Книга: Музыкант-2
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

Прием получился шикарным! Во всяком случае, начиналось все более чем презентабельно. Сияющие хрусталем люстры, длинный стол, уставленный как блюдами русской и бразильской кухни, так и деликатесами вроде парной осетрины и черной икры. Само собой, теснились ряды самых разнообразных напитков, в том числе экзотических, но привычных бразильцам, некоторые я не помнил даже по той жизни, хотя, будучи Алексеем Лозовым, казалось, перепробовал все, что можно.
Вышколенные официанты, в совершенстве владеющие португальским языком, стояли навытяжку вдоль стены. В дальнем углу на небольшом возвышении негромко играл латиноамериканскую музыку небольшой ансамбль, причем это были явно советские музыканты.
Бразильские футболисты и тренеры явно чувствовала себя не в своей тарелке, они наверняка не привыкли к такого рода застольям в присутствии первых лиц страны. Понятно, что после победы на чемпионате мира их поздравил лично Президент Бразилии, но чтобы закатывать такой пир…
Впрочем, наши держались ненамного лучше. По случаю торжества всем пришлось вырядиться в костюмы, на некоторых они смотрелись как на корове седло. На фоне большинства присутствующих я выгодно выделялся, благо что купленый еще год назад костюм сидел как влитой.
Нас разместили за столом — как и положено в таких случаях, за каждым было закреплено его место. Напротив меня расположился тренер бразильцев Висенте Феола, то и дело перебрасывавшийся словечками на родном португальском со своими футболистами. Немного удивило присутствие Фурцевой и ее 26-летней дочери Светланы, появившейся без супруга, которым на данный момент вроде бы еще являлся Олег Козлов. Причем именно дочка министра культуры и оказалась моей соседкой справа. Они с матерью появились позже нас, мы со Светланой встретились взглядами, кивнули друг другу, словно она никогда не подвозила меня на машине, тем дело и ограничилось.
А слева от меня расположился Ряшенцев, то и дело потиравший ладони в предвкушении сытного ужина — именно в таком качестве он видел данный прием.
— Хороший стол, — в очередной раз констатировал Николай Николаевич, сфокусировавшись на блюде с колбасной нарезкой. — Что-то товарищ Шелепин все не появляется…
Не успел он озвучить свое "тонкое наблюдение", как большие двери распахнулись, и в зал приемов неспешно вошел руководитель КПСС в сопровождении посла Бразилии в СССР Карлоша Антонио де Бароссо — метиса с ослепительно-белой улыбкой. Все тут же встали, приветствуя вошедших.
— Садитесь, садитесь, — махнул рукой Шелепин. — Чувствуйте себя как дома, это дружеский, а не официальный прием. Когда еще удастся посидеть за одним столом с чемпионами мира по футболу.
Переводчик тут же негромко переводил слова Александра Николаевича на португальский. Бразильцы заулыбались, а Шелепин тут же поднял предусмотрительно наполненный бокал с шампанским:
— Друзья, первый тост — за долгую и крепкую дружбу советского и бразильского народов!
Эх, какой уж тут режим, когда первое лицо государства тостует… Хотя шампанское — не водка, лишь бы не смешивать. На столах хватало и других алкогольных напитков, но футболисты к ним не приглядывались — как-никак режим. Дружно выпили и принялись усердно работать вилками.
Следующий тост сказал посол Бразилии, тоже за дружбу народов, и вместе с тренером Висенте Феола преподнес Шелепину футбольный мяч с автографами бразильских футболистов. Наши тоже ворон не ловили, вручили послу майку сборной СССР, на которой также расписались все игроки сборной. После чего разговоры перешли на футбольную тему.
Народ постепенно расслаблялся, музыканты продолжали создавать игривый фон своими южноамериканскими ритмами, и вот уже Пеле приглашает на танец Фурцеву-младшую, пытаясь научить ее движениям то ли из сальсы, то ли из самбы. Выглядело это довольно забавно, однако Светлана оказалась хорошей ученицей.
Екатерина Алексеевна на происходящее взирала с оттенком неодобрения, но вслух ничего не говорила. Отвлекшись, наконец, от созерцания танцующих Пеле и дочери министра культуры, я спросил с аппетитом уминающего балычок Ряшенцева, как там Стрельцов, за которого я просил в свое время, не планируют ли тренеры привлекать его к играм сборной?
