IV. «Сила» («Похоть»)

Первый взгляд проснувшегося Капраса упал на икону, которую маршал, ложась, как-то не заметил. Симпатичный лысый старичок радостно, по-детски улыбался, благословляя всех, кто попался под руку. Перед иконой стоял букетик красных ягод, а за нее были заткнуты белоснежные перья. Святого Карло не опознал, но не помолиться в ответ на такую улыбку просто не вышло. Маршал, пару раз запнувшись, прочел «Ураторе» и, сам себе удивляясь, попросил, чтобы у Гирени все обошлось. Неожиданно стало очень спокойно, и это чувство не покидало командующего все утро. Вернувшийся из Мирикии порученец своими новостями настроения не испортил. Подумаешь, нет губернатора, зато и оставшиеся чиновники, и владельцы литейного двора очень-очень ждут господина маршала… вместе с его эскортом.

– Провинциальное гостеприимство, приправленное страхом. – Агасу в последние дни святые вряд ли улыбались. – А губернаторы не лучшее время для разъездов выбрали, хотя в лучшее они к казару не побежали бы.

– Странно это…

Литейщики есть, пушки постараемся добыть, а вот как быть с кружевами? Послать Агаса? Столичная птица выберет, что нужно.

– Вы полагаете странным визит наших отсутствующих друзей в Кагету? – уточнил еще не знающий о кружевном будущем гвардеец. – Слуга твердит про Гидеона Горного, с чего ему врать? Да и не выходит в другое место: дорога, на которой подкараулили превосходительных, ведет только к броду. От вас они добились меньше, чем хотели, вот и бросились к Лисенку, а что тайком, так ведь вы – враг нового казара.

– Глупо вышло.

Чиновники юлили, он юлил, а потом раз – и легат с разбойниками… Не считая морисков и талигойцев.

– Сударь, – Агас заговорил извиняющимся тоном, сейчас примется растолковывать всякую политическую дрянь, – все знают, что вас посылали защищать Хаммаила, а Талиг сделал ставку на Лисенка. Вас отозвали, и сразу же Хаммаил был убит. Естественно предположить, что переговоры с убийцей казара, за которого вы воевали, вас не обрадуют. Кроме того, превосходительные по-своему правы: если Лисенок сочтет нужным унять бакранов, он их уймет, а он сочтет, если его устроит цена и не будет неприятностей из Талига.

– Вот именно, – фыркнул Капрас. – Баате важно удержаться, мы ему здесь не помощники. В отличие от Дьегаррона. С какой стати ему нам помогать?

– Деньги. Такой свистопляски ни одна сокровищница не выдержит, а Кагету, прежде чем начать стричь, нужно накормить. И потом Кипара, Левкр, Ионики и Мирикия – это отнюдь не Гайифа.

– Что за чушь?!

– Отчего же? Была Золотая империя, стали Гайифа, Талигойя и всякая мелочь; была Уэрта, есть Агария и Алат…

– Глупо сравнивать. Алаты с агарийцами друг друга не выносят… У них и языки-то разные! Но с местным начальством выходит паршиво: я им убалтывать Лисенка мешать не стал бы, а вот Сфагнаса они задели за живое… Йорго, ну что там еще загорелось?

– Из Белой Усадьбы вернулся разъезд. – Чем парень был хорош, так это тем, что не лез с каждым чихом. – На ведущей в поместье дороге нашли следы повозок, похоже, тех самых, вчерашних.

– Что собой представляет дорога?

– Она больше напоминает тропу. Отходит от нашего проселка возле речки и ведет через заброшенные сады, а главный подъезд к усадьбе – со стороны Мирикийского тракта. Хорнах в восьми назад от развилки, на которую должны выехать мы.

– Вот и хорошо, срежем угол… – А ведь не упомяни Турагис мерзавцев из Белой Усадьбы, разбойнички продолжали бы резать и дальше! – Проверим поместье, и в Мирикию. Караулить кто-то остался?

