Глава 14
Еще один в игре

Есть народная мудрость, гласящая: «Свой своего ищет». В пару этому высказыванию, наверное, подошла бы поговорка, звучащая так: «Чужой чужого за милю обходит». Но Провидение, столь охочее до того, чтобы пощекотать людям нервы, порой сводит чужих вместе, провоцируя вечные конфликты в союзах, члены которых никак не подходят друг другу. Горби был хорошим детективом и хорошо сходился со всеми, кроме Килсипа. Оба они хорошо знали свое дело, оба были всеобщими любимцами и тем не менее ненавидели друг друга. Они были как огонь и вода, и каждый раз, когда они встречались, случалась какая-то беда.

Килсип был высоким и стройным, Горби был низким и тучным. Килсип выглядел умным, а на лице Горби всегда сияла самодовольная улыбка, которая не позволяла ему выглядеть так же. И все же, как ни странно, именно эта улыбка оказывалась наиболее полезной для Сэмюэля Горби при достижении целей. Она позволяла ему достать информацию там, где попытки его внимательного коллеги были тщетны. Милая улыбка и вкрадчивый тон открывали Сэмюэлю путь к сердцам всех людей, а при появлении Килсипа люди обычно замолкали и спешно удалялись, как потревоженные улитки в свои домики. Горби врал и недоговаривал, особенно в общении с теми, кто считал правду святой. Килсип же, в свою очередь, с его ястребиными чертами лица, черными сверкающими глазами, крючковатым носом и тонкими губами, сам поддерживал это мнение. Его кожа была бледной, а волосы иссиня-черными. В целом он представлял собой не самое приятное зрелище. В его умениях и хитрости было что-то змеиное. До тех пор, пока он вел расследование втайне от всех, ему сопутствовал успех, но стоило ему появиться собственнолично, и неудача настигала его. Таким образом, в то время как Килсип слыл более умным, Горби неизменно оказывался более успешным.

Поэтому, когда дело об убийстве в двуколке передали в руки Горби, Килсипа поглотила зависть. И когда Фицджеральд был арестован и оказалось, что все улики, собранные Сэмюэлем, указывают на его виновность, Килсип не смог спокойно смотреть на успех своего врага. И хотя он был бы и рад сказать, что Горби поймал не того, тем не менее улики были настолько убедительны, что такая мысль не приходила ему в голову, пока он не получил от мистера Калтона записку с просьбой зайти к нему в офис вечером около восьми и обсудить это дело.

Килсип знал, что Дункан Калтон был адвокатом заключенного, и догадывался, что ему хотелось найти новые улики. И он решил пойти на все, о чем бы ни попросил Дункан, лишь бы доказать неправоту Горби. Он был так счастлив от одной лишь возможности восторжествовать над своим врагом, что, встретив его случайно на улице, остановился и пригласил его выпить. Такое неожиданное и необычное дружелюбие сразу возбудило у Сэмюэля подозрения, но, поразмыслив, он принял приглашение.

– Эх! – начал Килсип своим тихим мягким голосом, потирая тонкие белые руки, когда они сели за столик. – Как же вам повезло так быстро разобраться с этим делом об убийстве в кэбе!

– Да, не буду скрывать, все сложилось очень хорошо, – сказал Горби, зажигая сигару. – Я и не представлял, что это будет так просто, – хотя все же я долго размышлял, прежде чем начать.

– Полагаю, вы уверены, что поймали того человека, – мягко продолжил его соперник, сверкая черными глазами.

– Конечно, уверен! – надменно ответил Сэмюэль. – В этом не может быть никаких сомнений. Я готов поклясться на Библии, что он убийца. Они с Уайтом ненавидели друг друга. Он говорил Уайту: «Я убью тебя и сделаю это у всех на глазах». Он встретил Уайта, когда тот был пьян, и сам это подтвердил. А потом он приходит в себя, и кэбмен клянется, что он вернулся, он садится в двуколку к живому человеку, а когда выходит, человек уже мертв. Он едет в Восточный Мельбурн и приходит домой в то время, которое его домовладелица может подтвердить – как раз в то время, которое потребовалось бы кэбу, чтобы доехать от гимназии на Сент-Килда-роуд. Если вы умны, Килсип, вы поймете, что здесь не может быть никаких сомнений.

– Кажется, все сходится, – сказал Килсип, удивляясь, что же такое мог раскопать Дункан в противовес таким очевидным уликам. – И что же он говорит в свое оправдание?

– Мистер Калтон единственный знает это, – ответил Горби, допивая свой напиток, – но, каким бы умным он ни был, ему нечего предъявить против моих улик.