— Эдик набирает форму, — ответил тот, вытирая жирные губы салфеткой. — Пока в споре бомбардиров чемпионата занимает третье место. Насчет сборной не скажу, тут не я решаю, хотя могу и посоветовать.
— Еще один вопрос, Николай Николаевич… А никак нельзя ускорить процесс моего возвращения в Лондон?
— С чего бы? Я-то думал, ты соскучился по Москве, по родным, друзьям…
— Так-то оно так, только хотелось бы пораньше приступить к предсезонной подготовке с ребятами из "Челси". Надо с первых матчей демонстрировать высокий уровень мастерства представителя советского футбола, не уронить, так сказать, лицо.
На самом-то деле, понятно, я помнил просьбу Эндрю Олдхэма, да и самому хотелось побыстрее раскрутить свою новую группу. А то один концерт дали, пусть даже с телетрансляцией — и пауза в несколько месяцев. В шоу-бизнесе, как ни крути, каждый день на вес золота, особенно когда твоя команда находится в стадии раскрутки.
— Хм, это ты правильно мыслишь, как раз лицом нашего футбола в логове империализма и являешься, — кивнул Ряшенцев. — Когда ты хотел бы улететь?
— Через неделю можно устроить отлет?
— Через неделю? Ну не знаю, попробую что-нибудь сделать… А ты что же ничего не ешь? Вон нарезка изумительная, обязательно попробуй.
Я собрался было ухватить вилкой кругляшок сырокопченой колбасы, но тут кто-то дотронулся до моего плеча. Оглянувшись, увидел раскрасневшуюся Светлану.
— Егор, не хотите со мной потанцевать?
Опа, так мы сейчас на "вы"! Или это маскировка для посторонних?
— Потанцевать?.. А Пеле что, уже отшит? — глупо улыбаюсь в ответ на ее улыбку.
— Пойдемте, я научу вас танцевать самбу.
Хе, самбу-то я и сам кое-как умею танцевать, случилось несколько уроков, когда Лозовой мутил с бразильяночкой. Надеюсь, не забыл движения за эти годы. Ладно, рискнем.
Как выяснилось, танцевал я вполне прилично, чем вызвал у бразильцев настоящий восторг. Да и наши ребята отвлеклись от выпивки и еды, а Шелепин с послом вместе со всеми хлопали в такт нашим движениям. При этом явно возбужденная Светлана все теснее прижималась ко мне своим телом, акцентируясь на движениях ягодицами.
— А ведь товарищ Мальцев у нас не только замечательно танцует, но и прекрасно поет, — раздался голос Шелепина после того, как смолкла музыка.
— Может быть, он нам что-нибудь и исполнит в таком случае? — довольно сносно по-русски поинтересовался де Бароссо.
Тут же к его просьбе присоединились и другие присутствующие, включая бразильцев, которым слова партийного босса перевел толмач. Ешкин кот, даже тут в покое не оставят! И что делать? В присутствии бразильских гостей исполнять рок или бардовские вещи? Не прокатит. Что-нибудь эстрадное? Нет, тут нужно нечто, близкое бразильцам по духу, или хотя бы латиноамериканское. А что, если…
— Ребята, можно я одолжу вашу гитару, а вы поможете мне с ритм-секцией?
Музыканты согласно закивали. Я перекинул через плечо ремень от акустической гитары с подключенным звукоснимателем, проверил настройку инструмента по высоте звука, вроде годилось. Ну что ж, начнем!
Para bailar la Bamba…
Para bailar la Bamba se necesita una poca de gracia
una poca de gracia y otra cosita ay arriba y arriba
ay arriba y arriba por ti sere yo no soy mariner
yo no soy marinero soy capitan soy capitan soy capitan…

В той же Мексике песня "La Bamba" считалась практически народной, но наибольшую известность получила уже позже в исполнении группы "Los Lobos". Вполне вероятно, что кто-то из присутствующих здесь южноамериканцев ее и не слышал, но хлопали в такт все, включая и наших во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС. Сзади меня прекрасно держали ритм с помощью конго и маракас, а второй гитарист на 4-струнной куатро довольно удачно выписывал басовую партию, хотя по окончании каждого куплета и припева соло на басовых струнах я брал на себя.
Мелодия простейшая, играется на трех аккордах. А, как известно, что чем проще — тем заводнее. И вот уже бразильские футболисты вместе со своим тренером встают и, продолжая хлопать в такт, начинают изображать из себя танцоров. И Фурцева-младшая туда же. Наши хлопают, но танцевать стесняются, а я допеваю песню до конца, раскланиваюсь и возвращаюсь на свое место, вытирая салфеткой вспотевший лоб.
