Глава 11
Лиде, которая позвонила под вечер справиться, все ли у меня нормально, я тоже не стал рассказывать о происшествии с криминальным оттенком. Незачем лишний раз волновать человека. В свою очередь, поинтересовался у нее насчет вызвавших тревогу анализов, кляня себя, что не спросил вчера. Оказалось, что все нормально, тревога была ложной.
В 20.15 я спустился в ресторан, где мне забронировали столик. Вернее, столик в числе еще трех был забронирован для участников грядущего фестиваля, но я надеялся, что хотя бы за одним из них для меня найдется местечко. Я не ошибся, причем свободные места оказались за двумя столиками. От одного из них мне призывно махал рукой Утесов-Васбейн, тогда как его неузнанный мною сосед по столику был увлечен поглощением бефстроганова.
— Здравствуйте, Леонид Осипович! Добрый вечер! — кивнул я незнакомцу.
— Здорово, здорово, Егор свет Дмитриевич, — протянул свою лапу Утесов. — А это Костя Данькевич, для тебя Константин Федорович. Мой земляк, великолепный композитор, дирижер и пианист, профессор Киевской консерватории, секретарь Союза композиторов СССР! Будет мне аккомпанировать на фестивале, на этот раз я решил выступить без своего оркестра.
Мы обменялись с Данькевичем рукопожатиями, после чего я присел на предложенное мне место, оказавшись лицом к эстраде, где небольшой джазовый оркестр наигрывал "Saint Louis Blues" с солирующим трубачом, таким же упитанным, как Армстронг, но светлокожим.
В глубине души меня еще потряхивало, а ну как Утесов припомнит свое фиаско на фестивале в Лужниках, когда стадион ждал не его с оркестром, а "битлов" и прочих представителей поколения NEXT. Но пока он на эту тему молчал, так что я, не теряя времени, воспользовался услугами нарисовавшегося официанта и ничтоже сумняшеся заказал "Букет из свежих овощей", телятину заливную с зеленью, копченый язык в томатном соусе, свинину, жареную на углях, и расстегай.
— А что будете пить? — вежливо поинтересовался официант.
— Режим, — чуть виновато улыбнулся я, хотя в ближайшие дни потренироваться вряд ли получится. — Ограничусь минеральной водой "Нарзан" и чаем с лимоном. Только чай принесите, пожалуйста, к концу ужина, я люблю горячий.
— Хорошо, — резюмировал обряженный во фрак с бабочкой представитель обслуги и добавил. — Относительно счета не беспокойтесь, он будет оплачен организационным комитетом фестиваля.
Халява — это хорошо, только не забыть бы про чаевые, все-таки это святое. Официанта ловить не буду, просто оставлю 10-рублевую купюру на столе.
— Хорошо вам с Данькевичем, а я вот на диете, желудок берегу, — пробурчал Утесов, доедая парную котлету. — Ни поесть как следует, ни выпить… Ну да тебе, я тоже, гляжу, с режимом не до выпивки. Тренируешься?
— В Москве тренировался, вернусь — снова приступлю. А в Ленинграде, думаю, не до этого. Так я сюда ненадолго, на несколько дней, после фестиваля сразу домой.
— А что будешь исполнять на Дворцовой?
— Есть у меня кое-какие варианты… Новые вещи, их еще никто не слышал.
— Заинтриговал! Ладно, потерплю до генеральной… А я буду петь "Раскинулось море широко" и "Армейская юность моя". Как раз в тему — море и Великая Отечественная.
— А у вас же еще есть в репертуаре "Бомбардировщики"…
— Да я уже думал, только двусмысленно получается. Их же, эти караваны, как раз и бомбили фашистские асы, могут не так понять.
В этот момент принесли мой заказ, и я неторопясь приступил к трапезе. Когда расправлялся с копченым языком, саксофонист из оркестра объявил в микрофон:
— Дорогие друзья, сегодня в нашем ресторане гостит народный артист СССР Леонид Осипович Утесов!
Раздались аплодисменты, Утесов, изображая некую неловкость, чуть приподнялся и изобразил намек на поклон.
— В честь дорого гостя позвольте исполнить песню "Мишка-одессит". Поет Виталий Белоусов.
