Глава 10
– Слышь, Петро, а ведь год почти прошёл, как мы с тобой здесь последний раз сиживали. И вроде бы ничего не изменилось, то же озеро, тот же лес, та же наливка в стаканах, а мысли после того, как ты мне эту папочку дал почитать, так вскачь понеслись, что уже и не знаю, как их остановить.
– А ты всё до конца прочитал, Коля? Есть какие-то соображения или всё ещё пытаешься мысли в кучу собрать?
Председатель колхоза «Светлый путь» и боевой соратник нынешнего лидера Белоруссии Николай Николаевич Тертышный подпёр подбородок кулаком, задумчиво глядя на неподвижную гладь озера Свитязь. Минуту молча смотрел вдаль, думая о чём-то своём. Затем вздохнул, парой глотков допил из стакана остатки вишнёвой наливки, зажевал куском чёрного хлеба, на котором уместились три ломтика нежного сала, и посмотрел на друга.
– А соображение у меня такое, Петро, что либо в петлю лезть от таких перспектив, либо брать автомат и идти стрелять всё наше Политбюро. А после этого наводить в стране порядок. Жестко наводить, не щадя любого, кто попытается против что-то вякнуть. Ты согласен?
– Если другого выхода не будет, придётся идти на крайние меры. Хотя честно скажу, не хотелось бы. Сейчас первоочередная задача – собрать вокруг себя единомышленников. Вот и думаю, на кого можно опереться.
– Опереться можно на армию, авиацию и флот. У тебя как с ними отношения? В смысле, с главнокомандующими?
– С главкомом ВМФ Горшковым мы несколько раз пересекались на пленумах ЦК, но близко не знакомы. С маршалом авиации Кутаховым практически та же история, но слышал, что он верный коммунист, ни в каких порочащих его событиях замешан не был. Впрочем, по Горшкову тоже ничего порочащего мундир не припомню. Главком сухопутных войск Павловский руководил операцией «Дунай» по вводу войск Варшавского договора в Чехословакию в 68-м, за что наши диссиденты его очень невзлюбили. Но, как пишет в своей рукописи этот хронопутешественник, Павловский настаивал на отмене ввода советских войск в Афганистан в 1979-м, то есть через три года, за что был снят с должности.
– Читал, помню и то, что ввод одобрили Андропов, Устинов и Громыко. А вот Косыгин был против, как и начальник Генштаба Огарков. То есть если плясать от будущих событий в Афганистане, то ты и я, имеющие представление о том, к чему это приведёт, выступаем против ввода наших войск, а значит, автоматически в нашу команду попадают те же Павловский, Косыгин и Огарков. Или я не прав?
– Думаю пока, Коля, думаю… Тут с кондачка вопрос не решишь, тут на карту поставлено будущее Советского Союза. Ведь не факт, что, не знай мы будущего, выступили бы тоже за ввод войск в Афганистан. А что, если попробовать открыть глаза тем же, как ты говоришь, Андропову, Устинову и Громыко? Может, тогда-то они изменят свою точку зрения?
– Рискуешь, Петро, ой рискуешь. Хотя, с другой стороны, кто не рискует…
– Это понятно, нужно действовать осторожно, и в то же время решительно. Вот, думаю, к первому секретарю ленинградского обкома КПСС Романову начать клинья подбивать. Мужик он тёртый, сантименты разводить не привык, один из кандидатов в преемники Брежнева. Кто знает, сколько ещё генсеку осталось…
– Дык шесть лет вроде.
– Ну да, но это если всё как шло, так и будет идти. Ты не подумай, устранять его никто не собирается, в смысле совсем. Но вот если он окончательно превратится в развалину и за его спиной страной станут управлять другие, у которых на уме только урвать свой кусок, а там хоть трава не расти, то тут невольно вспоминаешь, как устраняли Хрущева.
– Хочешь повторить то же самое с Брежневым?
– Ничего пока загадывать не хочу. Если честно, как подумаешь, что предстоит сделать, – голова кругом идёт. Нет-нет да и промелькнёт мысль: какого чёрта этот гость из будущего пришёл именно ко мне?
