Книга: Крадущаяся тень
Назад: II Каннибал из Илинга
Дальше: IV Проклятая деревня

III
Потеря, находка и снова пропажа

11
Тем же самым утром я лежала в своей постели с открытыми глазами. На часах было семь пятнадцать.
В другие времена, в другие годы я встречала бы этот день в приподнятом настроении. Позади осталась трудная, изматывающая ночь, после которой, в конце удачно проведенного расследования, тебя всегда охватывает радостное возбуждение, от которого кровь долго продолжает бешено пульсировать в твоих венах. Вчера я возвратилась домой довольно рано, ненадолго провалилась в сон, но проснулась еще до того, как начали перекрикиваться мусорщики на улице. С тех пор так и лежала с открытыми глазами. Все тело у меня ныло, мысли путались в голове, настроение было кислым.
Нет, все, вроде бы, хорошо, хорошо.

 

Дело о каннибале из Илинга достаточно громкое, чтобы о нем написали во всех газетах, и репутация всех, кто принимал участие в этом расследовании, поднимется на новую ступень. Для меня получить одобрение со стороны Пенелопы Фиттис будет особенно приятно и полезно. Ведь она, помня о необыкновенном Даре своей бабушки, по достоинству сумеет оценить меня, в отличие от «Ротвелла» и других агентств, с которыми я имела дело в последнее время. А это значит, что я могу рассчитывать на новые, более интересные и выгодные заказы, чем прежде.
Все очень удачно складывается и для «Локвуда и компании». Мисс Фиттис позаботится о том, чтобы поднять их авторитет, она сама недвусмысленно об этом намекнула. А успех Локвуда и его друзей не может, разумеется, не радовать и меня саму. Приятно думать, что вчера ночью я сумела хотя бы отчасти загладить свою вину перед ними, смягчить неприятное впечатление, которое осталось у них после моего неожиданного ухода из агентства. Ну, а теперь дело о каннибале успешно завершено и нужно как-то жить дальше.
Да, все, вроде бы, хорошо, но почему такой унылой, такой убогой кажется мне моя комната и моя постель в жидком свете серенького утра в самом конце зимы? Отчего мне так грустно? Наверное, оттого, что я одну ночь поработала вместе с Локвудом, но этот праздник закончился, и одному только богу известно, повторится ли он еще когда-нибудь. До чего же было приятно вновь поработать с Локвудом! И с Джорджем, конечно, и даже с Холли. Горько думать о том, что все это позади, но нужно как-то справляться с этим и жить дальше, что, собственно говоря, я и делала все последнее время. Четыре месяца назад, когда я покидала агентство «Локвуд и компания», мне было очень больно, но я верила, что поступаю правильно. Знала, что Локвуд окажется в большей безопасности, если меня не будет с ним рядом.
Но так ли это? Если то, что сказал мне Джордж, – правда (а какие у меня основания не верить Джорджу?), то после моего ухода все стало только хуже. Без меня Локвуд стал еще более безрассудным, еще более отчаянным. Словно смерти своей ищет. Вот почему я так и пролежала без сна на мятой постели до тех пор, пока солнце не поднялось над соседними домами и не протянуло мне в окно свои лучи.
Несколько раз я, конечно, пыталась снова уснуть, но не могла – глаза не желали закрываться, я была слишком возбуждена от бушевавших в моей голове мыслей. Наконец, я решила, что хватит валять дурака, и выбралась из постели. Сделала один только шаг и сразу налетела босой ногой на стоявшую на полу призрак-банку с черепом. Пока я стояла, ругаясь себе под нос и потирая ушибленную лодыжку, внутри банки показалось мерзкое зеленое лицо, а затем зашелестел призрачный голос:
– Сегодня утречком ты выглядишь даже хуже, чем я, пожалуй. Ладно, приходи в себя. Потом надеюсь услышать от тебя слова искренней признательности. Где меня найти, ты знаешь.
– За что я должна быть тебе «искренне признательна», интересно? – пробурчала я, отправляясь ставить на огонь чайник.
– Как за что? За мою неоценимую помощь вчерашней ночью. Это же я подсказал тебе, где нужно искать Источник. Мы с тобой славно поработали в паре. В паре, Люси, ты и я. Знаешь, у меня появилась идея. Давай откроем совместный бизнес. Агентство «Карлайл и Череп». Или просто «Череп и компания». Повесим на двери мою фотографию. А что?..
И с этими словами лицо черепа растворилось в зеленой эктоплазме.
Отвечать черепу я не стала, не в том я была настроении, чтобы на его очередную глупость реагировать.
Я порылась в своей разбросанной по полу одежонке, нашла халат, накинула его на себя и направилась по коридору в ванную комнату. Наскоро приняв душ, я вернулась к себе и заварила кофе. Вытащила свой дневник, раскрыла его рядом с чашкой, чтобы коротко записать все, что произошло со мной вчера, но никак не находила для этого слов. Вспомнила, что должна еще выписать «Локвуду и компании» счет за выполненную для них работу. Ладно, счет подождет. Не сейчас. Я допила кофе, оделась, взяла из кошелька деньги и пошла пройтись до магазина. Можно было бы и самой приготовить что-нибудь на завтрак, но просто сил на это не было. Как всегда после ночной работы.
Довольно скоро я вернулась из тайской лавочки со вкусно пахнущим теплым пакетом в руках и увидела, что дверь моей комнаты взломана.
Несколько секунд я стояла неподвижно, глядя на отжатый врезной замок. Дверь была взломана, но снова прикрыта, поэтому я не могла видеть того, что творится внутри комнаты. Я оглянулась на дверь своего соседа напротив. Его дверь была заперта. Сам сосед сейчас должен быть на работе, как и большинство жильцов с нижнего этажа. В доме было тихо, из моей комнаты тоже не доносилось ни звука.
Я аккуратно поставила пакет на пол, прислонив его к стене, потом медленно приблизилась к двери. Моя правая рука автоматически вскинулась к бедру, к тому месту, где должна висеть рапира, но я выходила за едой в спортивных брюках, и никакой рапиры у меня на поясе, само собой, не было.
Возле самой двери я задержалась, прислушиваясь, не раздастся ли из моей комнаты какой-нибудь подозрительный шорох. Нет, все тихо, доносится лишь слабый шум уличного движения с Тутинг Хай-стрит. Я сделала глубокий вдох, резко толкнула ладонью дверь и вошла в комнату.
Внутри никого не было, и все в комнате оставалось точно так, как всегда. Ничего не тронуто, ничего не пропало.
Ничего? А где же банка с черепом?
Призрак-банка исчезла.
Я еще довольно долго стояла на месте, снова и снова изучая взглядом свою комнату. Осмотрела все, от забитой грязной посудой раковины до смятой постели, от шкафа с открытыми дверцами до разбросанного на полу снаряжения. Что еще изменилось? Что еще пропало или передвинулось на другое место?
На столе по-прежнему лежал кошелек, из которого я брала деньги. Тот, кто вломился ко мне в комнату, его не тронул и денег не взял, потому что из кошелька высовывались уголки оставшихся в нем банкнот.
Рапира? Вот она, стоит, прислоненная к спинке стула. Дорогая, между прочим, рапира, с клинком из испанской стали. Ее мне прошлым летом подарил Локвуд. Рапиру тоже не взяли.
Мои мешки с припасами? Солевые бомбы, канистры с железными опилками, магниевые вспышки – все это вещи не дешевые, их можно очень даже выгодно продать, особенно если знаешь, к кому обратиться.
Но и мешки не тронули. Так и лежат на том самом месте, где я их оставила, и все такие же полные.
Итак, грабитель не взял у меня ничего, кроме банки с черепом.
Кто-то проник в мою комнату, зная, что здесь есть призрак-банка с черепом, и нужна ему была только она, и ничего больше. Он (или она, или их было несколько?) забрал череп и сразу ушел. Дома меня не было всего минут десять, ну, пятнадцать, не больше. Значит, грабитель наблюдал за домом, ждал, когда я выйду. И знал о том, куда я обычно хожу по утрам и сколько времени буду отсутствовать. Ладно, это выяснить не сложно, в тайскую лавочку я хожу практически каждое утро после работы. Продавец-таец в этой лавочке даже имя мое давно успел выучить. Да, считай, половина улицы знает, что я выхожу за едой почти каждое утро и примерно в одно и то же время.
Но тот, кто побывал в моей комнате, знал также и о том, что в ней я прячу банку с черепом.
А кто, собственно, мог знать об этом? Ну, Локвуд и Джордж, разумеется. И Холли тоже, о черепе я рассказала ей еще несколько месяцев назад. Киппс узнал про череп вчера ночью? Нет, не мог он про него узнать, я была очень осторожна. Да и не похоже это на Киппса – влезть в чужое жилье и похитить череп. Нет, это сделал не Киппс. Кто же тогда?
Кто еще мог знать про череп?
Я долго стояла, ломая над этим голову.
Потом я вышла на лестничную площадку, забрала свой пакет с едой – он был еще теплым. А я была голодна как волк и отказываться от тайских вкусняшек не собиралась даже в такой ситуации.
Поев, я тщательно просушила свои волосы и надела рабочую одежду. Моя куртка пропахла застарелым потом и ночным страхом, но кто это заметит? Кто станет ко мне особенно принюхиваться?
Я надела рабочий пояс, бегло проверила все его кармашки. Нет, сейчас, среди дня, я не собиралась воевать с призраками, цель у меня была другая, и пояс нужен был мне прежде всего затем, чтобы держать мое оружие.
Пристегнув к поясу рапиру, я взглянула в зеркало, увидела в нем свое застывшее бледное лицо с горящими на нем глазами. Вмиг испарились и моя усталость, и крепко державшее меня все утро в своих лапах оцепенение.
Я вышла из комнаты, и дверь с легким стуком закрылась у меня за спиной.

 