Импозантный исполнитель в белом костюме занял место у микрофона и в ближайшие несколько минут под аккомпанемент оркестра вполне прилично исполнил один из хитов Утесова, хотя неподражаемый тембр Леонида Осиповича, конечно, воспроизвести даже не пытался.
Утесов первым принялся аплодировать, тут же подхватили остальные посетители ресторана, включая иностранных гостей, среди которых я разглядел парочку негров.
Тут меня словно кто-то за язык дернул:
— Я извиняюсь, конечно, но может быть, на песне "Раскинулось море широко" в качестве аккомпаниатора лучше подошел бы баянист?
— Данькевич за роялем любого гармониста за пояс заткнет, да, Костя? — хохотнул собеседник, хлопнув друга по плечу.
Тот немного поморщился, но выдавил из себя улыбку:
— Леня, ты преувеличиваешь мои возможности.
— Нет, это ты преуменьшаешь! Да что там, мы прямо сейчас и исполним.
— Леня!..
— Давай-давай, давно в ресторанах-то не играл? А я вот хочу вспомнить боевую молодость. Хватит жевать, ты прямо как из голодного края, все никак не наешься, двигай за мной.
И этаким ледоколом во льдах Утесов двинулся к сцене, где музыканты устроили себе небольшую паузу. Данькевич обреченно плелся следом, и я невольно ему посочувствовал — так и не дали человеку доесть кулебяку. Леонид Осипович тем временем о чем-то пошептался с саксофонистом, в котором я угадал руководителя оркестра, и тот объявил:
— Дорогие друзья, Леонид Осипович решил, как он сейчас выразился, тряхнуть стариной и исполнить песню "Раскинулось море широко" со своим аккомпаниатором, народным артистом Советского Союза Константином Данькевичем. Поприветствуем, товарищи!
Зал взорвался аплодисментами, а я с интересом наблюдал, как немолодой Утесов и еще более немолодой Данькевич вскарабкиваются на сцену. Наконец один занял место у микрофонной стойки, а второй за роялем, после чего Константин Федорович заиграл проигрыш к поистине народной песне. А дальше запел Утесов, и это было реально круто! Вроде бы и негромко пел, но так прочувственно, что он сразу же захватил внимание всего зала, включая иностранных гостей, даже официанты замедлили свой бег, кидая взоры в сторону сцены. Я тоже заслушался, на время позабыв о наполовину съеденном мясе на углях. Нет, все-таки харизма — великая вещь, глыба — она и есть глыба, даже если у нее иногда отвратительный характер.
Закончив петь, Утесов и его аккомпаниатор под рев публики раскланялись и неторопливо вернулись за свой столик.
— Ну как? — поинтересовался у меня не без доли самодовольства первый Народный артист СССР в жанре эстрады. — Есть еще порох в пороховницах?
— Есть, Леонид Осипович! Даже завидую вашему мастерству так держать зал в своих руках.
— Это тебе не два притопа-три прихлопа, как в ваших новомодных песнях, тут нутром поешь, кишками, так что рано нас еще списывать в утиль. Да, Костя?
— Ага, — кивнул тот, запихивая в рот последние крошки кулебяки.
Через пару минут Утесов и Данькевич откланялись, предварительно оставив чаевые, а я продолжил трапезу. Но когда перешел к десерту, к моему столику подсел мужчина средних лет весьма презентабельного вида.
— Простите, месье, что мешаю вам принимать пищу, — извиняюще улыбаясь, с легким грассированием произнес он, — но я вижу, что вы уже заканчиваете, а потому не смог удержаться…
— А вы француз? — изобразил я из себя "Капитана Очевидность", вытирая губы салфеткой.
— Совершенно верно! Позвольте представиться — Франсуа Лурье, собственный корреспондент ежедневной коммунистической газеты "L"Humanité" в Советском Союзе.
Моего скептицизма сразу поубавилось. После негативного опыта общения с иностранной прессой в лице Джонатана Хэмфри я к подобного рода публике относился настороженно, особенно к представителям иностранных СМИ. Но журналист прокоммунистического издания вряд ли будет гадить известному советскому футболисту и музыканту. Хотя, может он просто представился собкором "L"Humanité", а на самом деле какой-нибудь провокатор?
