1681 год
– Папа!!!
– Мама!!!
Радостный детский визг разорвал весенний щебет сада. Птицы – и те шарахнулись. Трое мелких детей бросились вперед и повисли на родителях. Двое близнецов-мальчиков – на Иване и Софье. Мальчик лет трех – на Алексее. Ульрика, держа на руках маленькую Ангелину, подарила супругу нежную улыбку.
– Родной мой…
Его величество, не спуская с рук сына, поцеловал супругу в щечку.
– Все в порядке?
– Геля чуть капризничает. Зубки режутся…
– Так. А эти друзья?
– Учатся. Александра от книжек не оттянешь, весь в отца.
Алексей улыбнулся.
– А языки как?
– Ох, как мы с ними разговаривать будем? То на русском, то на французском, то на испанском – на всех щебечут!
– Ты еще про датский забыла, родная…
Ульрика улыбнулась мужу. Ну да, на обучении языкам и чтению чуть ли не с колыбели настаивала Софья. Пусть в игровой форме, пусть шутя, но – обязательно! И, как ни странно, дети учились!
Трое старших уже читали, пусть и вслух, по слогам, но читали! В три года!
Роли распределились достаточно легко. И Ульрика, и Софья забеременели почти одновременно, хотя Уля родила Александра на два месяца раньше золовки, зато – одного.
Софья же порадовала мужа близнецами, Данилкой и Кирюшкой. Еще через два года Ульрика родила маленькую Гелю, а Софья пока выжидала. Первые роды дались ей не тяжело, но слишком часто рожать тоже ни к чему. Это она и Ульрике говорила. Пусть теперь передохнет, а годика через три посмотрим. Второй наследник тоже быть должен, так, на всякий случай. Мало ли что с первым случится…
Молодая царица неплохо вписалась в семью. В политику не лезла, но советы давала. И – неглупые. Старалась интересоваться делами мужа, а то как же! Дети – это хорошо, но одними детьми никого к себе не привяжешь. Должны быть еще и общие интересы.
Как-то естественно определилось, что Ульрика стала заниматься детьми. Это ведь важно, кому попало их не доверишь, придворные из них такое вырастить могут, что потом смотреть будет страшно.
– Что нового?
– Боюсь, скоро Алешке опять придется повоевать. – Софья опустилась на одну из скамеечек.
– Как?!
Ульрика побледнела. Уж что-что, а отпускать любимого мужа на войну? Какой женщине такое по нраву?
– Швеция, – пояснила Софья. – Карл зашевелился.
И успокаивающе улыбнулась.
За четыре года утекло много воды.
Сложная обстановка была в Европе. Австрийцы с переменным успехом осаждали Вену, добившись, что народ оттуда бежал во всех направлениях. Турки сопротивлялись, и вполне успешно. У Леопольда сил не хватало, а помогать ему никто не рвался. Папа Римский плевался ядом, но…
Ватикан – сильное государство? А сколько у него дивизий?
Иосиф Виссарионович был прав в любом веке. Авторитет, не подкрепленный военной силой, стоит недорого. Ты отлучением пригрозишь, а тебе – дружеским визитом с пушками. Не прошли еще те времена, когда Пап Римских пинками с трона сгоняли. Хотя Бенедикт был слишком умен для прямых угроз. И понимал, что всем – не до него.
Во Франции Людовик, разобравшись с делом о ядах, построил свой двор, но передохнуть не успел. Объявившийся наследник Вильгельма Оранского, тоже Вильгельм, взбунтовал Нидерланды. Да так, что деньги туда полетели широким потоком. А вот Кольберу, единственному, кто их умудрялся добывать для монарха, было плохо и духовно – и физически.
Постоянные ссоры с Лувуа подрывали его здоровье, так что отставка была не за горами. Софья одно время рассматривала возможность его приглашения на Русь, но потом отказалась. От греха…
Так что сейчас Луи был занят по уши. Восстание пока не подавили, неуловимый, словно реактивная вша, наследник возникал то там, то здесь – и Нидерланды полыхали! Карл пытался добиться помощи, но куда там! Ему не помогла даже женитьба на английской принцессе Марии, дочери Якова. Женись не женись, а денег в английской казне попросту нет.
Да по здравому размышлению Софья решила не выдавать Феодосию за этого героя. Швецию надо было давить – и серьезно, несколько столетий, пропалывая аристократию что ту морковку. А пока – нет уж! Отдавать сестру на растерзание… можно! Только вот ничего бы это не дало! Даже если убить Карла и его мамашу, ту еще гидру лернейскую, оставался риксдаг. А там пока еще всех не перевешали.
Ладно. Составим план и лет за сто – сто пятьдесят додавим. Не мы – так внуки. Все лучше, чем то, во что Швеция превратится в двадцать первом веке. Знал бы Карл, что знала Софья, – лично б в состав Руси рванулся вступать! Чего только одна сексуальная толерантность стоила… бэ-э-э…
Софье как-то было параллельно. По большому счету, с сексом – как с вином. Кому-то красное, кому-то белое, а у кого-то и вовсе язва. Но почему это надо выносить на всеобщее обозрение, да еще и привилегий для себя требовать на основании своих пристрастий? Не пинают – уже скажи спасибо! Хотя могли бы. В той же Библии секс идет средством для продолжения рода, а остальное – блуд. А за блуд там что-то увлекательное предусмотрено, с участием чертей и сковородок…
Зато с Данией была нежная дружба. Сестру Кристиан любил и, видя, что Ульрика счастлива, готов был поддержать ее супруга.
Так что строились корабли, обучались матросы, осваивалась Балтика… Вот Санкт-Алексбург не строился. Вместо этого Софья решила возвести небольшой замок на острове Котлин – и хватит. Город там ни к чему, слишком климат гнусный. А вот крепость – пригодится. Берег высокий, залить – не зальет, пушек поставим побольше – и облизнитесь, вражины. Опять же, Петруша под свое строительство сколько тысяч пленных шведов уложил? У нас столько нету. И людей жалко.
Да и вообще – зачем?!
Зачем строить новый город, если уже есть завоеванный?
Рига.
Ее даже переименовывать не стали. А вот перестраивать…
Постепенно в город потянулись русские купцы, принялись конкурировать со шведскими – тем, разумеется, такое дело не понравилось, и в городе вспыхнул бунт.
Попытался вспыхнуть.
И потух, обильно залитый потоками шведской крови. Федя был безжалостен, да и как поступить иначе? Допустишь хоть малейшую слабину – и тут же все полотно треснет, разлетится на ниточки, потом не соберешь…
Справедливости ради русские купцы охотно перехватили дела шведских, не особо вопия о гуманности. Кто-то сбежал, кто-то погиб, кого-то отправили на Русь в цепях, а в Риге все чаще начала звучать русская речь. Пройдет век, второй… когда-нибудь она окончательно обрусеет.
Карл возмущался, но кто бы его слушал? Это уже не его территория, а у недовольных всегда имеется возможность уехать. Нет? Бунтовать решил?
Ну так и пеняй на себя!
Шведы, конечно, вредили по мелочи. То корабль потопят, то на крепость налетят, ну так ответно бить не запретишь. Софья и так оторвалась на диверсиях. Наверное, американцы в Ираке столько не гадили, сколько ее люди в Швеции. Диверсанты с радостью охватили своим вниманием металлургическую промышленность Швеции и ее же рудники. Такой полигон для отработки навыков! Такой простор для фантазии!
Так что Карл сейчас не знал, за что хвататься. То ли диверсантов ловить и давить, то ли русским пакостить, то ли свою аристократию приструнивать. На все ж деньги нужны, а откуда их взять? Не дают, нет, никак не дают…
Англия… О, в Англии было весело и интересно.
Денег не стало вообще, их тянуло из казны пылесосом. То есть их вытягивал оттуда и из подданных его величество Карл. При незаметном и скромном содействии своей последней лебединой (лябедь, тьфу!) песни. Той самой.
Леди Винтер и верно стала любимицей народа Англии. Скромная, набожная, к тому же протестантка – что еще надо для счастья? Ах, простите маленькое пятнышко на светлом образе – королевская фаворитка, за которую активно соперничают Карл и Яков. И чего это стоит девчонке – удерживать обоих, крутить интриги, не отталкивать никого, но и не выделять… Софья была просто горда собой.
Куда там Екатерине Медичи!
И кстати, Англии от Машки тоже сплошная польза, ибо Карл решил построить дворец в честь своего невинно казненного отца. Да не какой-то там, а чтоб круче Версаля!
Выписали архитекторов из Италии, мрамор, лес… Стройка уже обошлась в три раза дороже, чем расходы на содержание флота. И это – в текущем году. А дальше-то будет еще интереснее! Еще живее и веселее!
Помимо национального развлечения «католик с гугенотом опять сошлись в бою», там назревало нечто более любопытное. Кажется, народ собирался бунтовать. А еще…
Софья подумывала, не поддержать ли Монмута. Все-таки у того были и наглость, и харизма, и возможности. Но нужно ли ей такое счастье?
Машка пока вроде неплохо справляется…
Вот если поддержать Ирландию и Шотландию, а заодно отколоть Уэльс, чтобы те немножко ударили англичанам в спину – это можно, это нужно.
А что будет с Англией?
Да пусть остров хоть на части раздерут и сожрут друг друга! Лишь бы в континентальные дела не лезли. Софью больше интересовали английские колонии.
Вот Турция – там все сложно. Гуссейн-паша принялся активно реформировать устаревший бюрократический аппарат и создавать новые армейские корпуса. В итоге ни сезона без бунта не обходилось! Называется – отойди в сторону и дай врагу самоуничтожиться. Казаки даже заскучали! Просто отвратительно! Ни тебе набегов, ни тебе походов… Лови изредка турецкие корабли – и те почти не сопротивляются! Все вояки заняты! Кто бунтует, кто усмиряет! Людовик вообще без присмотра остался. Союзы, обязательства… Куда там! Свои б проблемы разгрести!
Софья уже всерьез рассматривала вопрос переброски казаков в теплые дали, например – Индийский океан. Остров Родригес и Сейшельские острова пока ничьи, остров Сокотра – турецкий, Маврикий – голландский…
Формально-то португальские, но сил отстоять их у Педру нет, так что договориться с ним вполне реально. И установить на островах совместный русско-португальский протекторат. А казаки будут развлекаться походами к туркам и арабам. Чтобы те не расслаблялись больше меры.
А что?
У нас тоже колонии есть, штук несколько. Почему бы ребятам и не объяснить местным флибустьерам, кто в этом пруду самый зубастый карасик? По кличке пиранья?
Испания поможет, если что! Ой как поможет!
Дон Хуан тогда все-таки принял правильное решение. Любовь – это замечательно, но кровь ублюдка надо смешивать с благородной, а не с дворовой. Состоялось тягостное объяснение с Машкой. Ну как тягостное… Для благородного кабальеро – весьма и весьма, а самой Маше разве что не улыбаться было сложно.
Кабальеро, потупив глазки, объяснял невинной девушке, что просит у нее руку и взамен предлагает свою. Сердца отдать не может, оно уже принадлежит другой, а вот рука, титул, верность и куча проблем – это вам будет в комплекте. Хоть солите с груздями.