— Егор, вы просто уникум! — констатирует Ряшенцев и подкладывает мне на тарелку клешню отварного омара.
Не успеваю с ней разделаться, как на меня снова свое внимание обратила Светлана.
— Егор, вы не знаете, где тут дамская комната?
— Э-э… Честно сказать, не в курсе, хотя можно официанта спросить…
— Не будем людей отвлекать, пойду сама поищу… А может быть, вы меня проводите? А то как бы не заблудиться.
Нет, ну нормально, да?! И это при мамашке, которая хоть и делает вид, что не прислушивается к нашему диалогу, а по-любому ловит каждое слово. Да и не куда-нибудь ее проводить, а в сортир, куда обычно дамы ходят без сопровождения.
— Хм, ну вообще-то могу, — все еще кошусь на Фурцеву-старшую. — Хотя, признаться, и сам тут не особо ориентируюсь.
Мы двинулись к дверям, не тем, через которые вошли Шелепин и посол, а к другим, через которые мы сами заходили в этот зал, но у выхода нам дорогу преградил серьезный товарищ в темном костюме:
— Могу я узнать, куда вы направляетесь?
— Молодой человек провожает меня до дамской комнаты. Надеюсь, это не является государственным преступлением?
— Нет, не является, — чуть смешавшись, ответил охранник, открывая дверь. — Идите по коридору прямо, потом свернете направо, там должен быть дежурный, он вам подскажет.
— Спасибо, вы нас очень выручили… Егор, возьмите меня под руку, что-то голова немного кружится. Кажется, зря я с шампанским попробовала эту… как ее… кашасу. Это все Пеле, уговорил меня продегустировать национальный бразильский напиток.
Да уж, повисла она на мне так, что я невольно клонился в ее сторону. Вот и поворот направо, где-то здесь должен обитать дежурный. Ага, вон мужчина средних лет в гражданском сидит за столом, что-то сосредоточенно вычитывает в свежем номере "Правды". Услышав смягченные ковровой дорожкой шаги, поднял голову, вопросительною уставился на нас. Когда понял, что мы ищем, показал за угол:
— Вон третья дверь по коридору, там общий холл, из которого можно попасть в мужской и женский туалеты.
Мы проследовали до общей двери, и тут я сделал попытку стряхнуть с себя Светлану. Мол, дальше уже как-нибудь сама. Но та неожиданно цепко вцепилась в мое предплечье и чуть ли не силой затащила меня в холл туалета, стены которого над умывальниками украшали большие зеркала. На мою беду, здесь никого не было, и Фурцева-младшая, прижавшись спиной к открывавшейся внутрь двери, все так же цепко держа меня за руку, горячо прошептала:
— Егор, что же ты со мной делаешь?!
— Прости, я что-то не…
— Да все ты понимаешь!
Она обвила руками мою шею и впилась губами со съеденной помадой в мои губы. Я сделал робкую попытку отстраниться, но Светлана еще крепче прижалась ко мне, а ее рука полезла под мою рубашку.
Мать твою, да что же это делается! Сейчас меня здесь тупо изнасилуют! Покориться дочери всевластного министра культуры или проявить стойкость? А не она ли стала инициатором отсидки Стрельцова, когда тот отказал ей в знаках внимания? Вдруг и меня ждет та же участь, попробуй я послать ее куда подальше? Заступится ли за меня Шелепин или ему будет наплевать на судьбу футболиста сборной?
Все эти мысли пронеслись в моей голове в доли секунды, и неизвестно, чем бы все закончилось, но в этот момент снаружи явственно раздались мужские голоса. Кто-то приближался, причем не один, и общались на португальском.
— Сюда идут!
Я наконец-то отлепился от нее и кинулся к умывальнику, делая вид, что мою руки. Дверь распахнулась, едва не сбив мою захватчицу, и в помещение вошли Манга, Флавио и переводчик. Увидев нас, заулыбались, после чего проследовали в мужской туалет, оборудованный, насколько мне удалось разглядеть в щель, как писсуарами, так и кабинками.
Я закончил мыть руки и вытер их белоснежным вафельным полотенцем ввиду отсутствия электрической сушилки. Светлана все еще стояла возле двери, напоминая соляной столп.
