Глава 10
Именем королевы
Был ужасно жаркий день – один из тех безоблачных дней, когда пылающее солнце выжигает сухие улицы, отбрасывая темные четкие тени. Декабрьский день, по ошибке помещенный небесной канцелярией в середину августа. Но он был радостно принят, тем более что предыдущая неделя выдалась холодноватой.
Стояло субботнее утро, и весь фешенебельный Мельбурн прогуливался на свежем воздухе. Коллинз-стрит в такие дни – то же, что Бродвей в Нью-Йорке, Риджент-стрит и Роттен-роу в Лондоне и бульвары Парижа. Люди здесь показывают свои новые наряды, видятся с друзьями, отворачиваются от врагов и занимаются светской болтовней. Без сомнения, так бывало и на Аппиевой дороге, знаменитой улице Римской империи, где Катулл весело тараторил в уши Лесбии, а Гораций принимал поздравления от друзей по поводу новых стихов, обреченных стать хрестоматийными. История повторяется, и в каждом городе обязательно должна быть улица, где могли бы собираться модники.
Коллинз-стрит, конечно, не такая грандиозная, как упомянутые улицы других городов, но люди, гуляющие по ней, имеют не менее очаровательные наряды, чем у тамошних жителей. Солнце заставляет цветы раскрываться, а жаркая погода манит на улицу дам в платьях всевозможных расцветок, отчего улица становится похожей на радугу.
Кэбы неспешно проезжают по улице, пассажиры улыбаются и кивают своим друзьям. Адвокаты, закончив недельные труды, не торопясь прогуливаются с черными портфелями в руках, тучные торговцы, забыв о счетах и продажах, идут под руку со своими симпатичными дочерьми, представители светского общества проходят в своих привычных широкополых шляпах, высоких воротничках и безупречных костюмах. Все это вместе составляет приятную оживленную сцену, которая может поднять настроение любому, кроме унылых людей и влюбленных – унылые люди и влюбленные (безответно, конечно) склонны смотреть на мир цинично.
Мадж Фретлби была поглощена занятием, столь милым для всех дам, – ходила по магазинам. Она заходила в «Мубрей», «Роуэн», «Хикс», просматривая все ленточки и кружева, пока верный Брайан ждал ее снаружи, развлекаясь наблюдением за потоком людей, проходящих мимо. Ему не нравились магазины, как и большинству представителей сильного пола, и хотя, будучи влюбленным, молодой человек чувствовал некую неприязнь к подобным мыслям, он не мог избавиться от желания находиться в своем клубе, где у него была бы возможность почитать, покурить и даже, может быть, что-нибудь выпить.
Как бы там ни было, после того как девушка купила больше дюжины вещиц, которые ей, по сути, были не нужны, она вспомнила, что Брайан ждет снаружи, и поспешила к двери.
– Я ведь совсем недолго, дорогой, правда? – сказала она, нежно прикоснувшись к его руке.
– Нет, дорогая, – ответил ее жених, взглянув на часы, – всего лишь полчаса; пустяки, учитывая важность нового наряда.
– Я думала, прошло больше времени, – удивилась Мадж, и ее волнения рассеялись, – хотя, я уверена, ты все равно чувствуешь себя мучеником.
– Вовсе нет, – ответил Фицджеральд, помогая ей сесть в кэб, – я неплохо провел время.
– Неправда, – засмеялась она, когда Брайан сел рядом с ней, – так всегда говорят из чувства долга. Боюсь, я заставила тебя долго ждать, хотя, в конце концов, – продолжила она, по-женски оценивая течение времени, – меня не было всего пару минут.
– Пару десятков минут, – посмеялся над ней ирландец, глядя на ее милое лицо с очаровательным румянцем под белой шляпкой.
Мисс Фретлби не обратила внимания на это замечание.