Неподалеку от Печей Фиттис в Клеркенвелле находится треугольный сквер, известный как Клеркенвелл Грин. Здесь растут высокие липы, в тени которых расставлены лавочки, а по другую сторону мощеной дорожки тянутся в ряд кафе и закусочные, продающие сэндвичи для пришедших сюда на обеденный перерыв работников Печей. Рядом со сквером поднимается к небу старая, восемнадцатого века, церковь Сент-Джеймс, стоящая посреди заросшего травой двора, по которому проложены мощеные дорожки. На этом дворе раньше было кладбище, но могилы уничтожили после нашествия Фантазмов, случившегося здесь несколько десятилетий тому назад, еще в самом начале Проблемы.
В погожие дни, когда с высоких труб раздавались гудки сирен, извещающих о начале обеденного перерыва, из ворот Клеркенвелльских Печей на сквер устремлялся поток одетых в оранжевую униформу людей, спешащих перекусить, передохнуть, смыть с языка едкий привкус гари. Операторы Печей, газовщики, кочегары, клерки, рабочие, чистящие от пепла зольники – все они текли сплошным потоком на свежий воздух, поближе к зелени.
Сюда же на обеденный перерыв приходили и приемщики парапсихологических артефактов, доставляемых в Печи вернувшимися с расследования агентами.
Сев на метро, а затем проделав остаток пути быстрым шагом, я успела на Клеркенвелл Грин как раз к началу перерыва для утренней смены. Выбрала для себя скамейку рядом с липами, откуда хорошо было видно все закусочные, саму же скамейку прикрывала от посторонних глаз падающая на нее тень массивной декоративной призрак-лампы.
А тут как раз и сирены загудели. Я сидела и внимательно наблюдала за потоком работников Печей. Спустя несколько минут тихий сквер ожил, начал заполняться людьми в оранжевых комбинезонах. Людские волны нахлынули на кафе и закусочные, разбудили своими голосами дремавших на крышах соседних домов голубей, и те огромной стаей слетелись вниз, подбирать крошки. Вскоре на скамейках не осталось свободных мест, я же продолжала терпеливо и неподвижно сидеть в тени призрак-лампы.
Обеденный перерыв подходил к концу, и шансы на то, чтобы встретить того, кто мне нужен, стремительно уменьшались. По скверу летали бумажные обертки от сэндвичей, похожие на детские призраки. Я спокойно ждала. Приемщики начинают работу на заре, вероятно, у них свой перерыв, ближе к полудню.
Смена у них длинная, подкрепиться и отдохнуть необходимо, поэтому рано или поздно он все равно появится.
И это случилось приблизительно в 12 часов 36 минут пополудни. Я увидела знакомого молодого парня, медленно приближавшегося к скверу со стороны Секфорд-стрит. Он шел в накинутой поверх оранжевого комбинезона теплой куртке-анораке, с выбивающимися из-под надвинутой на лоб шляпы пышными светлыми волосами, с глубоко засунутыми в карманы руками и приподнятыми узкими плечами. Похоже, Гарольду Мейлеру было зябко.
Когда он прошел мимо меня, я отлепилась от своей скамьи. Мейлер завернул в закусочную и вскоре вышел из нее с объемистым бумажным пакетом в руках. Не глядя по сторонам, но двигаясь еще медленнее, чем прежде, он отправился в обратный путь.
Я не стала дожидаться его, забежала вперед и вскоре нашла на Секфорд-стрит маленький боковой переулочек. Он был тесным, и в нем отвратительно пахло из стоящих здесь мусорных баков. Я нырнула в переулок, подождала, и вскоре медленные шаги по тротуару дали мне знать о приближении Гарольда Мейлера.
Ну и медленно же он шел! Таким шагом муравья не обгонишь! Впрочем, это очень хорошо, что медленно, благодаря этому я успела подготовиться к нашей встрече. Вскоре в поле моего зрения появился, вслед за шагами, и сам Гарольд Мейлер. Он брел по солнечной стороне улицы, с большим интересом принюхиваясь к своему пакету, а в следующую секунду оказался втянутым в холодный темный переулок. Я припечатала Мейлера коленом к кирпичной стене, прижала согнутый локоть к его шее под подбородком.
– Привет, Гарольд, – сказала я.
Он издал странный писклявый звук, который ровным счетом ничего не выражал, кроме, разве, испуга. Я слегка ослабила свой локоть, и Гарольд закашлялся. Кашель у него был таким же неприятным и малосодержательным, как и писк.
– Люси! – прохрипел он, наконец. – Какого черта… Что ты здесь делаешь?
– Хочу поговорить с тобой, Гарольд.
– А у меня в кабине мы сделать это не можем? Я опаздываю. Мне нужно возвращаться. Мой перерыв…
– У меня к тебе всего пара вопросов. Личных. Их лучше обсудить в тихом местечке, здесь, например.
– Ты шутишь?
– Сегодня утром, – сказала я, – кто-то украл у меня одну вещь. Проник в мою комнату и похитил призрак-банку с очень ценным содержимым. При этом вор не взял у меня ни деньги, ни другие вещи. Только банку. Об этой банке никто не знал, Гарольд. Никто, кроме тебя.
Выражение глаз Гарольда Мейлера сделалось сонным и в то же время уклончивым. Он повел взглядом по сторонам, словно ища помощи, потом криво усмехнулся мне. Лоб Гарольда блестел от выступившего на нем пота.
– Отцепись! – грубо сказал он. – Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Я ничего у тебя не крал. Вали отсюда!
– Когда я в последний раз была в Клеркенвелле, ты видел банку с черепом, Гарольд. Я знаю, что видел. А потом рассказал о ней кому-то. Кому?
Мейлер заворочался, и мне пришлось сильнее надавить локтем на его горло. Возможно, я напрасно это сделала, потому что Гарольд снова зашелся кашлем и всю меня забрызгал своей слюной. Но я не отступилась.
– Ну, если я и видел ту банку, что с того? – прохрипел Мейлер, когда я слегка ослабила свой локоть. – Какое мне дело до того, что за дрянь ты таскаешь с собой? Почему это должно меня интересовать?
– Ну-ну, спокойнее, – сказала я. – Парапсихологические артефакты очень тебя интересуют, и не смей отрицать этого. Три ночи тому назад я принесла в Печи мумифицированную голову. Ты принял ее и выписал мне квитанцию. Что ты потом сделал с этой головой?
– С головой? Сжег ее, разумеется. Ты это своими глазами видела.
– Нет, Гарольд, ты ее не сжег. Ты спрятал голову. А потом продал ее. Я это знаю, потому что та голова в тот же самый день появилась на черном рынке артефактов.
– Что? Ты с ума сошла!
– Я не сошла с ума. Я ее сама там видела.
Да, я чуть-чуть солгала, а что вы сами сделали бы на моем месте? В противном случае Гарольд Мейлер принялся бы все отрицать и тянуть резину. На черном рынке ту голову видела Фло Боунс, а я этой девушке полностью доверяла.
– Что ты делаешь на распродажах черного рынка? – облизнул свои пересохшие губы Гарольд.
– А что ты делаешь, Мейлер, когда продаешь запрещенные артефакты? Тебе известно, какое наказание тебя ждет за это? Известно, по глазам вижу. Представь, каким будет твой разговор с инспектором Барнсом – а ваша встреча очень скоро состоится, это я тебе обещаю.
– Это бред какой-то, Люси. Ты действительно свихнулась.
– В последний раз повторяю свои вопросы. Первый: кому ты продаешь привезенные в Печи артефакты, Гарольд? Второй: кому ты рассказал про мой череп?
Стоя лицом к лицу с Гарольдом, я только сейчас впервые рассмотрела, какие у него глаза. Оказалось, что зеленоватые, с желто-коричневыми пятнышками. Несколько секунд я пристально смотрела в эти глаза, а затем их взгляд изменился, вместо вызывающего стал испуганным. И я поняла, что победила Гарольда.
– Этого я тебе сказать не могу, – прохрипел он. – Просто не могу. Здесь на кону не только моя жизнь, но и кое-что поважнее. А у стен есть уши.
– Мы в глухом переулке, Гарольд, – напомнила я ему. – Кроме нас здесь никого нет. И единственными ушами, которые могут отлететь к этим стенам, будут твои, если ты не начнешь колоться.
И я медленно подняла свою рапиру, чтобы показать ее Гарольду.
Рапиру он увидел, я поняла это по тому, что он сильно вцепился мне в запястье своими пальцами. Мейлер готовился дать мне отпор. Не знаю, чем могла бы закончиться начавшаяся между нами драка. Гарольд был выше меня и, пожалуй, не слабее. Уши ему я, разумеется, отрезать не смогла бы, как, впрочем, и любую другую часть его тела. Но Гарольд Мейлер прежде всего был трусом, и это решило все.
Он выпустил мою руку и прохрипел:
– Ладно, ладно, сдаюсь. Освободи меня немного.
Я отступила на шаг назад, но рапиру свою продолжала держать на изготовку. Гарольд опустил плечи и стал похож на плюгавого мальчишку, пытающегося набраться храбрости перед местной шпаной.
– Мне нужно подумать, – сказал он. – Дай мне немно-го времени… Слушай, чем это здесь так воняет? От твоей куртки?
– Нет, из мусорных баков.
– Напоминает запах застарелого пота.
– Мы что, об ароматах остановились поболтать? Я жду ответа на свои вопросы.
– Хорошо, – он с видом напуганного кролика покосился по сторонам. Я сначала подумала, что Гарольд собирается сбежать, но он просто проверял, не подслушивают ли нас. В нескольких метрах от переулка по освещенной солнцем улице по одному, по двое проходили работники Печей, но никто из них даже не поворачивал головы в нашу сторону.
– Хорошо, – снова начал Гарольд Мейлер. – Я скажу тебе, хотя и сам мало что знаю. Три месяца назад со мной установили контакт какие-то люди. С черного рынка, я полагаю. Они предложили мне деньги, если я буду припрятывать для них самые лучшие Источники, которые ко мне попадают. Поскольку правила ДЕПИК относительно утилизации опасных артефактов в последнее время ужесточились, на эти вещи сейчас повышенный спрос на рынке. Есть люди, которые готовы ради выгоды пойти на что угодно. А мне очень нужны деньги, Люси. Ты просто не знаешь, каково работать здесь – платят гроши, да вдобавок боссы из «Фиттис» обращаются с тобой как с отбросами. Это не то, что быть агентом…
– Да-да, – перебила его я. – Просто хочется рыдать и плакать от таких историй. Итак, ты передаешь им Источники, а сам сжигаешь вместо них муляжи. Дальше.
– Только лучшие из них, самые мощные. Это достаточно просто сделать, ведь никто толком не присматривается к тому, что там катится в печь, – он попытался грустно улыбнуться. – Скажи, ну какой вред кому-нибудь от этого?
Я прижала рапиру к его животу и сказала:
– А банка? У меня украли ценную вещь. Украли потому, что ты кому-то рассказал о моей банке. Кому?
– Прости, я понимаю, что поступил неправильно. Просто… Видишь ли, Люси, им очень нужен хороший товар. Похоже, сколько ни дай, им все будет мало. Иногда у меня не находится ничего подходящего, и тогда они очень сердятся на меня. Но очень охотно покупают информацию об Источниках, понимаешь, Люси? Короче, с ними приходится быть обходительным и услужливым.
– Кто эти люди? Для чего им нужны Источники?
– Я не знаю.
– Хорошо, как они выглядят? Опиши их.
– Я не знаю их.
– Все это никуда не годится, Гарольд, – сказала я, отступая на шаг назад. – Ты ничего толком так и не сказал мне. Все, я иду к Барнсу. Отпусти мою руку.
Гарольд всхлипнул и еще крепче вцепился мне в рукав.
– Ты не понимаешь. Это опасные люди, Люси! И не дают времени себя разглядывать. Подходят в темноте, забирают товар и тут же уходят. Послушай, я могу помочь тебе. Сегодня ночью я передаю им очередную партию товара. Ты можешь прийти туда и сама взглянуть на них. Проследить за ними, если хочешь. Ну, как? Я это сделаю для тебя, если только ты… Что? Почему ты смеешься?
– Не верю я тебе… мальчик на побегушках! Заложишь ты им меня, вот что я думаю.
– Нет! Клянусь! Я ненавижу их! Да я, собственно говоря, даже и не знаком с ними. Мой товар, их деньги – и все. Слушай, сегодня ближе к вечеру они передадут мне записку, в которой будет указано место и время встречи. Оно каждый раз меняется. Всегда где-то в районе Клеркенвелла, но где точно, я никогда не знаю. Можем встретиться с тобой после моей смены. Вон там, на церковном дворе, и я скажу тебе, где назначена встреча. Потом ты дождешься ночи в каком-нибудь укрытии. Они тебя и не заметят.
У меня была тысяча причин считать эту идею плохой, и все они вытекали из того, что Гарольд Мейлер был не тем человеком, которому можно доверять. Пожалуй, он предпочтет видеть меня мертвой, чем лишиться своего выгодного дельца. Дать Гарольду уйти – значит дать ему шанс все это устроить. А с другой стороны, что мне делать?
– Я тебя не обману, – пообещал Гарольд, преданно глядя мне в лицо.
– Ну, вот что, – после долгой паузы сказала я. – Если ты каким-то образом меня предашь, у меня есть друзья, которые отыщут тебя и заставят заплатить за это сполна. И тогда ты поймешь, что тебе лучше самому живьем броситься в печь, чем встать у меня на дороге, – угроза, конечно, была жиденькой и стандартной, но на Гарольда Мейлера она, похоже, подействовала. Он с готовностью закивал головой. Как же ему хотелось, чтобы я отпустила его!
– Значит, до вечера, – сказал он. – Во дворе церкви Сент-Джеймс. На скамье, которая стоит на пересечении четырех дорожек. Я буду там. Сообщу тебе всю необходимую информацию. Они о тебе ничего не будут знать. Ничего не будут знать, Люси. Можешь мне поверить. Ты просто не знаешь, на что способны эти люди. Обещай, что никогда не скажешь им обо мне ни слова.
– Если будешь играть честно, я отвечу тебе тем же самым, – сказала я. – Иначе…
– О, вы, агенты, всегда играете честно, я знаю, – он наклонился и подобрал с земли свой бумажный пакет. – Агентов все любят.
Провезя курткой по каменной стене, Гарольд протиснулся мимо меня и шмыгнул за угол на улицу, словно крыса.
– Вечером, – повторил он, скрываясь из вида.
12
Странно, сколько тьмы окружает нас, даже когда все вокруг кажется светлым и ярким. В ясный солнечный день, когда камни мостовой раскалены так, что к ним рукой не притронешься, тени все равно обступают нас. Они таятся в стенных нишах и под арками мостов, лежат под полями шляп, скрывая глаза проходящих мимо джентльменов. Тьма живет внутри наших ртов и ушей, в наших сумках и бумажниках. Прячется под мужскими пиджаками и женскими юбками. Мы живем в окружении теней, они постоянно с нами и сильно влияют на нас.
Так я размышляла, сидя перед окном кафе на Клеркенвелл Грин, разглядывая лица проходящих мимо людей. Знаете, днем я редко выхожу из дома, а общаюсь, в основном, с клиентами, и кроме них обычных людей, можно сказать, почти не вижу. Во всяком случае, вижу их реже, чем призраков.
А сейчас эти люди проходили мимо меня – те самые обычные люди с опущенными, как правило, головами. Те самые люди, что раскладывают у себя на подоконниках железные опилки и соль, жгут у себя в доме сушеную лаванду… Борются за свою жизнь, одним словом. Мужчины и женщины, молодые и старые, они текли мимо окон кафе, словно кадры из фильма, и все как один казались совершенно – или, во всяком случае, почти – не опасными для меня.
Но среди них, быть может, совсем рядом, были и те, кто связан с тьмой. Настоящей тьмой. Таких людей в Лондоне было немало, и все они служили Тьме на свой манер. Одни были членами сект, открыто приветствовавших возвращение в наш мир мертвецов и пытавшихся получить от них тайные знания о потустороннем мире. Другие покупали запрещенные артефакты, считали их ценными, редкими, любопытными, хотя и опасными предметами. По городу ходило немало слухов о коллекциях, в которых насчитывались десятки Источников, купленных на черном рынке или выкраденных из могил и хранящихся теперь в потайных, окованных железом подвалах. Были даже и те, кто использовал Источники в своих странных оккультных ритуалах. Зачем далеко ходить, когда я еще работала в агентстве «Локвуд и компания», мы сами сделали странную находку в катакомбах под универмагом братьев Эйкмер – загадочный пустой круг на полу, окруженный горами костей, на которых лежало проклятие. Джордж, конечно, пытался докопаться, что бы это могло быть и кто выложил этот жуткий круг, но его происхождение – и предназначение тоже – так и осталось тайной.
Так что, несмотря на все усилия со стороны ДЕПИК, черный рынок запрещенных артефактов процветал.
А теперь с помощью трусливого мерзавца Гарольда Мейлера я, кажется, подошла вплотную к одному из главных каналов, по которым опасные Источники попадали на этот самый рынок.
Подойти-то я подошла, а вот что дальше делать? Еще раз повторим то, что мне уже известно. Кем бы ни были люди, с которыми контактирует Мейлер, следы наверняка приведут к преступной семейке Винкманов, это ясно. Видела же Фло, как они купили ту мумифицированную голову, не так ли? Если мне удастся доказать связь между Винкманами и кражами Источников в Клеркенвелле, это будет громкий скандал, который наверняка принесет мне широкую известность.
Нужно ли мне это? Сомневаюсь. И я не брошусь сразу же в Скотланд-Ярд ставить в известность инспектора Барнса. Нет, у меня самой цель совсем другая. Первым делом я хотела найти и вернуть себе свой шепчущий череп.
Да-да, вы не ослышались, мне нужен был череп, и я хотела его вернуть. Скажи я такое раньше, сама себе не поверила бы, однако…
Честно говоря, этот череп всегда был у меня как заноза в пальце, вот такое удовольствие, и ни каплей больше. Когда я впервые увидела его – а случилось это в памятный день собеседования, после которого меня приняли в агентство, – я не испытала ничего, кроме омерзения, смешанного со страхом. Позднее, когда обнаружилось, что я могу разговаривать с черепом, страх к нему прошел, однако отвращение осталось и даже окрепло. Череп был злобным, порочным, ехидным, гнусным… Короче говоря, возьмите наугад десять самых отвратительных на свете качеств, и окажется, что череп обладает девятью из них. А десятым качеством не обладает лишь потому, что оно слишком благородно для такой… такого… Ну, не знаю даже, как сказать – существа? Нет, нельзя его назвать существом. Призрака, одним словом.
Имя шепчущего черепа до сих пор мне неизвестно, как и большинство обстоятельств его земной жизни. Когда он жил, тоже непонятно. Удалось, правда, выяснить, что до смерти ему доводилось грабить могилы, заниматься черной магией, и хладнокровным убийцей он тоже был. Пестренькая такая жизнь. Слышать череп не мог никто кроме меня – такой вот мне дан уникальный Дар, – и потому неудивительно, что между мной и черепом возникла странная, но прочная связь. Начав общаться с черепом, который изъяснялся с деликатностью бандита и полностью отрицал такие глупые понятия, как мораль и правила приличия, я постепенно научилась выносить его постоянный сарказм, ругань и «полезные советы» прирезать кого-нибудь, а заодно выучила немало новых для себя слов.
Но, кроме того, выяснилось, что я, оказывается, могу положиться на череп в сложных ситуациях.
В основном, помогал он мне во время работы, причем довольно часто. Его наблюдательность, проницательность, понимание тонкостей в поведении призраков (ну, тут уж ему, как говорится, и карты в руки!) не раз спасали меня. Буквально пару дней назад он подсказал, что у меня за спиной призрак Эммы Марчмент, благодаря чему я успела ускользнуть от ее смертельных объятий. А прошлой ночью череп намекнул – с некоторым запозданием, правда, – на то, где находится Источник, с которым связан каннибал из Илинга. Таким образом, я была единственным агентом, у которого есть призрачный помощник-консультант.
Кстати, мое решение провести этот день в Клеркенвелле, надеясь, вопреки здравому смыслу, на то, что Гарольд Мейлер не предаст меня, можно при желании рассматривать и под другим, более широким, даже, так сказать, научным углом. Дело в том, что череп был призраком Третьего типа. Разговаривать с людьми способны только призраки этого типа, но встречаются они крайне редко, что делало череп чрезвычайно ценным артефактом. Но и я, в свою очередь, была не менее редкостным исключением среди людей, поскольку, насколько мне известно, никому, кроме меня, не был дан Дар разговаривать с призраками. До меня это умела лишь одна Марисса Фиттис, бабушка нынешней хозяйки агентства.
Обладать таким артефактом было редкостной удачей, это придавало мне огромную уверенность в себе во время расследований, делало меня уникальным агентом, а нас с черепом – не менее уникальной с точки зрения науки парочкой. А без черепа я снова стану самым обычным оперативником, умелым, но не более того. Проще говоря, мы с черепом стали неразлучной парой, и вот теперь какие-то бандиты пытаются отнять его у меня.
Ну нет, без боя я им свой шепчущий череп не отдам, дудки!
Винкманы, что и говорить, были очень опасными противниками, это я знала по собственному опыту. Но если сегодня ночью мне удастся выйти на их тайный след, они узнают, что грозным противником могу быть и я сама.
Так я размышляла, попивая чай и временами даже погружаясь в дрему, пока солнце не опустилось за крыши домов и настали сумерки. Тогда я поднялась, накинула свою куртку, поправила висящую на поясе рапиру и отправилась к церкви Сент-Джеймс.

