не зря Шайтан жестко натаскивал своих любимчиков Люка и Грозу – кое-чему они научились.
Киборг сильно ошибся, когда согласился на стрелку. Он думал, все будет как обычно. Он заявится в толпе качков и нескольких купленных ментов, позвякает оружием и задавит оппонента. Вот только им суждено сегодня умереть.
Шайтан взобрался на колокольню по крутым скользким ступеням. Он был напряжен, пытаясь уловить чье-то присутствие. Все-таки Киборг мог сообразить послать сюда заблаговременно своих людей. Но никого не было. Только вороны да голуби.
Наверху был грудой навален мусор – кирпичи, доски, истлевшие деревянные ящики, несколько покрышек, даже рама велосипеда. Висел маленький колокол.
Шайтан стал собирать винтовку – финскую TRG. Отменная оптика, прекрасные эргометрические качества – к плечу припадала как родная. Для боевых условий винтовка не слишком хороша – слишком нежная и требует вежливого обращения. Но для киллера в самый раз – бой точный, разброс пуль маленький.
Закончив собирать винтовку, Шайтан оглядел в оптический прицел окрестности. Постелил на кирпич материю – с сошками, на которых стоит винтовка, он связываться не стал. Но без упора снайперы не стреляют.
Перевернул затвор, загоняя патрон в патронник. И ощутил затылком холод.
– Здорово, Шайтан. Только без лишних движений. Поворачивайся. Осторожно…
Шайтан повернул голову, не выпуская из рук винтовку. И увидел здоровяка с пистолетом. Тот прятался за кирпичной кладкой, в мусоре, настолько умело, что Шайтан не смог вовремя ощутить его присутствия.
– Ты припозднился, – сказал мужчина.
Что-то в нем было знакомое. Шайтан поморщился, вспоминая. Где-то они уже встречались. Очень давно.
Незнакомец понял, о чем думает Шайтан.
– Таджикистан, – подсказал он. – Плен.
И тут Шайтан вспомнил его. Тогда на этом типе был комбез, разгрузочный жилет с гранатами и магазинами, в руке – автомат Калашникова. И это он на пороге зиндана сказал пленникам: на выход.
– Помню, – кивнул Шайтан. Винтовку положил на каменный парапет, но руку еще держал на ней, что не вызывало возражения этого пришельца из давнего, казалось, тысячелетнего прошлого.
– Помнишь, что я тебя спас? – спросил полковник.
– Помню. Теперь мне кажется, что ты это сделал зря.
– Я тебя спас, Шайтан. А ты моих родных расстрелял. Ты знаешь об этом?
– Кого это?
– Семью в «Саабе». Во дворе. Там были мужчина с женой и девочка. Неужели забыл, Шайтан?
Тот кивнул равнодушно:
– Да. Было.
– За что вы их?
– Заказ был. Через фирму твоего родственника выводились в офшоры капиталы. В курсе операции был только он. А тут как раз прокуратура проявила интерес к этой сделке. Решено было ликвидировать его и зачистить все следы. Художник взялся. Я ему говорил, что зря. Там слишком круто все.
– Кто заказывал?
– Деньги шли от компании «Голд-Анд». Мы встречались с каким-то лощеным гаденышем – то ли адвокатом, то ли юристом. Язык без костей. Умный такой. Деньги предложил хорошие.
– Кто за ним стоит?
– Я не знаю, – поморщился Шайтан. – Я не вру. Зачем мне врать?
Шайтан знал, что этот здоровяк пришел за его жизнью. Не будет комедии со следствием и судом. Ну и ладно, он давно жил по принципу – пусть будет как будет.
Но все же шанс был. Это винтовка, на которой пока еще лежала его ладонь. Заряженная, готовая к бою. Надо только заболтать собеседника, вывалить на него информацию, чтобы он хотя бы немного притупил бдительность.
Шайтан ответил еще на много вопросов. Время тянулось медленно. И он ждал своей секунды.