Словно прочитав мои мысли, Лурье извлек из внутреннего кармана пиджака свое удостоверение.
— Это чтобы не было никаких недомолвок, — улыбнулся он. — Я в курсе, что когда-то наш английский, скажем так, коллега вас едва не подвел…
— Это еще мягко говоря, — в свою очередь усмехнулся я.
— …поэтому спешу вас заверить в своей к вам полной лояльности. К тому же я аккредитован на фестиваль, который буду освещать для французов на страницах своего издания.
На свет появилось еще одно удостоверение — маленькая картонная копия виденной мною у метро афиши, где внизу стоял золотистый оттиск "PRESS".
— Егор, вы одно из главных украшений этого фестиваля, и если вы не против, то я хотел бы взять у вас интервью.
Уф, хорошо, что Утесов уже срулил, иначе дело могло бы закончиться скандалом. Нет, Леонид Осипович, конечно, не стал бы бить тарелки и орать, что это у него надо брать интервью, а не у этого 20-летнего сопляка и выскочки, но обиду точно затаил бы. А мне и прошлого раза хватило — попадись я тогда Утесову под горячую руку…
Так что вроде бы мне ничего не мешает удовлетворить просьбу журналиста, придерживающегося левых взглядов. Разве что смущает взгляд вон того неприметного с виду человека, внешностью напоминающего молодого Путина, в одиночестве сидевшего за угловым столиком с раскрытым в руках свежим номером "Правды". Почему-то относительно его ведомственной принадлежности у меня не возникло никаких сомнений.
— Одну секунду, месье Лурье, — вежливо улыбнулся я, вставая со своего места.
Когда чекист понял, что я направляюсь в его сторону, он постарался прикрыться газетой, но я внаглую присел за его столик и вполне недвусмысленно кашлянул. Тому не оставалось ничего другого, как вперить в меня вопросительный взгляд своих водянистых глаз.
— Добрый вечер, вы ведь из Комитета, если я не ошибаюсь?
— Агм… Кхм… Из какого такого Комитета? Товарищ, вы меня ни с кем не спутали?
— Вашего брата трудно с кем-нибудь спутать.
Я изначально решил придерживаться агрессивной тактики, чтобы заставить собеседника как можно быстрее включиться в решение моей проблемы, если интервью можно охарактеризовать такими словами. Правда, претенденты на попадание в Комитет, насколько я догадываюсь, проходят строгий кастинг, как было принято говорить в моем будущем, и таким простым наездом за жабры их вряд ли возьмешь. Но мне нужно было добиться лишь секундной растерянности комитетчика и за это время донести до него нужную информацию.
— Послушайте, вон тот человек, — я чуть заметно кивнул в сторону смотревшего в нашу сторону журналиста, — является сотрудником французского издания "L"Humanité" Франсуа Лурье, к тому же аккредитованным на фестивале в честь ветеранов арктических конвоев. Не знаю уж, насколько французы имели к ним отношение, но факт остается фактом. И он хотел бы взять у меня интервью. Я, в принципе, не против, однако, как я догадываюсь, общаться с представителями западной прессы, пусть даже левого толка, без санкции соответствующих органов чревато сами понимаете чем. Так что я пока назначу товарищу Лурье завтра в моем номере на три часа дня, когда уже освобожусь с репетиции. Если у вашего руководства возникнут какие-то претензии — думаю, оно найдет способ меня предупредить, и тогда мне придется товарищу в интервью отказать. Спасибо, что выслушали.
Я поднялся и вернулся к своему столицу, где меня все так же дожидался журналист.
— Знакомого встретил, — улыбнулся я, понимая, что моя версия выглядит крайне неубедительно, однако ничего другого в данный момент предложить не мог. — Месье Лурье, у меня сейчас крайне неотложное дело, а как у вас завтра со временем? Мы могли бы встретиться в моем номере, скажем, часа в три, после обеда.
— Что ж, я не против!
— Ну и хорошо! Тогда до завтра, месье, надеюсь, что вы подготовите интересные вопросы.
Оперативно все-таки работают у нас органы… Не прошло и четверти часа после того, как я поднялся в свой номер, как раздался звонок.
— Егор Дмитриевич?