– Никос поставил двоих возле ближних, Садовых, ворот, остальные вернулись. Похоже, Садовые используют для завоза добычи, а в Мирикийские въезжают те, кому нечего скрывать. Главным образом барышники и зеленщики, раньше хозяева вовсю торговали лошадьми и всяким тепличным.

Раньше торговали, теперь грабят… Бывает и такое.

– По дороге многих встретили?

– Как на проселок свернули, пару раз натыкались на крестьян. Никос клянется, это были именно крестьяне, а не переодетые бандиты. От усадьбы люди не шарахаются, но и не ходят туда. Прежде гости там не переводились, но хозяин года три назад овдовел, и как отрезало!

– Сколько там может быть этой швали, прикидывали?

– Прежде было не очень много: здоровых мужчин и полусотни не набиралось. Весело жили, шумно, но ничего дурного про них не слыхали.

– Сегодня услышат, и надо, чтоб в последний раз. Бандитскому кублу здесь не место, так что прощайся со своей подружкой. Завтракаем и выступаем.

– Господин маршал, я…

– Тебе двадцать три, а живем один раз. Деньги есть?

– Я… Я плачу за себя сам!

– Вот и молодец. Ступай… Да, пошли уведомить легата, что мы задержимся. Часа на четыре, думаю.

Сфагнас уже дважды ломился в пустой дом, а из третьего его вышвырнули. Если опять выйдет накладка, прибожественный уверится либо в заговоре, либо в том, что север плевать хотел и на него, и на Сервиллия. Допустить такого Капрас не мог: вражда с легатом вынуждала к немедленному уходу, а маршал почти решил задержаться и вымести разгулявшуюся нечисть хотя бы с главных трактов. Да и оставлять три провинции на разобиженного столичного мальчишку Карло себя вправе не считал. Хуже скверного начальника, хоть губернатора, хоть стратега, может быть лишь пустота.

– Агас, – окликнул маршал, – пока не отыщутся эти кошачьи чинуши, я никуда не двинусь. Так что готовься ехать к Баате. С письмом от его сестры…

– Сударь?

– Казар узнал, что Гирени – его пропавшая сестра. Незаконная, но у кагетов на это смотрят проще.

Сам Капрас в сказку о родстве не верил, полагая ее разновидностью взятки, но, если врет государь сопредельной и не откровенно враждебной державы, ему приходится верить. Хотя бы на словах.

– Я готов выехать прямо сейчас.

– Сперва познакомишь меня с легатом, но прежде всего покончим со здешней шайкой.

Дорогу не зря называли Садовой, она извивалась среди сливовых садов, таких запущенных, что они стали почти лесом. Пахло осенью и забродившей падалицей, этот запах слегка кружил голову. Осень вообще время безумств, хоть у оленей, хоть у глядящих за море птиц, хоть у людей… Время, когда зрелость переходит в старость, – тоже осень, и те, кто не желает смириться с неизбежным, готовы на все, лишь бы задержать облетающую жизнь. Как же, ухватишь лошадь за хвост или тем более – за копыта! Отшвырнет, если не убьет на месте, и помчится дальше… Чем бы ни заполнял свое изгнание Турагис, он сброшен в придорожную канаву, конь сменил седока, и обратной дороги нет, тем более что Оресту нет и тридцати пяти. Конечно, вступали на трон и вовсе дети, но за них правили люди зрелые. Теперь все иначе – император пробует именно править и окружает себя либо ровесниками, либо теми, кто еще моложе. Удержаться в седле при таком раскладе человеку в возрасте трудно: ошибешься – вышвырнут, как ненужную рухлядь, окажешься умней и дальновидней – чего доброго, взревнуют. Как же, они такие умные, такие смелые, такие взрослые, и вдруг какой-то дядька носом в собственную глупость как кутят тычет…

– Фр-р-р! – Прямо из-под конских копыт взлетела пестрая птица, не то дрозд, не то полевой скворец. Взлетела и вдруг почти рухнула наземь.