– Не стоит быть таким самоуверенным, – ухмыльнулся его коллега, душу которого пожирала зависть.

– Да? Но я уверен, – возразил Сэмюэль, покраснев до ушей. – Вы завидуете, потому что вам ничего не досталось от этого дела.

– Да что вы? Все еще впереди!

– Собираетесь на охоту? – усмехнулся Горби. – Охоту на кого – на человека, который уже пойман?

– Я не верю, что вы поймали правильного человека, – пояснил Килсип.

Сэмюэль жалостливо взглянул на него:

– Конечно, вы не верите просто потому, что это я поймал его. Возможно, когда вы увидите его повешенным, тогда вы поверите?

– Вы умный человек, – сказал Килсип, – но вы не истина в последней инстанции.

– И какие у вас основания, чтобы утверждать, что пойман не тот? – возмутился Горби.

Его соперник улыбнулся и прокрался к выходу, как кошка.

– Вы же не думаете, что я настолько глуп, что расскажу вам? Вы не так умны и не так правы, как вам кажется, – заявил он и, улыбнувшись напоследок своей раздражающей улыбкой, вышел.

– Он просто хитрец, – сказал себе Сэмюэль, когда дверь закрылась, – и хвастает передо мной. В моих доказательствах вины Фицджеральда нет ни единой погрешности, и поэтому я отстою свое в суде. А он может делать что хочет.

В восемь часов того вечера детектив с мягким голосом и тихой поступью пришел в офис к Калтону. Адвокат нетерпеливо ждал его. Килсип тихо прикрыл дверь и, сев напротив Дункана, стал ждать, пока тот заговорит. Адвокат же сначала дал ему сигару, а затем достал бутылку виски и два стакана из своих запасов, наполнил их и передал один детективу. Килсип принял эти маленькие знаки внимания с невозмутимостью, хотя они и возымели эффект, что не укрылось от проницательного юриста. Калтон верил в значимость умения договориться и никогда не упускал возможности внедрить это в голову молодым людям, только встающим на ноги.

– Умение договориться, – сказал он как-то одному молодому аспиранту-юристу, – это инструмент, который помогает нам справиться с проблемами социальной, профессиональной и политической жизни. И если вы умеете вести себя правильно, то вы точно достигнете высот.

Дункан был из тех людей, которые сами верят в то, чему учат других. Он верил, что у его посетителя кошачья натура, которая любит знаки внимания, и он оказал ему эти знаки внимания, прекрасно понимая, что это принесет свои плоды. Он также знал, что у Килсипа были отнюдь не дружеские отношения с Горби, что на самом деле их связывала лишь ненависть, и решил, что это чувство должно послужить для благих целей.

– Я полагаю, – начал он, откинувшись в кресле и наблюдая за голубыми клубами дыма, поднимающимися от его сигары, – что вы знаете все о деле об убийстве в кэбе?

– Думаю, что да, – сказал Килсип, в глазах которого был заметен странный блеск. – Сам Горби только лишь хвастается о нем и о том, как же ловко ему удалось поймать предполагаемого преступника.

– Ага! – сказал Калтон, наклонившись вперед и положив руки на стол. – Предполагаемого преступника! Значит ли это то, что его еще не признали виновным в суде, или то, что вы считаете его невиновным?

Следователь внимательно посмотрел на адвоката, медленно потирая руки.

– Ну, – произнес он наконец, – прежде чем я получил вашу записку, я был уверен, что Горби поймал того человека, но когда я услышал, что вы хотите со мной встретиться, и зная, что вы защищаете заключенного, я догадался, что, должно быть, вы что-то нашли в его защиту, для чего и хотите встретиться со мной.

– Все верно! – коротко сказал Дункан.

– Как сказал мистер Фицджеральд, он встретил Уайта на углу и поймал кэб… – продолжил детектив.

– Откуда вы знаете? – резко прервал его Калтон.

– Горби сказал мне.

– Откуда, черт побери, ему это известно?! – закричал адвокат с искренним удивлением.

– Потому что он всегда следит и вынюхивает, – объяснил Килсип, забывая от негодования, что слежка и вынюхивание составляют неотъемлемую часть работы детектива. – Но в любом случае, – быстро продолжил он, – если мистер Фицджеральд оставил Уайта, единственный шанс доказать его невиновность – это доказать, что он не вернулся, а кэбмен дал ложные показания.

– Значит, я полагаю, вы считаете, что Фицджеральд предоставит алиби, – сказал Дункан.

– Что ж, сэр, – ответил Килсип скромно, – конечно, вам известно об этом больше, чем мне, но это единственный выход, который я вижу.

– Он не собирается давать такое показание.