— Здравствуйте, да, это я. А с кем имею честь?
— Заместитель начальника Управления комитета государственной безопасности по Ленинградской области подполковник Демидов Виктор Иванович.
— Слушаю вас внимательно, Виктор Иванович.
— Егор Дмитриевич, не могли бы мы с вами встретиться у меня в кабинете завтра в первой половине дня?
— Я не против, но учтите, что в одиннадцать у меня репетиция.
— Я в своем кабинете обычно уже с восьми утра. В девять мы могли бы пообщаться. Если для вас это, конечно, не слишком рано…
— Нет, я в это время давно уже обычно на ногах. Говорите, куда подъехать.
— Отлично, записывайте адрес…
Следующим утром без пяти минут девять я был на Литейном проспекте-4. А ровно в девять переступил порог кабинета заместителя начальника УКГБ по Ленинградской области.
Демидов оказался крепко скроенным человеком в возрасте за сорок, гражданской одежде предпочитавшим форменный мундир.
— Садитесь, чай будете, кУрите?
— Чай пил перед выходом к вам, но не откажусь. А к курению отношусь негативно.
— Правильно, поддерживаю! Что ж, у вас, как я понимаю, на счету каждая минута, поэтому давайте обговорим ваше сегодняшнее интервью с Франсуа Лурье, который действительно является журналистом "L"Humanité"…
— Значит, вы даете санкцию?
— Даем, но при соблюдении определенных условий.
В общем, в течение следующих десяти минут я прошел подробный инструктаж, о чем можно говорить, а о чем нет, и как держать себя в присутствии западного журналиста. Детский сад просто, уж с моим жизненным опытом, да и после десятков интервью в этой реальности я прекрасно знал, как работать с западными "акулами пера".
Покидая кабинет Демидова, я подумал, что по возвращении в Москву надо бы встретиться с Семичастным. Может быть, появилась какая-нибудь новая информация относительно моих возможных перспектив участия на чемпионате мира… А если уж на поездке в Англию поставлен жирный крест — тот как бы мне получить мой кабриолет "Austin-Healey Sprite Mk II"? А то стоит бедняга на проплаченной до конца года парковке, ждет хозяина, плачет… А мог бы разъезжать по московским улицам, производя пусть небольшой, но фурор. Пожалуй, я бы даже его Ленке подарил, мне кажется, ей будет в самый раз, он такой небольшой, аккуратненький… А сам бы со временем ту же "Волгу" через клуб уж как-нибудь пробил бы. Эх, мечты мещанские!
Спустился на станцию метро "Московские ворота", а через двадцать минут уже выходил из массивных дверей станции "Нарвская". Отсюда до ДК им. Горького идти было минут пять, а я заявился на целых полчаса раньше договоренного времени. Соваться сейчас, наверное, моветон, надо потянуть время.
Мое внимание привлек ларек с вывеской "Сувенирная продукция". Вроде бы не самое оживленное для иностранцев и гостей города место, но видно, и сюда забредают, вон как раз парочка выходит из магазинчика с новомодным цветастым пакетом, оттягивающим правую руку джентльмена. От нечего делать решил тоже заглянуть. Моему взору предстала самая разнообразная сувенирная продукция. Причем я разглядел прикрепленное к стене под стеклом свидетельство индивидуального предпринимателя Ипполитова А. С. Надо же, НЭП пробивает себе дорогу!
— Здравствуйте, что вас интересует? — с радушной улыбкой спросила молоденькая продавщица. — Могу я вам помочь?
Вот и сервис на уровне, можно сказать, внедряем понемногу тезис "Клиент всегда прав". Осмотримся, что тут имеется…
Под витринным стеклом открытки, брелоки, тарелки и даже новомодные магнитики с изображениями достопримечательностей Ленинграда. Высились миниатюрные копии питерских памятников, крейсера "Аврора", на стене позади прилавка — часы опять же с узнаваемыми видами Ленинграда. Ровными рядами стояли матрешки, и к своему удивлению, в одной из них высотой сантиметров сорок я узнал не кого-нибудь, а себя любимого! Вот же ведь, удостоился чести! Не сказать, что морда портрета сильно соответствовала оригиналу, но угадать, что это именно Егор Мальцев, можно было без труда. А что, может, купить ради прикола, посмешить Лисенка?