– Джеймс, – крикнула она кэбмену, – отвези нас в Мельбурнский клуб! Знаешь, папа сегодня там, – сказала она Брайану, – и мы возьмем его с собой на чашечку чая.
– Но ведь еще только час дня, – заметил Фицджеральд, взглянув на часы Таун Холла. – Миссис Сэмпсон не будет готова так рано.
– Не надо ничего готовить, – ответила Мадж, – чашечку чая и хлеб с маслом – это не так долго. Я совсем не голодна, папа очень мало ест днем, а ты…
– А я всегда ем много, – закончил Брайан, смеясь.
Девушка продолжила о чем-то оживленно болтать, а ее спутник с радостью слушал ее. Веселая болтовня помогла развеять гнетущее ощущение, которое преследовало его последние три недели. Но внезапно, когда они проезжали памятник Уиллсу и Берку, Мадж сказала фразу, которая очень удивила его.
– Не то ли это место, где мистер Уайт сел в кэб? – спросила она, глядя на угол Шотландской церкви, где бродяга с некоторыми музыкальными навыками играл невероятно мрачную версию песни «И перед битвой, мама» на старой побитой гармонике.
– Так пишут газеты, – ответил ее возлюбленный вяло, не поворачивая головы.
– Интересно, кто тот джентльмен в светлом пальто? – сказала мисс Фретлби, отвернувшись от окна.
– Кажется, этого никто не знает, – ответил молодой человек уклончиво.
– Да, но у них есть улики, – сказала его невеста. – Знаешь, Брайан, – продолжила она, – он был одет точно как ты, в светлое пальто и мягкую шляпу.
– Невероятно, – сказал Фицджеральд слегка саркастично и, насколько мог, спокойно. – Он был одет так же, как и девять из десяти молодых мужчин в Мельбурне.
Мадж посмотрела на него, удивленная тоном, который сильно отличался от его обычного небрежного голоса. Она уже собиралась что-то ответить, но кэб остановился у дверей Мельбурнского клуба. Брайан, изо всех сил стараясь избежать дальнейших расспросов по поводу убийства, выпрыгнул из кэба и подбежал к входу. Мистер Фретлби сидел внутри, курил и читал «Век». Когда молодой человек вошел, он поднял взгляд, опустил газету и протянул руку поздороваться.
– А! Фицджеральд, – сказал он, – вы оставили прекрасные окрестности Коллинз-стрит ради еще более прекрасного клуба?
– Нет, – объяснил Брайан. – Я приехал отвезти вас на чай со мной и Мадж.
– Не возражаю, – ответил Марк Фретлби, вставая, – но не кажется ли вам послеобеденный чай в полвторого дня несколько странным?
– Какая разница, как он называется? – рассеянно отмахнулся Фицджеральд, выходя из комнаты вместе с отцом Мадж. – Чем вы занимались сегодня утром?
– Последние полчаса я читал в клубе, – ответил его собеседник.
– Читали о торговле шерстью, полагаю?
– Нет, об убийстве в кэбе.
– О… об этом! – еле сдержался Брайан. Затем, увидев удивленный взгляд своего спутника, он извинился. – Просто дело в том, – продолжил он, – что я до смерти устал от расспросов об Уайте, как будто я все о нем знаю, когда на самом деле мне почти ничего не известно.
– Может, это и к лучшему, – ответил Фретлби, когда они спускались на улицу. – Он был не самым приятным компаньоном.
Брайан уже собирался было сказать «и тем не менее вы хотели, чтобы он женился на вашей дочери», но мудро промолчал, и они дошли до кэба молча.
– Рассказывай, папа, – начала Мадж, когда все сели в экипаж и направились в Восточный Мельбурн, – чем ты занимался сегодня?
– Отдыхал, – ответил ее отец, – пока не приехали вы с Брайаном и не вытащили меня прямо на палящее солнце.
– Понимаешь, Брайан такой милый, – сказала мисс Фретлби, – и я не могла не порадовать его, а ведь я знаю, что ничто не обрадует его так сильно, как прием гостей.
