Непонятная штуковина над главной башней Хандавы гордо реяла, извивалась и колыхалась, бестактно напоминая о том, как виконт Валме подъезжал к замку в обществе Алвы. Стань Марсель пьяненьким кардиналом, он зашмыгал бы носом, но рядом гарцевал приосанившийся Бурраз, и бывший урготский посол даже не вздохнул.

– Казар уехал, – внезапно сообщил казарон. – По южной дороге.

– Значит, – виконт злобно выдернул из грядки души морковь печали, – эта штука вроде флюгера, только указывает не направление ветра, а дорогу казара?

– Последние двадцать семь лет, – охотно подтвердил посол. – В старые времена лент было столько, сколько казаронских родов, все они были равной длины и связывались в единый узел, сквозь который проходило копье. Адгемар заменил узел золотым шаром и назвал его сердцем солнца. Казаронам очень понравилось… Я хотел сказать, большинству казаронов.

– Кто-нибудь из тех, кому не понравилось, еще жив? – полюбопытствовал Марсель, вообразив на месте одного из неоценивших папеньку. Правда, тогда Ворон с пистолетом Адгемару вряд ли бы потребовался.

– Не нравиться может как громко, так и тихо. – Кагет улыбнулся роскошной дипломатической улыбкой. – Поскольку я следую к своему государю с важным донесением, я не должен заезжать в чужие замки.

– Если замок чужой, – слегка удивился талигоец, – как на нем оказался этот лилион?

– Казар Баата увидел свет в Хандаве, и, когда он был коронован, крепость получила право на «сердце солнца». Конечно, бакраны могут его снять… Мы простимся на мосту.

Мост виконта более чем устраивал. Как и отсутствие в Хандаве Бааты.

– Желаю вам побыстрее понять, нравится ли вам… последняя кагетская мода. – Марсель сверкнул зубами вряд ли хуже кагета или волкодава. – Только не говорите мне, что в ваши годы поздно менять покрой камзола… Простите, запамятовал, как называется то, что на вас надето.

– Гав-быр-гав-гав, – пролаял Бурраз. Повторять виконт не рискнул, это сделал вертевшийся возле всадников Котик, растерявший в дороге последнюю львиность.

– Он запомнит, – пообещал Валме и протянул руку. Рукопожатие вышло не столько посольским, сколько боевым, и кавалькада в шикарных «гавбырах» устремилась по следу Лисенка. Валме подождал, пока кагеты не исчезнут из виду, и завернул мориску к Хандаве, даже не глянув на свой эскорт и следующего с оным смиренного брата Сэц-Гайярэ.

Массивные, сложенные из здоровенных камней стены вырастали стремительно, заслоняя и окрестные горы, и небо; теперь, чтобы разглядеть реющую штуковину, пришлось бы задирать голову до потери шляпы. Шляпу Марсель давно променял на кэналлийский берет, но взирать на «сердце солнца» все равно не хотелось.

– Я утратил начальство, – с чувством произнес Валме, подъезжая к первым из не то трех, не то четырех ворот, – и тоска моя зла, но ее я развею, вновь вскочив на козла…

Рассказывать про Алву Марсель не собирался, будь его воля, виконт и про Олларию умолчал бы, только дорогой Бурраз и явно не дешевый Пьетро выбора не оставляли. Да и Дьегаррон с его адуанами за прошедшие недели успел узнать слишком много, чтобы вранье имело смысл.

– Не скажу, что разумно жить всегда не по лжи,

Раздавшийся в ответ надсадный и при этом жизнеутверждающий вой мог бы испугать, но Валме помнил длиннющие бакранские трубы и знал, что ревут они исключительно от радости. О бедах дети козла предпочитали молчать.

– Нам рады, Капитан, – объяснил виконт прижавшей на всякий случай уши кобыле. Мориска то ли поняла, то ли поверила Котику, с которым за время пути успела сдружиться. Ворота неторопливо открылись, выпустив пару козлеристов. Васильковых рогов Марсель еще не видел, и это наверняка что-то да значило.

