Чарли жил в нескольких милях к западу от города, в квартале одинаковых дорогих и полупустых домов. Он приезжал сюда только спать. Два года назад он нарядил на Рождество елку, живую елку, которая простояла до марта, усыпая сухими иголками пол и грозя загореться и спалить квартиру. Он купил ее для детей, но так и не удосужился пригласить их. Стены в его квартире были голые. Мебель в гостиной состояла из черного комода, черного дивана и телевизора. Он стоял в темноте и думал, не включить ли телевизор, но потом отказался от этой мысли, побоявшись, что уснет и опоздает на встречу с Виком. Два чемодана ждали у двери. Тащить сразу два было неудобно, и сначала он хотел сложить все вещи в один, но, не зная, много ли места займут деньги, решил взять оба.

На двери холодильника висело единственное украшение в его доме – детский рисунок, изображавший клоуна, давний подарок Мелиссы. Он открыл холодильник, думая найти там что-нибудь съедобное. Однако съедобного ничего не нашлось за исключением восьми яиц в картонной коробке. А где же еще четыре? Ах да, один раз он готовил на завтрак омлет – когда Дора осталась ночевать. Когда они перестали встречаться? До Дня труда или после?

Он прошел в спальню и сел в темноте на кровать. Дора была у него лишь однажды. Они всегда ездили к ней, потому что здесь так пусто и неуютно. Может быть, позвонить ей, попросить прощения, попытаться объяснить, почему он уезжает, или даже переспать с ней напоследок? По старой памяти.

У него начало вставать. Да что это с ним сегодня? Наверное, его возбуждали мысли о грядущем отъезде, активируя социобиологическую потребность оставить после себя частицу своего генетического кода. Возможно, сказывалось общее действие кокаина и спиртного. Или беспримерное сближение с Ренатой и ее невероятное предложение. Черт подери, неужели он и вправду отказался от возможности трахнуть Ренату? Это могло бы стать блестящим финалом его жизни в этом городе.

Чарли тряхнул головой, борясь с желанием прилечь на кровать. Нельзя больше здесь оставаться, лучше продвигаться потихоньку к востоку, где живет Вик. Он снова заедет в «Мидтаун Тэп» и, может быть, повидает, наконец, Томми. Чарли вынес чемоданы на лестничную площадку и стал запирать дверь, но потом передумал. И ушел, оставив ключ в замке. Пусть поломают голову.

Чарли ехал на восток по загородному шоссе. Если бы не тупая боль в бедре, он бы, наверное, уснул. Снег падал теперь крупными хлопьями, кружился в ярком свете фар. Видимость была не более двадцати футов, и Чарли держал скорость ниже сорока – равно из-за гололеда и понимания, насколько он пьян. Недалеко от города он заметил съезд и, подчиняясь внезапному порыву, свернул на боковую дорогу. Через полмили показалось длинное одноэтажное здание из кирпича. Не рассчитав, Чарли врезался в стену, примыкавшую к стоянке. От удара треснули кирпичи, на бампере «мерседеса» образовалась глубокая вмятина. После осмотра повреждений Чарли лишь пожал плечами: заведение принадлежит Биллу Джерарду, а машина – Бетси ван Хойтен. Подумаешь!

Тускло и печально звякнул колокольчик при входе. Внутри было темно и пахло нашатырным спиртом.

– Чарли! А я думал, что это клиент.

Коренастый молодой человек с гривой кудрявых волос склеивал на стойке порванную кинопленку. На нем был дырявый голубой фартук поверх бриджей.

– Это ты сейчас врезался в стену? – спросил он.

– Да, я. Как дела, Ленни?

– В пятую кабинку нужен новый проектор, потому что старый все время жует пленку.

Чарли поморщился, представив, во сколько обойдется новый проектор. Он с трудом привыкал к мысли, что эти проблемы больше его не касаются.

– А починить нельзя? – по привычке спросил он.

– Я уже шесть раз его чинил. Сегодня он так зажевал фильм, что я и не знаю, есть ли смысл возиться.

– Народа, я смотрю, нет.

Ленни лишь руками развел:

– Был один пьяница в половине девятого, да и тот заснул за столом. Вот и все. Праздники тому виной или погода – не знаю, но у меня, по крайней мере, выдалось время склеить пленку.

– Плохо только, что в Рождество, – посочувствовал Чарли.

– Признаться, мне плевать. Здесь у меня нет никого из родни, да и вообще – я атеист. Для меня это обыкновенная рабочая смена.

– Ты совсем никак не отмечаешь?