– Сегодня разбор с Киборгом, – произнес Гурьянов. – Твоя задача?
– Снять самого Киборга. И как можно больше его людей.
– Связь?
Шайтан показал глазами на носимую рацию на поясе и пояснил:
– Меня запросят о готовности. Потом по их длинному тоновому сигналу я жму на спусковой крючок. И начнется карнавал.
Гурьянов еще порасспрашивал о деталях. Наконец Шайтан грустно произнес:
– Мне жалко, что это были твои родные. Это судьба, командир. Судьба.
Гурьянов опустил пистолет. И задумчиво посмотрел куда-то вдаль, в голубое марево, на расстилающиеся поля.
Вот он, тот шанс, решил Шайтан. Надо только действовать быстро и четко. Лишнее движение – и все, конец.
Он повернул винтовку, не снимая с парапета, в сторону полковника. Могло получиться. Он нажимает на спусковой крючок. Отдачей винтовку вынесет вниз. Но это неважно. Пуля настигнет этого человека.
Гурьянов, улыбаясь с пониманием, выстрелил раньше.
Бывший спецназовец Шайтан имел шанс, который предоставил ему полковник. Но не смог им воспользоваться.
Гурьянов оттащил тело в сторону, забросал мусором. И стал ждать. Впереди – долгие тянучие часы…
В назначенное время рация Шайтана зашуршала:
– Ястреб говорит. Как ты там?
– Орел в порядке. – Гурьянов знал, что рация скрадывает тембр голоса.
«Орел» – это позывной Шайтана. Так что сомнений у спрашивавшего не было никаких.
Гурьянов поглядел в бинокль. От извилистой дороги к развалинам свинарника потянулись иномарки.
– Сюда, родные, – прошептал Гурьянов, будто приманивая их.
У него была своя куперовская винтовка. Пристрелянная. И он знал, что это надежное оружие не подведет…
* * *
Подготавливаясь к сходке с Киборгом, Художник вспомнил одно довольно давнее дело, связанное с женщиной…
После того как убили дядю Лешу, Галка стала сама не своя. Она постоянно впадала в оцепенение. Сильно запила.
Когда Художник надумал бежать из города, решили прихватить и ее. Все равно фирмы интим-услуг, которые она содержала, прикрыли. В Москве Галка снимала трехкомнатную квартиру, в которой царил страшный беспорядок. Новый красный «Ниссан» она расколотила. Чем дальше, тем с ней становилось все хуже.
– Боюсь, подведет она нас, – покачал головой Художник. – Наша Мурка вразнос пошла.
– На ней никаких серьезных дел не завязано, – махнул рукой Шайтан. – Балласт. А балласт куда?.. Дозу героина в вену. И смерть от передоза.
– Она не колется, – поморщился Художник.
– А кто это знает?
На следующий день Шайтан приехал к Художнику. В портфеле у него был сверток. Он развернул его и продемонстрировал шприц с прозрачной жидкостью:
– От этого героина она улетит и не вернется.
– Хорошо, – кивнул Художник. Набрал номер телефона. – Галка. Привет, ласточка.
– Художник, – она была пьяна, но не в дым. – Я наконец поняла. Я тебя не люблю.
– Ты разбила мне сердце, – усмехнулся он.
– Я поняла больше. Я тебя ненавижу.
– Вот что, принцесса. Нам надо кое-что обсудить. Сейчас Шайтан заедет за тобой. Мы посидим в кабаке. Перетрем за дела наши грешные.
– На фига?
– Потому что я так сказал, Галка, – отрезал он. – Оденься поприличнее. Подкрасься. На кого похожа стала? На людях с тобой стыдно показаться.
– Умеешь ты уговаривать.
Закончив разговор, он кивнул Шайтану:
– Давай работай…
Шайтан позвонил через час.
– Ну, – устало спросил Художник. – Сделано?