– А не пришёл бы, Петро, через четыре года я тебя в последний путь провожал бы. Так что радоваться должен. Кто предупреждён – тот вооружён. А вообще, друг ты мой сердешный, вот что я скажу… Жаль, что Иосифа Виссарионовича нельзя воскресить. Вот кто порядок навёл бы, придавил бы всю эту мразь в одночасье. У тебя характер не сталинский, ты уж извини, но я правду скажу: хоть ты и партизан, с боевым прошлым, но в тебе капитально учитель сидит, так просто его не вытравишь. А тут нужен человек, у которого рука не дрогнет. Вот и думай, кто на эту роль сгодится. Если, конечно, ты разделяешь мою точку зрения.
– Хочешь не хочешь, а соглашусь, потому что, если попробуем поставить страну на правильные рельсы, но при этом начнём либеральничать, нас мигом в подвалы Лубянки отправят как изменников родины. Нужно готовить почву, подключать СМИ, но без санкции свыше особо на газеты и телевидение с радио не надавишь… А как ты смотришь на то, чтобы вернуть в строй Судоплатова?
– Он же даже не реабилитирован после ареста в 53-м! Пятнадцать лет отсидел, а ведь столько для страны сделал! Я когда узнал о его аресте, мне аж плохо стало. Думаю, ладно Берия, но Пал Анатольича за что?! Но мысль интересная. Мужик он был толковый. Надеюсь, навыки и характер не растерял за двадцать три года. Он вообще как себя чувствует?
– Как раз на днях узнавал: говорят, бодренький, хотя с одним глазом и инвалидностью второй группы. Да ещё три инфаркта позади. Но не сдаётся, активен, участвует в ветеранском движении, добивается реабилитации и пишет мемуары.
– Гвозди бы делать из этих людей… В общем, Петро, подумаю я ещё, что тут можно сделать, постараюсь стать тебе советчиком. А ты пока, как и планировал, поспешай, но медленно. Ты сейчас как сапёр на минном поле, права на ошибку не имеешь. Так что давай ещё по одной за успех, за нашу Родину!
– Нет, Сергей Андреевич, джинсовый костюм на премьеру не подойдёт, если уж не смокинг с бабочкой, то хотя бы просто приличный костюм с галстуком. Иначе вас просто не пустят на порог кинотеатра. Как-никак министр культуры ожидается, а вас наверняка пригласят на сцену.
– Ладно, пороемся в гардеробе, может, что-то приличное и найдём.
Я опустил трубку и тут же пересказал Вале свой разговор с одним из организаторов премьеры «Марсианина», намеченной на 7 сентября в кинотеатре «Художественный». До назначенной даты оставалось ещё несколько дней, так что с прикидом следовало поторопиться. Валино платье уже было почти готово, она вчера ездила на вторую примерку, а завтра должна была забирать свой наряд. Не у Славы Зайцева шили, но всё равно влетело в копеечку. И сейчас что-то не очень хотелось снова вкладываться в это бесполезное дело – шить костюм ради одного появления на публике.
– Давай-ка примерим тот, который ты в прошлом году на День торговли надевал, – предложила Валентина. – Мы вроде его привезли из Пензы, кажется, я его повесила в шкаф.
На моё счастье, тот самый костюм с отливом действительно нашёлся в шкафу, его нужно было лишь прогладить да прикупить галстук к белоснежной рубашке, также найденной супругой в наших вещах. Итальянские ботинки у меня имелись, так что вопрос с премьерным нарядом можно было считать решённым.
Пригласительные нам с женой прислали по почте. Почтальонша просто кинула конверт в висевший на калитке почтовый ящик. Учитывая, что в последнее время пацаны из соседней деревни повадились обирать почтовые ящики переделкинцев, мы могли бы остаться без пригласительных, не проверь Валя вовремя содержимое ящика. Разорвав конверт, обнаружили внутри скромный картонный прямоугольничек с нашими именами. Премьера была намечена на 18.00, нам же предписывалось явиться на час раньше, подойдя к служебному входу. Места в первом ряду также были заранее указаны. Супруга аж засветилась от счастья, тут же высказав мысль, что на вечер 7 сентября нужно вызвать Ленку, чтобы она посидела с Данилой.
– Жаль, что сама Ленка не может с нами пойти, потом в вузе хвалилась бы, – сказал я.