 

Кстати, не думайте, что я пошла туда без разведки. Во дворе церкви я побывала сразу же после того, как от меня драпанул Мейлер. Я прошла через железные ворота и направилась к церкви через просторный двор, почти целиком состоявший из лужайки, на которой под ярким, но еще прохладным весенним солнцем лежали несколько пришедших на обеденный перерыв работников Печей в своих оранжевых комбинезонах. Лужайка была подстриженной, но до сих пор неровной после того, как на церковном дворе во время давнишнего нашествия призраков уничтожили находившиеся здесь могилы. Впрочем, об этом я уже говорила.
Обнесенный высокой кирпичной стеной с запертыми на замки железными воротами церковный двор со всех сторон окружали здания. Неоклассический фасад церкви Сент-Джеймс виднелся на северном конце двора, а войти и выйти из него можно было либо через открытые восточные ворота со стороны Секфорд-стрит, либо через западные ворота со стороны Клеркенвелл Грин. Эти ворота соединяла простая забетонированная дорожка. Вторая дорожка, поменьше, вела в узкий переулок на южной стороне двора. В том месте, где дорожки пересекались, почти в центре церковного двора стояла одинокая черная деревянная скамья.
Я в глубокой задумчивости несколько раз прошлась мимо скамьи. Довольно любопытное место для встречи – с одной стороны, совершенно открытое, с другой – надежно спрятанное за церковной оградой. То, что место открытое, меня вполне устраивало, но мне не нравилось, что оно скрыто за кольцом стен.
Что там говорил мне в свое время Локвуд о том, что всегда нужно иметь вариант на случай поспешного отступления? Прежде чем вступить в контакт с потусторонним феноменом, жизненно важно изучить обстановку. Особое внимание при этом следует обратить на выходы и тупики. Зачем? Затем, чтобы точно знать, каким образом ты унесешь ноги, если ситуация вдруг выйдет из-под контроля. Немного подумав, я решила, что этот совет распространяется не только на призраков, но и на нечистых на руку работников Печей.
Я сделала несколько кругов по церковному двору, прикидывая расстояния, проверяя и перепроверяя все варианты, и, наконец, осталась довольна своей работой.

 