– Она исчезла. Машины у ее дома нет. Шмотки из квартиры забрала. Эта тварь все поняла…
– Это серьезно. Взбесившаяся девка – это кобра, которой наступили на хвост.
– Надо ее найти, – сказал Шайтан. – Во что бы то ни стало.
Но найти ее не удалось. Зато при проведении одной финансовой операции руднянских нагрели на двести тысяч баксов. Те, кто проводил эту операцию, прекрасно знали, как все сделать. Следовательно, из команды утекла важная информация.
– Не Галка подгадила? – спросил Художник.
– Может быть, – кивнул Шайтан.
Пошли другие проколы, скорее всего, тоже с ее подачи. Найти Галку в Москве не удавалось. Через некоторое время один из доброжелателей напел, что она теперь у Киборга. И тот кидок на те две сотни тысяч долларов и правда привет от нее.
– Мочить их надо, – сказал Шайтан. – Слишком много за ними долгов набежало.
– Надо, – кивнул Художник.
Но пошла невезуха. Рубоповцы арестовали двоих руднянских за старые дела и накрыли склад оружия. И вопрос с боевыми действиями пришлось отложить.
Потом появились сведения, что Галка вообще исчезла из России, и где теперь ее искать, неведомо никому.
Художник знал, что когда-нибудь отыграется и на Киборге, и на Галке. Пусть двадцать или тридцать лет пройдет. Они у него в черном списке тех, кто обязан умереть…
У команды начались финансовые трудности. Фирма «Акраме», главный кормилец, здорово погорела на облигациях. Один шустрый парень обещал Политику огромные проценты, а когда рухнуло все, свалил из страны. Арестовали четырех человек из команды, и отмазать их не получилось. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями накрыл подпольный водочный цех.
Потери шли за потерями. Заработки сильно упали. Пришлось руднянским возвращаться к пройденному – брать заказы на убийства. Они провели несколько акций, притом одну – в США.
– Я одного хочу, – требовал один из заказчиков. – Чтобы всех убили! Чтобы его самого. Жену. Двоих его сопляков детей! – возбуждался он.
– Как скажете, – кивнул Художник. – Надо только обговорить условия.
Но условия обговорить они не успели. На следующий день заказчика взорвали в машине вместе с телохранителями. Тот, кого он хотел вырезать, успел первым.
А потом подвернулась та самая аккордная работа – убрать коммерсанта и взять документы. Заказчик уверял, что документы будут у парня с собой. Пришлось убивать и семью коммерсанта – но тут проблем не было. Проблема, что документов не нашли. Исправить ошибку никак не удавалось, да еще гибли исполнители.
И вот, как итог черной полосы, стрелка с Киборгом. И опять – или ты, или тебя. Страшный выбор…
* * *
Голова у Киборга гудела, и мыслей в ней водилось мало – следствие вчерашнего злоупотребления травкой. И он был зол как черт. Сегодня предстояла стрелка. Эх, стрелки… Сколько он их пережил! Бывало, выезжал на стрелку, выходил один перед черными и предлагал – ну давай, кто сможет меня одолеть. Первобытный принцип. Кто на поединщика? Если желающие находились, то Киборг срубал их одним-двумя ударами. Но драться на кулаках с мастером спорта международного класса по боксу желающих было мало.
Только Художник вряд ли будет с ним мериться силой. Поскольку знает, что в этом поединке его соплей перешибут. Художник – скотина хитрая. Наверняка учудит какую-то подлость.
Чего Художник хотел добиться, Киборг понять не мог. Вопрос поставить о тех бабках, на которые его выставили благодаря сбежавшей от него шалаве? Так дело прошлое. А захватив в заложники банкира группировки, беспокойного, но вместе с тем достаточно безобидного Муху, он взял на себя слишком много.