– Замок Хандава приветствует виконта для особых поручений! – оттарабанил красивый бакран с синей, в цвет рогов, повязкой вокруг головы. – Теньент Жакна, начальник славного дневного караула. Радостна ли твоя дорога, гость?

– Я стремился к своему козлу, – проявил учтивость Валме. – Воссоединение с ним – большое счастье.

– Он ждет тебя! – сверкнул очами, потому что это были именно очи, а не какие-то там глаза, бакран. – Я проведу тебя, а о твоих людях позаботятся мои люди. Только скажи, что ты ручаешься за каждого из них.

– За адуанов и солдат я, несомненно, ручаюсь, – теньент Жакна не походил на гайифского шпиона, но осторожность есть осторожность, – за капитана Темплтона тоже. Кроме них с разрешения регента с нами путешествует эсператистский монах. Неприятностей от него не будет, но что у него в голове, не представляю.

– Он будет сыт, но дальше первой стены не пройдет. Идем!

То, что ведут его не к Бонифацию и не к бакранскому начальству, виконт осознал лишь в одном из многочисленных замковых дворов, превращенных в козлятню. Простых рогачей держали на привязи, но Мэгнус удостоился отдельного загона, над входом в который красовался козлиный череп. Мало того, на мертвые рога навязали черные и зеленые ленты, и это было столь трогательно, что Марсель не мог не ответить на любезность.

– Я привез привет от вашего друга, – объявил спутнику виконт, – он верит, что копыта бакранских козлов будут и впредь попирать зло и нести к победе.

– Когда он вернется? – подался вперед бакран. – Здесь творятся дурные дела, а слова премудрых темны.

– Регент вернется, когда это будет нужно, а мы должны быть достойны его доверия, – неопределенно обнадежил Валме и вступил в загон. Его узнали. Нет, не так, его узнали, а под рукой опять не оказалось ни сахара, ни печенья, ни хотя бы яблока!

– Прости, дитя Бакры! – извинился Валме. – Виноват. Я никогда не являлся к дамам без подарка, а ведь большинство из них значило для меня куда меньше, чем вы с Готти. Клянусь принести тебе ведро грушаков и новые ленты.

Мэгнус тряхнул бородой, что-то ловко подхватил с чисто выметенной земли и задвигал челюстями. Виконт не сразу сообразил, что козел жует его собственный, невзначай оброненный платок.

Член Регентского Совета барон Инголс судебную мантию не носил, шпагу, впрочем, тоже.

– Нет ничего глупей, чем выставлять напоказ оружие, которым не владеешь, – объяснил свой вид законник. – Это равносильно приглашению применить его против тебя.

– В Старой Придде? – с готовностью подыграл Лионель. Мэтр заслужил не только свои деньги и якобы совершенно ему ненужное баронство, но и право время от времени поучать молодого, все еще молодого Проэмперадора. Молоденького капитана личной королевской охраны адвокат обучил многому, правда, до Сагранской кампании адвокат этого не понимал. Скорее всего…

– Не важно, что адъютанты герцога Ноймаринен не навяжут мне дуэль, – с удовольствием развил мысль законник. – Важно, что я не могу парировать самый жалкий удар, таким образом становясь заложником выставленной напоказ шпаги и чужой воли. Здесь уместно напомнить прецедент Леонарда Манрика, и я его напоминаю. Что до ваших дел, то записки Эрнани я прочел, их можно использовать при обосновании позиций по, самое малое, трем направлениям. Готовы и документы по Сакаци, однако алатская сторона отчет в оговоренный срок не представила. Вы намерены признать причину, по которой это не сделано, уважительной, или же мне следует начать дело по расторжению соглашения?

– Я подумаю, – Лионель положил навряд ли знавший иглы и шелк вышивальный столик кисет. – Ваш гонорар.

– Чрезмерно, – вынес вердикт законник, взвесив гонорар на руке. – Дела Эпинэ, можно сказать, не было вообще, а дело Алвы успешно разрешилось без моего вмешательства.