Оказалось, что внутри большой матрешки еще прячутся Кобзон, Магомаев и совсем маленькая Клемент. А все вместе это удовольствие стоило целых 12 рублей.
— Девушка, а еще есть такой же точно набор?
— Секунду, сейчас посмотрю…
Продавщица, которая, похоже, так меня и не узнала, исчезла в отделенной шторкой подсобке, и появилась оттуда через полминуты с аналогичной матрешкой "Мальцев", внутри которой также прятались вышеперечисленные персонажи.
— Вам повезло, как раз один и оставался на складе. Нужно будет попросить Александра Сергеевича, чтобы еще заказал.
— А на каком заводе или фабрике их делают?
— Да это частная мастерская, они не только нам матрешки поставляют. Там в центре есть еще несколько киосков, два из них наши, а остальные конкурентов. Товар в принципе один и тот же, но именно в этом киоске дешевле, потому что он, можно сказать, на периферии. Так что вы еще и сэкономили… Ой, а так на вас похож!
Ну надо же, опомнилась!
— Да, поразительное сходство, поэтому и решил взять, буду знакомых в заблуждение вводить. Вот, держите деньги.
— Ага, рубль сдачи возьмите…
— Не надо, оставьте себе на шоколадку, — радушно улыбнулся я, вгоняя девушку в краску.
— Спасибо, заходите еще, — полетело мне вслед.
Лида, когда я перед репетицией вручил ей набор матрешек, прыгала чуть ли не до потолка.
— Ребята, представляете, — радостно демонстрировала она матрешек своим музыкантам, — такая прелесть продавалась у нас под боком! А мы и не знали! Обязательно в центре посмотрю, если попадутся — куплю для Иосифа и Муслима. Надо же…
На репетиции мы за пару часов отшлифовали две песни — "Там, за туманами" и "A Salty Dog". А "Корабль конвоя" Розенбаума, если разрешат исполнить, спою без аранжировки и сопровождения, просто под гитару. Надо, кстати, попробовать, под "Gibson" нормально звучит или придется у кого-нибудь просить взаймы акустическую… Да нет, вроде ничего так с родным звуком, сгодится.
— На генеральной репетиции появятся члены худсовета, надеюсь, приемка песен пройдет без сучка и задоринки, — выразила надежду Клемент.
— Твоими бы устами… Тут у меня в гостинице еще одна песенка родилась под названием "Ковчег", может, прикинем, как будет звучать в инструментальной обработке с ансамблем?
— Да без вопросов, — согласился руководитель коллектива Валерьян Семенович, просивший называть его просто Валя.
Песня у меня и впрямь родилась буквально вчера вечером, перед сном, что-то в жанре "Машины времени". Наскоро записал аккорды и текст, но без подключенной гитары аккомпанемент получался так себе. Сейчас же интересно было посмотреть, как она будет звучать с нормальными инструментами. Я достал исчерканный листок, где карандашом было нацарапано следующее:
С Fmaj7 С Fmaj7
Я спою вам песню о том
С Fmaj7 С Fmaj7
Как построю на холме дом
С Fmaj7 С Fmaj7
Высотою до облаков
С Fmaj7 С Fmaj7
Чтобы удивлять дураков
Припев
С Е
День сменяет ночь
E Am F
А солнце грезит луной
C G Am
Оставайся рядом со мной
Оставайся в бурю, жару и снег
Это наш с тобою ковчег
Это наш с тобою ковчег…
В доме на сто тысяч дверей
Будут жить сто тысяч зверей
Насекомых, гадов и птиц
И пара человеческих лиц
И когда наступит потоп
Мы с тобой, перекрестив лоб
Отдадим швартовы — и в путь
Только про любовь не забудь
Вот я спел вам песню о том
Как построил на холме дом
Высотою до облаков
Куда я не возьму дураков
Для начала спел просто под свой "Gibson", аккорды были простенькие, всего один септаккорд в куплете, поэтому музыканты без труда врубились в тему, и на второй раз мы отыграли уже с приличным аккомпанементом.
— А что, свежо! — констатировал Валя, когда мы прогнали вещь несколько раз. — Вроде бы и просто, но мелодия прилипчивая в хорошем смысле слова. Да и текст оригинальный.