Машка, так же опустив ресницы, чтобы не видно было торжествующего блеска глаз, отвечала, что она все-все понимает. Скромно не упоминая, что именно. Она, ей-ей, не собиралась становиться на пути Любавиного счастья, но и не встала! С чего бы? Счастье – оно ведь у всех разное. И Любава просто не хотела выбираться из своей золотой клетки. Привыкла, спокойно, уютно, дети рядом, родные близко… Чего еще надо? Такая вот жизнь. Домашняя, сонная и спокойная. А ехать в Испанию, строить там новую, дрессировать придворных… э, нет. Перебор.
Так что Любава отговорилась детьми.
А Маша для себя посчитала в уме. Дон Хуан ее старше на тридцать с хвостиком. И время, чтобы погулять, у нее еще будет. И для любви – тоже. Но лучше ж, когда ты – испанская королева-мать, а не русская царевна?
Куда как лучше…
Так что пара обвенчалась и уехала сначала в Архангельск, а потом и на новую родину. В Испании в это время творился бардак. Править Марианна хотела, но ты поди сумей! С этим была напряженка. К тому же кто-то шептался, что Князя морей убили по ее указке, настраивал против нее народ, а сын… сына и настраивать не надо.
Он и так старшего брата обожал всей своей недоразвитой тушкой.
К тому же…
Дон Хуан не просто так пятьдесят лет своей жизни прожил. Имелись друзья, сторонники, сотоварищи, которым инициатива «Марианны» не понравилась. А уж когда они узнали о злоключениях своего лидера…
Особенно старалась Анна Франциска де Борха-и-Дориа, в браке графиня Лемос. Дама была вице-королевой Перу, управляла нехилым куском территории без оглядки на мужа и имела здоровенный зуб на Эскуриал. После нашествий, иначе и не скажешь, пиратов, во главе с небезызвестным Морганом, чтоб ему…
Софья мельком подумала, что у дамы к дону Хуану отнюдь не платонические чувства, но беспокоиться об этом не стоило. Слишком уж оная дама набожна и честна. Хорошие качества.
Так что когда дон Хуан с молодой женой высадился в Гранаде, почва для возвращения героя была подготовлена. И для донны Марианны монастырь нашелся.
Хороший, католический, а главное – с высокими стенами и сговорчивыми сестрами. Которые не собирались ни выпускать дамочку, ни передавать весточки с воли.
Жестоко, да. Но не убили ж! И даже родной сын слова против не сказал. Так что дон Хуан был регентом Испании при его величестве короле Карлосе Втором, а его жена успела уже родить горячему испанцу сына.
Интересно, что они сейчас поделывают?
* * *
Ее высочество принцесса Мария в данный момент вытирала краешком платка умело подкрашенный глаз.
Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу…
Привет из далекой Руси, от сестрицы, не иначе.
История любви его величества Хуана к русской принцессе Аманде обошла уже половину мира. Персонажи были легко узнаваемы, а вот историю подчистили. В ней имелись и коварная злодейка, которая покушалась на своего пасынка, и пираты, и принцесса, нашедшая на берегу раненого героя, но – увы! Принцесса оказалась замужем, и влюбленным пришлось расстаться.
Он женился на другой, но…
Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду…
Рядом раздался всхлип.
Проняло даже стальную донну Эстефанию, которую Машка про себя именовала Степанидой. То-то же! А как ворчала, а как шипела, мол, это простонародное зрелище, да еще и песни какие-то подозрительные… не баллады, не канцоны! Зато сейчас сидит, сопли за мантильей прячет! Так тебя!
Сколько же трудов пришлось приложить Марии, чтобы просто выжить! Вот просто – выжить в этой Испании, будь она неладна! Здесь регламентировали каждое движение, каждый чих и пук благородных сеньоров и сеньорит. Доходило до смешного.
Например. Дворцы делились на женскую и мужскую часть, и если после захода солнца кто-то из мужчин, кроме короля, оставался на женской половине – все, смертная казнь.
Регламентировалось все.
Как есть, как молиться, ходить в туалет… Вплоть до формы ночной вазы. Разве что в кровать к ним с доном Хуаном не лезли свечку подержать. И Маша понимала, почему так тревожились за нее старшие брат и сестра. Окажись она чуть слабее, чуть безвольнее – ее бы уничтожили.
Статс-дама, властная и стервозная донна Эстефания, попросту пыталась сломать юную женщину. Маша с неудовольствием вспомнила, как ее пытались третировать, как неодобрительно смотрели, как шипели в спину… Зря, все зря! Маша не собиралась ни молиться в отведенное время, ни вышивать, ни проводить целые часы в обществе своих дам.
Размечтались! Это когда не знаешь другой жизни или скован по рукам и ногам. А она – сестра русского государя! Она таких дам на завтрак без соли слопает!
Первым делом дамам досталось за вырезы на платьях. Потом – за неуместное украшательство. За сплетни, за любовные интрижки, за ханжество. Одну Машка просто выгнала из фрейлин, заявив, что в ее свите не место особе, которая по ночам задирает юбки перед всеми желающими, а днем разбивает лоб в храме, надеясь кого-то обмануть. Либо не греши, либо пошла вон.
Тяжело?
О да. Было адски, каторжно тяжко. Утешало лишь одно – она не королева. Она лишь супруга регента. Королева появилась два года назад, кстати – тезка Маши. Только Мария-Луиза, французская принцесса. Муж наивно надеялся на наследника от любимого братца, Маша не спорила, но была твердо уверена в словах Софьи.
Раз та сказала – бесплоден, значит, хоть кабачками его обложи, а детей не будет.
Вот француженке было тяжко. До нее даже дотрагиваться не имели права. Искоренялось все. Ей-ей, Маше иногда казалось, что испанцам не нужны король и королева. Посадите пару кукол в кресла – и пусть правят! А что? Денег не просят, приказов не отдают, этикетные – насквозь! Но все верно. Работал и тянул на себе весь воз ее супруг. Ну и соратники.
Кое-кого Маша знала еще по временам царевичевой школы, по рассказам Софьи.
Шпионы?
Да, благородный дон отлично понимал ситуацию. Ну шпионы. Так от своих же, родных испанских дураков, вреда куда как больше, чем от заграничных врагов. А уж с Русью ругаться… Дон Хуан отлично видел, что Русь – его естественный союзник, особенно против Людовика.
Собственно, что пока сдерживало французского монарха, так это Нидерланды и отсутствие детей у Карла. Как ни старалась очаровательная француженка – увы! Поцелуи, ласки, сказки – пожалуйста. А вот сам процесс…
Королю это было не дано.
Так что пока наследником испанского престола официально считался их маленький Мигель. Мигель Хорхе Франциск, наследный принц Испании.
И Маша знала, что опять в тягости. Просто пока молчала. Еще месяц-полтора у нее есть, потом опять надо будет гонять лекарей, ругаться с придворными дамами и беречься убийц. Было, все было. И отравить пытались, и наемников подсылали… Если б не охрана, да не простая, а из русских, проверенных людей, давно бы ни ее, ни мужа не было. Сейчас-то чуть полегче, но в самом начале…
Маша вспомнила, поежилась… и бросила цветок на сцену. Там как раз закончился спектакль, раскланивались актеры, зрители утирали слезинки, а кое-кто, менее благородный, шмыгал во весь нос.
Донна Эстефания еще раз всхлипнула, покосилась на Марию и промолчала.
То-то же. А года два назад – так точно б ляпнула нечто вроде: «варвары» или «поверить не могу, что эти медведи способны на такое…». И испанские гранды дрессировке поддаются, главное – правильно подойти к делу.
Но сколько ж еще предстоит работать! Сколько труда потребовалось Маше, чтобы у нее не отняли сына! По счастью, супруг был полностью на ее стороне. Насмотрелся на младшего братика Карлоса, потом на Руси добавил впечатлений – и первого лекаря вообще через окно выкинул. Жив тот остался, но спорить уже не мог. Со сломанной в шести местах челюстью это вообще сложно.
Так что…
Маша могла оставить ребенка часа на два-три под присмотром нянек и проверенных людей, но потом возвращалась – и горе тем, кто ее ослушался. На нахальную русскую смотрели косо, но что могли сделать придворные, если король к ней благоволил? Да и Мигелито, вопреки всем воплям и прогнозам, рос здоровым крепким мальчишкой, копией отца в детстве, свободно болтал то на русском, то на испанском, пытался читать и обещал в будущем разбить не одно девичье сердечко. Глаза ему, кстати, романовские достались. Ярко-голубые, как и у матери.
Но сразу Маше попасть к сыну не удалось. Пришлось идти к мужу.
– Что случилось?
– Вести из Англии. Умер Карл Стюарт. Наследником объявлен его брат Яков.
– И что теперь будет?
Лицо дона Хуана осветила улыбка.
– А теперь, дорогая супруга, мы будем писать твоему брату. Настало время расквитаться с подлыми англичанишками за все их происки. И вернуть себе хотя бы часть награбленного.
Маша кивнула:
– Я в вашем распоряжении, мой супруг и повелитель.
Дон Хуан кивнул, притягивая чернильницу. Такие письма пишут сами, не доверяя секретарям. А Маша нужна, чтобы перевести его на русский язык и переписать. Все же он не сделал тогда ошибки.
И пусть до сих пор перед глазами стоит синеглазая фея, в волосах которой запуталось солнце, пусть любить Аманду он будет до конца жизни, но… Это – не счастье, как пишут о нем поэты, но и несчастьем назвать нельзя. У него есть… Да практически все, что нужно. Он плакал о судьбе Испании, не в силах ничего изменить? Вот ему и помощь, и деньги, и титул регента: меняй!
У него не было детей?
Теперь есть. И еще будут, он пока не настолько стар.
Не было жены?
Да, это не Аманда, и никогда ею не будет. Но Мария умная и сильная. Случись что с ним – вырастит Мигелито достойным. Разве мало? Верьте, у кого-то и того не было и не будет. Да, хотелось бы большего, но тогда… Ах, он мог бы. Мог остаться на Руси, жениться, навсегда забыть про долг, про обещания, данные отцу. И был бы счастлив?
Нет. Никогда. Рано или поздно он бы проклял и себя – и свою слабость. И Аманда не помогла бы. Он возненавидел бы все. Себя, ее, детей, саму Русь, Испанию… Чувство долга хуже кислоты. Разъест любую душу.
И, выбирая между долгом и любовью, Князь морей выбрал долг. И надеялся только на одно. Может, потом, после смерти… хотя бы там его душа встретится с ее душой?
Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду…
Как поэт мог так понять его чувства? Так сказать? Так искренне, сильно, точно… Дон терпеть не мог эту пьесу. И все же… она как нож, прижигающий рану. Больно, страшно – и очищает.
Он встряхнул головой. Супруга стояла рядом, молчала… Он видел, что она понимает. Но промолчит и на этот раз, и в следующий – и дон Хуан был благодарен ей за это. Не возлюбленная, нет. Соратница. Совсем как ее сестра, даже улыбка похожа. И это – хорошо.
Перо мягко побежало по бумаге.
Друг мой и брат, я получил сегодня неожиданное известие…
* * *
Анна Мария де Бейль вытерла слезинку со щеки.
Король Карл умер. Да здравствует король Яков!
Ах, бедный, слабый Старина Роули. Несчастный ты католик… Болван и тряпка, если уж называть вещи своими именами.
Сама Анна всячески подчеркивала свою приверженность англиканской церкви, одевалась подчеркнуто скромно, не носила роскошных драгоценностей, но тут ведь важно не что надеть, а как! И простенькие платья сидели на ней идеально, подчеркивая фигуру так, что красоткам с декольте и бриллиантами оставалось только шипеть вслед.