– И все же взгляните, – не удержался от усмешки Савиньяк. Мэтр неспешно распустил шнурок. Блеснуло. При свечах золото ярче, женщины, как правило, тоже.

– Почтенное клеймо, – продолговатый брусок в холеных, слегка запачканных чернилами руках выглядел аллегорично. – С ним что-то связано?

– Косвенно. Манлий Ферра покупке варваров предпочел союз, и выделенное Эрнани Святым золото осталось нетронутым. На мой взгляд, работу по обоснованию регентских полномочий ее величества Катарины следует оплатить именно из этих средств.

– Вы убедите меня принять плату, – мэтр неторопливо вернул пока еще не гонорар на столик, – если устраните одно противоречие. Прямым наследником Манлия является герцог Ноймаринен.

– Ферра не владел этим золотом, оно принадлежало Золотой империи, чьим преемником, как явствует из откровений другого Эрнани, в конце концов стал Талиг.

– Регентом же Талига, – подхватил адвокат, – является герцог Алва, а при невозможности исполнения им своих обязанностей – все тот же герцог Ноймаринен.

– Он, как вы знаете, болен. – Ли неспешно откупорил бутылку с кэналлийским. Ему и прежде нравилось говорить с законником, сперва это просто развлекало, затем начало приносить ощутимую пользу.

– Глава дома Савиньяк не счел нужным напомнить о том, что в случае отсутствия Алвы и болезни Ноймаринена, если она достаточно тяжела, регентом становится он. Как и о том, что регент вправе назначить Проэмперадора, но отстранить назначенного может лишь дееспособный король.

– Я не возьмусь напоминать о том, чего не знаю.

– Редкое качество. – Инголс слегка подвинул золото, это никоим образом не было отказом, но кокетничают не только дамы и герцоги. – Упомянутый закон, составленный по образцу дриксенского и утвержденный Франциском Вторым, был применен лишь единожды – вдовствующая королева Алиса назначила Проэмперадором Олларии герцога Эпинэ. Отстранение регентши было проведено в нарушение множества законов, но обрело легитимность после подписания Фердинандом в день его совершеннолетия соответствующего эдикта. Оный эдикт составлен более или менее грамотно и предельно скрупулезно, однако тот, кто его готовил, сосредоточился исключительно на правлении Алисы. Составитель не забыл практически ничего, среди прочего было отменено и проэмперадорство высланного после переворота в свои владения Эпинэ. Обратите внимание: проэмперадорство конкретного человека, но не сама процедура отстранения от должности. Таким образом, граф, вы останетесь в вашем нынешнем положении до совершеннолетия его нынешнего величества или же до смены династии.

– Я все-таки ваш должник. – Темно-красная струя послушно полилась в бокалы. Ли всегда любил разливать хорошее вино. – Хоть и не в такой мере, как Оллария и Оллары.

– Удачный должник – залог благополучной старости. – Инголс, не глядя, взял бокал. – В суде, если б мы представляли разные стороны, я бы привел вас к присяге и спросил, как давно вы знаете о смерти герцога Алва.

– Это был бы не лучший ваш вопрос, даже если бы я воспринимал присягу по-варварски, то есть серьезно. Алва отбыл на юг, и моя мать смотрела ему вслед. Долго смотрела… Больше я не знаю ничего. Вы располагаете временем? Если да, я бы просил вас прочесть письма графа Валмона.

Мэтр со вниманием читал, Ли прихлебывал вино и вспоминал Олларию, дворец и плотного адвоката в украшенном оленем кресле.

Договор об алатском наследстве связывал дом Савиньяк с домом Мекчеи куда сильней, чем могло показаться. Альберту это не нравилось, однако пересмотреть условия мог лишь потомок старшего из сыновей Раймонды. Тогдашний алатский посол счел, что сын убитого маршала не станет вдаваться в подробности, разве что спросит про доход, но Ли был еще и племянником экстерриора. Он взял бумаги, пообещал дать ответ через неделю и отправился выяснять, кто в Олларии берется за дела о спорном наследстве. Штанцлер, Придд и Гогенлоэ, не сговариваясь, назвали некоего Инголса. Дядюшка Рафиано вернулся в столицу, когда мэтр выставил Альберту встречные требования, и пришел в полный восторг, хоть и назвал адвоката человеком супрема. Ли это не смущало, дворцовая жизнь порождала вопрос за вопросом, и граф Савиньяк снова и снова посылал за законником.