– Нет вроде бы… Хотя подожди-ка, я тебе кое-что покажу. Мне нужно смотаться к машине.

Ленни вышел, а Чарли занял его место за стойкой. От нечего делать он стал рассматривать коробку фильма, над которым трудился молодой человек. Блондинка на обложке застыла в томном предвкушении – закрытые глаза, обольстительно приподнятая верхняя губа, обнажающая зубы и язык. Называлось это «Домохозяйка с черного хода» – фильм из серии «Ценитель анала». В нижней части коробки были представлены обложки прочих фильмов серии: «Анальный секс: пособие для учителя», «Ректальная медсестра», «Похотливая нянька», «Анальная пампушка», «Принуждение дебютантки» – словом, вся киносодомия, которую только пожелает иметь в своей коллекции ценитель анала. Глядя на сладострастное лицо блондинки с обложки, Чарли припомнил Булочку с ее равнодушно-скучающей физиономией. Нет, Булочке определенно недостает данных, чтобы сделать карьеру порнозвезды.

Ленни вернулся с большой картонной коробкой.

– Нам задали тематическую работу на Рождество, и я сделал вот это. – Он вынул из коробки что-то завернутое в тряпку. – Готов?

Чарли кивнул, хотя ему было совершенно неинтересно.

Ленни развернул тряпку. Это были две куклы. Над распростертой куклой Санта-Клаусом возвышалась кукла миссис Санта-Клаус. Из одежды у нее имелись только высокие черные ботинки, а в руке она держала толстый хлыст. Топорщились алые соски и волосы на лобке. Руки Санта-Клауса, одетого в белые стринги, были связаны за спиной. У обоих были ангельские, улыбающиеся лица.

– Называется «К нам пришел Санта-Клаус».

– Очень мило, – похвалил Чарли.

– Такие куклы продаются в салонах рукоделия, и люди покупают их, чтобы сшить им одежду. Продаются они, конечно, в нижнем белье – она в стрингах, а он в семейных трусах. А идею я позаимствовал вот здесь… – Ленни порылся в стопке журналов в жанре садомазо и вытащил один под названием «Госпожа». Полистав журнал, он показал Чарли фотографию с изображенной на ней парой в той же самой позе, но моложе и спортивнее, чем миссис и мистер Санта-Клаус. – Я получил «А».

– Заслуженно, – кивнул Чарли.

Ленни завернул кукол в тряпку и уложил обратно в коробку.

– Так как по-твоему? – спросил он, снова принимаясь за починку пленки. – Будет у нас новый проектор?

Чарли скривился при мысли о предстоящих расходах, хотя бы и не из его кармана. С тех пор как они с Виком завели двойную бухгалтерию, он стал трястись над каждым центом, а покупка нового проектора, пусть и необходимая, была тем самым делом, которое он был бы склонен откладывать до последнего. С другой стороны, о чем спор?

– Конечно. Через два дня Дикон его купит.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет.

– Ну не знаю… Я думал, что мне придется упрашивать тебя полгода, не меньше. Это здорово, Чарли.

– С Рождеством, Ленни!

На обратном пути к шоссе, слушая вполуха отчет полиции о происшествии на офисной вечеринке, завершившейся несколькими арестами, Чарли решил наведаться с прощальным визитом на еще один аванпост его Вестсайдской империи. Но едва он нажал тормоз, машину занесло и раскрутило на льду, только гораздо быстрее, чем тогда «линкольн». Скорость вращения была такова, что Чарли даже показалось, что он взлетает. Осознав, что машина его совершенно не слушается, он невольно вспомнил свой прежний надежный «линкольн». «Низкий центр тяжести, – спокойно думал Чарли, пока перед глазами вертелись городские окраины, – вот в чем дело». Последовал сильный толчок и удар – это «мерседес» ухнул в придорожную канаву. Мотор заглох, лишь светились фары и продолжало бубнить радио.

Первые тридцать секунд прошли в ступоре. Затем Чарли повернул ключ зажигания, и двигатель мгновенно ожил, заведясь с первой попытки. Чарли дал задний ход, затем передний, снова задний – и после нескольких рывков выскочил на дорогу и продолжил путь в восточном направлении. Что ж, неплохо. Вряд ли «линкольн» смог бы быстрее завестись и выбраться из канавы. Чарли решил, что купит себе такой автомобиль, едва обустроится на новом месте.