— К словам могут и докопаться, — вздохнул я, памятуя терзания "машинистов" с их двусмысленными текстами. — Поэтому пусть пока полежит себе в загашнике до лучших времен.
— Жаль, — вступила Лида, — мне тоже песня понравилась. Но отдельные… дураки могут и впрямь увидеть в тексте некоторые намеки.
— Так, ладно, бежать надо, у меня на три часа запланировано интервью с одним французским журналистом…
— О, поздравляю, слава стучится в двери, — засмеялась Лида. — А мы в детский дом едем с шефским концертом сегодня вечером.
— А что за детдом?
— Вспомогательная школа-интернат?11 для детей-сирот, в Кировском районе.
— А можно и мне с вами?
— Ты серьезно?!
— А чем я хуже вас? — с ноткой обиды произношу, и чувствуется, что Лида даже растерялась.
— Да я-то… мы не против, да, ребята?
— Не-е, не против! — наперебой заголосили те.
— Тогда захватите на всякий случай акустическую гитару. Думаю, у меня найдутся детские вещи просто под гитару.
В общем, так и порешили, что они на своем микроавтобусе "Старт" заберут меня из гостиницы в пять вечера. Это хорошо, у меня была мыслишка кое-куда заехать, чтобы не заявляться в гости с пустыми руками, а в это время магазины еще должны работать.
До оговоренного времени встречи с французом я успел перекусить в ресторане. Что интересно, давешний чекист так и сидел все на том же месте, в том же прикиде, вот только на этот раз читал не "Правду", а "Известия". Словно никуда и не уходил, разве что до газетного прилавка в фойе пробежался. А может, сменщик приболел, и он отрабатывает за себя и того парня?
Поднявшись в номер, я из интереса решил проверить помещение на наличие подслушивающих устройств. Развинтил даже мембрану телефона, вроде чисто, но вполне возможно, специально обученный человек слушает разговоры на коммутаторе. А "жучок" я все-таки нашел, он примостился в каркасе люстры. Проводки-усики, отходящие от миниатюрной коробочки, не оставляли никаких сомнений в принадлежности данного устройства. Хм, придется реально фильтровать базар.
Лурье заявился ровно в три часа дня, вежливо постучав в дверь. Разговор занял около сорока минут. Были вопросы и о музыке (фестиваль фигурировал как само собой разумеющееся событие), и о футболе. В частности, журналист спрашивал, продолжится ли мое выступление в составе "Челси". Я снова сослался на мифическую травму, заявив, что мои футбольные перспективы покрыты густым мраком. В отличие от музыкальных, которым пока что ничего не мешает воплощаться в жизнь.
А когда я сказал, что через час за мной приедут Лида Клемент с музыкантами, и мы поедем в детский дом, оживился:
— О, месье Мальцев, а можно и мне с вами?
— Зачем? Тоже споете?
— О нет! Певец из меня еще тот, как говорят у вас в Советском Союзе. Но я хотел бы сопроводить наше интервью не только портретной фотографией, но и репортажной съемкой.
И потряс в воздухе дорогой фотокамерой.
— Ладно, так уж и быть, хотя, если места не хватит — я вам свое точно не уступлю.
— Я могу и… как у вас говорят… на корточках.
Будем надеяться, предложение Лурье не сильно идет вразрез с чаяниями товарищей из Комитета. В ожидании Клемент и ее музыкантов мы выпили по несколько стаканов чая, поболтали на отвлеченные темы, посмотрели телевизор. По телевизору шел повтор вчерашнего выпуска КВН. Кольнула мысль, что Масляков совсем не изменится и через пятьдесят лет. Нет, кое-какие изменения, конечно, будут заметны, но в целом это останется такой же щекастый, лощеный тип с несмываемой улыбкой на лице.
В той реальности он вроде бы получил срок за незаконные операции с валютными ценностями, но вместо восьми лет отсидел всего два — якобы освободили его условно-досрочно после заступничества Фурцевой, которая написала письмо на имя дорогого Леонида Ильича. Интересно, если и в этой ветке Масляков накосячит, удастся ему отделаться парой лет в колонии?