Доверяли ли они друг другу? Разумеется, нет, но мэтр Инголс получал неплохие деньги, а Лионель потихоньку овладевал оружием куда более смертоносным, чем шпага. Штанцлер успел стать врагом Талига, Сильвестр перестал быть вторым Франциском, мэтр резко, слишком резко, порвал с Приддом, а Савиньяк улыбался, разливал вино и вежливо спрашивал о некогда громких делах и допущенных великими умами ошибках. Зашла речь и о Золотом Договоре. Ругая победителей, позволивших побежденным связать себя вроде бы ничего не значащими оговорками, адвокат вряд ли думал, что ломает игру нынешним врагам Талига. Ли об этом тоже не думал, он просто поделился услышанным с Рокэ.

Законников Карла Третьего мэтр костерил зимой, а в конце весны пришли вести из Сагранны и с ними война, на первый взгляд – безнадежная. Решение нашел Алва, но заплатил за яйцо, из которого вылупилась великая Бакрия, Ли. Заплатил очень щедро и «по поручению Проэмперадора Варасты». Мэтр спокойно принял деньги, а когда подробности Сагранской кампании стали известны не только графу Савиньяку, нанес визит.

Они выложили карты на стол. В рукаве у Инголса наверняка оставалась пара крупных козырей, а у самого Ли был наготове Повелитель Кошек. Не потребовалось, обошлись деньгами, которые законник полностью отработал еще до отъезда Савиньяка в армию. Берясь защищать Алву, мэтр рисковал головой бесплатно и к тому же зря: Рокэ погнал Высокий Суд туда, куда хотел, и почти выиграл, другое дело, что Альдо верил в свою силу не до конца. Горе-анакс не сомневался в победе над конем, но не над лучшей шпагой Золотых Земель. Теперь таковой стал, видимо, Ротгер. Или Райнштайнер? Или ты… Не выяснить, пока не понадобится убивать.

– Познавательно, – мэтр Инголс отложил письма, – но эти казусы не для юриста.

– Эти казусы для человека, пытавшегося спасти Олларию.

– Если судить по результату, а законники полагают главным его, а не затраченные усилия, мы, то есть Проэмперадор Эпинэ и его окружение, потерпели полный провал, хоть и приобрели некоторый опыт. Тем не менее, господин регент, я к вашим услугам.

– Проэмперадор.

– Формально. – Юридическая длань неспешно опустилась на слиток, словно принося присягу. – Вы платите золотом Манлия за услуги, оказанные Талигу, значит, вы считаете это своим правом и обязанностью. В противном случае вы бы действовали от имени Алвы, как в случае с Кагетой, или предоставили бы действовать герцогу Ноймаринен. Если вам нужно мое мнение, то пожалуйста – вы поступаете верно. При необходимости я обосную законность передачи вам всех полномочий. В строжайшем соответствии с Кодексом Франциска и последующими дополнениями.

Мэтр был немногим легче Хайнриха и предпочитал вино пиву, а бумаги – мечу, но оба говорили об одном и том же. Правда, просвещенный законник выразился резче и определенней варварского короля. Видимо, потому, что был талигойцем. Не по рождению, по готовности драться там, где другие бегут. Ли усмехнулся и поднял левой рукой бокал.

– Закон, храни Талиг, а если не закон, то… и закон тоже.