– Конечно, – вступил в разговор Фицджеральд, очнувшись от своих раздумий, – особенно когда гости такие очаровательные.
Мадж рассмеялась, глядя на возлюбленного.
– Если твой чай будет таким же превосходным, как комплименты, то я уверена, папа не будет сердиться на то, что мы вытащили его из клуба.
– Папа ни на что не будет сердиться, – пробормотал Фретлби, надвинув шляпу на глаза, – если только его уберут подальше от солнца.
– Ну-ну, папа сам себе хозяин, – задорно сказала девушка, когда кэб уже подъезжал к двери миссис Сэмпсон.
– Нет, ты не права, – возразил Брайан, выйдя из экипажа и помогая выйти своей спутнице, – сегодня он не хозяин, а гость.
– Если я что-то и ненавижу, – заметила мисс Фретлби спокойным тоном, – так это каламбуры, особенно плохие.
Миссис Сэмпсон была удивлена ранним прибытием ее жильца с гостями и выразила удивление своим пронзительным голосом.
– Застали меня врасплох, – сказала она, как бы извиняясь, – не могу удивить вас ничем особенным по части блюд, ведь огонь погас, его не поддерживали, на улице же такая жара, какой никогда не было, хотя, если быть точной, я помню, как в моем детстве как-то стояло похожее пекло, а тетя моей сестры любила тогда подкоптить на солнце ребрышки.
Закончив свой рассказ и оставив гостей в непонимании, имеются в виду ребрышки скотины или самой тети, Сэмпсон поковыляла внутрь, чтобы приготовить все для гостей.
– Какая же удивительная у тебя домовладелица, Брайан! – сказала Мадж, погрузившись в огромное кресло. – Мне кажется, она похожа на кузнечика из сада Фицрой-Гарденс.
– Нет-нет, она самая обычная женщина, – цинично ответил Марк. – Это сразу видно по тому, сколько она говорит.
– Всеобщее заблуждение, папа! – возмутилась дочь. – Я знаю огромное количество мужчин, что говорят намного больше любой женщины.
– Тогда, надеюсь, никогда их не встретить, – сказал Фретлби, – поскольку если встречу, то я буду склонен согласиться с Томасом Де Квинси.
Брайан содрогнулся и выжидающе посмотрел на Мадж, но с облегчением заметил, что она не обращала никакого внимания на своего отца, а внимательно прислушивалась к шагам за дверью.
– Она идет, – сказала девушка, когда до них донесся шорох, известивший о прибытии миссис Сэмпсон с подносом. – Интересно, Брайан, не кажется ли тебе временами, что в доме пожар, она ведь так громко скрипит – так и просит масла!
– Именно что не просит, – засмеялся Фицджеральд. Тем временем вошла хозяйка, которая поставила свою ношу на стол.
– Пирога нет, – сказала она, – что неудивительно, ведь я не могла предугадать время вашего приезда… Хотя вообще меня редко застают врасплох, не считая, конечно, головных болей, которые бывают у каждого человека. И у меня нет ничего, кроме хлеба с маслом, хотя чего еще можно желать? А ведь бакалейщик считает, что денег у меня так много, что я храню их в банке, как в Аладдиновой пещере, прямо как я читала в «Тысяче и одной ночи», которую получила в качестве приза, когда была еще совсем девочкой, и все считали меня умной и думали, что я получу стипендию.
Извинения миссис Сэмпсон за отсутствие пирога были полностью озвучены, и она удалилась из комнаты, а Мадж заварила чай. Пили из китайского сервиза, который Брайан сам приобрел в одной из поездок. Глядя на мисс Фретлби, он не мог не думать, как хорошо она выглядит. Ее руки быстро мелькали между чашечками и блюдцами, выглядевшими крайне необычно из-за желто-зеленых драконов. Молодой человек улыбнулся про себя и подумал: «Интересно, сидели бы они со мной так беззаботно, если бы все знали?»