– Значит, его признают виновным, – отрезал сыщик.

– Необязательно, – стоял на своем адвокат.

– Но если он хочет спасти свою шкуру, ему придется обеспечить себе алиби, – настаивал его собеседник.

– В том-то и дело, – согласился Калтон. – Он не хочет спасать свою шкуру.

Выглядя очень озадаченным, Килсип сделал глоток виски и выждал, что еще ему скажет адвокат.

– Понимаете ли, – сказал Калтон, зажигая новую сигару, – у него в голове какие-то непонятные идеи. Он наотрез отказывается говорить, где был в ту ночь.

– Ясно, – сказал Килсип, кивая. – Роман?

– Нет, не то, – возразил Дункан. – Я тоже сначала так подумал, но я ошибался. Он виделся с умирающей женщиной, которая хотела раскрыть ему какой-то секрет.

– О чем?

– Вот этого я и не знаю, – быстро пояснил адвокат. – Но, должно быть, это было что-то важное, поскольку она послала за ним в спешке, и он был у ее постели между часом и двумя часами ночи пятницы.

– Значит, он не вернулся в кэб?

– Нет, он пошел на встречу, но по какой-то непонятной причине не хочет говорить, где была эта встреча. Я ходил к нему домой сегодня и обнаружил там вот это полусожженное письмо, в котором его просили о встрече.

Калтон передал письмо Килсипу, который положил его на стол и внимательно изучил.

– Оно было написано в четверг, – сказал детектив.

– Конечно, там же есть дата. А Уайта убили в пятницу ночью, двадцать седьмого.

– Оно было написано на какой-то вилле в Тураке, – продолжил Килсип, все еще изучая обрывок. – А! Я понял, туда-то он и ездил.

– Едва ли, – остановил его Калтон. – Едва ли он успел бы доехать туда, поговорить и вернуться в Восточный Мельбурн за один час – кэбмен Ройстон может доказать, что он был на Рассел-стрит в час ночи, а его домовладелица скажет, что он пришел домой в Восточном Мельбурне в два… Нет, он не был в Тураке.

– Когда было доставлено это письмо?

– Около полуночи, его принесла в клуб в Мельбурне какая-то девушка, которая, со слов официанта, была крайне сомнительной личностью. Вы увидите в письме, что Фицджеральда должны были ждать на Берк-стрит, так как упомянута еще одна улица. И поскольку Фицджеральд, оставив Уайта, отправился на Рассел-стрит на встречу, логично сделать вывод, что незнакомец ждал его на углу Берк– и Рассел-стрит. А теперь, – продолжил адвокат, – я хочу выяснить, кто та девушка, которая принесла письмо!

– Но как?

– Господи, помилуй, как же вы глупы, Килсип! – закричал Калтон, не сдержав раздражения. – Как же вы не понимаете – бумага, использованная для записки, – ее взяли откуда-то из трущоб, и, следовательно, она украдена!

В глазах следователя появился блеск.

– Турак, вилла «Тальбот»! – воскликнул он быстро, снова схватив письмо и еще раз внимательно просмотрев его. – Там было ограбление.

– Именно, – согласился Дункан, довольно улыбаясь. – Теперь вы понимаете, чего я хочу – отвезите меня в трущобы, туда, где должны быть спрятаны награбленные вещи. Эта бумага, – указал он на письмо, – часть брошенной добычи, которая была кем-то оставлена. Брайан Фицджеральд послушался указаний в письме и оказался на месте преступления в нужное время.

– Я понял, – удовлетворенно сказал Килсип. – В том ограблении участвовали четыре человека, и они спрятали награбленное в хибаре Старьевщицы неподалеку от Литтл-Берк-стрит. Но постойте, почему они не могли, как мистер Фицджеральд, пойти туда в вечернем костюме, разве что…

– С ним был кто-то, хорошо известный в трущобах, – пояснил Калтон. – Вот именно. Женщина, принесшая письмо в клуб, направила его туда. Судя по описанию официанта, она известная личность в своих кругах.

– Что ж, – сказал сыщик, вставая и глядя на часы, – уже девять, поэтому, если хотите, мы направимся в их логово, к той умирающей женщине… – Тут вдруг его осенило: – А ведь какая-то женщина умерла там четыре недели назад.

– Кто она? – спросил адвокат, надевая пальто.

– Какая-то родственница, полагаю, – ответил Килсип, когда они выходили из офиса. – Я точно не знаю, кем она была, но ее называли «Королевой»; видимо, она была важной шишкой – приехала из Сиднея около трех месяцев назад и, насколько мне известно, родом из Англии. Умерла от чахотки в четверг вечером перед убийством.