Киборг был уверен, что Художник даст обратный ход. Уже давал не раз, даст и теперь. Полсотни «быков» – все красавцы, богатыри, спортсмены, да на четырнадцати престижных тачках. Это вразумит кого угодно. Кто со стволом на Киборга пойдет, от ствола и погибнет.
Киборг свернул с шоссе и погнал машину по проселочной дороге. Вот оно – условленное место. Он заблаговременно выслал сюда разведчиков, те заверили, что подвохов нет.
Выйдя из салона джипа и облокотившись о машину, Киборг вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся. Поглядел на кавалькаду автомобилей своей бригады, потом на приближавшиеся машины врагов. Тех было немного: три «жигуля» и раздолбанный внедорожник «Опель Фронтера», которому красная цена на толкучке пять тысяч «зеленью».
– Рухлядь какая! – насмешливо сказал Красная Шапочка – участковый с Балашихи. Киборг обычно брал на разбор ментов. Хоть те и форму серую носят, но свои, из братвы, на содержании. Да и при случае сильно пригодятся, если отмазка нужна будет.
– Со свалки, – презрительно процедил Киборг.
Художник – скупердяй. Не может прикупить себе и братве нормальные тачки. При стрелках на тачки – сразу первое внимание. Если на рухляди прикатили, значит, и разговор несерьезный. А если «Гелентваген» с тонированными стеклами, да пара «Паджеро», да «Ягуар» у пахана новый, значит, башли у пацанов ломовые. И на мякине их не проведешь.
Из «Опеля» вышел Армен и направился к Киборгу.
– Где Художник? – прищурился пахан.
– Ногу сломал.
– Ногу, да. А ты за бугра теперь?
– А я за бугра.
– Тогда слушай, бугор. Я пятьсот штыков выставить могу. Даже если меня грохнут, мои псы всех вас достанут. У нас организация. У нас и менты купленные. И судьи, и прокурор с моей ладони ест!
Армен скучающе слушал эту пространную косноязычную речь. А Киборг завелся:
– Мы – сила. Поэтому расходимся по-хорошему. Ты возвращаешь нам Муху. Считай, на первый раз простили.
– Чего? Муху? Банкира твоего?
– Да. Вы его захватили!
– Ты в солярии перегрелся?
– Че? – набычился Киборг.
– Теперь наше слово. Ты возвращаешь бабки, которые у нас отжал, тогда тебя на счетчик не ставим. И расходимся…
– Какие бабки? – не понял Киборг.
– Свердловские, которые вы в Марьине взяли.
– Ты чего за пургу гонишь, придурок?
Армен пожал плечами. Провел ладонью по голове – это был условный сигнал. Один из руднянских бойцов нажал кнопку рации. Сигнал полетел на рацию Шайтана.
Отдаленный щелчок выстрела…
Армен качнулся. И упал лицом в траву. В спине его была дырка.
Киборг на миг опешил. Огляделся. И вдруг его повело в сторону. Он почувствовал, что не владеет собой. Что трава вдруг приближается, и он утопает в ней лицом. Он улегся рядом с Арменом с пулей в шее.
И начался ад. Автоматные очереди. Боевики рассыпались, рассредоточивались. Укрывались за машинами. И уничтожали друг друга.
С мрачным удовлетворением Гурьянов одну за другой посылал пули, которые настигали свои цели. Опустошив свою винтовку, он расстрелял быстро магазин винтовки Шайтана.
У команды Киборга было численное превосходство. Руднянские надеялись на внезапность. Но только первая пуля настигла не Киборга, а Армена. Они решили, что Шайтан сошел с ума и шпарит с колокольни по своим.
Пара руднянских дернула в сторону. Но их прострочили очередями. «Жигули» пятой модели с руднянскими взвыли мотором и устремились прочь. Следом пристроилась вторая машина. Забарабанили очереди, разнося стекла «пятерки», но она ехала вперед, разбрызгивая грязь, по лужам, и скрылась за холмом, выйдя из сектора обстрела. Вторая машина тоже сумела уйти.