К тому времени, когда я направлялась отсюда в кафе, я могла уже по памяти нарисовать точный план двора. Теперь, спустя четыре часа, я готова была применить свои знания на практике.
С наступлением сумерек улицы в районе Клеркенвелла начали стремительно пустеть. Магазины закрывались, на их витринах загремели опускаемые железные ставни. Уже потрескивали, разгораясь, многочисленные призрак-лампы, оставшиеся прохожие спешили к метро, чтобы успеть на последние поезда. На тротуарах появились первые группы мальчиков и девочек из ночной стражи. Церковный староста ударил на колокольне Сент-Джеймс в колокол, извещая о наступлении комендантского часа.
Церковный двор освещен не был. Лампы горели только снаружи у его трех ворот, а внутри двор стал похож на раскинутый по земле черный парус. Сюда долетали только огни из горящих окон окрестных домов, бросавшие на траву бледные, редкие искорки света. Я вошла в церковный двор со стороны Секфорд-стрит (эти ворота находились дальше всего от черной скамьи) и сразу же прильнула к стене, давая глазам привыкнуть к царившему здесь полумраку.
На месте ли Мейлер?
Передо мной уходила вперед дорожка, она была светлее, чем трава на лужайках, и слегка поворачивала, напоминая ребро скелета. Посмотрев вперед, я нашла взглядом черную скамью на пересечении дорожек, и, прищурившись, увидела, что на ней кто-то сидит.
Значит, он пришел. Это хорошо. Но одни ли мы с ним здесь?
Я не спеша обшарила взглядом весь церковный двор. Все, вроде бы, тихо, спокойно, и никого не видно на всем пространстве между скамьей и окружающими двор стенами.
Сойдя с дорожки и стараясь не вступать в пятна льющегося из окон света на траве, я медленно пошла к скамье, не спуская глаз с сидящей на ней фигуры. Да, это был Гарольд Мейлер, точно. Я узнала и его куртку-анорак, и тощую, как веретено, фигуру. Он сидел спокойно, просто ждал, наклонив голову набок.
Бесшумно шагая по траве, я подходила все ближе. По дороге я сделала крюк, чтобы обойти сидящего Мейлера со всех сторон. Даже глядя на него со спины, было заметно, как спокоен Гарольд. Он по-прежнему сидел не шевелясь, раскинув руки на спинке скамьи, казалось, даже дремал.
Я замедлила шаги, потом совсем остановилась.
Гарольд всегда был парнем дерганым, нервным – как он может так беззаботно сидеть один, в темноте, придя на тайную и, конечно же, неприятную ему встречу? Как он может быть так спокоен, когда решается его судьба, когда его карьера, а может быть, и сама жизнь висит на волоске?
Его спокойствие чем дальше, тем сильнее начинало тревожить меня.
Я снова посмотрела на Гарольда Мейлера. Почему он так спокоен? Почему он не шевелится?
И почему, если вдуматься, под таким странным углом повернута его голова?
Почему?
Я положила руку на эфес своей рапиры и превратилась в стоящую на траве статую.
Затем зашевелились волоски у меня на затылке, налетел порыв холодного ветра и раздался невнятный потусторонний голос:
– Люси…
Уголком своего левого глаза я уловила появившуюся в воздухе фигуру. Она была мягкой, почти бесформенной, сотканной из бесчисленных теней. Фигура подлетела ближе, зависла на расстоянии вытянутой руки от меня. Я почувствовала идущий от фигуры нездешний, пронзающий насквозь, словно нож, холод. Услышав приветствие призрака, я невольно вздрогнула, скрипнула зубами, продолжая смотреть на скамью и сидящего на ней мертвеца со свернутой, как у цыпленка, шеей. Переводить взгляд на повисшую рядом со мной призрачную фигуру и особенно видеть ее лицо мне совершенно не хотелось.
– Гарольд? – хриплым шепотом спросила я.
– Люси…
– Что они с тобой сделали?
В ответ раздался только тихий треск. Скосив глаза, я увидела крупинки льда на рукаве своей куртки, морозный иней на своих башмаках. Левую сторону моего лица обожгло холодом, при каждом выдохе у меня изо рта вылетали облачка пара. Призрачная фигура была совсем рядом.
– Кто это сделал, Гарольд? Кто тебя убил?
В ответ мой мозг наполнил бессвязный набор слов, полных муки и смятения. Разобрать их я не могла.
Мой язык пересох и словно приклеился ко рту. Тяжело ворочая им, я заговорила:
– Скажи мне. Если ты мне скажешь, я смогу… Смогу помочь тебе…
Но действовать по формуле Карлайл я не могла. В этот раз – нет.
– Это сделала ты, Люси…
Краешком глаза я заметила, как к моему лицу потянулась полупрозрачная, словно сотканная из тумана, рука.
– Нет, Гарольд, нет, это неправда…
– Ты сделала это.
Пальцы Гарольда скребли воздух совсем рядом с моим лицом. Я отпрянула. На моей щеке блестели крошечные льдинки, сердце сжималось от боли, а рука уже тянулась к эфесу рапиры.
– Нет, Гарольд. Прошу тебя, не…
– Ищи на месте крови.
– Что?
Призрачная фигура исчезла.
Дрожа, чувствуя привкус желчи во рту, я отодрала свои примерзшие к траве подошвы, потерла ладонью левую сторону лица.
И в эту секунду, словно из-под земли, передо мной возникли три фигуры.
В первую секунду я подумала, что это тоже призраки, при их появлении мой мозг оцепенел.
Но я забыла про канавки и бугорки, оставшиеся на церковном дворе после того, как здесь разрывали и опустошали могилы. Некоторые были достаточно глубоки, чтобы в них мог спрятаться скорчившийся человек. Эти трое были здесь все время, прятались, пока я подходила к сидящему на скамье телу мертвого Гарольда Мейлера, приближаясь к центру расставленной ими западни. Все трое были крупными мужчинами, одетыми во все черное. Несмотря на свои внушительные габариты, двигались они весьма проворно и быстро начали окружать меня. Один из них зашел слева, отрезая мне дорогу к воротам, через которые я вошла на церковный двор. Двое других перекрыли проход к двум другим воротам. Если бы я в свое время не остановилась и дошла до самой скамьи, у меня не оставалось бы ни единого шанса сбежать отсюда, они поймали бы меня непременно, причем даже без особого труда.
Но я тогда вовремя остановилась, поэтому пространство за моей спиной оставалось чистым.
Я круто развернулась и побежала.
Но побежала я не к воротам, за которыми слабо светили призрак-лампы, а к высокой стене, темнеющей между ними. В густой, как черный кофе, темноте стена казалась монолитной отвесной каменной плитой. Но я не зря приходила сюда днем и знала, что это не так.
Мчась вверх по небольшому склону лужайки, перепрыгивая через оставшиеся от старых могил канавки, едва не подвернув лодыжку о какой-то попавший под ногу обломок камня, я добежала до стены. За моей спиной приближались трое, постепенно сжимая полукруг.
В этой части стены имелась дверь – запертая, но с выступающим наружу массивным навесным замком и перекладинами, на которые можно было поставить ногу. Я забралась наверх, до того места, где ворота заканчивались, не доходя до нижнего края обветшавшей арки, а там, опираясь одной ногой о перекладину ворот, изо всех сил потянулась вверх.
Мои пальцы легли на верхний край арки – это было именно то, что мне нужно. Сильно оттолкнувшись ногой от перекладины ворот, я подтянулась наверх, перевесилась на другую сторону стены и мягко спрыгнула в растущие здесь кусты. Как раз в этот момент с противоположной стороны стены что-то гулко, тяжело ударилось о ворота.
Сейчас я оказалась в саду заброшенного строения, возможно, это был дом, в котором раньше жил местный священник. Штабеля кирпичей и заржавевших железных жердей говорили о том, что этот дом когда-то собирались капитально ремонтировать, но потом бросили, и теперь он стоял пустым, нежилым. Все это я успела заприметить еще сегодня днем, когда изучала окрестности церкви Сент-Джеймс. На меня смотрели пустые глазницы окон первого этажа, в одно из них я и нырнула. Обернувшись, я на фоне звездного неба увидела три фигуры, перелезавшие через церковную стену.
Помещение, в котором я оказалась, было сверх всякой меры замусорено. Чтобы не сломать себе ногу, я включила фонарик и помчалась, подсвечивая им, из комнаты в комнату. К моему глубокому разочарованию, все окна на противоположной стороне дома оказались замурованными кирпичом. Здесь на свободу не выберешься.
Сзади донеслись звуки, говорившие о том, что мои преследователи уже проникли в дом.
Передо мной открылась широкая ветхая лестница, и я, не задумываясь, понеслась по ней вверх, перепрыгивая через три ступеньки сразу.
Наверху оказалось окно – застекленное, правда, но хоть не замурованное, и то ладно. Я прижалась лицом к стеклу и увидела внизу под окном плоскую крышу, а за ней растворяющийся в темноте сад.
Было ли это окно современным, что так легко открываются? Нет, конечно. Старое, массивное, из тех, что поднимаются вверх. Я потянула окно, оно заскрипело и приподнялось ровно настолько, чтобы я могла протиснуть сквозь него голову и плечи, а затем намертво застряло в прогнившей перекосившейся раме.
Тут я обернулась, и мое сердце оборвалось. Три фигуры уже показались у верхнего края лестницы, и у одного из преследователей что-то серебристо сверкнуло в руке.
Времени на раздумья не было. Я протиснулась в щель окна, готовясь полететь вниз головой на крышу, но сделать этого мне не удалось. Чья-то рука крепко схватила меня за ботинок сзади. Я резко вскинула вверх свою вторую, свободную ногу, и мой ботинок ударил во что-то мягкое. Державшая мой ботинок рука разжалась, и я рухнула вниз.
Едва успев коснуться плоской асфальтированной крыши, на которую упала, я стремительно перекатилась в сторону. Что-то с силой ударило прямо по тому месту, где я только что находилась. Я сорвала с пояса баллончик с железными опилками, прицелилась и запустила его в окно. Попала я удачно, тяжелый баллончик ударился об окно прямо над высунувшейся из него головой.
Потоком льдинок хлынули вниз осколки стекла, в доме кто-то закричал, торчавшая из окна голова скрылась внутри, а я уже неслась по плоской крыше и в пять быстрых шагов добежала до ее края.
Отсюда я увидела высокую стену, разделявшую сады, темневшие слева и справа от нее, как застывшие черные озера. Спрыгнуть в сад? Нет, это самоубийство, потому что нет никакой уверенности в том, что я смогу найти выход из сада на улицу. Значит, только по гребню стены, другого не дано. Гребень стены проходил примерно в метре под краем крыши. Я повернулась и аккуратно спрыгнула на узкий гребень. Одновременно со мной спрыгнул из разбитого окна на крышу первый из моих преследователей.
Я, как кошка, побежала по кирпичному гребню, глядя только вперед и стараясь не думать о пустоте по обе его стороны. В обоих садах росли деревья, на них поблескивали серебряные амулеты-обереги от злых духов. Легкий ветерок доносил из темноты запах лаванды. За своей спиной я услышала крик. Что-то промелькнуло мимо моего плеча и исчезло.
Я добежала до того места, где стена разветвлялась, отмечая край садов на этой улице и начало других садов на соседней. Справа от меня стена упиралась в глухую торцевую стену здания, слева в густую живую изгородь. Я оглянулась. Один мужчина бежал за мной по гребню стены, держа в руке небольшой нож. Второй спрыгнул со стены и бежал внизу, по саду.
Он мог бы уже больше не бежать, очень скоро упрется в живую изгородь, которая надолго задержит его. Третьего преследователя я не увидела. Возможно, его ранило осколками оконного стекла. Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться.
Я побежала вперед, никуда не сворачивая, стремясь попасть на дорогу. Впереди виднелся новый ряд домов. К одному из них примыкала оранжерея, и здесь же заканчивалась моя стена. За оранжереей виднелась низкая крыша гаража, а еще дальше темнел проход, который, возможно, выводил на улицу.
Крыша оранжереи была выше гребня стены, по которой я бежала. Я слегка притормозила, прикидывая, как мне быть, и в это время что-то ударило в мое левое предплечье. Было очень больно. Я пошатнулась, но удержалась на гребне стены, а затем поспешила к стене оранжереи. Когда я подтягивалась на ее крышу, левая рука у меня горела огнем и болела, я прикоснулась к ней пальцами правой руки, и они стали мокрыми и липкими от крови.
Выбравшись на покатую стеклянную крышу оранжереи, я, то и дело поскальзываясь, побежала вперед. Вскоре я спрыгнула на крышу гаража. Спасение было уже недалеко.
Сзади раздался новый крик, и я задержалась на крыше гаража. Оглянувшись, я увидела своего преследователя, он только что забрался на крышу оранжереи. Мужчина был крупнее, чем я, и, разумеется, намного тяжелее. Бежать по крыше так, как я, он не мог, стал пробираться по ней низко присев и шаркая ногами. Сейчас преследователь напоминал мне жирного мальчишку, который катит на ярмарочной карусели, сидя верхом на деревянной лошадке-призраке.
Я подождала, пока он доберется до середины крыши, затем вынула из кармашка на моем поясе магниевую вспышку.
Громить чужие оранжереи нехорошо, я и сама это знаю, но ничего другого мне сейчас не оставалось.
Брошенная мной вспышка ударилась о крышу оранжереи перед присевшим на корточки мужчиной, ослепила его своим мертвенным белым светом, осыпала раскаленными железными опилками. Мужчина вскрикнул, завалился назад, прикрывая свое лицо руками, а стеклянная крыша тем временем треснула под ним и обрушилась. Вместе с осколками стекла исчез внутри оранжереи и мой преследователь, окутанный клубами серебристого дыма.
Что-то ударилось о кирпичную стену у меня за спиной, а затем на асфальт двора со звоном упал нож. Выходит, тот преследователь из сада сумел-таки прорваться сквозь живую изгородь и сейчас приближался ко мне. Упорный малый.
Я показала ему неприличный жест, добежала до дальнего края крыши гаража, спрыгнула на капот стоявшего под гаражом автомобиля, с него на землю, а затем вперед, вперед!
Мимо меня мелькали какие-то гаражи, пристройки – очень симпатичные, возможно, только вот времени на то, чтобы любоваться архитектурой, у меня не было. Еще пара секунд, и я уже неслась на полной скорости по пустынным улицам Клеркенвелла.
Сбавить ход и слегка отдышаться я позволила себе, только пробежав километра два с лишним и основательно затерявшись в узких петляющих переулках возле вокзала Сент-Панкрас. Впрочем, полностью я не остановилась даже здесь. Левый рукав моей куртки промок от крови, рука онемела. Ночь выдалась холодной, поэтому останавливаться и тем более садиться нельзя, погибнешь от потери крови и переохлаждения. Кроме того, пока ты на ногах, тебе лишние мысли в голову не лезут. А мне очень не хотелось сейчас думать о том, что случилось со мной, а еще меньше о том, что случилось с Гарольдом Мейлером.
Возвращаться к себе домой мне было нельзя, это я прекрасно понимала, тут и раздумывать не о чем. Люди, которые хотели убить меня, прекрасно знают, где я живу, так что не спать мне сегодня в своей кровати в Тутинге, если только я не хочу уснуть вечным сном, конечно.
Уснуть вечным сном мне пока что не хотелось, и я инстинктивно начала сворачивать по боковым улочкам и переулочкам на север, ближе к центру Лондона. Мои ноги сами знали, куда меня нести, и шагали к тому единственному месту, где я могла бы чувствовать себя в полной безопасности.
Надеюсь, вы уже и сами поняли, куда я направлялась?
К дому 35 на Портленд-Роу, разумеется.
13
Напрямую от Клеркенвелла до Мэрилебона всего три мили, любая ворона долетит, но окольными путями я добиралась сюда несколько часов. От усталости я плохо соображала и часто сворачивала не туда, тем более что старалась идти не центральными улицами, а переулочками, чтобы максимально обезопасить себя от встречи с живыми людьми. Мертвецов я не боялась. Несколько раз я видела проносившиеся вдали машины – в основном это были фургоны агентств и ДЕПИК. В нынешнем своем расположении духа я одинаково не доверяла никому из них. Не знаю почему, но ни один призрак мне не встретился, и это было очень кстати, потому что к концу своего путешествия я представляла собой жалкое зрелище. И окровавленное к тому же.
Я прошла знакомой улицей мимо лавки Арифа, мимо проржавевшей призрак-лампы, бесшумно пробралась мимо цепочки припаркованных возле тротуара машин.
Вокруг повсюду было тихо, темно и заперто на замки. Уже перевалило за полночь – в такое время ни один здравомыслящий человек по гостям не ходит, и в пустом городе остаются лишь призраки и агенты. Оперативники…
Только подойдя почти к самому дому номер 35 и увидев его темные окна, я вдруг подумала о том, что сейчас Локвуда и остальных вообще может не быть дома. Работают где-нибудь на расследовании. Эта мысль заставила меня засомневаться в том, правильно ли я сделала, что пришла сюда, но отступать было поздно. Я перешла дорогу и дошла до калитки.
Калитка по-прежнему была хилой, расшатанной, они ее так и не починили. Не сменили и висящую рядом с ней табличку.