– Больная, что ли? – буркнул Капрас и тут же увидел целую стайку таких же пеструшек. Птицы неуклюже скакали, галдели, садились, вскакивали, затем одна ткнулась клювом в землю, дернулась, поднялась, затрепыхалась…

– Падалицы нажрались, – объяснили сзади, – у нас в Пенье тоже так… Если алычи много и не убирать. Коты со всей округи сбегаются.

– Хорошо им, сразу и закусил, и выпил…

– Котов нашим пойлом не проймешь, им кошачья трава нужна…

– Сколько же их тут!

Пьяные птицы были всюду. Они пытались взлетать, лезли под копыта, орали… Похоже, откочевывавшая на зимовку стая заночевала в здешних садах и уже никуда не полетела. Полетит ли завтра? Или так и будет клевать отраву и бестолково копошиться на земле до холодов, когда взлетать станет поздно? Всадники, кто морщась, кто посмеиваясь, придерживали лошадей, стараясь не задеть крылатых бражниц, а те, как и положено пьяным, опасности не замечали. Одна дурища умудрилась взлететь, но сразу же завалилась на крыло и врезалась в Йорго. Адъютант невольно вскинул руку и ухватил незадачливую летунью. Физиономия у парня была растерянной, добыча надсадно орала, разевая немалый клюв. Похоже, она все-таки была дроздом.

– Выкинь, – велел Капрас, которому внезапно стало противно. Адъютант поспешно подчинился.

– Я случайно, – объяснил он, вытирая руки. – Летело… Господин маршал…

– Все в порядке. – Карло шевельнул поводом. – Давай рысью.

Слава Создателю, пошли быстрее. Тянуло перейти на галоп, но командующий корпусом, да еще на паршивой незнакомой дороге, позволить себе такого не мог. Тем не менее сливы остались за спиной, а впереди замаячил просвет, который становился все шире. Деревья сменились кустами, лишь одно, здоровенное, пережившее с десяток императоров, рискнуло оторваться от собратьев. На нижней ветке сидела совершенно трезвая и молчаливая ворона, выше виднелись шары омелы, взгляд Капраса добрался до верхних полузасохших ветвей, скользнул еще дальше, в солнечную осеннюю синеву. Белые вальяжные облака равнодушно плыли на юго-запад, не замечая, что к ним тянется серый клубящийся собрат.

– Пресловутая Белая Усадьба должна находиться за следующим холмом, – возвестил Фурис, будто никто не был в состоянии догадаться. – Очевидный пожар предполагает, что среди встреченных разведчиками поселян все же находился пособник разбойников.

– Похоже, ушли гады, – не смог сдержать злости Капрас, – и за собой все подожгли. Странно, что в сторону тракта, хотя тут может быть и третья дорога, о которой знают одни местные. А, не возвращаться же! Йорго, подгони драгун, может, хоть кого-нибудь прихватим.

Отряд с готовностью ускорил ход, перебираясь через пологую впадину, потом опять пришлось подниматься. Разбойников могли и не предупреждать, просто им взбрело в голову сменить логово – преступники часто обладают звериным чутьем, да и кавалеристы, рыская по округе, не особенно скрывались. Чего удивляться, что бандиты подались туда, где овцы есть, а псов мало, и те на цепи.

– Господин маршал, разведчики вернулись.

– Слишком быстро.

– Встретили парней, что оставил Никос…

– Давай их сюда!

– Началось все недавно, – парой минут спустя сообщил веснушчатый драгун, – солнце как раз над этим вот кленом было… Сначала палить начали, потом задымило. Но стрелять не переставали, только перед вами и утихло. Мы пока к ограде не совались, без приказа-то!

– Похоже, перегрызлись.

– Скорее всего, но могли и лишних кончать. Чтоб и с собой не тащить, и свидетелей не оставлять.

– Нам меньше работы будет.

– Или больше. Если догонять.

Проклятье, надо было не разведчиков посылать, а сразу же эскадрон! Ночью кони среди этих кошачьих слив поломали бы ноги, но в обход, по Мирикийскому тракту, прошли бы. А второй эскадрон с рассветом погнать прямой дорогой, беря разбойников в клещи. Теперь же мерзавцы, если рискнули уходить трактом, имеют фору, а лошади у них свежее.