Влад, распластавшийся в полосе зеленки на пути отступления руднянских, нажал на кнопку дистанционного взрывателя – «пятерка» приподнялась над землей и рухнула вниз пылающими обломками.
Потом Влад аккуратно уложил очередь во вторую машину, которую развернуло взрывной волной. Он работал экономно, четко, как когда-то в Афгане по душманским караванам.
– Все, отход, – сказал полковник по рации. Он уже спустился с колокольни. – Пока им хватит.
Реутовские додавили руднянских двумя выстрелами из гранатомета. Все-таки человека три сумели добраться до леса и уйти. Но и команде Киборга битва дорого стоила.
Гурьянов погладил кнопку дистанционного взрывателя, которую забрал у Шайтана. Тот все просчитал. Руднянские зарыли в землю бак с пятьюдесятью килограммами тротила как раз в том месте, где, как надеялись, остановится караван Киборга. Расчет был как и на стрелке с Гиббоном: Киборг получает пулю, Армен кидается в укрытие, а взрыв сметает противников. После этого остается только подработать автоматами. Но первая пуля настигла самого Армена. И взрыв не произошел. Руднянских просто уничтожили.
Гурьянов никому не хотел оставлять шансов.
И нажал на кнопку.
Сработал радиовзрыватель. Бак со взрывчаткой запоздало рванул, сметая киборговскую команду, которая расслабилась, решив, что победа за ними…
Вечером Влад и Гурьянов смотрели новости о беспрецедентной мафиозной битве.
– Количество погибших в этой бойне в Мытищинском районе достигло тридцати человек, – радостно сообщил известный обозреватель телевидения.
На следующий день Влад, наведя справки по своим каналам, сообщил:
– Художника там не было. Погиб его первый помощник.
– А где он сам? – неприятно удивился Гурьянов.
– Черт его знает…
* * *
Прошел месяц после того, как руднянская команда перестала существовать, а бригада Киборга, оставшаяся без лидера и самых активных бойцов, развалилась, погрязла во внутренних разборках.
– Да, вспомнили мы с тобой молодость, – улыбнулся Влад.
Они сидели все в той же квартире уехавшего в Америку театрального режиссера и коротали вечер за бутылкой водки.
– Что ты теперь будешь делать? – спросил полковник.
– Восстановлюсь, наверное, в органах, – сказал Влад.
– Каким образом?
– Политик поможет. Он теперь мой по гроб жизни, – кивнул Влад. – Что по бумагам брата? Дали твои коллеги заключение?
– Вчера закончили работу. Шайтан сказал правду. Действительно, имела место многоступенчатая афера по перекачке крупных денежных сумм. Сначала на Кипр, потом в офшоры. Ну а дальше – Швейцария. Все сходится к фирме «Амстан».
– Как мы и думали – Лупаченко? – спросил Влад.
– Он, голубчик, – сказал Гурьянов.
Лупаченко – это председатель совета директоров компании «Амстан». Да-да, тот самый друг Кости, который так убивался о его гибели и помогал Гурьянову с похоронами. Это он организовал аферу с переброской денег, предложив Косте легко заколотить приличную сумму. А когда почва загорелась под ногами и встал вопрос – что дороже, дружба или собственное благополучие, ответ был прост: своя шкура ближе к телу. Предательство, ты многолико…
– Так что дело не закончено, – сказал Гурьянов.
– Что с ним делать?
– Председатель совета директоров «Амстана» – большая шишка. У него бронированный «Мерседес», машина с профессиональной охраной. Его сильно берегут. В Кремле ногой кабинеты открывает… И все равно, думаю, недолго ему осталось.
– Интересно, почему Художник не пришел на стрелку? – задумчиво произнес Влад. – Не в его привычках прятаться за чужие спины.