 

«Э. Дж. Локвуд и компания, парапсихологические расследования.
После наступления темноты позвоните в колокол и ожидайте за железной линией».

 

Я толкнула калитку и пошла к дому, осторожно шагая по неровным плиткам дорожки. В свете уличного фонаря, что стоит возле соседнего дома номер 37, я рассмотрела врытую поперек дорожки блестящую железную полосу и стоящий рядом с дорожкой столб с подвешенным на нем колоколом. Ах, сколько расследований начиналось для нас с той минуты, когда посреди ночи вдруг звонил этот колокол! И какие разные у нас были клиенты! Домашний врач семьи Слейнов, например, пришедший сообщить о том, что шестеро членов семьи загадочным образом исчезли из своих постелей… Единственный человек, оставшийся в живых из большой группы отправившихся в лес охотников…
А как звонила в этот колокол старая злая племянница Кроуфордов, когда буквально на пятках у нее висел Бейсуотерский сталкер…
Неизменным оставалось только одно: звон колокола всегда обещал нам новое загадочное и увлекательное приключение.
Я потянулась к колоколу, оглянулась на спящую улицу, и тут меня накрыла последняя волна сомнений – не лучше ли подождать утра? Тогда мой неожиданный визит будет выглядеть хотя бы немного более чинно и прилично. А до утра можно где-нибудь посидеть – на ступеньках лавки Арифа, например, или…
К счастью, эта глупая идея надолго в моей голове не задержалась. Мне нужна была помощь, причем немедленно.
Я ухватилась рукой за кожаный ремешок язычка и ударила в колокол.
Джордж как-то рассказывал мне о том, что согласно теории призраки не любят – или даже боятся – громких звуков, особенно тех, что производят железные инструменты. Теория эта очень древняя. Еще античные греки отгоняли злых духов с помощью металлических трещоток и тамбуринов, вот как давно это было. Я зазвонила с такой силой, что если и была в районе улицы Портленд-Роу какая-нибудь эктоплазма с того света, она должна была от моего грохота упасть в обморок и раствориться. У меня самой от этого звона зубы заломило.
Непрерывно прозвонив секунд двадцать, я остановилась и тяжело перевела дыхание.
Прошло совсем немного времени, и, к своему огромному облегчению, я услышала доносящиеся из дома шаги, а затем засветилась бледным светом полукруглая стеклянная панель над входной дверью.
Наверное, это зажгли стоящую на журнальном столике лампу с хрустальным абажуром в форме черепа. Я услышала, как звякнула дверная цепочка, как отодвинули засов. Я отступила на шаг дальше, за железную полосу. Лучше не стоять слишком близко к ней. Маячащая возле дома темная фигура может и напугать кого-нибудь, особенно если этим кем-то окажется Джордж.
Но это был не Джордж, а Локвуд. Это он появился в проеме открывшейся двери – в своем длинном темном ночном халате, с рапирой наготове в руке. Эта была одна из тех рапир, что всегда стоят у нас в холле, в подставке для зонтиков. Локвуд был босиком, с всклокоченными от сна волосами. Его глаза внимательно, но спокойно вглядывались в темноту.
Я просто стояла и не знала, что мне сказать.
– Люси?
В эту ночь я не спала совсем и очень мало спала накануне. За последние несколько часов мне пришлось столкнуться с тремя убийцами и новым, только что появившимся призраком. Я была ранена брошенным убийцей ножом. Сколько у меня появилось свежих синяков и царапин, лучше даже не считать. А не ела я… Когда же я ела в последний раз? И не вспомню, пожалуй. Легинсы на мне были порваны. Я замерзла и смертельно устала. У меня кровоточила рука, а от куртки воняло, как из мусорного бака.
Вот такой я стояла перед домом Локвуда в этот поздний ночной час.
– Локвуд…
Он был уже рядом, обхватил меня рукой, когда я покачнулась, и повел к двери. К теплу и свету, приговаривая на ходу:
– Люси, что случилось? Ты вся дрожишь. Пойдем. Пойдем в дом.
Я шагнула через порог и втянула ноздрями знакомые запахи Портленд-Роу – железа и соли, кожаных курток, и странный слабый привкус пыли и плесени, который шел от стоящих на полках масок, горшков и других старинных предметов, которые собирали в своих экспедициях родители Локвуда. К горлу подкатил комок, но позволить себе расплакаться я не могла и поморгала, прогоняя навернувшиеся на глаза слезы, пока Локвуд запирал дверь за моей спиной. Поставил рапиру в подставку для зонтиков.
– Прости, что побеспокоила тебя в такой поздний час, – сказала я.
– Даже и не думай, выброси из головы! Но ты так устала, что еле языком ворочаешь. Пойдем на кухню.
Мы вошли на кухню, и я зажмурилась от яркого света. Здесь все было по-прежнему – пакеты с чипсами, банки с солью, чашки, чайники.
Знакомая проеденная молью подушка на стуле Джорджа. На столе – скатерть для размышлений – свежая, с незнакомыми мне рисунками, надписями и завитушками. У меня снова защипало в глазах, но Локвуд этого не заметил. Он что-то говорил мне, усаживал на стул. Когда я опустилась на него, Локвуд увидел мой левый рукав и подсохшую струйку крови на запястье. Его лицо сразу же изменилось.
– Что с тобой?
– Ничего, просто царапина.
Он опустился рядом со мной на колени, стянул с меня своими длинными ловкими пальцами рукав, обнажил рану на предплечье.
– Это ножевая рана, Люси. Кто?.. – он поднялся на ноги. – Погоди, расскажешь все потом. Я приведу Джорджа, он обработает и перевяжет рану. Все, можешь больше ни о чем не беспокоиться, здесь ты в безопасности.
– Спасибо, я знаю. Потому и пришла сюда.
– Чаю хочешь?
– Да, с удовольствием. Но я могу сама…
– Ни-ни-ни. Сиди спокойно. Джордж теперь спит с наушниками, чтобы не будить самого себя своим храпом. Пойду, растолкаю его.
– Если тебя долго не будет, я приду тебе на помощь, – сказала я. – Впрочем… нет, наверное.
Локвуд усмехнулся, пожал мне плечо и стремительно вышел из кухни, только полы длинного халата в воздухе мелькнули.
Я сидела в теплой кухне и то ли задремала, то ли Локвуд так быстро обернулся, но мне показалось, что после его ухода и секунды не прошло, и вот он уже вернулся вместе с Джорджем – бледным, в мешковатой ночной пижаме, с аптечкой под мышкой.

 