Зато ее не ненавидели.
Между прочим, и по Лондону ездить можно было спокойно, и даже ходить, коли придет такое желание. Никто не кидался в нее гнильем, не орал «папистская шлюха» или еще что-нибудь такое же приятное, не пытался растерзать, как Нейл Гвин…
О, бедная Нейли Гвин. Актрисулька умерла год назад. Карл утешился Анной и не вспомнил про свою любовницу. А вот не надо, не надо договариваться с Луизой Керуаль и пытаться травить новую фаворитку. Вот и пришлось леди Винтер ответить «апельсиновой девушке» любезностью за любезность. Хотела отравить?
Ну так приятного аппетита, дорогуша! Кушай грибочки, не обляпайся! Порошок из бледных поганок – это не вульгарный мышьяк, чесноком не воняет. И поди распознай его в блюде! В гибели Нейл обвинили Луизу Керуаль, еще одну надоевшую Карлу любовницу, и до эшафота француженка не доехала. По дороге камнями закидали. Анна честно погрустила два дня, посокрушалась о своем коварстве и сосредоточилась на главном.
Надо было стать фавориткой и Карла – и Якова. Видит бог, это удалось во многом благодаря натуре мужчин. Пусть братья, но Яков мечтал о том, что есть у Карла, а старший невольно подогревал эту зависть. Сейчас, конечно, станет сложнее.
Но Анна продержится сколько надо. И…
По красивым губам скользнула коварная улыбка. Она, в общем-то, дешево обходится Англии. Ей не дарят замков и не жалуют титулы, у нее нет незаконных детей… Все, чего она просит, – в Англии и останется. Например, мост через Темзу, такой большой, что под ним может пройти корабль. Без него Лондон существовать просто не сможет!
А то, что он обойдется дороже золотого… Ну, это уже детали. Зато там будут две громадные башни, куча фигур, статуй, ширина чуть не пятнадцать метров, а длина – двести пятьдесят. И главными статуями станут статуи Карла Первого и его жены Генриетты-Марии.
Разве не замечательное начинание?
Или здание театра. Настолько монументальное, что Тауэр рядом с ним не смотрится. Зато красиво! И выступить в нем будет громадной честью!
Или дворец! Да чтобы не хуже Версаля!
Деньги, правда, высасывает полностью, но это – мелочи жизни. Главное – след в веках останется! А деньги – прах. В этом уже убедились несколько десятков тысяч англичан. А не надо вступать в разные непроверенные компании и оплачивать поиски алмазов на Берегу Скелетов, добычу жемчуга на островах Океании и прочую чушь! Что вы хотите?
Вложить пенни и заработать фунт? Это возможно, но неправильно сформулировано. Если сто дураков вложат пенни, умный заработает не один фунт, так-то.
– Леди Винтер, вы сегодня очаровательны…
Анна машинально ответила на приветствие графа Шефтсбери. «Кабальное» министерство давно распалось после мучительной смерти герцога Лодердейла, но Энтони Эшли был одним из его огрызков. Пока – непотопляемым.
А герцог Лодердейл… Да, ужасная трагедия!
В один из туманных дней оного герцога нашли в его доме. В таком виде, что страшно смотреть. Неизвестные поглумились над беднягой так, что опознать было трудно. Похоже, кожу с герцога по лоскутку обдирали тупым ножом. Выкололи глаза, переломали кости… Страшное убийство всколыхнуло весь Лондон.
Негодяев так и не отыскали. А леди Анна не торопилась никого просвещать. Месть – это хотя бы честно. Вот зачем подсылать убийц к государыне Софье? Да еще и государыню Екатерину травить? А не делал бы людям гадости – и жив бы остался.
И так случится с каждым, кто протянет гнусные лапы к русскому человеку.
* * *
Иван Сирко взмахнул саблей.
На миг казакам показалось, что впустую. Но потом кисти рук упали на землю, а по степи понесся дикий вой.
– Прижечь! А как очухается – пинками гнать! Чтобы впредь неповадно было!
Хоть и шел старому казаку восьмой десяток, а все одно рука не дрогнула. И приговор это вынести не помешало.
А то ж!
Всех путей не перекроешь. Весь Крым пока не заселен, плотно форпостами не обставлен, а потому случаются иногда налеты татарских шаек. Из тех, кто в Грузию да Армению удрал.
Оно и понятно, сразу всех не выведешь, остатки пропалывать приходится. Воевать по-честному – это не для таких «героев», а вот налететь, пошакалить и удрать обратно – самое татарское поведение. Вот и приходится старому казаку объезжать границы да за такими негодяями гоняться.
А хорошо здесь…
Особенно когда из Сибири воротишься.
Не оставил бы старый казак тех краев, да климат, лекари сказали, уж больно неподходящий. Ему где теплее надо бы пожить, тогда и суставы прибаливать к непогоде перестанут, и рука, держащая саблю, не дрогнет.
Пришлось вернуться в Крым, и сразу же дело нашлось.
Тогда, пять лет назад, еще не верил Иван, что и верно – их Крым станет, казачий. Но слово свое государь сдержал. Люди с Сечи пришли, расселились, кто из пленных остался, кто просто так приехал – и получилась этакая смесь из разных народов и племен.
Не обходилось и без трудностей, недавно сам на корабли несколько семей грузил… Решили, понимаешь, что можно на православной земле законы собственные устанавливать. Нет уж, раз ты тут – так ходи в церковь, Богу молись как положено, с батюшкой, опять же, словом перемолвись, детей на учебу отдай, сыновей потом – обязательно в учение, чтобы саблей владеть умели. А то как же?
Казачья станица – это тебе не холопская деревенька, здесь каждый мужчина – воин, защитник. А тут приехали, черт их разберет, откуда, вроде как из Голландии, беженцы, поселились, и начали требовать неясно чего.
Детей они в школу не отдадут, им Закона Божьего хватит. Да не православного закона, а невесть какого, о таком ни католики, ни протестанты не ведают. Что-то уж вовсе непонятное. Сыновей казакам на выучку тоже не отдадут – вот еще! Мы к вам приехали, так что вы нас защищать должны. А мы так поживем.
Батюшка с ними поговорить пытался, хороший поп, отец Федор. Иван его лично знает, так чуть не побили божьего человека. Бурчат что-то по-своему, глазами косятся… А суть одна. У нас свой бог, у нас свои дела – и не лезь в них. Вот куда это годится? Ты среди людей живешь, на чужую землю приехал, и ее ж законы соблюдать отказываешься? Точно отказываешься?
Ну, тут разговор с ними короткий и оказался. За шкирку – и на корабль. И куда подальше, в Турцию. Авось Бог милостив, не даст пропасть!
И умолитесь там на здоровье.
На Сечи, да и в Крыму, разные люди живут. Со своими богами. И католики, и протестанты, и православные… и вроде как в горло друг другу не вцепляются. Лет сто пройдет – все православными будут. Правда, и расселяли иноземцев – государь особливо просил – не более двух-трех семей на село. Переженятся потихоньку, кровь обновят, перемелются на русский лад…
Только потрудиться для этого придется очень много, может, и дети его конца не увидят, разве что внуки. Но ради своей земли – стоит.
Иван поправил перевязь, чуть сбившуюся на сторону, оглянулся на своих людей.
– Что с этой падалью?
– Сомлел.
– Ну и бросьте, где валяется. Если Бог милостив – выживет, нет – сдохнет.
Жалости к грабителям Иван и на грош не проявлял, вот еще! Со злом пришел – на своих двоих не уйдешь. Из десятка бандитов в живых осталось трое, но даже ложку ко рту им уже не поднести. Безруким-то…
– И поехали. Меня Мазепа видеть хотел. Приехал, разговора просит.
* * *
Иван Степанович Мазепа был из тех людей, которых Сирко не переваривал.
Вот посмотришь – и пригож, и хорош, и обаятелен, и гетманом абы кого не поставят, но!
Убивайте – не лежала душа у старого характерника к этому человеку. Черт его знает почему, а только ощущение, что на болоте с гадюками. Противно и тошно. Но выбирать не приходится.
Насколько помнил Иван, Мазепа раньше состоял при Дорошенко, но как пошел тот под турецкую руку, Мазепа вмиг откололся от предателя, прибежал к царю и был за то жалован еще Алексеем Михайловичем. А Алексей Алексеевич, видимо, проморгал угодливого мерзавца.
Хотя почему – мерзавца?
Ничем плохим Мазепа славен покамест не был, на своем месте был полезен, а что характернику не нравился… чутье к делу не пришьешь.
Так что и шести часов не прошло, когда Иван осадил коня у своего дома и полюбовался на Мазепину свиту.
Ох и разряжены, что те девки восточные. Камней налепили, дорогое оружие нацепили… С-соплячье!
Еще и по сторонам зыркают, мол, что это такое? Атаман, а в хате живет. Не во дворце. Да предлагали Ивану дворец, предлагали. Не захотел. Поздно ему уж переучиваться, да и ни к чему. Атаман – он со своими людьми жить должен, чай, не султан турецкий.
Мазепа ждал в хате, мирно попивая чаек с плюшками. Кухарка Ганна улыбалась гостю, но тоже как-то натянуто. Иван-то видел, а вот Мазепа то ли предпочел не замечать, то ли…
– Поздорову, батько Иван. – При виде хозяина Мазепа встал и поклонился. Уважительно.
– И тебе, Иван Степаныч, подобру. А с добром ли?
Желтые глаза Сирко впились в гостя двумя клинками.
– А тебе решать, батько…
– Ну, рассказывай.
В изложении Мазепы было так.
В Турции что-то, да назревает. И может так быть, что скоро опять придется кровавить клинки.
Иван согласно кивнул.
Да… Турция. Тот еще прыщ на ровном месте. Османская империя, чтоб ей! Но сильны, отрицать нельзя. Даже с султаном Сулейманом.
Его недавно из Вены выбили.
Это Иван тоже слышал. Знал. Как же, турки ее, почитай, три с лишним года удерживали. Сколько там народу полегло – подумать тошно, но хоть не своих, и то хлеб. Наконец туркам просто перекрыли все пути поступления провизии и боеприпасов и взяли измором.
Леопольд то ли торжествовал, то ли плакал. Казна пуста, город чуть ли не на куски разнесли – и гарантии, что набег не повторится, попросту нет. К тому же за это время турки усилились. Реформировали армию, часть бюрократического аппарата – и стали опасны. И куда они пойдут?
Опять в Европу?
Ой ли…
А вот сюда – могут. Понимают, что есть чем поживиться…
Иван Сирко выслушал гетмана и молча кивнул.
– Государю отписывать надобно.
– И опять на пули турецкие идти?
– Так ведь за свою землю, не за чужую…
– За свою ли? Царь нас сюда посадил, царь и согнать может.
И будь на месте Ивана Сирко кто из его детей, тут бы разговору и конец. Молоды были, вспыльчивы. А вот старый характерник…
Невелик труд – выхватить шашку да рубануть от плеча до пояса. Это можно, это легко. Только и Мазепа не дурак, и его можно не положить, и сам здесь упадешь, и… главное-то иное! Неспроста ж он такие речи заводит! Ох неспроста.
А потому…
– Может. Только и выбора у нас нет. На Сечи мы не жили – выживали, а тут хоть дети спокойно расти могут.