– Ты знаешь статистику. На самолеты, которые разбились, опаздывали в среднем в три-четыре раза больше народу, чем на обычные рейсы. Люди чуют запах гибели. Художник тоже почувствовал. Но ему не спрятаться. Ребята в Службе пошустрили, обнаружили следы его недвижимости. Вилла в Испании. Сказочное место. Чистый воздух. Средиземное море. Покой и воля.
– Красота.
– Я люблю Испанию, – сказал Гурьянов. – Консервативная страна. Низкий уровень преступности. Даже разборок там не было, пока наши братаны у них недвижимость не стали скупать.
– И что?
– Русская мафия теперь разборки там между собой чинит. Кровавые, – многообещающе произнес Гурьянов.
* * *
В Москве уже холод. Слякотная осень, простуды. Серый город. Давящее небо. Сопливая мерзость.
Тут же – солнечно, тепло. Фрукты, хорошее вино, которое испанцы пьют вместо воды. И главное – ощущение, будто улетел на другую планету. Вырвался из притяжения надоевшего мира, отбросив за собой, как отработанные ступени, все заботы, проблемы.
В Москве пока ловить нечего. Команда уничтожена. Армен мертв. Шайтан мертв. К Политику хода нет – там могут ждать.
Художник ощущал не разочарование и раскаяние, а какое-то отупение. И вся его жизнь представлялась странной компьютерной игрой, где приходилось проходить разные уровни сложности, а вокруг сыпались замертво толпы виртуальных врагов. Вот только компьютерную игру можно загрузить заново и начать сначала. А удастся ли ему начать сначала жизнь? Вряд ли. Что-то в нем сломалось… Хотя время лечит. Отлежаться здесь, затем вернуться в Россию, где имя Художника еще что-то значит. Набрать команду и начать опять завоевывать сферы влияния… Если удастся. Тогда, много лет назад, начинать было проще. Тогда он презирал опасности, его пьянил риск. И он не дорожил собой. А сегодня, после всего произошедшего, он все чаще просыпался ночью и ощущал, что панически боится смерти.
Он сидел в надувном кресле на краю бассейна и посасывал холодный апельсиновый сок. В бокале позвякивали кусочки льда. Рядом на столике стояло блюдо с яблоками и персиками и лежал любимый нож с выкидными лезвиями.
Все-таки до чего шустро разделались с его командой! Художник не мог понять, как все получилось. Их будто преследовал злой рок. О бойне в Мытищинском районе он имел самые смутные представления, пользовался в основном скудными сообщениями из СМИ. С оставшимися в живых руднянскими выходить на связь боялся.
Началось с того заказа на устранение рядового фирмача и с погони за бумагами. Тогда он начал один за другим терять людей. И те загадочные фигуры – бывший опер и еще какой-то менеджер. Не от них ли все шло? Но чтобы двое народных мстителей уничтожили мощную организованную группировку – такое просто невозможно!
– Ну что, Художник, перекинемся словечком? – послышалось откуда-то сзади.
Он медленно повернул голову и увидел того самого типа – родственника погибшего фирмача. И воспринял это как-то без удивления.
– Ты кто? – для порядка спросил Художник.
– Я? Человек, которому сделали больно. – Полковник подошел к владельцу виллы и остановился от него метрах в трех.
– Ты родственник того дурачка, которого мы… – Художник широко улыбнулся. – Точно. И что тебе надо?
– Ты же знаешь, Художник, зачем я здесь.
– Ты пришел за мной. Такой ангел смерти, да?
– Нет. Просто советский офицер.
– Голубые береты? Рыцари плаща и кинжала? Это ты с моими ребятками разобрался?
– Я.
– Круто. Уважаю, – без эмоций произнес Художник, оценив, что в руках противника нет оружия. Это давало шанс.
Неожиданно резко Художник схватил кнопочный нож и вскочил на ноги.
Гурьянов улыбнулся. Уже лучше. Он знал, что так будет. И его это устраивало.