Проехав еще милю, он увидел ярко-желтый придорожный знак с полузанесенной снегом надписью:

На крыше одноэтажного бетонного здания помещался другой знак – грубо намалеванный силуэт обнаженной женщины и ниже название заведения «Мидас». У входа были припаркованы три заснеженные машины. Виднелись колеи еще по крайней мере трех автомобилей, побывавших здесь в недавнем прошлом.

Чарли встал рядом с видавшим виды зеленым «додж-дартом», выключил зажигание и вышел, дабы оценить ущерб от падения в канаву. Впереди прибавилось царапин, но днище, кажется, не пострадало. Потом надо будет проверить, не течет ли масло.

Блондинка лет тридцати с короткими волосами торчком и огромной верой в волшебную силу косметики сидела за стойкой и читала толстую книжку в мягкой обложке. Увидев, что дверь открывается, она изобразила на лице обольстительную улыбку, которая при виде Чарли исчезла.

– Ах, это ты! А я уж было подумала, что меня ждет работа.

– С Рождеством, Айви. Сегодня, наверное, никого нет?

– А ты как думал? Рождество. У людей есть дела поважнее, чем тащиться за город и платить двадцать пять баксов за минет.

– Был хоть кто-нибудь?

– Да. Несколько парней после поездки в церковь. Почему так получается, как ты думаешь?

– Понятия не имею.

– Когда Мейделин пошла с одним, я подумала, что он ее убьет. Он все время орал: «Паршивая грязная сука!» Я испугалась, и дай, думаю, загляну к ним. Смотрю: он стоит, спустив штаны, и тянет ее за уши, пока она отсасывает. Она махнула мне, что, мол, все нормально. Потом он дал ей пятьдесят. Долларов. Смотри, что он еще нам оставил. – Айви протянула ему дешевую брошюрку под названием «Танцы. По-христиан ски ли это?». Под заголовком, выведенным крупным красным курсивом, были нарисованы двое детей – мальчик, стриженный «ежиком», и девочка в коротких белых носках, – с сатанинским самозабвением предающиеся танцам.

– Надеюсь, ты заверила его, что танцы здесь строго запрещены? Мейделин уже уехала?

– Она сегодня до двух.

– Выдай ей из кассы еще пятьдесят долларов. И себе возьми столько же. Рождественский бонус.

– Ну-ну. – Она взглянула на него, прищурившись. – Ты напился. Я слышала, что сегодня было в «Раме».

– И что же ты слышала?

– Что ты вернул Булочке и Фрэнси их арендную плату, а Дэннис снова отобрал, когда ты уехал.

– Что-что?

– Я знаю со слов Булочки. Дэннис, сказала она, объявил, что ты пьян и что Биллу Джерарду лучше не знать, как ты поил их бесплатно и швырялся деньгами. Мне только не хватает, сказал он, чтобы сейчас приехали Вик или Дикон, и все Рождество накроется.

– Вот говнюк! Как будто я должен его спрашивать, можно мне что-то сделать или нет!

– Не кипятись, Чарли. Это щедрый жест, но я не могу его принять.

– Я оставлю тебе расписку.

– Хм… – Она будто не слышала, снова погрузившись в чтение.

– Ну хорошо. – Он достал бумажник и вынул оттуда пятьдесят долларов. – Возьми. С Рождеством тебя. А это для Мейделин. – Он положил на стойку две бумажки.

– Спасибо, Чарли, – сказала Айви, помедлив, и взяла деньги.

– Здесь есть еще кто-нибудь?

– Нет. Линет уехала домой, а Тина сегодня не работает.

Чарли вынул еще два банкнота по пятьдесят долларов.

– Это крупная сумма, Чарли. Ты уверен?

– Не беспокойся, денег у меня полно.

– А минет тебе не сделать, Чарли?

Он сунул бумажник в карман.

– Я не потому, что мне нужен минет.

– Знаю. Но в виде подарка к празднику.

– Спасибо, мне пора. Веселого Рождества.

– Да, мне уже весело. Спасибо за бонус.

Вопреки опасениям Чарли, течи под днищем «мерседеса» не обнаружилось. Отличная машина. Будь у него время, он вернулся бы сейчас в «Раму» и просветил бы Дэнниса насчет арендной платы, но до встречи с Виком хотелось еще заскочить в «Мидтаун Тэп». Ничего, он позвонит Дэннису из «Тэпа».

В теплой темноте бара светились цветные лампочки. Из динамиков раздавался «Маленький барабанщик» в исполнении Энди Уильямса. Бармен кивком приветствовал Чарли из дальнего угла, где обслуживал пожилую пару. Посетителей было человек двадцать, и никто не выглядел особенно веселым.