Фретлби, глядя на свою дочь, вздохнул про себя и вспомнил жену.
– Что ж, – сказала Мадж, передав чай и намазав хлеб маслом, – вы, джентльмены, составляете такую прекрасную компанию – папа вздыхает, как на похоронах, а Брайан уставился на меня глазами с блюдца. Вам, как самому унынью, место прямо на похоронах!
– Как самому унынью? В каком это смысле? – лениво осведомился ее возлюбленный.
– Сдается мне, мистер Фицджеральд, – юная леди сверкнула черными глазами, – не знаете вы «Сна в летнюю ночь».
– Так и есть, – ответил ее жених, – летние ночи у нас такие жаркие, что спать просто невозможно, и, соответственно, никаких снов мы не знаем. Поэтому, если четверо влюбленных, с которыми Пак так плохо поступил, жили бы в Австралии, они не смогли бы спать из-за комаров.
– Какую ерунду вы оба говорите, – сказал Марк, улыбаясь и помешивая чай.
– Dulce est desipere in loco, – заметил Брайан. – Тому недоступна эта мудрость, кто не мыкался без сна.
– Мне не нравится латынь, – сказала мисс Фретлби. – Я согласна с Гейне, что римляне не успели бы завоевать мир, если бы им пришлось сначала учить латинский язык.
– Завоевывать мир – намного более приятное задание, – заметил Брайан.
– И выгодное, – закончил мистер Фретлби.
Разговор продолжался в том же духе еще какое-то время, а затем все решили пойти посмотреть на фейерверки. Мадж надевала перчатки, когда они вдруг услышали звонок в дверь и повышенный голос миссис Сэмпсон.
– Я же сказала, вы не можете войти! – донеслись ее пронзительные слова. – Это так некрасиво с вашей стороны, ведь дом – это крепость, а вы нарушаете этот закон, да к тому же еще и пачкаете ковры, которые только недавно были положены.
Последовал неразборчивый ответ, а затем дверь в комнату Брайана открылась, и вошел Горби вместе с еще одним мужчиной. Фицджеральд побелел, почувствовав, что пришли за ним. Тем не менее, взяв себя в руки, он твердым голосом спросил, почему они вторглись в чужой дом.
Следователь подошел прямо к нему и положил руку на плечо.
– Брайан Фицджеральд, – сказал он спокойным голосом, – именем королевы вы арестованы.
– За что? – спокойно спросил молодой человек.
– За убийство Оливера Уайта.
Мадж не сдержала крика.
– Это неправда! – неистово закричала она. – Боже мой, это неправда!!!
Брайан не ответил. Бледный как смерть, он протянул сыщику руки. Горби надел наручники ему на запястья с чувством сожаления, хотя и был рад арестовать этого человека, после чего Фицджеральд повернулся к девушке, бледной и неподвижной, похожей на статую.
– Мадж, – сказал он чистым, низким голосом, – я попаду в тюрьму, и, возможно, меня приговорят к смертной казни, но я клянусь тебе всем, что у меня есть, что я невиновен в этом убийстве.
– Мой дорогой! – Мисс Фретлби сделала шаг вперед, но отец загородил ей путь.
– Не подходи, – сказал он суровым голосом, – между тобой и этим человеком отныне ничего нет.
Мадж повернулась, и лицо ее стало пепельного цвета, хотя сохраняло гордый вид.
– Неправда твоя, – ответила она с ноткой презрения. – Я люблю его, как никогда. – И затем, прежде чем отец смог ее остановить, она обняла возлюбленного за шею и поцеловала. – Мой дорогой, – повторила она со слезами в глазах, – что бы люди ни говорили, ты всегда для меня самый лучший.
Брайан поцеловал ее в ответ, и его вывели. Мадж упала в обморок у ног своего отца.