– Ничего страшного, мы ей всё расскажем. Она особо на этот счёт никогда не страдала, это я вот такая любительница выйти в свет.
– Да уж, попрыгунья-стрекоза, – засмеялся я, чмокая жену в щёку.
В назначенное время мы с Валей припарковали «Волгу» на стоянке у кинотеатра, а сами прошли к служебному входу. Гостей вечера встречал лично директор кинотеатра, тут же препроводивший нас в свой кабинет. Мол, пока в зале делать нечего, посидите с друзьями-коллегами здесь, попейте чайку с лимоном. Из «друзей-коллег» пока прибыли только Павел Владимирович Клушанцев да Михаил Ульянов со своей супругой Аллой Парфаньяк. Мы сердечно поприветствовали друг друга.
– Боишься? – подмигнул мне Ульянов. – Небось первая премьера?
– Есть маленько. Надеюсь, сегодня провала не будет.
– Будет успех, уж поверь мне, не одну премьеру пережившему.
Вскоре подтянулись Олег Янковский со своей верной спутницей Людмилой Зориной, а затем и одетый в элегантный чёрный фрак Тарковский с Ларисой Кизиловой. Причём жена Тарковского почему-то называла мужа на «вы», заставив нас с Валей переглянуться.
– Может, и нам так попробовать? – шепнула она мне на ухо.
– Я тебе щас так попробую – мало не покажется.
И шлёпнул её незаметно по попке, заставив тихонько взвизгнуть. Валя, кстати, чувствовала себя словно королева бала, новое платье ей действительно очень шло, особенно в сочетании с неброскими, но красивыми украшениями. Не говоря уже о том, что и внешне она выгодно отличалась от жён других членов съёмочной группы.
– Друзья мои, позвольте пригласить вас в зал, – забежал в кабинет директор. – Публика уже занимает места, а ваши указаны на пригласительных… А где, кстати, Артемьев, так и не появлялся?
– Эдуард Николаевич позвонил, сказал, что немного задерживается на студии грамзаписи, но к началу фильма обещал быть железно, – довёл до сведения директора Тарковский.
– А, ну тогда ладно, лишь бы не опоздал… Пойдёмте, товарищи, на свои места.
Мы один за другим через боковой проход прошествовали в огромный зрительный зал, уже наполовину заполненный народом. При нашем появлении кто-то зааплодировал, другие тут же подхватили, и вскоре зал потонул в овациях. Мы вынуждены были раскланяться, после чего расселись.
– Надеюсь, после финальных титров реакция будет такая же, – сказал мне сидевший справа от меня Янковский. – Только бы народ не устал смотреть, почти на три часа кино получилось.
К 18 часам зал был заполнен до отказа. Появился и Артемьев, усевшийся рядом с Тарковским. Последними свои места в первом ряду заняли двое достаточно немолодых мужчин, которые, шествуя по проходу в сопровождении лебезящего директора, о чём-то негромко переговаривались.
– Ого, вместе с Демичевым сам Андропов прибыл, – прокомментировал снова Янковский. – К чему бы это? Он же вроде не большой любитель публичных мероприятий.
Действительно, Андропов, живьём-то мне его видеть ещё не доводилось, только на фотографиях в Интернете. Но на них Юрий Владимирович выглядел постарше, всё больше уже в должности генерального секретаря.
Погас свет, занавес разошёлся, и под оркестровую, сдобренную электроникой музыку Артемьева на экране появились первые титры, а затем пустыня Кызылкум… то бишь марсианский пейзаж, и выползавший из песка очнувшийся советский космонавт Виктор Огнев в исполнении Янковского.
В принципе, я знал, конечно, сюжет фильма наизусть, раз уж являлся автором сценария, но всё равно смотрел кино с чувством какого-то щенячьего восторга. Пускай здесь нет компьютерных спецэффектов, но для 70-х то, что сотворил Клушанцев, было настоящим прорывом. По реакции зала, тишина в котором периодически наполнялась хоровыми вздохами, становилось ясно, что фильм задевает людей за живое. Например, в момент очередного такого массового выражения эмоций, когда у главного героя взорвался шлюз жилого модуля, одна из зрительниц позади меня, не сдержавшись, вскрикнула: «Ой, мамочки!»