А еще спустя какое-то время передо мной уже стояла дымящаяся чашка с чаем и блюдце с бисквитами. Раскрытая аптечка лежала на столе вместе с запятнанными кровью ватными тампонами. Мою рану Локвуд и Джордж промыли и перевязали общими усилиями, хотя, на мой взгляд, слегка переборщили с бинтами – рука у меня теперь стала как у восставшей из саркофага мумии. Чувствовала я себя уже немного лучше. Пока Локвуд и Джордж обрабатывали мою рану, пока Локвуд заваривал чай, а Джордж возился с бисквитами, я рассказала им обо всем, что случилось. Они слушали меня, не перебивая вопросами. Закончив, я обмакнула бисквит в чашку с чаем, и все мы некоторое время молчали.
– Этот малыш Гарольд Мейлер, – сказал, наконец, Джордж. – Невероятно. Кто бы мог ожидать от него такого?
– О покойных, как известно, плохо не говорят, – вступил в разговор Локвуд, – но мне этот крысеныш никогда не нравился. Смеялся всегда слишком много и слишком громко, и вообще…
– Это еще не значит, что он заслуживал смерти, – возра-зила я.
– Нет, конечно, нет… Однако почему он умер? Точнее сказать, почему они убили его? Тут я вижу два варианта: либо Мейлер оказался таким идиотом, что рассказал им о тебе, либо они сами каким-то образом разузнали о том, что он собирается поделиться с тобой информацией. Но как бы там ни было, они решили устранить проблему, – Локвуд бросил на меня быстрый взгляд. Я сидела, глядя на стол. – Надеюсь, ты не чувствуешь своей вины за его смерть, Люси. Твоей вины в этом нет никакой, и ты это должна понять. Мейлер сам решил связаться с этими людьми, и то, что ты раскусила его, не означает, что ты несешь ответственность за это убийство.
Несомненно, все это было так, но как-то не слишком меня успокаивало.
– Став призраком, он мог притронуться ко мне и убить, – сказала я. – Он стоял тогда совсем рядом, но не сделал этого. Вместо этого отплыл назад.
– Да, это делает ему честь, – после некоторого молчания согласился Локвуд. – Хотя бы здесь сыграл с тобой по-честному.
– А что он сказал тебе перед тем, как исчезнуть? – спросил Джордж. – «Место крови». У тебя есть соображения насчет того, что это может быть?
– Ни малейших соображений, – вздохнула я. – Может, я вообще ослышалась, не знаю. Он много еще чего лопотал, но там я ничего не разобрала. Впрочем, понять Мейлера тоже можно, учитывая его ситуацию.
Да уж, ситуация, в которой оказался Гарольд, была, мягко говоря, аховой. Вряд ли кто-либо вообще может говорить связно, если его только что убили.
Мне вспомнилось неподвижно сидящее на скамье возле церкви мертвое тело Гарольда. Наверное, оно до сих пор там, обнаружат его только утром…
Чтобы не думать о мертвеце, одиноко сидящем в темноте, я попыталась переключиться на что-нибудь другое.
– Локвуд, – спросила я. – Как ты думаешь, другие приемщики из Клеркенвелла тоже могут быть замешаны в краже артефактов?
– Не удивлюсь, если узнаю, что все они в этом деле замешаны, – пожал плечами Локвуд. – Дело-то крупное, деньги там крутятся немалые, поэтому те люди и хотят, чтобы ты замолчала навек, Люси. Идти домой тебе, разумеется, нельзя. Они отлично знают, где ты живешь.
Я прокашлялась, не поднимая глаз от стола, потом сказала:
– Я знаю. Я надеялась, что смогу сегодня переночевать здесь. А завтра…
– Нет, никаких «завтра», – перебил меня Локвуд. Он поднялся со стула и направился к холодильнику. – Тебе нельзя идти домой, и точка. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не найдем тех убийц и не покончим с этим. Джордж, ты не будешь возражать, если Люси какое-то время поживет у нас?
Честно говоря, до этой минуты я и не вспоминала о тех сложностях, которые возникли в наших отношениях с Джорджем. Пока Джордж обрабатывал мою рану, пока слушал мой рассказ, он не выражал ничего кроме сочувствия и заботы. Но сейчас, когда он хмуро смотрел на меня и медлил, я сразу же вспомнила о том, как он сердит на меня, и сколько боли я ему причинила своим уходом из агентства. Затем лицо Джорджа расправилось, прояснилось, и он ответил:
– Конечно, не буду. Пусть живет.
Меня бросило в жар, не знаю уж отчего – от горячего чая, от бисквитов или от чувства благодарности. Наверное, от всего сразу.
– Спасибо, – прошептала я.
– С Люси мне будет намного легче, чем с Холли, когда она остается у нас ночевать, – продолжил Джордж. – Когда здесь Холли, мне приходится мыть за собой ванну на тот случай, если в ней остались мои волосы или грязь, или еще что-нибудь. Ходи тут по струнке. То ли дело наша старая добрая Люси. Ей всегда наплевать на такие мелочи.
– Ты слишком много ворчишь по поводу Холли, Джордж, – сказал Локвуд, доставая пластиковую бутылку и расставляя на столе стаканы. – Прошлой ночью она же ни на что не жаловалась, не правда ли? Вот и молчи. Люси, хочешь апельсинового сока? Твой любимый, с мякотью.
– Люси не любит апельсиновый сок с мякотью, – заметил Джордж. – Ты забыл.
– Ах, да, верно. Потому что кусочки мякоти застревают между зубами.
Я посмотрела на Локвуда, чувствуя, что мой восторг заметно улетучился.
– Я выпью сока, – сказала я. – Значит, Холли вчера ночевала у вас?
– А мне всегда нравилось пить такой сок сквозь зубы. Отцеживаешь мякоть, словно кит. Киты так планктон собирают – морскую воду сквозь зубы процеживают, и… – Локвуд поймал мой взгляд и добавил: – Что ты спросила?
– Холли. Она теперь ночует у вас?
– Не всегда, конечно. Это зависит от того, как ночь сложится. Джордж, сделать вафли?
– Да-да, пожалуйста. Я проголодался.
– Люси?
– Что?.. Да… Да, я съем пару вафель… И часто она у вас остается ночевать?
– Не думаю, что это должно сильно волновать фрилансера, каким ты стала, – ответил Локвуд, включая вафельницу. – Но если тебе так уж это интересно, в твоей бывшей комнате она не спит.
И он, что-то насвистывая себе под нос, принялся разливать сок.
– Нет?.. А где же тогда она?..
Но узнать о том, где же спит Холли, когда остается ночевать на Портленд-Роу, мне так и не удалось.
– В твою прежнюю комнату в мансарде я перенес большую часть своей одежды, – пояснил Джордж. – Моя комната так переполнилась книгами и приборами, что шагнуть негде. Твоя мансарда отлично подошла, чтобы слегка разгрузить мою спальню. Мы же не знали, что ты снова объявишься, иначе сохранили бы эту комнату в прежнем виде, само собой. Но спать в ней и сейчас вполне можно, так что если хочешь…
– Спасибо… Это очень мило с твоей стороны.
– Не стоит благодарности. Постараюсь тебя не разбудить, когда зайду утром, чтобы одеться.
А тут и вафли подоспели, и мы принялись за дело, запивая их апельсиновым соком (с мякотью, без мякоти, какая разница!). Я жевала вафли и оглядывала кухню. Как здесь стало чисто и аккуратно! Холли постаралась, конечно. Она еще при мне взялась наводить порядок в доме, да еще как взялась! Из новых вещей я заметила здесь только пробковую доску, подвешенную к боковой стенке шкафа рядом с выходом на лестницу. К доске была приколота карта юго-восточной Англии – Лондон и соседние к нему графства.
От центральной точки, расположенной где-то к юго-востоку от Лондона, концентрическими овалами расходились ряды разноцветных кнопок. Что обозначают эти кнопки, я, конечно, не знала, но за то, что это работа Джорджа, готова была поручиться.
Наконец, Локвуд отодвинул от себя пустую тарелку и сказал:
– А теперь давайте поразмыслим. То, что ты рассказала нам, Люси, имеет огромное значение. В ДЕПИК абсолютно уверены в том, что все привезенные в Клеркенвелл Источники уничтожаются. Но оказывается, что на самом деле их сохраняют и переправляют на черный рынок. Таким образом, опаснейшие предметы, имеющие связь с потусторонним миром, расползаются по нашему миру. Взять хотя бы ту банку, в которой Гаппи хранил зубы съеденных им людей. Опаснейший Источник! Мы были уверены, что его благополучно сожгли в печи, а теперь приходится задуматься – сожгли ли? Теперь мы этого просто не знаем.
Меня передернуло при мысли о том, что в наш мир может снова вернуться тот ужасный призрак каннибала из Илинга.
– Кто принял ту банку, когда вы привезли ее в Клеркенвелл? – спросила я. – Не Мейлер ли?
– Нет, – ответил Локвуд. – Другой парень, Кристи. На вид нормальный, честный, а там кто знает…
– Вот будет финт, если вдруг это дело начнется заново, – сказал Джордж. – Ты, скорее всего, не слышала об этом, Люси, но Пенелопа Фиттис очень высоко оценила то наше расследование в Илинге и даже хочет вновь встретиться с нами. Я думаю, что речь идет о новых расследованиях, а Локвуд надеется, что нам дадут медали.
– А почему бы не то и другое сразу? – подмигнул мне Локвуд. – А если Пенелопа так довольна нашим расследованием, то представляешь, как она обрадуется, если мы расколем это дело с поставками Источников на черный рынок и расскажем ей об этом? С ума сойдет от радости! Итак, черный рынок, черный рынок… В центре этой паутины должны быть наши старые знакомые Винкманы, я ни секунды в этом не сомневаюсь.
– Погоди, не гони, – сказал Джордж. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь «мы расколем это дело»? Это как раз не наше дело. И нам не самим раскалывать его нужно, а только сообщить обо всем, и не Пенелопе Фиттис, а инспектору Барнсу.
– Обратиться к Барнсу мы можем, конечно, – скучным голосом произнес Локвуд. – Но только в том случае, если хотим, чтобы ДЕПИК все испортил. Или забрал себе все лавры. Или то и другое вместе.
Пожалуй, теперь настала моя очередь выйти на сцену. Если Локвуд так заинтересовался черным рынком…
– Вчера я встретила Фло, – начала я. – Она рассказала мне, что на черном рынке появился новый покупатель, который готов щедро платить за лучшие Источники. Винкманы стараются изо всех сил, чтобы ему угодить. Еще Фло говорила, что теперь по ночам устраиваются торги, на которые приходят старьевщики со всего города. И я знаю, что туда же попал товар Мейлера, потому что Фло своими глазами видела на торгах ту мумифицированную голову, о которой я вам рассказывала.
Я замолчала, наблюдая за реакцией Локвуда и Джорджа. Локвуд кивнул, слегка улыбнулся, и я поняла, что мы с ним думаем об одном и том же. Прочитать что-нибудь на лице Джорджа было, как всегда, невозможно.
– У меня появилась идея, – словно невзначай добавила я. – Пробраться каким-то способом на очередное собрание старьевщиков, как они называют эти торги. Посмотреть, как все это происходит, и, если удастся, выяснить, кто же он, тот новый и щедрый покупатель.
Локвуд задумчиво смотрел в потолок, потирая свой подбородок.
– Через Фло, – сказал он. – Если ты и сможешь попасть на эти торги, то только через Фло. Но это очень рискованная затея, Люси.
– Очень рискованная, – поддержал его Джордж. – Тем более что эти бандиты уже пытались убить тебя, Люси. А придя туда, ты сама поднесешь им себя на блюдечке.
– Да, пожалуй, так и есть, – пожала я плечами.
– Плюс ко всему, старьевщики страх как не любят посторонних. Готовы придушить любого, кто пытается сунуть нос в их дела.
– И об этом я тоже слышала.
– Наконец, и Винкманов не забывай, – продолжал Джордж. – Леопольд и Аделаида в свое время поклялись разорвать всех нас троих на клочки. Так что не знаю, что лучше – в осиное гнездо залезть или на эту ночную сходку.
– Да, неудачная у тебя задумка, Люси, – сказал Локвуд, потягиваясь на своем стуле. – Самоубийственная даже, я бы сказал. Но только в том случае, если ты решишь действовать в одиночку.
И он улыбнулся мне.
Вместе с его улыбкой ко мне вернулись все мои теплые чувства, а потом я увидела, что Джордж снял свои очки и начал протирать их краем своей пижамной куртки. По тому, как он их протирал, мне показалось, что Джордж взволнован, хотя внимательно я не присматривалась – не хотела разглядывать обнажившийся кусок розового, как поросенок, живота Джорджа.
– Исключено, Локвуд, – сказал он. – Это невозможно. Выше головы не прыгнешь.
– Прыгнешь – не прыгнешь, а попробовать можно, – ответил Локвуд, закинув руки за голову и задумчиво глядя в потолок. – О такой возможности, как эта, мы и мечтать не могли.
– Мы?.. – переспросила я. – Нет, не нужно… Я… видите ли, на самом деле я хочу…
– Да знаю я, что ты хочешь, – перебил меня Джордж. – Череп свой назад хочешь получить, что же еще.
Я молча уставилась на него.
– Ну, давай-давай, колись, признавайся, – продолжил Джордж. – Именно из-за черепа ты готова туда сунуться. Тоскуешь без него. А все эти Винкманы-Шминкманы для тебя дело десятое. Угадал?
– Ну да, я скучаю по черепу, – с коротким смешком призналась я. – То есть не потому, что мне кроме как с ним поговорить не с кем, а… Да, я хочу вернуть его. Он мне нужен и много для меня значит.
– Много значит? Этот старый гнилой череп?
– Да.
– Со всеми его мерзкими заморочками? – Джордж постучал по своему кругленькому животу дужкой очков, потом перенес их на нос. – Невероятно.
– Почему невероятно? – возразила я. – Ты сам знаешь, какой это редкий призрак. Уникальный, можно сказать. Некоторые другие призраки если и могут общаться, то лишь бессвязно, какими-то обрывками слов. А череп не такой, и я… не хочу терять установившуюся с ним связь. Поэтому обязательно постараюсь найти возможность… Могу и сама попытаться, разумеется, но если вы готовы помочь мне, я буду очень, очень признательна. Так что последнее слово за вами.
После этого мы пару минут сидели молча, потом Локвуд спросил:
– Много у нас сейчас работы, Джордж?
– Нет, совсем мало. Сколько именно, можно у Холли уточнить. Сегодня утром, может быть, придет новый клиент, ну, тот, откуда-то из деревни, ты знаешь. Кстати, нам перед этой встречей неплохо было бы вздремнуть слегка, я думаю.
– Хорошо, Люси, – медленно кивнул головой Локвуд. – Мы можем сходить с тобой и взглянуть, что там делается, на этих торгах. И не столько ради черепа, хотя я вижу, как он тебе дорог. Скорее из-за того, что эти люди пытались сделать с тобой, – он откусил кусочек вафли, прожевал, потом добавил: – Хотя формально это делает тебя нашей клиенткой, а не коллегой. Ты согласна на это?
Он взглянул на меня, и я увидела в его глазах знакомый блеск – Локвуд уже предвкушал предстоящее приключение. Джордж скептически покачивал головой, тяжело вздыхал, но загоревшийся в его глазах огонек я тоже уловила. Странно, но став их клиенткой, я вдруг почувствовала себя намного свободнее. Так легко мне с ними еще не было с того дня, когда я ушла из агентства.
– Я согласна, – сказала я, причем совершенно искренне. – Спасибо, Локвуд. Спасибо, Джордж. А теперь о плате за вашу работу…
– Об оплате речь не идет, – поднял ладони вверх Локвуд. – Будем считать, что мы обо всем договорились. А теперь, если ты не забыла, как подняться в мансарду, отправляйся спать. И мы с Джорджем тоже приляжем.