– А мы, казаки вольные, царю служим что те шавки! Только хвостом не виляем!
– Ты, Иван Степанович, мне не это говори. Что, другой царь есть? Коли дело сказать можешь – вот о том побеседуем. А коли нет выбора, так приходится и хвостом вилять, никуда не денешься. Разве что на живодерню.
Мазепа немного помялся, а потом, видя, что старый характерник не хватается за саблю, принялся излагать свою мысль. Очень осторожно, аккуратно, окольными путями.
Татары в Крыму сколько держались? И сами себе хозяева были!
Ну так теперь казакам надо их путь повторить!
Послать… подумать русского государя и отделиться от Руси! Турки помогут, ежели им помочь в обратную. И будут у казаков и корабли, и люди, и города. Кто согласен – пусть остается, работает тут, живет. Кто не согласен…
Сабля – она острая. Хороший аргумент в переговорах.
Иван слушал, покусывая длинный ус. Думал. Потом прищурился на Мазепу:
– А мне тут где место?
– Как же без тебя, батько Иван? За мной люди пойдут. Но не так много, как хотелось бы. А ты…
Суть заговора окончательно стала ясна. Оно и понятно, Мазепа популярностью не пользуется, ему знамя нужно. А кто лучше Сирко?
Разин? Так тому не с руки, он на царской сестре женат, с Романовыми тесно завязан. А вот Иван Сирко всю жизнь был воином и бунтарем… За ним пошли бы. Да и стар он, долго власть не продержит, такие Мазепы вмиг выпавшее подхватят и, его именем прикрываясь, столько наворотят…
– Ты, Ваня, малый не дурак, – Иван Сирко с трудом проглотил «но и дурак немалый». – А только с султаном поговорить надобно, сам понимаешь. Что ж мы, глупее утки? Нам хлебушек показали, а мы и крякать? Кто сказал, что нам его еще и бросят?
– Переговорить-то несложно…
– Вот ты сначала переговори, бумаги какие получи… Фирман, кажись?
– Да, батько.
– Да осторожно, сам понимаешь. Узнает об этом русский государь – голов не снесем. Ни ты, ни я, ни дети наши.
Вот слова о детях Мазепу окончательно и убедили. Он покрутил носом.
– А я уж, грешным делом, думал, батько Иван, что ты меня…
– Думаешь, волку на сворке ходить легко? А только и выбора нету. Коли сорвемся – головы поотрывают.
Дальше беседа пошла уже намного легче. Под чаек с горилкой да под ватрушки с творогом.
Уезжал Мазепа довольный и спокойный. Поверил. И не таких старый характерник вокруг пальца обводил, а только нехорошее дело затевается. Ох нехорошее…
А что делать?
А грамотку писать царю.
* * *
Как хороша, как красива ночная степь! Только тот, кто бывал там, может передать всю ее торжественность, всю необъятность, всю загадочность.
Небосвод – опрокинутым куполом, громадные загадочные звезды, льющие холодный свет на землю, трепетный шепот ветра, отчаянный запах трав. Дурманящий, кружащий голову.
И – ночная песня.
Песня волка. Песня стаи.
Глухие и звонкие голоса переплетаются, взлетают к небу, приветствуя царицу-ночь. Хор выводит согласованную торжественную мелодию, то вплетая новые голоса, то выпуская на волю старые… И люди тут вовсе ни к чему.
Но куда спрячешься от этих отвратительных двуногих? Скоро в логово к порядочным волкам залезут!
– Скачи, Митька, сразу до Азова. А там проси своих – только своих, запомни! – переправить тебя к государю. Или к государыне Софье, вот уж толковая баба, ей бы атаманшей быть…
– Что на словах передать, батько Иван?
– Передай, что я постараюсь всех вызнать, да и ударю. Коли дурное обо мне услышат, пусть не верят. Я государю крест целовал и от слова своего не отойду. Но другой отошел – и коли дать ему развернуться, много крови прольется на нашей земле.
– Я передам.
Очередная волчья рулада взвивается к небесам. Митька передергивает плечами. Иван словно и не замечает ничего.
– Дай проверю. Пистоль, порох, пули – все на месте?
Все здесь.
– Вода, сухари, мясо…
– Все взял.
– Коней не жалей. Я тебе лучших дал, да и ты не тяжел. Бог милостив, не загонишь. А и загонишь – пес с ними, известия важнее…
Дмитрий, он же Митька, кивнул. Он-то понимал, Иван Сирко дал ему прочитать письмо к государю, а после лично зашил его в шапку мальчишки. Благо в Крыму царевичевых воспитанников хватает, уследить за ними возможности нет, но именно этому приглянулась девчушка из села, в котором жил старый казак. Вот и пробирался Митька огородами к своей зазнобе, когда на его плече сомкнулись сильные пальцы.
– Поговорим, конек?
Атаману в Крыму не отказывают. Ясноглазая Оксана была забыта через полчаса разговора, а Митька готовился что есть силы лететь в Азов. Тут уж не до гулянок. Коли Мазепа так нагло явился к атаману – точно имелись у него кинжалы за пазухой. Кто еще с ним, сколько их – бог весть, а значит, и верить никому нельзя.
Митька и не собирался. Ему сейчас лететь по ночной степи, под волчий вой… бррр… Иван Сирко словно прочел мысли юнца.
– А ты не бойся, не тронут тебя волки.
– Жаль, они о том не знают.
– Я о том знаю – и тебе довольно.
Глаза атамана блеснули желтым. И выглядело это так… Тут любые сплетни попомнишь. И про его братание с волками, и про то, что рожден он с зубами был, а выкормлен волчьей кровью… Страшно.
А, плевать! Предательство страшнее волка, тот честно нападает, а эти из засады горло рвут. Так что Митька еще раз все проверил и взлетел в седло.
К царю, как можно более спешно – к царю.
* * *
– Дорогая маркиза, благодарю вас за сына.
Людовик XIV склонился над фавориткой и коснулся губами ее лба.
– Это я благодарна вам, мой повелитель, – прошептала мадемуазель де Скорай де Руссиль.
Очаровательная Анжелика по-прежнему была фавориткой Людовика. И знать не знала, что на Руси ее прозвали «Маркизой ангелов». Удержаться было выше человеческих сил.
Людовик, Анжелика, только графа не хватало, но кто сказал, что его еще не будет? В перспективе? Людовик-то уже немолод, а женщина должна устраивать свою жизнь… Даже у мадам де Монтеспан был супруг, а очаровательная Анжелика чем хуже?
И ее выдадут…
Людовик вообще поступил как бизнесмен двадцатого века и поделил полномочия. Анжелику он любил в плотском смысле и во всех позах, а Франсуазу Скаррон вызывал для бесед. Одна для души, вторая для тела – чего еще надо? Обе терпеть друг друга не могут, но кого и когда волновали чувства фавориток?
Людовику – так точно было все равно. Он и этого сына собирался подсунуть Франсуазе, поскольку количество мозгов в голове Анжелики стремилось к нулю. Такая приятная розовая пустота…
Но – сын. Значит, он еще о-го-го, мужчина!
Людовик довольно улыбнулся. Здесь и сейчас жизнь его радовала. Версаль строился, фаворитка родила, политика… так. Не будем в такой хороший день о политике! Потому что она-то и не радовала.
Турок закономерно выбили из Вены, так что хотя бы Папа Римский отцепится.
Ненадолго.
Тут еще много всего. И Нидерланды, и Испания… вот где плохо-то! От мужа эта курица никак не родит, а от любовника… Да если б все было так просто!
Но все эти дуэньи да придворные дамы к испанской королеве и святого духа не пропустят. Вмиг на подушки ощиплют! Нет, любовник исключен.
А Испанию прибрать к рукам хочется! Но там же еще этот… бастард! И обойти дона Хуана не получается! Могла бы сыграть свою роль Турция, но в ней своих проблем хватает. Если турки куда и пойдут – только к русским. В Европу им ход сейчас заказан.
А вот что будет дальше – неизвестно. За эти несколько лет беспорядков отделились от Австрии и Хорватия, и венгры перешли под уютное польское крылышко, под шумок прихватив с собой Трансильванию. И им там вовсе даже неплохо живется. Помолвки заключают, с-сволочи!
Людовик аж оставшимися зубами скрипнул, как вспомнил! Значит, его дочки незаконные! А выдать русскую царевну за испанского ублюдка… Что ж он-то ему племянницу не предложил, их ведь две?! Не подрассчитал. Думал, убьют! И с Текели русские породнились…
Вот ведь, вроде на мировую арену и не лезут, а уши торчат. Не там, так здесь чувствуется: русские руку приложили! Подозрения не есть уверенность, и потому Людовик пристального внимания на Русь не обращал. Где там тот Крым! Где там те шведы! Сидят русские себе в глуши – и сидят, в Европу не лезут. Или – лезут?
Сейчас, к гадалке не ходи, Леопольд будет воевать с Турцией. Как же, такая плюха по репутации! А вот когда это закончится, постарается вернуть отпавшие кусочки территории, а те возвращаться вовсе и не захотят. Им-то к чему? Они этой независимости сто лет добиваются, кабы не больше, они ее получили – и просто так не расстанутся. То есть поляки им помогут войсками, а там Ян Собесский… Эх, тоже упущенная возможность. Могли ведь через его жену влиять, но развелся, гад! И женился на другой, какой-то русской… Опять! Опять русские!
Он-то счастлив, но на интересы La belle France ему теперь плевать. С горы Арарат.
Папа Римский поддержит Леопольда, будет требовать помощи и от остальных, а к чему это Людовику? Нет уж, ему ослабление давнего врага только выгодно.
Англия? А что в Англии?
Умер Карл, пришел Яков. И как бы ни любил Людовик своих родственников через принцессу Генриетту, но помогать островитянам не собирался. Попросят помощи – получат. Может быть.
А может и не быть. Денег, например.
Мы еще посмотрим, что нам будет на тот момент выгоднее: поддержать Англию, или оказать помощь ее врагам, или отщипнуть кусок английских колоний…
Людовик хищно улыбнулся.
По справедливости, Франция должна быть первой из мировых держав. И самой богатой. Так что… нет, не будет он поддерживать Леопольда. Лучше выделит деньги на армию и флот. Тот больше в хозяйстве пригодится.
* * *
– Соня, ты уверена, что стоит поддерживать этого Монмута?
– Его – не стоит, – согласилась Софья, покачивая носком туфельки. – Да и не так у нас много денег и сил, чтобы их отдавать такому… наглецу.
– Клоун?
– Смазливый сопляк. Особенно ничего не представляет, но обаятелен – не отнимешь. Потому и легко находит сторонников. Это у него в отца.
– Которого? – уточнил Ваня.
– Карла. Он – его сын.
– Люси Уолтер спала со многими.
– Карл – отец Монмута, – спокойно повторила Софья. – Я знаю.
И скромно умолчала, что знала-то это из своего, двадцать первого века. Когда провели генетическую экспертизу и доказали родство Джеймса со Стюартами.
Мужчины переглянулись. Софья обычно отвечала за свои знания, что есть – то есть.
– И что ты хочешь?
– Людовик не поддержит Монмута, ему выгодна смута в Англии, но к Якову и Карлу он неплохо относится. Так что в драку не полезет. Но Монмут и сам справится.
– Думаешь?