Финальные титры шли вновь под музыку Артемьева, но теперь уже не нагнетающую, как в начале, а жизнеутверждающую. Невольно вспомнилось, как звонил накануне в Союз композиторов. Не дождавшись от них звонка, позвонил сам. Оказалось, что моё заявление попридержали, композиторы пока не могут прийти к единому мнению. Решив, что этак заявление могут и вовсе похерить, я тут же позвонил своей палочке-выручалочке в лице Чарского, поинтересовался, нет ли у него выходов на членов комиссии, чтобы уж как-то додавить этих мастодонтов от музыки. Анатолий Авдеевич пообещал подумать над моей просьбой, а я, в свою очередь, сказал, что отблагодарю его очередным хитом для Инги.
Загорелся свет, и зал тут же потонул в овациях. Приглашённым членам съёмочной группы пришлось встать и дружно кланяться, обернувшись лицом к публике. Я незаметно покосился на сидевшую супругу, которая тоже аплодировала, не жалея ладоней, а её глаза, смотревшие на меня снизу вверх, буквально лучились счастьем. Наконец нас пригласили проследовать на сцену, где вручили цветы, и каждому пришлось сказать несколько слов.
Вспомнив стандартные выражения обладателей премии «Оскар», я решил особо не загоняться, раз уж речь заранее не готовил, а попробовать что-то сказать по голливудскому шаблону.
– Спасибо моей любимой жене Валентине, которая всячески меня поддерживала в работе над книгой и сценарием. Валя, встань, пожалуйста, покажи себя людям… Спасибо всем участникам съёмочной группы за то, что так здорово сумели воплотить мою книгу на киноэкране. Спасибо всем вам за ваши аплодисменты, за признание нашей работы. Надеюсь, это не последний раз, когда мы порадовали вас своим творчеством.
Да уж, моё выступление стало, пожалуй, если не самым продолжительным сегодня, то уж самым ярким точно. Особенно момент, когда смущённая супруга встала и, приложив руки к груди, поклонилась аплодировавшей ей публике, да ещё и угодив под вспышку какого-то фоторепортёра, о присутствии которого я и не подозревал до последнего момента. При этом настырный фоторепортёр попросил нас с Валентиной чуть позже, когда зрители наконец разошлись, попозировать ему вместе. Оказалось, товарищ работает на журнал «Советский экран» и наше фото предположительно появится в следующем номере. Если, конечно, его одобрит редактор издания.
На банкет, проходивший в небольшом зале, Андропов не пошёл. Но передал через министра культуры, что фильм его впечатлил.
– Надеюсь, впечатлил в положительном смысле, Пётр Нилыч? – поинтересовался Тарковский.
– Думаю, да. А от меня вам самые искренние поздравления. Предлагаю поднять бокалы за успешную прокатную судьбу вашего фильма.
А на следующей неделе я, Тарковский и Янковский стали гостями «Кинопанорамы». Хозяин студии Эльдар Рязанов встретил нас широкой улыбкой, пожимая руки:
– К сожалению, на премьеру не смог попасть, но фильм уже посмотрел. Восхищён! Такого у нас ещё не снимали. Голливудские продюсеры сейчас, наверное, локти кусают, что не успели вовремя выкупить права на сценарий. Да и не факт, что у них получилось бы не хуже, это же ведь поразительным образом удалось совместить философию и действо. Андрей Арсеньевич, я всегда говорил, что вы гений.
– Да ладно, что я! Всех нужно поздравлять, – заскромничал режиссёр.
– Давайте к гримёрам, они над вами немного поработают, а затем проходите в студию.
Этот выпуск «Кинопанорамы» показали через неделю, практически одновременно с выходом нового номера журнала «Советский экран», обложку которого украшала физиономия Янковского сквозь прозрачное забрало гермошлема. Фильму была посвящена добрая половина журнала, с фотографиями с места съёмок (когда только успели), комментариями киноведов, дали интервью с главными действующими лицами. А меня-то почему эти гады-журналисты не проинтервьюировали?! Обидно. Правда, порадовала наша с Валей фотография на полстраницы. Жена даже хотела вырезать её и приляпать под стекло в рамочку, насилу удержал.