 

14
Этим утром я спала как убитая, а проснувшись, не сразу сумела понять, где я и что со мной. Словно вынырнувший после долгого погружения под воду дайвер, я лежала и смотрела на свою милую старую спальню в мансарде, освещенную яркими лучами солнца. Мне казалось, что я никогда ее и не покидала, что я по-прежнему работаю в агентстве «Локвуд и компания», а все, что со мной случилось в последние месяцы, было всего лишь дурным сном. Но затем мне на глаза попались носки Джорджа, сонными змеями свисающие с подоконника, увидела гору его одежды, сваленную в углу за кроватью, и мир перевернулся с головы на ноги, и все встало на свои места.
Я неуклюже приняла душ в тесной ванной комнате, высунув забинтованную левую руку за занавеску, чтобы не намочить повязку, потом вернулась наверх и оделась.
Большой удачей было то, что я нашла возле двери мансарды свое белье и одежду – она была выстирана, выглажена и сложена аккуратной стопкой. Все вещи были моими, очевидно, я оставила их здесь, когда в спешке покидала этот дом четыре месяца тому назад. За это время кто-то – Холли, я думаю, кто же еще, – выстирал и выгладил их. В итоге из вчерашнего мне пришлось надеть только юбку, все остальное на мне было чистеньким, пахло свежестью, и это, надо признать, очень поднимало настроение.
Когда я одевалась, мое собственное тело показалось мне до странности бледным и вялым, словно я только-только начала поправляться после тяжелой болезни. Я вышла за дверь и медленно спустилась на лестничную площадку второго этажа. Стены здесь были по-прежнему увешаны странными предметами из костей, раковин и перьев. Это были амулеты для изгнания злых духов и прочие восточные и африканские редкости, много лет назад привезенные в Англию исчезнувшими родителями Локвуда. Слева виднелась закрытая, как всегда, дверь комнаты, в которой жила и умерла сестра Локвуда. Короче говоря, все было по-прежнему, но мне казалось, что я вижу это словно в первый раз. Запретная комната, печальные воспоминания… Как сильно ощущалось в этом доме присутствие прошлого, и как крепко сжимало это прошлое в своих цепких руках бедного Локвуда!
Из гостиной на первом этаже доносились голоса. Стояло уже позднее утро, и, по всей видимости, беседа с новым клиентом уже была в полном разгаре. Я решила никого не беспокоить, тихо спустилась с лестницы и свернула на кухню.
В самом низу лестницы есть одна очень скрипучая ступенька. На этой ступеньке когда-то давным-давно умер человек, и Джордж, всегда утверждал, что этот скрип (появившийся, разумеется только после смерти того человека) нужно считать призраком, только очень-очень слабеньким. А по мне, это была просто скрипучая ступенька, и ничего больше. Сегодня я забыла про эту ступеньку и все-таки наступила на нее.
Дверь гостиной была приоткрыта. Как только ступенька скрипнула, разговор в гостиной прервался, а затем раздался голос Локвуда:
– Это ты, Люси? Иди сюда, присоединяйся к нам! Мы торт едим.
Чувствуя себя неловко, я просунула голову в дверь гостиной. Да, все они были здесь, сидели вокруг низкого кофейного столика в косых лучах утреннего света – Локвуд, Джордж, Холли и с ними какой-то незнакомый мне паренек. А на столе стоял роскошный баттенбергский торт, покрытый сахарной глазурью, а сам желто-розовый, как заря на картине художника-модерниста. Расстарались они для своего клиента, ничего не скажешь! Торт уже был разрезан, и как раз в эту минуту Холли наливала чай.
– Ба! Посмотрите! – воскликнул Джордж, увидев меня. – Еще одна наша клиентка пришла! Эй, нет ли здесь еще клиентов? Просто нашествие какое-то! Нужно посмотреть, не спрятался ли кто-нибудь под диваном. И за занавески заглянуть.
– Простите, – холодно сказала я. – Не хотела вас потревожить. Привет, Холли.
Холли прекратила наливать чай и сочувственно посмотрела на меня. В былые дни ее сочувствие напрягло бы меня, заставило подумать о том, что Холли лицемерит.
Сейчас я так не думала, мне в каком-то смысле это даже было приятно.
– Люси, – сказала Холли. – Как я рада видеть тебя! – Тут она заметила мою перебинтованную руку и сразу нахмурилась. – Боже мой, что у тебя с рукой?
– Не беспокойся, ерунда. Царапина.
– Про твою царапину я уже знаю, но я сейчас не о ней, я о повязке. Самый некомпетентный образец оказания первой помощи, который я когда-либо видела. Локвуд, Джордж, сколько вы бинтов на это уродство извели? Удивляюсь, что Люси с вашей повязкой вообще в дверь проходит.
– По-моему, совсем неплохая повязка, особенно если учесть, что делали ее в два часа ночи, – обиделся Локвуд. – Надежная, во всяком случае. Может, потом ты сама ей заново руку перевяжешь, а пока что, Люси, подсаживайся к нам. Ты очень вовремя пришла. Вот, познакомься, это Дэнни Скиннер, он пришел к нам за советом.
– Спасибо, – ответила я. – Но со мной все в порядке, поэтому я не стану вам мешать, пойду. Увидимся позже, когда вы закончите.
– Нет-нет, ты нужна нам здесь. Без твоих мудрых советов нам никак не обойтись, – усмехнулся Локвуд. – Надеюсь, у тебя найдется немного свободного времени для нас? Холли, налей еще чашку чая. Джордж, отрежь кусок торта. Готово? Тогда можем начать.
Почему бы мне и не посидеть с ними? Все-таки это лучше, чем битый час торчать одной на кухне и пялиться на карту Джорджа, как баран на новые ворота. И съесть кусок торта на завтрак приятнее, чем гамбургер или тайский фастфуд, который я каждый день ела в Тутинге. Гамбургер доступен всегда, а такие торты не каждый день попадаются. Одним словом, колебалась я не дольше секунды, а затем подошла к столу, уселась на свое привычное старое место, и, собственно говоря, только теперь впервые увидела по-настоящему второго за сегодняшнее утро клиента Локвуда.
Главной особенностью этого клиента был не его встрепанный вид, и не грязная потертая одежда, и даже не ожог от эктоплазмы на куртке, похожий на застывший язык пламени. И то, что он сидел прямо, как палка, смотрел на нас испуганными глазами и нервно потирал ладонью правой руки сжатую в кулак левую руку, тоже было не самым главным. Все эти детали мы подмечаем в наших клиентах достаточно часто. Нет-нет, поражало в этом клиенте совсем другое, а именно его возраст.
Дэнни Скиннер не был взрослым. Он был ребенком, мальчиком, лет примерно десяти.
Вот это было действительно необычно.
«Дети видят призраков, взрослые на них жалуются», – вспомнила я. Есть несколько неизменных правил, связанных с Проблемой, и это одно из самых очевидных. Если уж совсем точно, то это так называемое Третье правило Джорджа. Как агенты-парапсихологи, мы знаем, что ценные свидетельские показания мы получаем, в основном, от детей, а вот стучат в нашу дверь исключительно взрослые. Это у них есть деньги, чтобы нанимать нас.
А еще, вместо того чтобы просить о помощи, дети зачастую сами сражаются с призраками (и умирают в этой войне), становясь Медиумами, то есть членами отрядов Ночной стражи, или даже агентами.
Но сегодня ребенок был нашим клиентом. Он сидел на нашем диване. Один.
Ну, если быть совсем точным, на диване мальчик был не один. С одной стороны рядом с ним пристроилась Холли, протягивала мальчику чашку чая, с другой стороны Джордж с солидным куском баттенбергского торта на тарелочке. Если бы на диване оставалось свободное место, я бы тоже к ним, наверное, присоединилась, стала бы поправлять мальчику подушки, гладить его по голове или еще что-нибудь в этом роде. Мальчик по имени Дэнни Скиннер был хрупким, но в то же время в нем чувствовался сильный характер и бесстрашие, это вызывало сочувствие и уважение и в то же время ничуть не раздражало. В мире, где ребенок не имеет по-настоящему права быть беззащитным, где большинство из нас, детей и подростков, постоянно рискуют своими жизнями, воспринимая это как само собой разумеющееся, достичь такого баланса, как у Дэнни, крайне сложно.
Внешне он был очень похож на симпатичного беспризорника – бледная кожа, огромные глаза с нездоровым блеском и торчащие уши, такие огромные, что при сильном ветре они могли бы нести Дэнни вперед, как паруса. Его светло-каштановые волосы были неровно подстрижены, надетый на нем свитер был велик ему размера на четыре, поэтому голова и тощая шейка торчали из его выреза словно журавленок из гнезда. Ужасно обезоруживающе выглядел Дэнни Скиннер. Доведись мне выбирать, что сбросить с терпящего крушение воздушного шара, чтобы удержать его в воздухе: Дэнни или целую корзину самых-самых милых, очаровательных щеночков и котят, можете не сомневаться, на землю полетела бы корзина.
Джордж и Холли откинулись на спинку дивана. Нагруженный чайной чашкой и тортом, Дэнни осматривался по сторонам, часто моргая своими глазищами.
– Ну… э… мистер Скиннер, давайте начнем, – сказал, наконец, Локвуд. – Я Энтони Локвуд, а это мои друзья. Что мы для вас можем сделать?
Голос у Дэнни Скиннера оказался на удивление звучным и глубоким.
– Вы получили мое послание, сэр?
– Да. Там что-то говорилось о… – Локвуд заглянул в помятый лист бумаги. – О проклятой деревне, правильно?
– Правильно. Олдбери Касл. Я надеялся, что вы сможете приехать и сами взглянуть, что там к чему.
– Значит, деревня называется Олдбери Касл? Понятно. А где это?
– В графстве Гэмпшир, сэр. В часе езды на поезде к юго-западу с вокзала Ватерлоо, потом еще примерно одна миля на восток по дороге Олдбери-вей. Поезд на Саутгемптон отходит в час тридцать, так что если вы поторопитесь, как раз можете успеть на него, – мальчик поерзал на диване и добавил: – И не волнуйтесь, спать под забором вам не придется, в гостинице «Старое солнце» есть несколько вполне приличных номеров.
Локвуд открыл рот, помолчал и снова его закрыл. Еще помолчал, потом прокашлялся и, наконец, заговорил:
– Хм, давайте не будем забегать вперед, мистер Скиннер. Мы еще не приняли ваш заказ и даже не обсудили его.
– О, я уверен, что вы возьметесь за это дело, когда больше узнаете о нем, – сказал мальчик и отхлебнул из своей чашки. – Я просто хочу сэкономить ваше время. А все, что вас интересует, могу рассказать прямо в поезде.
– Давайте сделаем иначе, – сказал Джордж. – Расскажите нам прямо сейчас. В чем суть вашей проблемы?
Дэнни Скиннер поставил на столик свою чашку и торт и ответил:
– Призраки, духи и все такое прочее. У нас их тьма-тьмущая.
Локвуд откинулся на спинку своего стула, улыбнулся и сказал:
– Простите, но это общая проблема для всей страны. Что такого особенного происходит в Олдбери Касл, чтобы мы бросили все и сломя голову помчались туда?
– Дела в нашей деревне обстоят хуже, чем где-либо, – Дэнни повел плечами, передернулся, наверное. – У нас гибнут люди.
– Это плохо, – сразу погрустнел Локвуд. – Сколько было смертельных случаев от призрачного прикосновения?
– Шестнадцать за этот год, сэр.
Локвуд покачал головой. Холли сделала пометку в своем блокноте.
– Шестнадцать? С января? Вы серьезно?
– Сейчас может быть уже семнадцать. Когда я уезжал сегодня утром, Молли Саттер, что называется, на ладан дышала. Прошлой ночью возвращалась от больной сестры, которую навещала, и ее окружили… эти. Поймали ее на поле. Прибежали дети с железными палками, но было уже поздно. А сегодня утром я сам едва не попался, – мальчик показал на ожог от эктоплазмы на своей куртке. – Они ждали меня в лесу, хотя уже и солнце встало. Едва добрался до поезда.
– Они… Вы имеете в виду Гостей?
– Их самых, разумеется.
– Да, печальная история. Скажите, а почему к нам не приехал кто-нибудь из взрослых? Ваш отец, например, или мать, – тут Локвуд спохватился и поспешно добавил: – Или они тоже?..