– Волки сами на забой не идут! – воскликнул Художник. – Нет, фраер! Мы еще побьемся!
Ножом он владел виртуозно. Лезвие мелькало, рукоятка скользила между пальцев. Сделал выпад, лезвие прочертило дугу.
Гурьянов легко ушел с линии атаки. Художник опять бросился на него. Нож летал у него из руки в руку, как заговоренный.
– Умеешь, – оценил полковник, уклонившись от очередного выпада.
Художник перевел дыхание и вдруг с диким воплем рванулся в последнюю атаку, решив, что или убьет противника сейчас, или умрет сам.
Но рука с ножом попала в жесткий блок, хрустнула. Нож выпал из нее. Гурьянов зажал противника в мертвой хватке.
– Больно, сука, – жалостливо прошептал Художник.
– А им больно не было?
– Мне больно… Ну давай. Не тяни, – прохрипел атаман руднянских.
Гурьянов резким движением свернул ему шею и толкнул в бассейн.
Полдела сделано. Оставалась вторая половина. Тоже нелегкая…
* * *
– Ужас какой, – сказала Вика, протягивая через круглый столик газету Гурьянову. – Я его знала.
– Правда? – Он отставил маленькую чашку с крепким кофе, который официант в «Шоколаднице» только что принес ему.
– Красивый был мужчина. Представительный. VIP-класс. Кстати, и Костя его знал.
– Я тоже с ним как-то встречался. Не старый ведь мужик. Крепкий. Кажется – весь мир в кармане. А смерть уже за спиной. И ты не знаешь этого. Не привык к близости костлявой. И не можешь смириться, что она пришла за тобой.
Некролог был на пятой странице. Большой, с портретом.
«Скоропостижно скончался известный российский бизнесмен, председатель совета директоров финансово-инвестиционной компании «Амстан» Владимир Афанасьевич Лупаченко»…
Действительно, скончался скоропостижно. Только в газете не написано, от какой болезни. А болезнь была редкая – лучевая.
Не вовремя Лупаченко затеял ремонт в своем кабинете. Туда привезли новую, тяжелую, кожаную мебель в допотопном, монументальном, солидном стиле. Ему мебель понравилась. И кабинет дизайнеры оформили на «отлично». Только одного он не ведал – что в его кресло перед рабочим столом зашита ампула с радиоактивным веществом.
Вот так и получается. И все предосторожности, бронированные машины, натасканные охранники оказались невостребованными. Ведь нужно было одно – счетчик Гейгера, а о нем-то и не подумали. За четыре дня председатель совета директоров «Амстана» хватанул смертельную дозу.
Впрочем, если бы не подвернулся этот случай, подвернулся бы другой. Гурьянов решил, что Лупаченко жить не будет.
– Как у тебя на работе? – спросил полковник.
– Нормально. Дела в гору пошли. – Она отхлебнула кофе. – Никита, ты не представляешь, кто ко мне вчера заявился на работу.
– И кто?
– Лешка.
– Этот подлец! И чего хотел?
– Я была одна. Он меня обнял и говорит: «Вика, родная, давай забудем то мелкое недоразумение. Все прошло». Представляешь?
– А ты?
– Я дала ему по морде. Он просто взбесился. Я думала, он меня ударит. Даже руку занес. Тогда я объявила, что те двое моих знакомых заглянут к нему вечерочком. И мне стало его жалко. У него был вид несчастного человека.
– Понятно. – Гурьянов усмехнулся.
– Мне жалко несчастных людей. Потому что я такая счастливая.
– Да-а? – протянул Гурьянов. – С чего бы это ты такая счастливая?
– Потому что у меня есть ты. – Она положила свою ладонь на его. – Самый лучший. Рыцарь Айвенго.
– Ну что ж. Я польщен… Любовь моя. – На этот раз он не заставлял себя произнести это слово. Оно вырвалось само.
Назад: Часть IV. Водочные битвы
На главную: Предисловие