Между тем «Юность» готовилась печатать вторую повесть из серии приключений Эраста Фандорина. По первой неугомонная «Молодая гвардия» уже собралась издавать отдельную книгу, затребовав у меня рукопись. К тому времени я перепечатал уже и «Смерть Ахиллеса», собираясь браться за «Статского советника» и поглядывая на свою любимую «Алмазную колесницу». Что-то ещё должно быть между этими книгами, но так уж получилось, что в моём «ридере» Акунин был закачан не весь, а лишь те произведения, которые меня интересовали.
Не забывал я, впрочем, и о воспоминаниях Машерова. Ради них решил отложить на какое-то время Акунина, всё ж таки хотя это и был предлог для того, чтобы подобраться к первому секретарю ЦК КП Белоруссии, но человек старался, вспоминал молодость, тратил своё время.
Интересно, что предпримет или уже предпринимает Пётр Миронович, чтобы повернуть ход истории в новое русло? Хотелось верить, что он не сидит сложа руки, раздумывая, провокация это была или я на самом деле, как выразился лидер Белоруссии, хронопутешественник? Во всяком случае, ни он сам, ни кто-то другой от его лица мне не звонил, не подавал никаких знаков.
Ответ на свой вопрос я получил в начале октября, когда у ворот моей дачи остановилась такая же, как и у меня, чёрная «Волга», из которой вышли двое мужчин в одинаковых плащах и тёмных шляпах. Одного из них я узнал сразу, это был Степан, второго, как следовало из предъявленного им документа, звали Алексей Фролов. Впрочем, Степан, будучи человеком исполнительным, также показал удостоверение, и я узнал, что его фамилия Чернышёв.
– Сергей Андреевич, сегодня к вам после заседания пленума ЦК заедет Пётр Миронович Машеров. Если вы, конечно, не против…
– Да что вы, с удовольствием его встречу.
– Ну и хорошо, а мы пока согласно уставу осмотрим дом и придомовую территорию, такой уж порядок, не обессудьте.
– Да без вопросов, хотя могу сразу сказать: ни холодного, ни огнестрельного оружия не держу… Хотя есть кинжал, подаренный узбекским лидером Шарафом Рашидовым, но это скорее произведение искусства. И ещё ржавый топор в сарае.
В «Волге» этих ребят имелась рация, по которой они кому-то сообщили, что дача чиста и можно везти Машерова. Через полтора часа Пётр Миронович уже пожимал мне руку.
– Неплохо у нас живут писатели, – с лёгкой иронией сказал он. – А кто здесь обитает по соседству?
Я вкратце рассказал о соседях, после чего Валентина предложила гостю и сопровождавшей его камарилье проследовать в гостиную, отведать чая с вареньем собственного приготовления и купленным буквально за полчаса до этого в пристанционном магазине тортом. Поговорили о «моих» книгах, о премьере фильма, причём выяснилось, что Машеров нашёл время посмотреть картину, и она ему очень понравилась. А потом он предложил прогуляться нам вдвоём вдоль Сетуни. Не иначе, его чем-то манила водная гладь, ведь в санатории он тоже ежедневно прогуливался по берегу озера.
Оставшись наедине со мной, но при этом глядя куда-то вдаль, за поворот реки, Машеров сказал:
– Не знаю, радоваться или нет, но ваши предсказания понемногу начинают сбываться. Смерть Мао Цзэдуна 9 сентября меня окончательно убедила, что вы из будущего. Поэтому в дальнейшем собираюсь строить наши отношения на полном и, надеюсь, взаимном доверии… Теперь к делу. Не буду отчитываться о своих действиях подробно, как говорится, меньше знаешь – лучше спишь. Но работа уже началась, прощупываю Политбюро, руководителей ведомств на предмет плотного сотрудничества. Приглядываюсь к молодым перспективным руководителям, на которых могло бы опереться следующее поколение советских людей. Хотелось бы подобрать надёжных соратников и при этом не дать повода что-то подозревать тем, кто остался вне моего списка и обладает пока реальной властью.
– Понятно, вам, как бывшему партизану и подпольщику, наверное, свойственно перестраховываться.
– На войне ошибок не прощали, а сейчас, пожалуй, тоже идёт своеобразная подковёрная война.
– А я между делом свои мысли ещё раз на бумаге изложил. Хотел вам, пользуясь случаем, папку отдать, там около тридцати страниц.