– Если вы насчет денег, то папа заплатит, у него есть деньги. Он еще жив. Но хворает, да и гостиницу свою оставить не может. А мама умерла.
– Мне очень жаль, – сказал Локвуд.
– Хорошая новость – это то, что она еще не возвратилась. Пока, – снова пожал своими костлявыми плечиками Дэнни.
Повисло молчание, потом Джордж сказал:
– Попробуйте торт, Дэнни. Он очень вкусный.
– Если честно, я торты не люблю, – ответил мальчик. – Я не сладкоежка. А вот насчет того, чтобы поехать, это я серьезно. Нам нужна ваша помощь, а поезд в час тридцать единственный, на котором мы можем уехать.
Это мне показалось или Дэнни вдруг стал совсем не таким беззащитным, каким казался всего мгновение назад? Журавлята не бывают такими напористыми.
Нет, не одной мне так показалось. Локвуд тоже помрачнел и с некоторым раздражением сказал, сбивая щелчком воображаемую пылинку со своего колена:
– Как я уже сказал, мы не можем ответить ничего конкретного до тех пор, пока не узнаем больше подробностей. И уж совершенно точно не сможем прямо сегодня уехать из города. Расскажите нам про ваших Гостей. Какого типа призраки появились в Олдбери Касл?
– Разные. А кто вам нужен? – надулся Дэнни. Он был явно разочарован тем, что мы не бросаемся к двери, чтобы успеть на поезд. – На лугу шныряют Спектры, возле церкви Луркеры, в новом поместье завелась Холодная Дева, ну, это так, навскидку, для начала. Там, где я живу – в гостинице «Старое солнце», – есть призрак, который стучится в дверь по ночам. Один раз я его видел. Он похож на маленького светящегося ребенка. Хилый такой и, как мне кажется, очень… злой. Ужасно мерзкий и подозрительный на вид. Покрутится возле крыльца и исчезнет.
– Светящийся Мальчик, – сказала Холли.
– Может быть, – пожал плечами Дэнни. – Скажу только, что после полуночи не стоит спускаться по лестнице со второго этажа нашей гостиницы, не стоит. В окрестном лесу тоже много призраков, в основном это Фантазмы и Рейзы, во всяком случае, я так думаю. Хотя я, конечно, не агент, как вы, хуже вас в этом разбираюсь. Но сегодня утром они едва не схватили меня, сами видите это пятно на куртке. По виду это призраки каких-то древних людей, убитых воинов, наверное. Сотни лет лежали себе спокойненько в земле, а теперь полезли. И это еще не самые худшие Гости, которые расхаживают по ночам в Олдбери Касл.
Дэнни помолчал, взял со стола чашку, глотнул чаю, снова вернул чашку на блюдечко, а затем продолжил:
– Как я уже сказал, у нас большие потери. Большинство взрослых не видят призраков. Мы, дети и подростки, делаем, что в наших силах, но нам самим не справиться. Ну, об этом я уже тоже говорил, – и Дэнни многозначительно посмотрел на свои наручные часы.
Этот его жест Локвуд оставил без внимания, спросил:
– А в ДЕПИК знают об этом?
– Мы им сообщали, но они ничего не делают.
– А в другие агентства вы обращались?
– Обращались. Бесполезно, – Дэнни Скиннер поморщился и спросил, оглядываясь по сторонам: – Можно я плюну?
– Лучше не надо.
– Жаль. Ну, так вот. Неподалеку от деревни находится Ротвелловский институт, к ним мы тоже обращались, и они даже прислали своих людей, чтобы оценить ситуацию. Те парни покрутились, посмотрели и сказали, что ничем помочь не могут. Еще сказали, чтобы мы не паниковали, что у нас в деревне дела не хуже, чем повсюду, но только это ложь.
Дэнни Скиннер так разозлился, что у него даже вены набухли на шее.
– Вы упомянули о древних воинах, мистер Скиннер, – сказал Джордж. – Вы имеете в виду участников битвы, которая когда-то была возле замка Олдбери?
– Да, была там битва. Давно. С викингами или еще с кем, не помню.
– Очень может быть, что дело именно в этой битве, – заметил Локвуд. – Места бывших сражений часто становятся Источником многих Явлений, не так ли, Джордж?
– Ага, – рассеянно кивнул Джордж, постукивая кончиками пальцев по своему блокноту. – Однако вся страна усеяна местами бывших сражений, восстаний, эпидемий чумы, наконец, но о такой вспышке я еще не слышал. Не знаю, не знаю… Викинги? Ну, это такая древняя история… Вряд ли они могли стать причиной такого нашествия.
– Вы мне не верите? – спросил Дэнни Скиннер. Вены у него на шее набухли еще сильней. – Не верите, да?
– Не верю, – подтвердил Джордж. – И знаете почему? Потому что вы не хотите поделиться с нами всей информацией. Ходите вокруг да около. Итак, все призраки, о которых вы упомянули, это, конечно, плохо. Мало радости, как говорится. Однако вы обмолвились о том, что это не самое худшее, что можно встретить по ночам в вашей деревне. Что же тогда самое худшее?
Наш гость опустил голову и ответил:
– Да, вы правы, есть кое-что еще. Не хотел об этом говорить, чтобы не слишком напугать вас, а то еще передумаете нам помогать. Собирался рассказать об этом в поезде.
– Ну, поскольку мы не спешим на этот самый поезд, мистер Скиннер, сегодня уж совершенно точно, а может быть, и никогда, то расскажите нам о самом худшем прямо сейчас, – спокойно сказал Локвуд. – А мы уж постараемся держать себя в руках и не лезть на стенку от страха.
– Эх, а вы знаете, почему я пришел именно к вам? – покачал головой Дэнни Скиннер. – Потому что мне сказали, что в вашем агентстве «Локвуд и компания» такие же молодые люди, как я. Надеялся, что мы сумеем понять друг друга… Ну, ладно, слушайте. В темноте по Олдбери Касл ходит еще нечто, – он съежился так, словно ему вдруг стало холодно. – Что это такое, не знает никто. Но местное название у призрака есть, – мальчик нервно вздохнул и дрожащим голосом закончил: – мы называем его… Крадущаяся Тень.
Дэнни откинулся назад, наблюдая за тем, какое впечатление на нас произвели его слова. Очевидно, он ожидал, что мы сейчас начнем кричать и в панике бегать по комнате, и был разочарован тем, что этого не произошло. Локвуд всего лишь приподнял бровь, Холли что-то записала в своем блокноте, а затем почесала себе коленку. Я же просто откусила очередной кусок от торта.
Джордж посмотрел на мальчика поверх своих очков и спросил:
– Почему?
– Что – почему? – не понял Дэнни.
– Почему его так назвали? И вообще, зачем понадобилось давать имя призраку? Как правило, призракам имен не дают. И что делает этот призрак таким… ужасным?
– Вообще-то, и у нас в Лондоне всяких крадущихся, ползающих и прочих теней пруд пруди, – заметила Холли, и Дэнни сердито нахмурился. – Крадущейся можно назвать практически любую Тень, например, каждого Луркера.
– Ты должен подробнее рассказать нам о вашей тени, – сказал Локвуд. – Чем докажешь, что она заслуживает какого-то особого внимания?
– Доказать? – взвился мальчик и так резко вскочил на ноги, что мы все вздрогнули от неожиданности. – Думаете, что если вы агенты, так вам все известно о призраках? И потому воротите нос от меня? Те агенты из «Ротвелла» делали то же самое. Ладно, расскажу подробнее. Крадущаяся Тень не похожа ни на один другой призрак. Во-первых, своими размерами.
– А поточнее? – спросил Локвуд. – Какого она размера?
– Громадная, – ответил Дэнни Скиннер. – Метра два ростом, а может, и больше. Тело массивное, руки и ноги раздутые. Не знаю, кем был этот призрак при жизни, но уж точно не обычным человеком.
– Лимлисы часто бывают раздутыми, – заметила я. – Возможно, это Лимлис.
– Но я же сказал, что у него есть и ноги, и руки, – раздраженно возразил Дэнни. – Вы что, глухая? Крадущуюся Тень я видел сам, своими глазами. Это случилось в лесу под Охотничьим холмом. Тень шла среди деревьев – крадучись, с опущенной головой, а из ее тела струился то ли дым, то ли туман, то ли еще что-то.
– Ты имеешь в виду призрачный туман? – спросила Холли.
– Нет, – покачал головой мальчик. – Что такое призрачный туман, я знаю. Этого тумана у нас на лугу и в лесу полно, иногда по ночам всю деревню затягивает. А там было что-то другое. Та дымка вытекала из призрака, когда он двигался, и тянулась за ним как длинный плащ или как хвост за кометой. Или как дым от костра. С Лимлисами такого не бывает.
– Должен сказать, что меня это несколько заинтересовало, – сказал Джордж, стряхивая с колен крошки торта. – Огоньки на этой тени не были видны?
– По краям фигуры что-то мерцало, но если это и был огонь, то холодный. Адский холодный огонь.
– А как выглядело это явление? Тебе удалось рассмотреть какие-нибудь детали? Лицо? Одежду?
– Нет, просто темная фигура, и все. Блин! Почему иначе мы назвали бы его Тенью?
– Хорошо, хорошо, – сказал Локвуд. – Только не заводись, иначе мы тебя на улицу выставим. И следи за своими выражениями, здесь же девушки, в конце концов.
– Что ты еще можешь рассказать нам? – спросила я.
– «Нам»? А я думал, что вы тоже клиент, – сказал Дэнни.
– Э… ну, да. Клиент. Просто наблюдаю за вашей беседой. Не обращай на меня внимания.
То ли Дэнни от рождения был нервным, то ли жизнь его таким сделала, но заводился он с пол-оборота, хотя так же быстро и остывал, надо признать.
– Тень как-то странно двигалась, рывками. Странная круглая голова, вся в каких-то наростах. Страшная фигура, я едва не умер от страха, когда ее увидел.
– Ты встретил ее в лесу?
– Я – да, другие дети видели ее в разных местах. На кладбище возле церкви и на холмах по ту сторону леса.
– Похоже, эта тень далеко забредает, – нахмурился Локвуд. – И это очень необычно. А та тень двигалась просто так или с какой-то целью, не можешь сказать? Что ей было нужно?
– Я знаю, что ей нужно, – ответил мальчик. – Она собирает души мертвецов.
Наступившее после этого молчание было довольно долгим. Нет, не то чтобы мы были как-то особенно потрясены или напуганы. Все мы смотрели на Дэнни Скиннера и думали, как нам реагировать на его слова. С полным недоверием? (Это было мое мнение.) С неприкрытой иронией? (Джордж, который хмыкнул себе под нос.) Или спокойно и чуть насмешливо, как Холли и Локвуд?
– А поподробнее? – спросил Локвуд.
– Недалеко от церкви у нас стоит крест, – сказал Дэнни Скиннер. – Очень старый. Говорят, появился еще во времена викингов. На нем есть резные изображения, почти стертые от времени. Многих уже вообще не разобрать, но одно все еще остается довольно четким. Старики говорят, что это Собиратель Душ. Его фигура стоит на груде костей и черепов, а позади – толпа людей. Они тесно прижались друг к другу, словно эта фигура собрала их и притянула к себе. Я видел тень. Это та самая фигура.
– Ты хочешь сказать, что Крадущаяся Тень – та самая фигура с древнего креста?
– Ага. Такая же огромная и с теми же очертаниями.
– Когда впервые появилась эта Тень?
– Три месяца назад. В день зимнего солнцестояния.
– А раньше она не появлялась? Не ходит по деревне таких легенд?
– Нет, насколько я знаю.
– Прости, но я не вижу связи между твоей Тенью и тем изображением на кресте, – покачал головой Локвуд. – Обе фигуры могут быть большими и распухшими, но этого еще мало, чтобы говорить, будто они как-то связаны между собой.
– Ошибаетесь. Есть такая связь.
– Да? Поясни.
– Три месяца назад на нашу деревню свалилось проклятие, – тихо заговорил Дэнни Скиннер. – Именно тогда у нас появились призраки. И тогда же взрослые один за другим начали умирать от призрачного прикосновения. Почему? Да потому, что Тень разбудила мертвых. Они встали из своих могил, чтобы следовать за Тенью, точно так же, как это изображено на кресте. Все это вам нужно увидеть своими глазами, сэр, тогда вы поймете. Вы должны приехать и посмотреть на все это. И помочь нам, – Дэнни снова стал похож на журавленка или на беспризорника с огромными глазами и торчащими ушами. – Вы должны приехать.
Назад: II Каннибал из Илинга
Дальше: IV Проклятая деревня