– Смотрим?

Василис все знал и так, но субординация и присутствие зануды Фуриса вынудили его спросить. Капрас поморщился и махнул рукой: мол, сам знаешь, и тут же десяток драгун, развернувшись пошире, потрусили к усадьбе, которая просто не могла иметь иного названия. Белый обелиск на невысоком холме и тоже белые лестница со стеной словно бы ждали лучшего из пейзажистов. Тихую, ясную в своей простоте красоту уродовал лишь дымный столб над парком. Ну и драгуны в своих ярких мундирах с пейзажем явно не сочетались. Триста шагов до чуть ли не светящейся ограды, двести… Переходят на медленную рысь, стена и ворота уже совсем близко, самое время стрелять.

Кружатся в воздухе листья, светит солнце… Если огонь не откроют сейчас, значит, ушли. И что дальше? Пытаться догнать или мчаться ублажать легата, а может, разделиться? Василис с бандой справится, а вот произведет ли маршал с одним эскадроном должное впечатление на прибожественного сервиллионика?

Всадники уже у стены, стрелять поздно, о чем, разумеется, сообщает Фурис. Агас пожимает плечами, но любопытный Йорго высылает своего мышастого вперед. Что-то то ли чмокает, то ли щелкает, негромкий, явно безобидный звук отчего-то заставляет вздрогнуть. Второй щелчок… Создатель, это же бешеный огурец! Защищается как может, хотя он никому не нужен.

– В Фельпе эта дрянь вызревает раньше, – буркнул Карло, потому что устал молчать. – Кажется, нам достанутся одни головешки.

– То, что поместье покинуто, очевидно, – согласился Фурис, и тут, будто в насмешку, створки ворот дернулись и поползли в стороны, выпуская наружу кого-то в платье военного покроя.

Издали незнакомец напоминал младшего офицера и при ближайшем рассмотрении таковым и оказался, правда, не без странностей. Нет, форма изменилась мало – теньентский шарф украсила золотая полоса, да на шляпе появилась кокарда с расходящимися веером молниями. Выглядело непривычно, но терпимо, куда больше удивлял сам офицер. Уже немолодой, похожий на очень строгую рыбу в мундире, он глядел на маршала как на пустое место. И это не было ни столичным пренебрежением к провинциалу, ни гвардейским – к тянущему свою лямку вояке, а на паркетного, не нюхавшего пороху шаркуна, от которого тошнит ветеранов любого звания, Капрас не походил.

– Господин командующий, – странным голосом доложил сопровождавший рыбину разведчик, – усадьба занята боже… прибожественным отрядом… Разб…

– Прибожественный сервиллионик, – поправил странный теньент, – выжигает разбойничье гнездо.

– Сперва представьтесь, – холодно велел Капрас. – Потом можете доложить.

Рыбина неторопливо поднесла плавник к кокарде и, не выказывая никаких чувств – да и откуда бы они у нее? – изрекла:

– Носитель первой молнии северной гвардии Анастас. По приказу сервиллионика наблюдаю за Садовыми воротами. Белая Усадьба взята, разбойники подвергаются должному наказанию.

– Легат Сфагнас здесь?

– Прибожественный сервиллионик в парке у пруда. Я готов вас сопровождать.

– Что ж, – медленно и уверенно, точно перед ним была норовистая лошадь, сказал Капрас, – взглянем на разбойничье гнездо изнутри. В любом случае это займет меньше времени, чем заняло бы его взятие. Господа, вперед.

Анастас не возражал, не было попыток ни уволочь к прибожественному одного только маршала, ни хотя бы стать проводником. Впрочем, дорога была как на ладони, неширокая – проедет либо телега, либо пара всадников, – она полого поднималась к добротным, но отнюдь не крепостным воротам. В Гайифе до недавнего времени парки огораживали для красоты и защиты от пасущегося на окрестных лугах скота, вот в Кагете с ее вечно грызущимися казаронами замки оставались крепостями. Еще полгода назад Капрас считал это дикостью.