Наконец раздался звонок телефона, и в трубке послышался голос Лиды, сообщивший, что микроавтобус подан, и можно спускаться.
— А у нас тут еще один пассажир нарисовался, — сказал я, — в лице товарища французского журналиста. Хочет описать нашу поездку к сиротам. Возьмем пассажира?
— Почему и нет, у нас есть еще парочка свободных мест, а вся аппаратура уместилась в задней части машины. Давайте, спускайтесь, мы вас ждем.
Уже заняв место в этом чуде советского автопрома, я поделился идеей заехать в продуктовый и магазин спортивных товаров. Заставив ребят помогать таскать покупки, приобрел сначала по паре больших картонных коробок с карамельками, такую же большую коробку шоколадных, две коробки печенья, а чуть позже в магазине спорттоваров закупил спортинвентарь: мячи футбольные и волейбольные, коньки, хоккейные клюшки, купил даже две пары боксерских перчаток. Мой бумажник изрядно похудел, но денег на благое дело совершенно не было жалко.
Здание школы-интерната располагалось на улице Ивана Черных. Нас тут уже встречали мальчишки и девчонки, а также их… Нет, не родители, а воспитатели, включая директора учреждения Марию Львовну Круглову. Узнав, что к ним приехал еще и Егор Мальцев, да еще подарки в машине, директриса пришла в совершеннейший восторг. Впрочем, я сразу заявил, что подарки — жест доброй воли всего нашего небольшого коллектива, очень уж не хотелось выделяться на фоне остальных гостей. Я своих предупредил еще в дороге, и когда Лида заикнулась, что так неправильно, что на самом деле все это моя инициатива и все куплено на мои деньги, строго сказал:
— Лидия Ричардовна, сделайте одолжение, не усложняйте момент. Я беру инициативу в свои руки, а вы только мило улыбайтесь. Это, кстати, касается всех!
Возражающих не нашлось.
Вручение подарков и последующий концерт прошли в самой что ни на есть благожелательной обстановке. По такому случаю я достал из своего багажа знаний несколько песен, которые могли прийтись ребятне по душе. Спел им под акустическую гитару песни из мультфильмов "Пластилиновая ворона", "Большой секрет для маленькой компании", "Крошка Енот"… Рассказал несколько, на мой взгляд, интересных, но все же приличных историй из своей жизни, сделав упор на том, что, будучи когда-то обычной московской шпаной, сумел изменить свою жизнь, занявшись музыкой и спортом. И теперь вот, так сказать, пожинаю плоды всемирной славы. А закончили мы хоровым пением "Вместе весело шагать по просторам". С удовольствием подпевали даже воспитатели и вышеупомянутая директриса, еще и хлопавшая в ладоши.
Затем Клемент с музыкантами исполнили кое-что из собственного репертуара. Все это время вокруг крутился Франсуа Лурье, то и дело ослепляя присутствующих фотовспышкой. Директриса нас не отпустила без посиделок за чашкой чая, в итоге обратно мы разъезжались около девяти вечера.
Поскольку Лурье проживал также в "Астории", нас высадили возле гостиницы, и мы на пару зашли в ресторан, чтобы после чайных посиделок все же нормально подкрепиться. Я уже по-приятельски помахал рукой давешнему чекисту, который сделал вид, что приветствие к нему не относится, после чего мы занялись изучением меню. Аппетит разыгрался не на шутку, единственное, что испортило ужин — присевшая на свободное место дамочка, представившаяся Галей. Вполне нехило упакованная девица негромко поинтересовалась, не желают ли гости Северной Пальмиры развлечься. Принадлежность красотки к древнейшей профессии сомнений не вызвала ни у меня, ни у Франсуа, но мы дружно от ее услуг отказались. Впрочем, девица отнюдь не расстроилась, отправившись искать удачи дальше, а я снова поиздевался над чекистом, заговорщицки ему подмигнув. Тот уже начал слегка зеленеть и демонстративно отвернулся к сцене, с которой лилась приятная музыка.
А закончился вечер звонком домой и разговором с Лисенком, где мы признались, как оба скучаем друг без друга. Пообещал в Питере не задерживаться, и после фестиваля сразу домой, к обожаемому отпрыску и в объятия любимой женушки.