— Ты, кажется, хотела в туалет, — вывел я ее из ступора.
Она взглянула на меня моментально протрезвевшим взглядом, в котором читалась сложная гамма самых противоречивых чувств. В какой-то момент даже стало не по себе. Но я мысленно велел себе собраться и показать, кто здесь мужик. По пути к двери, проходя мимо Светланы, легонько чмокнул ее в щеку и потрепал за плечо — мол, не расстраивайся, будет и на твой улице праздник — после чего направился обратно в зал, где проходил торжественный прием.
Домой в тот день я попал в одиннадцатом часу вечера, выжатый, словно лимон. Катька со своим женихом опять отправилась на последний сеанс в кино, заявится ближе к полуночи. Эх, а мы-то с Ленчиком планировали провести это время с пользой, воспользовавшись отсутствием сестры, а тут этот прием в Кремле… Да еще и Фурцева-младшая с ее необузданным сексуальным влечением испортила впечатление от приема. При этом я сам чувствовал стойкое возбуждение, причем настолько стойкое, что решил сбросить его под холодными струями душа.
А вот следующие два дня пришлось посвятить поездке на студию грамзаписи, где Адель записывала свою новую пластинку "Эхо любви", песни для которой были утверждены худсоветом. Опять же не обошлось и без Кобзона, призванного составить дуэт для записи одноименного с названием альбома сингла. За один день Адель никак не укладывалась, а я дал сам себе наказ проследить за записью каждой композиции, и потом проверить, как все свелось в конечном итоге.
По иронии судьбы в коридорах "Мелодии" столкнулся с Муслимом Магомаевым, который приехал утрясать какие-то бюрократические вопросы. Крепко обнялись после долгой разлуки, закидали друг друга вопросами про житье-бытье. У Муслима все складывалось неплохо: гастроли, записи, любовь миллионов поклонников и поклонниц… Преимущественно все же поклонниц, которые не давали ему прохода.
— Так ты, значит, для Адель альбом придумал? Слушай, может, и для меня что-нибудь сочинишь?
— Да я с радостью, нужно только время найти, а его, сам понимаешь… Хотя, есть у меня в загашнике одна вещица, называется "Love Story", то бишь "История любви". А давай-ка мы заскочим в студию, я ее напою, может, она тебе понравится.
Насчет загашника я, конечно, приврал, потому что эта песня в моей голове всплыла только что, хотя, если загашником считать мою память… А исполнял ее небезызвестный Энди Уильямс для одноименного фильма 70-го года. После моего исполнения под фортепиано Магомаев был в восторге. Еще бы, с этим хитом он теперь станет "намба ван" на советской эстраде!
Я быстро набросал на бумаге текст и ноты, и в течение следующих пары часов уже сам Муслим напевал хорошо знакомую в моем будущем композицию. Не думаю, что у какого-нибудь худсовета поднимется рука "зарубить" песню, невзирая на англоязычный текст. Мог бы, конечно, попробовать "сочинить" и русский перевод, кто-то в моей реальности это уже делал, но что-то не лежала душа издеваться над оригинальной версией. А так вон человеку приятное сделал, да и самому не забыть забежать зарегистрировать произведение — бабки лишними не бывают.
Авторские отчисления в тихую гавань моей сберкнижки текли довольно-таки полноводным ручьем, у меня чесались руки на что-нибудь их потратить. Только на что? Если бы в Англии у меня были эти средства в виде фунтов, то я начал бы с приобретения нормальных инструментов для своей группы. Да и студия не помешала бы, всякий уважающий себя музыкант при деньгах первым делом о ней и думает. А тут я, получается, наездами, глядишь, через год меня "Челси" опять переподпишет, эдак впору будет Лисенка к себе вывозить, в Лондон. Выпустят? Не факт, но попытаться можно будет. А то что ж это за любовь такая, непонятная…
Что же касается "Апогея", то у них до винилового воплощения дело еще не дошло, хотя комиссия их песни тоже одобрила. Ребята стояли в очереди на конец сентября и, чтобы не терять времени даром, мы записали магнитоальбом "People are strange", названный так по заглавной песне, не без угрызений совести уворованной мною у Моррисона и Кригера. То, что она вышла синглом в 1967-м, и осенью того же года на диске, я прекрасно знал, а значит, обвинения в плагиате мне грозить не должны.
— На сцене вроде хорошо держишься, — похвалил я Миху, когда он с группой на моих глазах обкатывал новый альбом в уже знакомом мне "Коктейль-Холле".