– Уверена. А мы пока поддержим кого поинтереснее. Есть ведь и уэльсцы, и шотландцы, и ирландцы… Давно их островок со всех четырех концов не полыхал. А пока им будет весело и не скучно, Хуан под шумок захватит большую часть их колоний.
– А мы с этого что получим? – прищурился Алексей.
– Перспективу. Думаю, Князь морей поделиться не откажется. Сначала в малом, а потом и в большом. Ну что такое? Держава громадная, а колоний – шиш?! Я так не согласна. Прирастать надо, мальчики, прирастать!
Ни Алексей, ни Иван и не спорили. Дело нужное. А если еще и чужими руками, ну, почти чужими…
– Мы обеспечим беспорядки в Англии, а дон Хуан прижмет их на море. Почему бы нет… А Людовик?
– С ним мы пока ничего поделать не сможем. Надо будет делиться, – Софья развела руками.
Думала она об устранении Людовика, думала. Остановило одно – невыгодно. Кто сказал, что с его наследником договориться легче? Парень ведь неглуп, просто сейчас отцом придавлен до состояния тряпочки под плинтусом. А если выберется? Да крылышки расправит?
Сколько она ни напрягала память, но так и не вспомнила, какой из Людовиков был казнен на гильотине. Шестнадцатый? Восемнадцатый?
Она не помнила. Вот мушкетеры точно геройствовали при Тринадцатом, а потом?
Сын у Короля-Солнца вышел непонятным, факт. Но почему, как, насколько… Может, потому и не удавалось в нем разобраться, что привык жить под отцом и оказался неспособен к самостоятельности? Кстати, при таком pere лучше самостоятельность и не проявлять – целее будешь.
– Соня, а денег у нас хватит?
– Это к Ивану.
– Умеренно, но должно хватить. Правда, про театр извольте забыть.
Софья невольно вздохнула.
Театр ей хотелось. Большой, красивый, каменный… Сейчас было время и на искусство. А вот денег – не было.
– Ванечка, а может…
– Соня, или театр – или дороги. Выбирай.
– Сложный выбор.
– Отложим театр лет на пять – ничего с ним не будет. – Алексей почтения к Терпсихоре и Мельпомене не испытывал. – Турки еще…
– Да, турки меня беспокоят. У них сейчас выбора нет, только воевать.
– Гуссейн-паша человек умный, но для своей страны, – поддержал Иван.
– А если его устранить? – Алексей серьезно задумался над вопросом.
– А кто придет на его место? Что нам вообще выгоднее – Османская империя под боком, как противовес Европе, или она же, распавшаяся на множество голодных шакалов?
– Если подыхающий лев не будет кусать нас за бок, можно и потерпеть.
– А еще – мы пока слишком слабы. Если османы сейчас распадутся, кто протянет руки к их землям? Мы не сможем получить все, что хочется.
– А что хочется?
– Константинополь, – Софья смотрела удивленно. – Святая София зовет. Мальчики, вы так не думаете?
– Пусть не мы, но наши дети и внуки. – Глаза Алексея блестели.
– Для них и работаем, – подвел итог Иван. – Давайте? Детский час?
– Да, думаю, Уля уже заждалась.
– Ты там, главное, с Аришей поосторожнее, – Софья не смогла удержаться. Брата она любила и искренне хотела, чтобы у него в семье все было хорошо.
– Обещаю.
Что поделать, Алексей был нормальным здоровым мужчиной. И любовницы у него были, и бывали, и одна – вполне действующая. Просто раньше он их не сильно прятал – удаль молодцу не в укор. А сейчас…
Да, с тех пор, как в их круг оказалась допущена еще и Ульрика, пришлось стать осторожнее. Но… выбора не было.
Царица – это не ширма, не кукла из терема, которая сидит и вышивает целыми днями, регулярно рожая наследников. Это – вторая половинка государя Российского. И она должна соответствовать, а достигнуть этого можно только совместными усилиями Алексея и Софьи. Но – только в том случае, если Ульрика не станет ревновать мужа к сестре, работе, делам, государству…
Пришлось ввести жесткие условия. Например, Алексею – два раза в день захаживать к жене, раз в четыре дня обязательно дарить цветы или сладости…
Софья тоже старалась показать, что она просто помощница брата в государственных делах. Вот Ульрика еще поможет – и она вообще от дел отойдет. Потом, познакомившись и с Софьей и с делами поближе, Ульрика поняла, что другого человека, который будет так же бесстрастно, как Софья, копаться в навозной куче, Алексею не найти. Более того, что Софья не ищет выгоды для себя и действует просто из любви к брату.
Такое в нашем мире встречается крайне редко. Стоит ценить, особенно на фоне бестолкового Георга.
Ну и Софья всячески подчеркивала, что у нее свое место, а вот у Ульрики… о, тут все намного важнее и серьезнее. Софья-то не родит Алексею детей, не сможет их воспитать настоящими наследниками престола, не…
Даже если Ульрика и подозревала, что это немножко спектакль, она была достаточно умна, чтобы аккуратно подыгрывать авторам и получать удовольствие от своего положения.
А что?
Муж молод, красив, жену любит, детьми занимается – обязательно! Вот и сейчас все трое пойдут к детям. Поиграть, поцеловать на ночь, рассказать сказку…
Детьми надо заниматься – это Софья поняла на своем горьком опыте. Только тогда есть шанс вырастить из них правителей, серых кардиналов, полководцев, музыкантов – да кого угодно! Но развивать и воспитывать их надо, пока они помещаются поперек лавки.
Вот и займемся.
Все подождет, кроме детей.
* * *
– Людовик денег не даст.
Гедвига Элеонора вздохнула, глядя в окно.
– На тестя тоже рассчитывать не стоит?
– Королевские увлечения дорого обходятся Англии. Даже флот… даже флот он не даст! Пусть я женат на одной из его дочерей – Якову они безразличны! Обе!
– Лучше англичанка, чем датчанка. Сыновей у Якова нет, так что после его смерти права на престол могут перейти вашим детям.
– Детей у нас тоже пока нет.
– Это вы плохо стараетесь. Я поговорю с Марией. Вот русский государь женился – и ребенок появился неприлично быстро после свадьбы!
Гедвига скривила тонкие губы. На самом-то деле сын у Алексея появился почти через десять месяцев, но уж больно хотелось уколоть врага. Пусть даже тот об этом никогда и не узнает. Есть ли для матери более страшный враг, чем женщина, которая предпочла ее сыну другого мужчину? Ульрика и знать не знала о чувствах своей несостоявшейся свекрови, но это не мешало Гедвиге злиться.
Справедливости ради доставалось и Марии.
Любая женщина, покусившаяся на ее ненаглядное чадо, автоматически становилась врагом для вдовствующей королевы. А ведь покушение было не только на сына, нет! Еще и на статус!
Мария – и та начинала уже роптать, потому что Гедвига вела себя так же, как когда была супругой Карла Десятого. Исполняла обязанности королевы, унижала невестку своим поведением… Было на что злиться. Было.
Дочь Якова пока терпела, но напряжение копилось и готовилось прорваться.
Карл задумчиво кивнул.
– Все равно на два фронта мы воевать не сможем. Либо Русь, но тут же в войну вступят и пруссаки, и ганноверцы, либо Англия. В первом случае нас, скорее всего, опять разобьют. Во втором же… есть возможность добиться для наших детей права на престол. Или… даже для нас?
– Н-но…
– Здесь есть риксдаг. Есть ты, есть Юлленшерна – вы справитесь. Но с английским флотом, с их армией, мы могли бы поспорить и с этими наглыми варварами…
Да уж, наглости русским не занимать. Осваивали завоеванные территории, строили крепости, по заливу гордо плавали их корабли… И не было никакой возможности воспрепятствовать захватчикам!
– Если у вас появятся дети раньше, чем у Анны. Если одного из них потом отдать Англии. Слишком много «если»! – Гедвига топнула ножкой. – Я не хочу, чтобы ты уезжал!
– Я тоже, мама. Но есть предложения, от которых грех отказываться.
Спорить было сложно, но очень хотелось.
Гедвига раздраженно захлопнула веер. Этим же вечером она попытается отыграться на невестке, а в ответ Мария устроит скандал и заявит, что если свекровь не понимает своего положения, то… кроме Дроттнингхольма существует множество мест, куда может удалиться вдовствующая королева. И – подальше.
Карл не примет сторону матери в этом скандале, но и жену не поддержит, за что Мария сильно на него обидится. Так что в ближайшее время появления на свет Карла Двенадцатого ожидать не стоит.
* * *
– Какими силами мы располагаем?
Гуссейн-паша знал все на память, но в свиток все-таки заглянул.
– Двадцать шесть галеонов. Пятьдесят две галеры. Восемнадцать шебек и шестьдесят одно вспомогательное судно.
– Хватит ли этого, чтобы огнем пройтись по берегам Крыма?
– Если не вмешаются русские. Их флот тоже строится и не бездействует.
– Их флоту пять лет, а нашему… Мы сильнее на море.
Гуссейн-паша мудро не стал противоречить повелителю. Может, и сильнее. Но в Крыму-то они тоже были сильнее! И татары! А чем закончилось?
Воевать с русскими сложно и неудобно. Слишком опасный и непредсказуемый противник. А придется. Вену пришлось оставить – не было возможности удержать. Теперь нужна хотя бы маленькая, но победа. И русские в Крыму подходят для этого как нельзя лучше. Еще не успели укрепиться, не набрали силы, не настолько опытны в морских битвах…
– Как прикажет мой повелитель. Во имя Аллаха наши воины разгромят неверных.
Сулейман ответил снисходительной улыбкой. По-своему он был даже привязан к визирю. Ценил его ум, опыт, знания – и менять не собирался, что бы ни нашептывали в уши то жены, то придворные.
– Я верю в это, Гуссейн. Наш флот готов?
– Месяц-полтора – и все будет готово.
– И мы вернем Крым, как и должно.
Гуссейн-паша мудро держал соображения при себе.
Может, они и разгромят русских в Крыму. Но только с помощью маленькой хитрости, которую некогда описал Гомер в своем произведении. И судя по донесениям, дешево она не обойдется. Не стоит недооценивать казаков. Как-то же они сдерживали татар, проходили по Крыму огнем и мечом, брали Азов…
Впрочем, предатели есть везде.
И это хорошо.
* * *
– Что у нас есть? Павел, что ты можешь выставить?
Что Павел Мельин, некогда Поль Мелье, что Григорий Ромодановский, давно сдружившись, не обращали внимания на чины и звания. Важно ли, что один – боярин, а второй – бывший раб с галер? Да нет… Оба Руси служат, оба на своем месте хороши, да и приемный сын Григория недавно обвенчался с дочкой Павла, так что, почитай, – свои, родные. Чего тут церемониться?
– Восемнадцать фрегатов, двадцать два брига, одиннадцать бригантин, девятнадцать галер. «Чайки» – те без счета. Есть пара десятков вспомогательных суден, но все упирается в другую проблему.
– Какую?
– Экипажи, – просто объяснил Мельин. – Чтобы появился сыгранный, хороший экипаж, нужно несколько лет. А у нас новичков полно. Как они себя под обстрелом покажут, тебе сейчас сам Бог не поведает.
– А как бы ни показывали, придется стоять насмерть.
Григорий Ромодановский себя не переоценивал. Полководцем ему не быть, но на то Разин есть. У Степана сие хорошо получается – на суше! А на море?