Наследник Валмонов отродясь не стремился к чрезмерному знанию, однако неопределенности не терпел. Еще в детстве, набедокурив и по возможности запутав следы, Марсель отправлялся к родителю, чтобы понять, пронесло или нет, с годами эта склонность лишь окрепла. Валме предпочел бы своими глазами видеть, как Рокэ летит в дыру, но из-за дурацкого гвоздя замешкался, а круглая пакость без дна и без Алвы намекала, но не доказывала. Это порождало сомнения и терзания, к которым виконт был лоялен разве что в стихах. Когда имелось дело или хотя бы приятное безделье, сомнения докучали не слишком, но в казарском гнезде, куда Марсель залез, ожидая загулявших средь местных красот супругов, поэтическая дрянь явила себя во всей красе. Валме злобно опустошал подносы с фруктами и сластями, которые приволокли излишне усердные слуги, любовался величественным, чтоб ему провалиться, ландшафтом и пытался думать о папенькиных фокусах с крашеной водой и предсказаниях.

Если древние кликуши не просто получали удовольствие, расписывая «растерзанные пожары и полыхающие трупы», то хоронить Ворона рано. «Покинуть империю» отнюдь не равняется «умереть», а дыра была, мягко говоря, странной. Не менее странной, чем сам Рокэ, да и байки о приходах и уходах сперва Абвениев, а потом и Создателя должны были откуда-то взяться.

– Мало нам богов было, – буркнул виконт, замахиваясь на объявившуюся возле подноса осу, – теперь еще и Алву чтить и ожидать… Гадость… Ведь гадость же?

Сидящий рядом Котик издал многозначительный звук. В песьих глазах читалось пресловутое «чту и того более ожидаю», но в данном случае дело было поправимым.

– Погоди, сейчас воздам, – заверил Марсель, торопливо пробуя местные лакомства. Два первых для собаки были слишком едкими, третье, рассыпчато-ореховое, отправилось прямиком в умильную пасть.

– Вообще-то, – заметил Валме, – Хандава – место спорное, но нас травить неразумно, а казар – юноша дальновидный. Ешь спокойно.

Котик в дальновидности Бааты не сомневался, и неядреные лакомства кончились быстро. Марселя это устроило – не жевать во ожидании, когда под носом груда еды, непросто, а жевать – потакать затаившемуся, но ждущему своего часа пузу. От пуза Котик защищал не хуже, чем от волков и бесноватых.

– Да будет благословен тот день, – Марсель по-кардинальски поднял палец, – когда я выпросил собаку… Ну и когда встретил Рокэ, потому что первое не произошло бы без второго. Осознаем сие и вознесем хвалу.

– Р-нггг! – немедленно отозвался все понимающий Котик. – Р-вр-р-нггг!

Это не была хвала, это означало, что приближается кто-то безопасный и даже свой, а уж заявить о себе или затаиться – решать хозяину. Марсель вытер руки о расписное кагетское полотенце и перегнулся через кованое ограждение. Вверх по лестнице ползли два солидных жука – черный и винно-красный: его высокопреосвященство предпочитал заниматься государственными делами в обществе супруги.

Кормили в Сагранне на убой, а собаку царственно-духовная чета не держала. Воздвигшийся на пороге беседки Бонифаций был мокр и красен, будто омытый дождем плод абехо, а волосы Матильды липли ко лбу, хотя пыхтела она заметно тише благоверного.

– Отсюда, – начала разговор алатка, – Баата уронил своего братца…

– Нам ронять некого, – развел руками виконт. – Конечно, можно было захватить с собой виконта Дарзье… Вы его не знаете, но подобный спутник удлинил бы дорогу, и потом – я ничего не знал про беседку. Ваше высочество, ваше высокопреосвященство, вы поднялись в эту обитель очень кстати.

– Станешь говорить о пейзажах, – пригрозила Матильда, – пристрелю.

– При Котике? Не успеете. Ваше высочество, вам ведь нравился Эпинэ?

– Да! – с вызовом бросила женщина. – Он…

– За ним присматривают. Мой батюшка и… не только.

– А с чего ты, сыне, начал с Эпинэ? – осведомился продышавшийся Бонифаций. – И где Рокэ?

Валме отправил в рот не годившуюся Готти тянучку. Бонифаций ждал ответа, и он любил Алву. Валме решил быть правдивым и при этом тактичным.