Туда мы по старой памяти завалились с Лисенком, вспомнив молодость. Да-а, сколько же лет прошло? Три? Нет, кажется, все четыре… Как время-то летит!
А Миха действительно не стоял столбом а-ля советский музыкант, а пытался копировать движения, которые я ему показывал на репетиции в парке Горького, сам, в свою очередь, позаимствовав их у некоторых представителей английской рок-культуры. Естественно, не перебарщивая: без разрывания рубах на груди, стискивания мошонки и пены у рта, что в моем будущем водилось за некоторыми, так сказать, фронтменами музыкальных коллективов.
Впрочем, далеко не все вещи подходили для суеты на сцене. Вон "битловские" песни — они больше все же в статику уходят, да и сами "битлы" никогда не отличались склонностью к резким телодвижениям. А у "Апогея" половина песен из репертуара Джона Леннона и компании.
Причем, что любопытно, "The Beatles" к лету этого года выпустили не свой знаменитый альбом "Help!", а другой, под названием "Clouds over the house of Jennifer", то есть "Облака над домом Дженнифер", соответственно с такой же заглавной песней. Услышав ее впервые, я малость прифигел. Это реально был ХИТ, потрясающе грустная и мелодичная вещь, аж ком в горле стоял, особенно когда ты знаешь, о чем поется в этой песне. А пелось в ней о девушке Дженнифер, умирающей от рака в своей постели. Она лежит и смотрит в окно, на проплывающие мимо облака, и понимает, что каждое облако — это чья-то отлетевшая душа. И вот настает момент, когда и ее душа становится облаком… А учитывая, что и остальные вещи с альбома держали высокий уровень, да и предыдущие их сборники после моего попадания в этот мир выглядели достойно, я подумал, что все-таки был прав, когда решил, что взамен стыренных у них песен авторы сочинят новые, вполне вероятно, ничуть не хуже по качеству. Так оно, в общем-то, и вышло, и не только в отношении "битлов". За четыре года моего пребывания здесь я услышал немало новых вещей, которые в моей реальности никто сочинить не удосужился. Причем в нескольких вещах угадывались мелодии из песен моего будущего. Вот такой парадокс!
И я по-прежнему не оставлял задумки реализовать идею мюзикла "Notre-Dame de Paris". Но на это требовалось слишком много сил и времени. А не переложить ли мне основную нагрузку на чьи-нибудь плечи? И не подойдут ли для этого плечи моего старого знакомого Матвея Исааковича Блантера, с которым я не виделся год, если не два…
Телефон у Блантера был все тот же, и к счастью, он оказался дома — на отдых в любимый санаторий с семьей он собирался в начале сентября. Ну ничего, по возвращении возьмется за продвижение мюзикла, если, кончено, вообще даст свое согласие.
Встретились мы у него дома, без посторонних. Я заявился в гости с бутылкой эксклюзивного коньяка и уже несколькими готовыми русскоязычными либретто, а также с общей идеей, изложенной в письменном виде. На объяснение ушло около часа, после чего Блантер сказал, что идея интересная.
— Как вы понимаете, Матвей Исаакович, на вас ляжет основная нагрузка. С меня только либретто главных героев и музыка к ним. Ну и сюжет, а все остальное — ваша епархия, как творческая, так и техническая часть. В том числе и поиск режиссера. Соответственно вы — полноценный соавтор. И, как я уже упоминал в начале разговора, роль Эсмеральды я обещал Адель. Она уже в курсе. Конечно, может ничего и не получиться, массу времени и сил потратите впустую, но с другой стороны, может и выгореть. Ну как, согласны?
Колебался Блантер недолго. В итоге ударили по рукам, а я до своего отлета в Лондон пообещал принести еще несколько либретто. А в Лондон я улетал, как выяснилось пару дней назад, 6 августа. То есть по идее должен был как раз успеть к старту предсезонной подготовки, как и говорил Ряшенцеву. То-то Дохерти обрадуется! А уж как Олдхэм будет рад моему возвращению!
— Кстати, Лида Клемент про тебя спрашивала недавно. Она сейчас как раз в Москве, завтра у нее выступление.
— Жива значит! — воскликнул я.
— А что, должна была умереть? — напрягся Блантер.
— Э-э… Да ну, с чего бы это…. Ну это просто присказка такая, вроде как "Жив, курилка!"