Шпионы доносят неладное. Турки готовят и снаряжают флот. И по некоторым намекам… сюда он пойдет!
Сюда!
В Крым!
Не ради татар, нет. Но люди тут уже расселились, обосновались, есть что пограбить, есть кого захватить, а то и вовсе пожечь. С турок станется… нехристи поганые!
– Ты понимаешь, Григорий, что такие экипажи могут и корабли палом пустить по глупости, и сами погибнуть? И не помогут, и разве что навредят. На них рассчитывать будут, а они ничего в нужный момент и не сделают?
– А что – есть выбор?
Павел Мельин пожал плечами. Спорить он и не собирался. Да, придется. И стоять, и драться, и не отступать – турецкий флот коснется берегов Крыма только после того, как будет уничтожен флот русский.
– На что из арсенала… троянских коней мы можем рассчитывать?
– На складах есть то взрывающееся зелье. И есть греческий огонь. Хотя и немного.
– Отдашь?
– Отдам. Для защиты они не так хороши, а нам крепости не штурмовать.
Павел кивнул:
– Зато на море пригодятся. А еще… Знаешь, надо будет команды создать. Мне тут идея в голову пришла…
Григорий молчал, пока Павел задумчиво смотрел в стену. Спугнуть мысль намного легче, чем кажется, а если она дельная – это обидно.
Но когда на лице Павла заиграла шальная улыбка, не выдержал.
– Ну?
– Брандеры. Из «чаек» выйдут неплохие брандеры, все равно выбора у нас нет.
– Ага. И тебе нужны этакие горячие головы…
– Холодные. И чем холоднее – тем лучше. Чтобы и сами не пропали, и других не подвели. Тут горячиться ни к чему, тут сто раз отмерить нужно и пять раз отрезать.
– Десять раз отмерить – один отрезать, – привычно поправил Григорий. За время жизни на Руси появилась у Павла такая привычка – калечить русские поговорки.
– Пусть один. Но резануть от души, – охотно согласился Павел. – Чтобы впредь неповадно было…
Тут Григорий был полностью согласен с родственником. Надо сделать так, чтобы турецкий флот серьезно пострадал. Так, чтобы турки не смогли продолжать войну, сочтя, что понесли недопустимые потери. Чтобы убрались, поджав хвосты…
Удастся ли?
– Я отдам все приказы. Сколько потребуется времени, чтобы подготовить флот?
– Около месяца. И надо выйти из залива, мы тут как кошки в мешке.
– Действуй…
Павел кивнул. Мысли уже были далеко. Там, где на синей глади расправляли паруса корабли.
Бой. Да, и только победоносный! Другого выхода нет.
* * *
Софью Алексеевну разбирал истерический смех.
Мало кто видел ее в таком состоянии, но…
– О-ох… Мазепа! Слов нет! МАЗЕПА!!!
Брат и муж с удивлением смотрели на нее, но что делать – даже не представляли. Софья глянула на них и протянула руку к кувшину с водой. Кое-как ее удалось напоить.
– Вы просто не понимаете… Мазепа! Черт!
Слишком сильным оказалось потрясение для Софьи. В той жизни она была не последней в школе, и потому…
– Зачем он шапкой дорожит?
Затем, что в ней донос зашит,
Донос на гетмана-злодея…
Последняя строчка пушкинской «Полтавы» – «Царю Петру от Кочубея» – так и не прозвучала. Софья вовремя заткнулась. Поди объясни, что это за Петр и откуда взялся. И жил ли уже Мазепа с Кочубеевой дочерью? И вообще – рядом ли с ним Кочубей? Кто это, Софья, хоть убивай, не помнила, и про дочь-то рассказывал когда-то Володя, как про занимательный факт. Вот, мол, на что способны оскорбленные отцы.
– Соня, ты стихи пишешь? – искренне удивился супруг. Софья кое-как замотала головой.
– Нет! Это другое…
Алексей на стихи не разменивался. Тут не в стихах дело.
– Мазепа, значит? Да что он вообще такое?
– Один из множества атаманов на Сечи, сейчас в Крыму. – Софья уже достаточно пришла в себя, чтобы дать справку. Пошуршала бумагами на столе и уже более уверенно продолжила: – Иван Степанович – человек обыкновенной биографии. Отец – поляк из не особенно знатных. Мать – ныне монашка. Учился у иезуитов, был принят при польском дворе. В шестьдесят пятом году стал подчашим Черниговским. Через пару лет женился и активно прислуживал Дорошенко. Очень активно. Вовремя успел переметнуться к Степану, где и дорос до атамана. А дальше – все. Расти некуда.
– А если сдать Крым туркам, как пишет Иван…
Разъяснений не требовалось. Все трое понимали, что худшая тварь, которая может завестись в доме, – не таракан, а диверсант. Не орать же на весь Крым, что Мазепа предатель?
Софья, кстати, в этом и не сомневалась. Видимо, еще из той жизни…
Но что делать? Попробовать казнить? А кто сказал, что другие лучше? Что нет запасного варианта? Она бы на месте Гуссейна-паши троих таких подобрала. Минимум. Чтобы наверняка. Просто Мазепа оказался самым наглым.
Перетягивать на свою сторону Сирко! Это ж вообще ума не иметь нужно! Или наоборот?
При одной мысли Софья похолодела. А вдруг…
Согласится Иван – хорошо. А если нет… что бы предусмотрела она?
Да просто его ликвидацию. Возраст уже. Кто у нас застрахован от сердечных приступов? А если уж вовсе допустить самое страшное… Мазепу могут продвинуть вместо Ивана. У казаков же вольница, Степан вроде как ничего про Мазепу не говорил, но по донесениям…
Софья попробовала вспомнить.
Да вроде бы Степан неплохо относится к Мазепе. В меру равнодушно, в меру спокойно. А мог он – продаться? И мог Мазепа прийти не сам, а от Степана?
Самое мерзкое, что допускать приходилось – все. Хотя… не стоит уж вовсе давать воли паранойе. Степану не было бы нужды подсылать Мазепу к Сирко. Это глупо, а глупцом атаман никогда не был. Да и к чему ему? Он и получил все, что хотел. Землю, жену-царевну, детей… уже трое у них. Татьяна счастлива, Степан счастлив, и рисковать этим ради возможного союза с турками? Вряд ли. Степан не дурак, ой не дурак.
Ладно.
Степану можно верить. А кому – нельзя? Сам по себе такой умный Мазепа? Из грязи в князи? А ведь мог, мог…
Софья отчетливо помнила, что Петр наградил товарища орденом Иуды. Или собирался? Но уж точно не за добрые дела. Или вы хотите меня уверить, что человек прожил на свете семьдесят лет и только на восьмом десятке решился попробовать? А не предать ли нам Петра?
Ох, неубедительно…
Если кто подлец – так он с самого начала. В школе такие дети вдохновенно закладывают одноклассников, потом в институте стучат в деканат, а в зрелом возрасте пишут операм. Опер велел про всех писать. Итак, мог ли Мазепа стать предателем сам по себе?
Мог. Хотя и сомнительно.
Мог ли Гуссейн-паша принять его во внимание?
Да то же самое. Может, и мог. Хотя… Сколько вторых мечтало стать первыми? И вообще, кто там до перестройки Ельцина знал? А поди ж ты, пр-резидент!
Так что шансы были. И не такие, как Мазепа, атаманами становились, а у этого конкретного нельзя отнять обаяния. Ну и связей, не без того.
– Что делать с этой тварью?
Алексей, как всегда, зрил в корень, пока сестра предавалась размышлениям.
– Позволим начать действовать и выловим всех. – Софья даже не сомневалась.
– А если не выловим?
– Будет плохо. Но и ждать предательства изо дня в день, из года в год? Слишком накладно и нервно.
– Может, прижухнут, если мы Мазепу приговорим с особой жестокостью?
Софья пожала плечами:
– Алеша, а ты уверен, что получится? Мне кажется, у нас против казачьей фантазия бедновата.
После недолгого обсуждения приняли именно Софьин вариант. А и верно, орден Иуды – это Петр от злобы и бессилия. Казнить можно, но сколько казнокрадов перевешали, и что? Все равно воруют!
Так что и мучительная смерть не вариант.
Только длительная и кропотливая профилактическая работа, иначе никак. Главное – чтобы свои уцелели.
* * *
– Вечер добрый, батько атаман.
Мазепа кланялся, как и положено, а в глазах горело что-то такое… Торжество подлеца, как окрестил про себя этот свет Иван Сирко.
– И тебе не хворать. Почто пожаловал?
– Время, батько. Время.
И то верно, с первого разговора, почитай, месяца два прошло. Но Иван все еще был жив.
Почему?
Ну… имелась у него одна версия. Кто сейчас распоряжается? Да именно что он! А Мазепа кто? Серая скотинка! Приказы отдавать Сирко будет, его, как предателя, и вспомнят. А Мазепа потом убьет его, займет место – и будет еще утирать лицемерную слезинку.
Может такое быть?
Иван-то знал, что не может. Он верил государю, знал Алексея Алексеевича лично, поэтому был уверен: его предателем и подлецом не посчитают. Ближний круг, этим все сказано. Но Мазепа этого не знает! Представить себе не может! Да кому сказать, что казак Сирко с царем за одним столом сиживал, не поверят ведь!
Иван и не говорил…
– И что ты делать хочешь?
– Батько, сюда турецкий флот идет. Вот как они наших разобьют, надобно, чтобы никто им высадиться не мешал.
– Это можно. А разобьют ли?
– Должны. У них силища – раз в пять кораблей больше русских! Так что потопят они Мельина и глазом не моргнут. А там уж и наше время настанет…
– Какие крепости надобны?
Мазепа достал из кармана карту и расстелил на столе. Сирко смотрел пристально.
– Да, хорошо задумано. Надобно в эти крепости своих людей вести… готовься. Тоже пойдешь.
Мазепа кивнул.
О нем можно было сказать многое, об этом невысоком худощавом человеке со светлыми волосами и длинными висячими усами на польский манер, но вот трусом его назвать никто бы не осмелился. В битву шел наравне со всеми, и в седле не плошал, и с саблей управлялся на редкость ловко… когда отвертеться не удавалось. Будь ты хоть трижды умным да хитрым лисом, а все ж на Сечи и когти, и зубы время от времени показывать надо. Так что мог Мазепа саблей помахать, мог. Просто… к чему?
– Коли все получится – наш Крым будет! Наш!
Иван Сирко не фыркнул, пусть и хотелось. Наш… Дали тебе турки! И добавили! Был русской собакой, станешь мусульманской. Только вот шавка – она везде шавка. И то – подобное сравнение собак оскорбляет.
Иван тоже не сидел на месте эти полтора месяца.
Тайно, втихорца, готовился, разведывал, узнавал…
Если все получится, как задумал он, – вряд ли живым уйти удастся.
А и пусть!
Жена ушла, дети выросли и тоже улетели из гнезда, жаль, волчьей крови в них мало. Нет в них того, что дано Ивану. Может, во внуках когда проснется?
Он уже не увидит. Не успеет.
Жаль?
Нет. Лучшей судьбы себе и пожелать нельзя.
* * *
В середине лета 1681 года турецкая эскадра, до того курсировавшая неподалеку от Синопа, взяла курс на Керчь. Пять фрегатов, двенадцать линейных кораблей, пятьдесят галер и около пятидесяти вспомогательных суденышек вроде шебек. Это предварительный список. Позднее добавилось еще восемь галер.