– Разве я сторож регенту? – осведомился он. – Откуда мне знать, куда он провалился, но дела в Талиге запаршивели так, что всей помощи оттуда – я и Готти.

– Скорее уж Готти и ты, – очень кстати фыркнула алатка. – Так что там с Эпинэ?

– Да жив он, – отмахнулся супруг. – С Олларией что? Без утайки говори, как есть, и всё!

– Вы хотели всё, ну так вот оно! – отрезал Марсель спустя час, если не больше. – Я умолкаю, пока мне не дадут сырых яиц. Иначе мир и капитан Гастаки лишатся моих песен, а я на это пойти не могу.

Виконт почти не врал, он в самом деле охрип и едва ли не впервые в жизни преисполнился жалости к ликторам. Бонифацию пришлось легче: во-первых, он знал не столь уж и много того, чего не знали папенька с Дьегарроном, а во-вторых, клирик есть клирик. У этого же глотка была и вовсе луженой, ибо святой отец не только проповедовал, но и командовал; ну и бражничал, само собой. Бонифаций почесал нос, он уже обо всем спросил, всех обругал и явно наладился думать.

Темнело, небо стало бархатно-синим, башни, деревья и близкие горы – черными, а дальние куда-то пропали. Над беседкой деловито порхали вылетевшие на охоту нетопыри, всё вместе стало бы роскошной декорацией для какой-нибудь мистерии, и Валме решил расписать хандавские сумерки Елене, пусть подумает, куда их девать. Чтобы больше увидеть, виконт подошел к узорчатой, разукрашенной бронзовыми цветами и ягодами ограде. Горные вершины засыпали в вечерней тиши, синие долины полнились свежей мглой. Черно-синий покой завораживал, листы обвивавших беседку растений, и те не дрожали. Хотелось выкинуть из головы всю набившуюся туда дрянь и отдохнуть, ну или хотя бы излить это желание в стихах.

Марсель бездумно вертел плохо закрепленную на своем штырьке бронзовую земляничину и пытался подобрать достойные спускающейся ночи слова. Увы, результат очаровал бы разве что Зою, посылать подобное Елене было неприлично, но подарить принцессе свет выплывшего из-за черной горы прозрачного месяца хотелось.

Замечтавшись, Валме напрочь позабыл о почтенной чете, а когда та напомнила о себе раздраженными голосами, сразу и удивился, и возмутился. Впрочем, супруги тоже запамятовали, что они не одни.

– …не вернусь! – приглушенно рычала алатка. – Поеду к святой Шаре каяться… Что с еретиком на старости лет связалась…

– …а и не возвращайся! Мне же проще! Пока тебя, брыкливицу, спасешь, целое стадо в Рассвет вогнать можно, а стадо мое велико теперь…

Марсель поморщился и прищелкнул пальцами. Чуть слышно, но Котику хватило. Волкодав с готовностью подал голос, и спорщики замолкли.

– Ваше высокопреосвященство, – наследник Валмонов напоследок крутанул бронзовую ягоду и отвернулся и от горы, и от поэзии, – ваше высочество, мы с Котиком ценим ваше доверие, но богословские разговоры нас удручают. Позвольте нам, пока еще не совсем стемнело, удалиться.

– И когда ты, чадо, начал дозволения на такие дела просить? – проворчал Бонифаций. – Уж не тогда ли, когда за Алвой увязался? Ответствуй лучше, что дурного в том, что я супругу к брату ее отсылаю, да не просто так, а по делу? За Альбертом сим глаз да глаз нужен. Пока Гайифе мориски о Создателе напоминали, а в Талиге все на круги своя возвращалось, Алат с Кагетой друзьями нам были, а что теперь?

– А то, – откликнулась, поднимаясь, Матильда, – что Альберт не такой дурак, чтобы против Черной Алати переть, а слово Балинта у нас помнят. Ну а попрет, Карои с Лагаши живо ему мармалюцу покажут!