— А-а-а, а то я уж подумал…
— А где она, кстати, выступает?
— В сборном концерте для передовиков производства, в Центральном Доме Работников Искусств, на улице Пушечной.
Сходить что ли, глянуть на нее, показаться самому… А если идти — то не с пустыми руками. А что я могу предложить певице? Естественно, песню! А их у меня хоть одним местом ешь.
Но все же я весь вечер потратил на выбор композиции. Она должна быть однозначно на русском, лирической и мелодичной… Что ж, Володька Мигуля, друг ты мой сердешный, возьму-ка я твою замечательную вещь "Поговори со мною, мама" на стихи Виктора Гина, то бишь Гинзбурского. За несколько минут набросал текст и ноты, а на следующий день, как порядочный человек, заявился в ЦДРК.
Билеты на мероприятие не продавались, но, на мое счастье, администратор ЦДРК, поджидавший на входе какое-то начальство, меня узнал.
— Вы же тот самый Мальцев! А к нам-то какими судьбами?
— да вот, надо бы с Лидой Клемент встретиться, столько не виделись, а она вроде бы меня искала. Думал, билет куплю, а тут закрытое мероприятие.
— Да бросьте вы, Егор, какой билет! Проходите, я найду вам местечко.
— Мне бы за кулисы…
— Сделаем. Подождите меня в холле, сейчас приедет профсоюзное руководство, встречу, проведу, а потом вами займусь.
Администратор оказался человеком слова, и через пятнадцать минут я оказался за кулисами.
— Егор! Мальцев!
Лида, несмотря на высокие каблуки, бегом кинулась ко мне, обвила мою шею, обдав ароматным облаком изысканных духов.
— Ты выглядишь просто на миллион! — отстраняясь от Клемент, сделал я ей комплимент.
— Да и ты неплохо смотришься. Видела по телевизору, как ты голы бразильцам забивал…
— Да ладно, всего-то один.
— Все равно молодец… А ты знаешь, — она разом посерьезнела, на переносице пролегла складка. — Знаешь, ведь и правда, у меня выявили меланобластому. Но к счастью, на ранней стадии, поэтому опасности удалось избежать, хотя обследования у врачей прохожу регулярно. Страшно представить, что было бы, не послушайся я твоего совета и не обрати внимания на разраставшееся пятнышко на коже.
— Вот и молодец, что заботишься о своем здоровье.
Пощебетали еще немного о всяких глупостях, потом я, сделав вид, будто только что вспомнил, хлопнул себя по лбу.
— Чуть не забыл, у меня же песня для тебя.
— Серьезно? А что за песня?
— Вот, текст, ноты… Тебе когда на сцену?
— Сейчас Рашид Бейбутов выступает, значит, через один номер выходить мне.
— Отлично, тогда я подожду здесь, а после твоего выступления найдем где-нибудь фортепиано и порепетируем. Не против?
— Конечно не против! Я заранее уверена, что песня замечательная.
— И вот тут я не буду возражать.
Мы вместе в голос рассмеялись, на нас тут же зашикала какая-то бабушка в очках, видно, дежурная, пришлось сбавить обороты. А после того, как Лида отработала свой номер — незнакомую мне песню на музыку Баснера и стихи Дербенева — мы уединились в одной из комнатушек ЦДРК, где следующий час посвятили музицированию.
— Пою — и слезы наворачиваются, — констатировала Лида, когда решили, что пора заканчивать.
— Да уж, сам сочинял — чуть не плакал.
Хотя у меня-то слезы наворачивались от мысли, что стащил я песню у своего друга Володи Мигули, которого не станет в середине 90-х. Боковой амиотрофический склероз, от которого еще не придумали спасения, да и покушение ускорило течение болезни. Мда, как говорится, давился, но жрал. Это точно про меня.
Последние дни перед отлетом прошли в суете, да тут еще Катька огорошила, что они с ее возлюбленным собираются в сентябре сыграть свадьбу.
— Вы что, не могли на август мероприятие запланировать? — набросился я на нее. — Ведь я же из Лондона не смогу прилететь специально на ваше бракосочетание! Нет, может, меня и вызовут на товарищеский матч с югославами, но он 4 сентября, а вы расписываетесь 11-го, следующую субботу. Да даже если бы и четвертого — кто бы меня отпустил перед игрой?
— Ну что ты кипятишься, мы вчера только заявление подали, а там, оказывается, настоящая очередь.