Ехали молча, говорить в присутствии «молниеносящей» рыбины не тянуло, потому Карло и разобрал на пределе слуха что-то очень тихое и очень неприятное, то тянущееся, то прерывистое. То, что это крики, стало ясно лишь у самых ворот. Однажды при Карло пьяный в стельку урод пытался резать свинью, и та визжала, пока взбешенный тогда еще корнет не пристрелил бьющееся окровавленное животное, хотя, по чести говоря, стрелять следовало в забойщика. Только вряд ли в Белой Усадьбе сейчас колют свиней.

Анастас поднял руку, и ворота немедленно открыли. Четверо парней с уже знакомыми кокардами вытянулись по обе стороны обсаженной платанами аллеи, чуть подальше виднелось несколько оседланных лошадей. Больше ничто на присутствие военных не указывало, а парк и вовсе дышал покоем. Если, конечно, оглохнуть.

– Пр’бжественнсрвлионик н’плщди, – доложил ражий малый, из которого, скинь он мундир, вышел бы отменный бандит. – М’ст н’пчинилище.

– Придется объехать пруд, мост разрушен, – равнодушно перевел теньент. – Это с четверть хорны.

– Хорошо, – все тем же ровным начальственным голосом ответил Капрас. – Четверо остаются здесь, в помощь людям легата.

Не оглядываться, не удивляться, не спрашивать и помнить о циркуляре! О благословенном столичном циркуляре, согласно которому командующий корпусом легату не подчинен. Бумага с печатями и два эскадрона – отличные аргументы, а крики, кажется, прекратились.

Заваленная рыжими листьями аллея выводила на берег длинного пруда со множеством островков – на одном примостилась беседка, на другом расправлял крылья мраморный лебедь. Пара его живых собратьев неспешно скользила по водному зеркалу, в которое гляделся красивый белый дом. Кажется, не горящий.

– Орест Второй, – пробормотал Левентис, и Анастас немедленно обратил на гвардейца рыбий взор:

– Божественный Сервиллий.

– Подобные особняки вошли в моду при Оресте Втором, – лениво объяснил Агас, – здешний, видимо, из самых ранних: позднее одно из крыльев стали завершать башней, с которой можно наблюдать за звездами.

Звезды рыбу, само собой, не занимали, но объясниться она соизволила.

– Именовать Божественного Сервиллия иным образом – оскорблять Создателя.

Агас смолчал, Карло тоже, хотя одернуть теньента, в присутствии маршала выговаривающего капитану, следовало. Тягостное молчание нарушали лишь кони, которым парк, при всем его кажущемся спокойствии, не нравился, а может, они просто чуяли дым. Пруд все тянулся, радуя глаз то островком с купой деревьев, то статуей, затем отряд добрался до речушки, через которую был перекинут узкий мостик. Мостик украшали огромные мраморные вазы, соединенные провисающими цепями, в вазах вовсю цвели настурции, а к одной из цепей было прикручено что-то, оказавшееся женскими руками. На этот раз Капрас не сдержался.

– Снять! – распорядился он, не останавливая коня и не поворачивая головы. – Теньент, что это значит?

– Я не теньент, я носитель первой молнии.

– Вы – теньент, – Капрас чуть повысил голос, – по крайней мере, пока я не увижу нового устава, и вы можете поплатиться за свою дерзость. Чей это труп?

– Не могу знать, – философски приняла выволочку рыба. – Я здесь прежде не проезжал.

– Скорее всего, ее повесили вчера, – доложил через несколько мгновений Агас. – Не очень молодая, по виду – служанка.

Еще один поворот, статуя бегущего юноши, и аллея раздвоилась: одна устремлялась в сторону дома, другая – к распахнутым воротам, возле которых белела – опять белела! – чем-то увитая привратницкая и валялись трупы.

– Вы здесь вошли?