– Отлично, рад, что вы не самоустранились. Но я к вам заехал ещё по одному поводу. Хотел попросить ваш мобильный телефонный аппарат, раз уж вы сами предложили дать его разобрать нашим умельцам.
– Не вопрос! А кто эти самые умельцы?
– Слышали о таком – Жоресе Алфёрове?
– Ещё бы! Нобелевский лауреат, по физике, если не ошибаюсь.
– Это когда же он успел Нобелевскую получить? В будущем? Понятно… Так вот мы с ним земляки практически, давно дружим, и голова у него светлейшая, что и подтверждает будущая премия Нобеля. Сейчас он заведует базовой кафедрой оптоэлектроники Ленинградского электротехнического института. И лаборатория у него приличная, одна из лучших в стране.
– Тогда без вопросов, только подождите, пока я сброшу на Micro SD конфиденциальную информацию – и телефон ваш. Кстати, раз уж он оптоволокном занимается, то мог бы и насчёт Интернета подумать, вещь-то в будущем первостепенная.
– Вы так считаете? Хорошо, поинтересуюсь заодно насчёт вашего Интернета. Завтра заскочу в Ленинград, мы с Жоресом Ивановичем уже созвонились, я вкратце объяснил, с чем ему придётся иметь дело и что это закрытая информация. Никаких утечек быть не должно.
– Я только опасаюсь, что вы не сможете точно ему объяснить, что это за зверь и с чем его едят.
Машеров искоса глянул на меня, кивнул:
– Ну вообще-то я всё же хотя и бывший, но учитель физики, так что в принципе какое-то представление имею. Да и он голова, каких ещё поискать… А знаете что, действительно, поедемте вместе. Познакомитесь с Алфёровым, расскажете о своём видении технических разработок будущего, особо не открывая завесу тайны над вашим попаданием в наш мир. Или у вас на ближайшие пару дней какие-то дела?
– Да ваши воспоминания обрабатываю, но можно и прерваться ненадолго.
– Прерывайтесь, ничего страшного не случится за эти день-два. Сегодня я ночую в Москве, в ведомственной гостинице, а завтра в десять вылетаю в Ленинград. За вами утром приедет мой человек, отвезёт сразу в аэропорт. Тогда уж телефон сами захватите, и заодно папочку не забудьте. Я пока брать не буду, а то устал что-то сегодня, выспаться хочется, а если папка будет при мне – не удержусь и стану читать… А вон и Степан с Алексеем, делают вид, что природой любуются, затаились в кустах. Ладно, не будем их нервировать лишний раз, пойдёмте в дом, и я чайку попью на дорогу. Хорошее варенье ваша супруга делает, надо для своей рецепт взять. Как думаете, поделится?
– Куда же она денется! Ещё и баночку с собой даст, она у меня женщина запасливая, но и щедрая.
Проводив Машерова, я попросил Валю в ближайшее время меня не тревожить, заявив, что собираюсь поработать с музыкальными файлами на магнитной ленте. После чего закрылся в своём кабинете с сотовым телефоном и магнитофоном и занялся копированием музыкальных файлов на магнитофонную ленту. За неимением проводов пришлось записывать прямо «с воздуха». Хорошо, что динамик телефона выдавал довольно приличное качество звука. Параллельно подключил зарядное устройство, не хотелось, чтобы неожиданно сел повидавший виды аккумулятор.
На перезапись треков, которые поместились на одиннадцати компакт-кассетах, ушёл остаток дня и почти вся ночь. Выходил из кабинета я только поужинать. Утром Валентина на мою невыспавшуюся рожу с тёмным кругами под глазами смотрела с подозрением, но я развел руками: что делать, работа. И кстати, каждую кассету я подписал, чтобы потом самому не запутаться.
До того, как за мной приехали, я успел перебросить те же музыкальные файлы, фото и видео из телефона на карту памяти. Скоро нам с тобой, верный мобильник, придётся распрощаться, разберут тебя на запчасти вивисекторы. Ну да ничего, всё на благо Родины, как бы пафосно это ни звучало. Поможем стране догнать и перегнать загнивающий Запад хотя бы в такой, на первый взгляд, мелочи.