Увы, Мельин не мог похвастаться тем же. Он располагал только прежними силами – и потому особенно тщательно выбирал место встречи. Вблизи берега, чтобы спрятать брандеры. Но такое, чтобы случись что – паруса не потеряли ветра. Это у турок галеры, им все равно. Рабы гребут! Ветер там, не ветер…
А вот русским потеря ветра может дорого обойтись. Очень дорого.
Павел понимал: пропускать турок в Азовское море никак нельзя. Придется встретить их неподалеку от крепости Керчь. Там решится, быть победе или не быть. И если флот разобьют, крепость сможет сопротивляться еще несколько дней. Выгадают время.
Не хуже Павла это понимал и Мазепа, назначивший себе именно Керчь. Ключевое место. Кто встанет там – получит особые заслуги. Это фактически ключ – один из – к Крыму.
Командовал турецким флотом капудан-паша Мезоморте. А кому еще султан мог доверить такой флот и такой поход? Только самому лучшему, самому проверенному…
Все шло неплохо, попутный ветер, казалось, благоприятствовал турецким кораблям, подталкивая их и раздувая паруса. Корабли шли вроде бы беспорядочно, пока не закричали впередсмотрящие.
Русский флот ждал.
Как такое может быть?
Мезоморте не раздумывал об этом. Да, султан был уверен, что серьезного сопротивления не будет. А это – какое?
Хм-м…
Пересчитав корабли врага, Мезоморте позволил себе чуть расслабиться.
Нельзя сказать, что русских много. Силы примерно равны, но у него больше людей, это видно даже сейчас. И наверняка его матросы опытнее. Сколько тому русскому флоту?
Впрочем…
– Просигнальте, – распорядился бей. – Пусть сдаются.
Драться действительно не хотелось. Пусть русские получат возможность перейти на сторону сильного. Всегда можно принять мусульманство, Аллах милостив. Они обретут новые имена, кто-то, может, даже титулы, земли… И думать забудут о своей варварской родине. Ему это было хорошо знакомо.
Но в ответ… В ответ прилетело плевком презрительное: «Убирайтесь – или умрите!».
Ах так?! Вы сами выбрали для себя эту участь, христианские собаки!
Больше Мезоморте не колебался.
– Разворачиваем корабли в линию! Передавай мою команду!
Турецкий флот медленно разворачивался в две дугообразные линии, чтобы корабли переднего ряда не мешали стрелять задним. Мелкие суда толпились позади – их время наступит, когда надо будет вылавливать из воды русских матросов. Не бросать же тонуть удобных галерных рабов?
Русский флот ждал.
Чего?
Вот об этом паша и не подумал. А и подумал бы – что это могло изменить?
* * *
Корабли медленно маневрировали друг относительно друга. И русские, и турки старались занять наиболее выгодную позицию, но постоянно меняющийся ветер мешал обеим сторонам. Приходилось двигаться вдоль береговой линии, ожидая, пока он хотя бы чуть установится и можно будет сражаться.
Мезоморте тоже не торопился выпускать вперед галеры.
Известно, что у русских есть какие-то дальнобойные пушки (выкрасть секрет изготовления пока не удалось, но Гуссейн-паша не терял надежды), поэтому посылать своих солдат на верную смерть? Послал бы, но ведь не на бессмысленную же! О нет. Галеры пригодятся – но на своем месте и в свое время. А пока… Ждем определенности.
Так же ждал и Мельин. Турок было больше чуть не вдвое, а потому рисковать не хотелось. К тому же…
Они шли вдоль берега – и Мельин собирался загнать турок на скалы. Если ветер будет удачным и все получится…
Полдень. Без изменений.
Пять часов вечера…
– Впереди мели и скалы.
Мельин взглянул на адъютанта. Одного из «троянских коньков» на практике.
– Да.
– Будем сражаться ночью? Или завтра?
– Если Мезоморте не решит иначе.
А вдруг?
Место было выбрано не случайно. Не случайно Мельин оттеснял сюда турок, зная фарватер. Буквально в двадцати минутах хода щерились из воды темные каменные клыки.
– Вам надо попробовать поспать.
Мельин и сам понимал, что двое суток на ногах-то продержится. Но! А сможет ли командовать? Он ведь не матрос, чье дело ванты тянуть, он – адмирал, эти люди все на его совести. Все, кто погибнет.
А в следующий миг…
– Э, нет. Спать мы сегодня будем победителями или побежденными.
Ветер, словно по заказу, подул с нужной стороны. Надолго ли?
Не важно! Этого хватит, чтобы прижать противника к берегу – и пусть он сам себя рифами гробит! Мезоморте двигался вперед, то ли забыв про камни, то ли стараясь уйти, чтобы не атаковали при невыгодном ему ветре, то ли просто о них не зная.
Грех не воспользоваться! А потому…
– Передай приказ. Разбиваемся на три части согласно плану. Идем на них, жмем к скалам.
Адъютант кивнул. А в следующий миг на мачтах русского флота поочередно заплескались флаги, засверкали вогнутые металлические зеркала, передавая приказ. Что другое, а без знания азбуки Морзе (простите, государевой тайной речи) на флот было не попасть.
Мельин подозревал, что и у турок уже есть знатоки, но ты поди переведи в горячке боя, да с русского языка, да правильно… Ему – и то давалось тяжело.
Мезоморте правильно оценил ситуацию.
Пес с ним, с ветром. Если сейчас их прижмут к суше – проблем будет куда как поболее.
И принял бой.
Над морем гулко рявкнула первая пушка. Турецкая. Надо же попробовать пристреляться?
Ответом ей стало такое же утробное ворчание русской артиллерии.
Русских кораблей было меньше, но они старались прижать турок к отмели, а в идеале – и выкинуть турецкие корабли на берег.
Мезоморте покусал губы.
Да, дальнобойность у русских лучше. Так что либо его будут расстреливать с расстояния, либо…
– Брандеры!!!
Небольшие кораблики, залитые маслом и ждущие только щелчка, чтобы вспыхнуть, двинулись вперед.
– Брандеры!!!
Рык Мельина был слышен по всему кораблю.
– «Чайки»!!! Сигнал «чайкам»!!!
Другого метода борьбы сейчас было не придумать. Расстрелять?
Но при сильном ветре всегда есть опасность промазать. И подпустить брандер на опасное расстояние. Нет уж…
«Чайки» выметнулись из-за тяжелых тушек фрегатов и хищными горностаями закружили вокруг брандеров. Послышались частые выстрелы.
Один из капитанов брандера не выдержал и поджег его раньше времени. «Чайки» разлетелись, и теперь подгоняемый ветром огненный остров совсем не мирно дрейфовал в сторону турецкого флота. Мусульманам пришлось расстреливать кораблик из пушек.
Хуже того, один из турецких фрегатов, «Мескен-и-Гази», таки свильнул в сторону берега – и вдруг замер, словно вода вмиг обернулась льдом. Ни вперед, ни назад.
Скалы!
Остальные корабли шарахнулись подальше от страшного места.
Мезоморте грязно выругался и принялся отдавать приказы. Два мелких кораблика бросились на помощь. Снять хотя бы экипаж с тонущего фрегата – уж больно хорошо налетел! Остальные, заподозрив, что их не просто так гнали вдоль берега, принялись маневрировать. Если бы сейчас турецкому флоту удалось пройти за кормой флота русского, он мог бы, в свою очередь, зайти с наветренной стороны и получить пространство для маневра.
Но кто бы дал?
Русские всеми силами старались предотвратить такое развитие событий, нещадно обстреливали турок, и достаточно скоро бой разделился на дуэли. Нехватка русских кораблей отлично компенсировалась «чайками». Вот уж воистину – хищницы. «Чайки» нагло налетали и на крупные корабли, и на мелкие, мешали обстрелу, забрасывали на палубы бутыли с «греческим огнем», те разбивались и вспыхивали веселыми язычками пламени, казаки лезли на абордаж…
«Морской волк», флагман Мельина, постепенно сближался с флагманом Мезоморте. Адмиралы собирались разобраться между собой, как и положено рыцарям. Один на один – и честный бой. Насколько честный? Ну… как получится, но лучше, если эта сволочь сдохнет.
Тут мысли адмиралов полностью совпадали.
«Рука Аллаха» и «Морской волк» медленно сближались. Два фрегата, примерно равные по количеству пушек, но не равные по их мощности.
– Цельтесь по корпусу! – рявкнул Мельин.
И русские первые плюнули ядрами.
Но и у Мезоморте не было выбора. Сейчас он старался подойти поближе. Пусть выиграть пушками не получится – можно пойти на абордаж! Людей у него определенно больше, а гибель адмирала – часто и гибель его эскадры.
Под ударами русских пушек корабль Мезоморте вздрогнул и чуть замедлил продвижение. Турок постарался развернуться носом к противнику, чтобы получить меньше пробоин, и ему это удалось.
Против русского адмирала играло то, что кораблей у него было изначально меньше. Пусть они сильнее, но – численность! Даже казачьи «чайки» не спасали положения. Турки просто пытались задавить русских количеством – и морякам приходилось туго.
Чуть повыше ватерлинии флагмана Мезоморте уже зияла пробоина, но турки сбросили в воду все носовые пушки и не сбавили хода. Мезоморте бесновался на мостике, мешая французские ругательства с турецкими. Здесь и сейчас он вспомнил о своей родине.
Команда турецкого флагмана работала с отчаянием обреченных: спущены паруса, обрублены веревки, поддерживавшие реи, выстроен на корме авангард абордажного отряда… Корабли были все ближе и ближе.
Турки стреляли из всех оставшихся пушек, русские, маневрируя, отвечали им тем же… Когда на палубу «Морского волка» забросили абордажные крючья, флагман уже собирался тонуть. Буквально на последнем издыхании два корабля оказались пришвартованными друг к другу – и на палубах разверзся ад.
Палили и те, и другие. Из пистолетов, мушкетов… И тут преимущество было у русских. Софья, памятуя про великого уравнителя Кольта, всячески финансировала изобретение скорострелов. И их поступление в войска – тоже. Пусть до Азова добралось не так много – на турок хватило с избытком.
Но и турки были не худшими стрелками.
Что-то толкнуло Мельина в плечо – и на мундире проступило влажное пятно. Но позвать лекаря сейчас? Невозможно! Адмирал не может получить рану во время боя! Потом – хоть умри, но сейчас, когда вовсю идет перестрелка…
Хорошо, что мундиры черные. Кровь не так заметна.
Мельин выпрямился и продолжил отдавать приказы.
Турки ринулись на абордаж, навстречу им блеснули русские сабли. Применять здесь и сейчас греческий огонь было безумием. Вспыхнут оба корабля.
Оставалась рукопашная.
* * *
Роман Сирко стряхнул с сабли капли крови. Серебристая сталь дрогнула в руке, словно живая, покачнулась, выбирая добычу. Да, и такое бывает. Вот Петра любила земля, а Романа позвало море. Не река, нет. Море. Настоящее, громадное, переливчато-изумрудное, изменчивое и манящее.
Увидел один раз – и заболел. Понял, что лучше не бывает. Начал ходить по Азовскому морю на своей «чайке», команду сбил… Отец не препятствовал. Смеялся, что еще посмотрит, какие волки зубастее: морские али сухопутные. Да пусть смеется. Все одно они с Петром братья, так что раздору меж ними не бывать!