— Все с вами ясно… А жить где думаете? Я все равно улетаю, наверное, и живите в нашей 3-комнатной…
— Игорь настаивает, чтобы мы снимали квартиру.
— Независимости захотел, значит… Ну-ну.
Оно и понятно, жить в чужой квартире — не каждому мужику приятно, если он хочет чувствовать себя полноценным главой семьи. Но ладно бы нормальная хата, своя, а то ведь мыкаться по съемным… Сам прекрасно помню, как мотался от одной квартиры к другой, когда первое время жил в Москве.
— А знаешь что… Сделаю-ка я вам свадебный подарок. Был позавчера на собрании в Союзе композиторов, узнал, что начинают строить кооперативный дом, а пайщиков не добирают. Так что мне будет еще не поздно впрячься, купить для вас "двушку", например. Как вы на это со своим Игорьком посмотрите?
— Егорка, ты золото!
Катька повисла на мне, прижимаясь к моей груди своими объемными выпуклостями, и я невольно крякнул. Не будь я братом по крови — точно возбудился бы. Хотя… Нет, блин, нужно, судя по всему, снова бежать под холодный душ. Беда просто какая-то с этими бабами.
5 августа, накануне отлета, мы с Лисенком устроили прощальный вечер. В свободной от посторонних квартире почти три часа предавались плотским утехам. А напоследок я узнал такое, что чуть в обморок не грохнулся.
— Ежик, хочу тебе что-то сказать, — тихо произнесла одевающаяся Ленка, не поднимая глаз.
— Что любишь меня? Я тебя еще больше люблю.
— Нет… Ну, в смысле, люблю, конечно, просто… Просто у меня задержка месячных.
Оп-па! Вот это финт ушами! Я так и сел, непроизвольно ощупывая глазами живот подруги. Если срок и есть, то небольшой, пока еще ничего не заметно.
— Нормально, — пробормотал я. — У гинеколога была?
— В женской консультации? Еще нет, вот хотела на днях сходить… Егор, я не хочу делать аборт, не хочу убивать нашего ребенка! — с жаром выдохнула мне в лицо Ленка.
— А кто говорил про аборт? Если у нас будет ребенок — я только рад. Правда, родителям еще нужно сказать, твоим и моей маме, да еще учитывая мой контракт с "Челси"…
— Я думала про это, ничего, рожу — и мы будем тебя ждать с дочкой. Родители помогут, я уверена.
— Почему с дочкой?
— Я знаю, что будет дочка.
— Ну, в принципе, хоть бы кто, лишь бы здоровый, — изрек я философски. — Небось уже и имя придумала?
— А как же — Анастасия.
— Почему Анастасия?
— В честь моей бабушки, ты же знаешь ее, какая она у меня замечательная!
— Ну да, имел честь… А что, нормальное имя, Анастасия Егоровна — звучит. В общем, как посетишь гине… женскую консультацию — сразу пиши, а то я там от разных мыслей с ума сойду… Блин, а ведь нужно будет тогда и свадьбу сыграть. Не станешь же ты рожать, не будучи замужней женщиной! Если ты беременна, и если меня вызовут на игру сборной 4 сентября, то как раз могли бы и сыграть.
— Ага, а ты знаешь, какая очередь в ЗАГС?
— Точно, мне же Катька говорила…. Они, кстати, со своим хахалем женятся 11 сентября, представляешь! А заявление подали вот только на днях. Ничего, задействую связи, за один день распишут, — уверенно заявил я, подумав задним числом, что мог бы и для сестренки постараться с более ранним сроком росписи.
Провожать меня в "Шереметьево" утром следующего дня заявились все: и мама с Андрейкой, и Ильич, и Катька с Пашкой, и бабушка с дедушкой, и Лисенок… Это не считая Ряшенцева, который приехал меня лично напутствовать.
— Егор, помни, что за тобой — вся советская страна, весь советский футбол, — дыша на меня табаком, наставлял президент Федерации футбола. — Не урони, так сказать, честь, держи высоко знамя советского спорта!
— Понял вас, Николай Николаевич, не подведу! — пообещал я исполненным драматизма голосом.
Ну а дальше прощание, объятия, слезы… С Лисенком при всех, не скрываясь, целуемся в губы, и вот я уже смотрю из иллюминатора на проносящиеся под шасси самолета плиты взлетно-посадочной полосы. До свидания, Москва, и здравствуй, Лондон!
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11