– За туями через стену перелезли, – обращения «господин маршал» рыба упорно избегала, – пробрались сюда и часовому голову проломили. Открыли ворота, а из караулки еще с пару дюжин гадов выскочило, а цацы наши гвардейские замешкались. Пока дотащились, черви полудохлые, моих тут треть осталась… Но ворота закрыть мы не дали! – Рыба впервые заговорила как человек, и глаза у нее ожили. – Только бандиты, что в доме засели, услышали пальбу, так что врасплох застать не вышло.

– Был бой?

– Хорошо так резались, сами увидите. Много потеряли, особенно этих… недопесков.

Ну да, «герои», толком не обученные, но преисполненные храбрости, – беда любого путного теньента, а рыба, судя по всему, была путным. И явно не столичным.

– Вы, часом, не у Задаваки, – Капрас оговорился нарочно, – не в армии Трастиса служили?

– Я был уволен после Зегинского похода. Вернулся в строй по призыву Божественного Сервиллия.

– Здесь неподалеку живет стратег Турагис.

– Будь он проклят… Святотатец!

Капрас вспомнил письмо стратега и подавил опасную усмешку. С точки зрения рыбы, Турагис был не меньшим святотатцем и богохульником, чем вся прибожественная братия – с точки зрения отца Ипполита. Только глупо кидаться друг на друга из-за молчащего Создателя, когда на юге орудуют мориски, а у тебя под носом разбойники режут обозников и вешают старых служанок. Ветер, видимо, придерживался сходного мнения. Взметнув ворох красных листьев, он принес на берег омерзительную, напоминающую о смерти вонь. Несло горелым мясом, и вряд ли виной тому был зазевавшийся повар.

– Успели в амбаре укрыться, крысы, – объяснил теньент, – сейчас увидите. Стены каменные, окошки крохотные, равелин, да и только! Ну, мы дверь подперли и крышу подпалили…

У подпертой какой-то хозяйственной железякой двери валялась женщина с вышибленными мозгами. Средних лет, хорошо одетая, не госпожа, но и на служанку не похожа.

– Выпустить хотела, – пояснил веселый сержант с молнией на кокарде. – По-хорошему б к хахалю пихнуть, так не отпирать же было!

За сгоревшим амбаром лежали дворы, где и случилась главная драка. Пороховой запах уже рассеялся, но пролитая на утоптанную землю кровь загустеть не успела.

– Господин маршал, – Анастас все же произнес сакраментальное слово, – лошадей лучше оставить.

– Пожалуй. – А еще надо оставить эскадрон и… Агаса!

– Левентис, останетесь здесь. Это дело не трудней, чем у дворца Хаммаила.

– Да, господин маршал, мне тоже так кажется.

– Я на вас надеюсь. Фурис, Йорго, со мной.

Неприятно, когда между тобой и твоими людьми высится огромный домина, тем более такой. Вблизи Белая Усадьба оказалась гораздо хуже, чем виделась с другого берега: ухоженное, с добротными постройками поместье было разгромлено напрочь. Стены – да, остались, и крыши тоже… Но двери и окна – их что, нарочно высаживали? Обломки мебели, опрокинутые возы и карета с ни много ни мало, графским гербом, груды поломанной, порезанной домашней утвари. И трупы. Мужчины, все больше разбойники – одеты разномастно, ремни и перевязи с ножнами выдают характер занятий, на мертвых рожах – гримаса последнего ожесточения, но женщины, но детишки… Меньше, конечно, чем взрослых, и все равно много, слишком много… Ну куда ж вы лезли-то, надо было прятаться! Среди тел и обломков деловито снуют люди с молниями, уносят своих, обшаривают чужих. Раненых не видно – тут били исключительно насмерть… или успели всех прирезать?

– Господин маршал, – тихо спросил Фурис, – вы помните аббатство в моей Кирке?

Капрас помнил. Там орудовали мятежники, здесь – сперва разбойники, затем императорский легат, но разницы не было. Маршал Капрас ее, во всяком случае, не заметил.