Казаки дорубали последних турок и поглядывали на капитана. Кого дальше резать?
А то что это такое? Хоть судно и было раза в два больше «чайки», а все одно – бараны турецкие! Оглядевшись, Роман заметил, что флагман сцепился с турком и басурмане лезут на абордаж.
Тут точно помощь лишней не станет!
* * *
Мезоморте шел на абордаж во главе своих людей. Резал, рубил, колол… Вокруг падали друзья и враги, но он словно заговоренный пробивался на квартердек, где стоял Мельин. Павел с радостью спустился бы ему навстречу, но…
Рана, проклятая рана!
Он чувствовал, как намокает мундир, как утекает кровь, а с ней и силы…
Ничего! Выстоит!
Обязан!
Бой продолжался, разбившись на множество схваток, и русские пока выигрывали. Не всегда Бог на стороне большой армии. Иногда он за тех, кто вооружен лучше.
В нескольких местах русские взорвали свои брандеры, и несколько реквизированных турецких торговцев решили, что лучше – подальше. Выбирались снасти, снова плескались на ветру приспущенные было для боя паруса… Торговцы разворачивались и уходили.
Таких даже «чайки» не преследовали.
Что-то на французском орал Мезоморте, да так, что перекрывал даже шум схватки.
Мельин вслушался.
Турок приглашал адмирала спуститься и решить, как подобает мужчинам. Капитанам. Один на один.
Спору нет, раньше бы Павел спустился. Но сейчас? Когда он ранен? Когда не может бросить командование эскадрой? Невозможно! Тем более русские вполне успешно отбивали атаку, не вытесняя покамест турок со своего корабля – многовато, – но и не пропуская к квартердеку.
С другой стороны к кораблю пришвартовались казаки на «чайке» и тоже полезли на борт. Это и переломило ход сражения. Турки попятились, что привело в бешенство Мезоморте.
– А ну стойте, шакалы!!!
Сам адмирал отступать и не думал. И сдаваться – тоже! Либо победа – либо смерть.
Но тут…
Перед ним на палубу спрыгнул парень в казачьей одежде, оскалился. Хищно, недобро, по-волчьи…
– Поговорим?
И хоть был тот вопрос задан по-русски, Мезоморте все равно его понял. И тоже оскалился.
– А то ж…
Двое мужчин кружили друг напротив друга. На квартердеке замер Павел, нащупывая пистолет.
Если Мезоморте начнет одолевать… да, он не пристрелил бы врага в гуще схватки – мог бы просто не попасть. Но вот так, когда все замерли и дерутся двое – запросто. Ах, неблагородно? О каком благородстве может идти речь с такими, как Мезоморте? Ренегат, предатель, вероотступник… Да за пулю в такого десять грехов снимется!
Роман двигался легко и весело. Столкнулись сабля и ятаган, прозвенели, скользнули, высекая искры…
– Ублюдок! Шлюхин сын, – бросил на пробу Мезоморте.
Противника он уже оценил и теперь старался вывести из себя. Ну и заодно разозлиться сильнее. По лицу Романа проскользнула улыбка.
Языков он не знал, но догадывался, что доброго слова ждать не стоит. Сжал зубы, качнулся вперед.
Удар, отвод, опять удар… и вскоре Мезоморте начала одолевать паника. Парень смотрел желтоватыми волчьими глазами, усмехался, молчал – и нападал. Да так… Казалось, любое движение Мезоморте он предугадывает заранее.
Шайтан!
Впрочем, есть еще и клинок в рукаве. Говорят, добрая сталь и на дьявола подействует.
Шаг, удар, уход, перекат – и нож летит прямо в горло противнику. Мезоморте уже видел, как расходится под острой сталью кожа, как хлещет кровь из горла…
Зазвенел по палубе отбитый кинжал. Роман оскалился и шагнул вперед. Все, игры кончились, пощады не будет. Шаг, другой, третий… Русский методично гнал Мезоморте к мачте. И только там позволил себе стремительный и беспощадный выпад.
Жестокий удар пришпилил вражеского адмирала к мачте, словно бабочку к картонке. Позднее окажется, что это событие стало для турок решающим. А пока Мельин с довольной улыбкой посмотрел на испускающего дух Мезоморте – и пошатнулся.
Последнее, что он запомнил из дня сражения, – чей-то тревожный возглас:
– Лекаря!!!
* * *
Иван Степанович Мазепа чувствовал себя… не очень хорошо. Что-то давило, свербело, саднило под ложечкой. Так, что к вечеру он решил плюнуть на все и напиться.
Не успел.
Скользнула за окном серая тень, постучалась в хату и обернулась Иваном Сирко на пороге.
– Поздорову ли, Иван?
– И тебе не хворать, батько. Что случилось?
– Да горе у нас, Иван. Горе-то какое…
Мазепа вскинул голову. Голос старого атамана совершенно не походил на голос горюющего.
– Что случилось?
– Турецкий флот затонул. Почти весь, спаслись единицы.
– К-как?!
– А вот так. Встретили их честь по чести, даже в пролив войти не дали, Ромка мне весточку прислал.
– Это же…
– Да. Предать тебе никого не удастся. Некому за это платить.
Мазепа поднял голову. Посмотрел на старого характерника. И – понял.
– Т-ты…
– Неужто думал, в моем роду предатели родятся?
Хотя странный вопрос. Думал, конечно. Сам предавал и полагал, что и другие тоже хотели бы, да не могут. Лжец видит везде вранье, предатель – предательство.
– Это все ты…
– Я, конечно. И на людей своих можешь не рассчитывать – помощи не будет. Уже всех повязали.
Мазепа затравленно огляделся.
А ведь старик здесь один… я бы услышал…
В следующий миг блеснула сталь.
– Пропусти, не то убью!
Иван показал в ответ клыки. Обнажил саблю.
– Попробуй…
Зазвенела, сталкиваясь, сталь.
Мазепа был моложе и сильнее. Иван – опытнее и лучше учен. Но молодость брала верх. Мазепа кое-как вытеснил старика из хаты во двор.
Удар, еще удар. Оглядеться вокруг…
Лошадь!
Это – шанс!
Мезоморте с кинжалом не повезло. А вот Мазепа лучше выбрал время. И Иван Сирко осел на землю, окропив ее кровью из пробитого плеча. Целил предатель в горло, да промахнулся.
Добивать противника Мазепа не стал. Прыгнул в седло, и лошадь чуть ли не свечкой взвилась с места.
Иван Сирко смотрел ему вслед. Ухмылялся. И глаза у него были совершенно желтыми, хищными.
Волчьими.
* * *
Как хороша ночная степь!
Уже нет жары, даже чуть прохладно. Перекатывается под ветром трава, оживают ночные бабочки, выползают из глубоких нор звери, выходя на охоту…
А звезды?
А невероятная по своей красоте и внушительности полнобокая луна?
Всем этим приятно полюбоваться, когда ты просто едешь по делам, зная, что в безопасности. Хорошо показать эту красоту девушке.
Но если ты беглец… О, сколько ужасов таит в себе ночная степная жизнь!
Каждый крик кажется погоней, каждый шум – преследованием. И чудится, что на твой след уже встали. И погнать бы коня галопом, да нельзя – загонишь. И вообще останешься беспомощным.
Конь в степи – это жизнь.
Так что Мазепа волей-неволей остановился на отдых. Расседлал коня, вытер, разжег костерок, понимая, что если решат найти – и так найдут.
Проклятье!
Все ведь было продумано! Такой план!
Но турки даже не смогли высадиться с кораблей, Ивану Сирко в этом верить можно. А люди Мазепы… ведь сам, сам дал ему возможность! Но казалось бы – что может быть лучше независимости от османов и от русских? Под умелой рукой, конечно!
Да, под его рукой! Это же будет его хозяйство, а свою выгоду Мазепа чувствовал всегда! Крым процветал бы под его управлением, он знает…
Или Иван хотел посадить на власть одного из своих сыновей? Но они не такие… им словно власть и не нужна. Один вообще в море удрал – смешно!
– Ау-у-у-у-у-у-у-у-у!
Волки выли в темноте. Мазепа невольно поежился. Какие-то ноты они взяли… страшноватые.
И стая приближалась.
Он не испугался бы и дюжины. Но… в честной схватке. Лицом к лицу. А сейчас…
Они загоняли добычу.
Его.
Это была охота на человека.
Что ж, так просто он не сдастся. У него есть лошадь и оружие.
Поздно!
Конь, дико заржав, рванулся так, что повод не выдержал. Миг – и он скрылся в темноте. А через минуту оттуда послышался крик. Высокий, тонкий, почти детский… Мазепа знал, что это. Так кричит загнанное животное, на холку которого вспрыгивает безжалостный голодный хищник. Они уже рядом?
Он вскочил, выхватил саблю.
Волки появлялись словно из ниоткуда. Вначале загорались глаза. Желтые, зеленые, беспощадные. А потом – потом из темноты начали выступать серые тени. Скользили, переливались… а рядом ни дерева, к которому можно прислониться спиной, ни…
И впереди скользил здоровущий седой волк с желтыми глазами. И смотрел так, что сразу вспомнились Мазепе истории про оборотней и про то, что Иван Сирко… Кажется ему, или волк и верно прихрамывает на переднюю лапу?!
Мазепа так и не понял, когда вожак метнулся вперед.
Кажется, пару раз еще успел взмахнуть саблей. А потом… Потом волчьи зубы впились в руку, кто-то прыгнул ему на плечи, повалил… И последним, что Иван Степанович видел в своей жизни, были волчьи клыки.
Желтые и кривые, со стекающей по ним кровью.
* * *
Героев встречали всем Азовом.
Гонцы оповестили о победе русского флота, и Ромодановский готовил торжественную встречу. С фейерверком, залпами пушек, делегацией на причале во главе с самим Ромодановским – и потребовались грандиозные усилия, чтобы удержать Павла на носилках.
Лекарь орал, что если адмирал решит пойти своими ногами – он ни за что не отвечает! И так кровопотеря слишком велика! Куда еще?!
Пусть идет!
Сначала на встречу, потом на погост!
С лекарями спорить сложно, особенно когда они из числа государевых воспитанников, так что Мельин поругался, но на берег выехал на носилках. И первыми – торжество там или нет – к его носилкам кинулись родные и близкие. Разрыдалась жена, схватил за руку сын…
– Да не умираю я! Не повезло немного!
– Ваш муж – герой, – Роман Сирко незаметно оказался рядом. – Только благодаря ему выиграно сражение.
– Ты лучше расскажи, как Мезоморте к мачте пришпилил, – ругнулся Мельин. – Втроем отдирали…
– Это я случайно.
– За такие случайности и награда должна быть достойной! – На шею казака опустился орден, а в руке оказалась небольшая грамотка. Ибо что толку в награде, если к ней ничего не приложить?
Нет уж.
Орден – для славы и памяти. Но для души и тела тоже хорошо бы что-то иметь. Деньги там или кусок земли, который можно передать потомкам… Титул, на худой конец. И у Романа все еще впереди.
Хотя больше всего сын Ивана Сирко мечтал о том, чтобы когда-нибудь тоже стать адмиралом. Водить в бой не одну «чайку», а всю эскадру, пугать турок, топить вражеские корабли.
Море – оно не отпускает своих возлюбленных.
Что ж.
Его время еще придет.