– Когда барсы Варасту трепали, Альберт за павлиний хвост схватился, и никто ему по рукам не дал.

– Дали бы, если б до дела дошло, – не усомнилась в земляках алатка. – Даром, что ли, после дури саграннской послом в Талиге Балинт Карои стал? Пока Альдо… Пока я в Олларии торчала, он, морда эдакая, во дворец носу не казал. И ведь знал, что там я, а все равно «болел». Это Карои-то!..

– Ты, душа моя, зубы нам не заговаривай. Карои не Карои, а сестра Альберту – ты!

– Нужен тебе Альберт! Ты меня в Алати гонишь, потому что воевать собрался… Так вот, твой высокопреосвященств, либо я – твоя высокопреосвященства и еду с тобой, либо я – алатка и еду в Алат. Навсегда!

Зашуршало и смолкло, на фоне звездно-синего неба обозначился женский силуэт. Отвернувшаяся от мужа Матильда смотрела на поднимающийся туман, как сам Марсель парой минут раньше. Бонифаций остался у стола, он наверняка уже понял: такую жену спрятать не выйдет.

Виконт как мог громко зевнул и перебрался к кардиналу.

– Горы и туманы клонят ко сну, – сообщил он, – а спать здесь по ряду причин неудобно… С вашего разрешения, я оставлю эти созвездия вам, только скажите, куда и когда мы едем? Я, как вы понимаете, представляю регента и немного – Валмонов.

– Как гонец от Лисенка прибудет, так и выедем, – с готовностью откликнулся Бонифаций. – Кагеты у нас за посредников.

– Значит – кагеты, нас трое и эскорт.

– От Дьегаррона бы офицера неплохо. Чтобы видели – тут он и к бою готов.

– Я вам Темплтона привез. Для почету.

– Дуглас тут?! – обрадовалась из сумерек Матильда. – Это про…

Что-то щелкнуло, что-то тяжело зашуршало, короткий лай слился с коротким же криком и мгновенно оборвался. Марсель рванулся на шум и тут же замер – Матильда на четвереньках отползала от бездны прямиком к опрокинувшему лавку супругу. Рядом вертелся Котик. Все были живы, всё было на месте. Кроме решетки…

– Твою же… – Женщина прекратила отползать, перевернулась и села прямо на пол. – В рукав вцепился… Иначе… Иначе бы уже все!

Бонифаций что-то прохрипел и бухнулся возле жены. Это было трогательно, это было ужасно трогательно, но Марселя занимала решетка, вернее – ее отсутствие. Откладывать осмотр виконт не стал, хотя фонарем никто не озаботился, а отблески от факелов с лестницы лишь порождали тени и путали. Осторожно, пробуя каждый камень, Валме двинулся от стола к краю бездны. Пол был надежным, ажурные столбики тоже стояли, а вот ограда… Один ее кусок, как раз над обрывом, опустился на манер откидного корабельного борта. То, что опиравшаяся на него женщина не полетела в пропасть, было просто чудом, и чудо это ждало похвалы.

– Потерпи, – заверил спасителя Марсель, – сейчас найдем что-нибудь достойное… Для начала.

Виконт опустился на колени и, покрепче вцепившись в столбик, попробовал поднять решетку, та послушно, не скрипнув, поднялась и встала на место. Она казалась прочной, но достаточно облокотиться… Неплохая ловушка, но почему о ней не предупредили? Беседку убирают слуги, в нее могут забраться гости, значит…

Мелькнувшая догадка оказалась верной. Бронзовая ягодка вертелась отнюдь не по нерадивости кузнеца! Поежившись от того, чего не случилось, Валме повернул подлую штуковину в другую сторону, вернулся назад и толкнул решетку, та не шевельнулась. Что ж, еще одной чужой тайной стало меньше.

– Эй, – все еще хрипло окликнула Матильда. – Там… Что там было?

– Один маленький казарский секрет, – почти спокойно объяснил Марсель. – Вот так братьев из беседок и роняют. Любопытное решение… Что-то вроде клинка в трости, но не столь надежно.