– Вот бы придушить этого мальца, – сказал бармен, подходя к Чарли. – Свернуть бы ему шею, па-рам-па-пам-пам.

– Ты не фанат этой песни, как я погляжу.

– Терпеть не могу рождественских песен. Зачем только Томми заставляет нас крутить эту чепуху?

– Они портят тебе праздничное настроение?

– Особенно «Маленький барабанщик»!

Чарли молча кивнул. В этот момент кто-то хлопнул его по спине, и Чарли от неожиданности подскочил. Позади стоял Томми – в коричневом спортивном костюме и широкополой шляпе – и смотрел на него так, будто его присутствие было сродни чуду.

– Как поживаешь, Чарли? Лестеру опять музыка плоха?

– Да! Она отпугивает посетителей. Они слышат это целый день по радио, в супермаркете, в молле, они приходят в бар и тут не могут посидеть спокойно – опять этот «Маленький барабанщик»!

– Ты попридержал бы язык, Лес, ведь это из Библии.

– В Библии нет никаких маленьких барабанщиков, Томми, – вздохнул Лес.

– А ты почем знаешь, что там есть и чего нет, паршивый безбожник?

– Я знаю, что «Маленький барабанщик» – это мультфильм, который крутят по телевизору на Рождество, и Библия тут ни при чем.

– Заткнись, налей Чарли выпить и проваливай. Нам нужно поговорить.

Лестер пожал плечами, сделал для Чарли «Канадиан клаб» и, обиженный, побрел в дальний угол зала дуться.

– Ты получил конверт? – спросил Чарли.

– Да, к счастью. Что на тебя нашло, что ты оставил его у Сьюзи?

– А она тебе точно его передала?

– Еще бы! А потом еще минут сорок выпытывала, что там внутри. Ну и достала она меня! Она говорит, что когда-то вы с ней трахались. Правда, что ли?

– Лет десять тому назад. Видел бы ты ее тогда!

– Хочешь сказать, что в молодости она была умнее?

– В те времена у нее, пожалуй, было на пару извилин больше.

– А зачем ты мне так рано это принес? Забыл, что поставка у нас не раньше тридцатого числа?

– Я просто не уверен, что мы увидимся до тридцатого.

– Терпеть не могу, когда говорят загадками. Я начинаю нервничать. Скажи мне: у нас все по-прежнему? И Джерард не в курсе?

– Как договаривались.

– Лучше бы ему никогда не узнать. А как ты отмечаешь Рождество? К детям ездил?

– Да, был у них сегодня.

– Молодец, молодец… – пробормотал Томми, оглядывая зал. – Неужели этим мерзавцам некуда больше податься в праздники? А вы-то сегодня работаете?

– Мы работаем триста шестьдесят дней в году, Томми.

– Правильно. Кто-то ведь должен работать. Я так думаю. Пусть работнички ноют, сколько душе угодно.

– Черт, совсем забыл! Мне нужно позвонить.

Телефоны находились рядом с мужским туалетом. Сверху висел динамик, бормочущий «Городок Вифлеем» голосом Джека Джонса. Чарли, поймав взгляд Лестера, указал на динамик, прося приглушить звук, но тот лишь беспомощно пожал плечами. Очевидно, эта проблема возникала и раньше. Чарли опустил в щель двадцать пять центов и набрал номер.

После двадцатого примерно гудка ему ответили.

– Клуб «Рама»! – рявкнул в трубку Дэннис.

– Дэннис, это Чарли.

– Я не могу сейчас разговаривать, меня тут рвут на части. И все по твоей милости. У меня полный зал злых мужиков и ни одной стриптизерши.

– То есть? Почему?

– Булочка и Фрэнси уехали.

– Почему?

– Не знаю.

– Чушь собачья. Ты заставил их снова заплатить арендную плату, которую я им вернул.

– Зря ты это сделал, Чарли. Теперь смотри, что выходит.

– Ты сам виноват. Нечего было отнимать у них деньги.

– Мне некогда, Чарли. Я всем наливаю по одному за счет заведения, чтоб ты знал. Эти типы готовы меня растерзать.

– Я попытаюсь отыскать девочек и уговорить их вернуться.

– За каким чертом? Мы закрываемся через двадцать минут. Вы, ребята, не столько мне платите, чтобы я рвал для вас жопу в ночь на Рождество.

Чарли повесил трубку и взглянул на черные часы с цифрами, мерцавшими под стать лампочкам. Время – без двадцати два. Все равно пора ехать к Вику.