Лила говорила хорошо знакомым мне безапелляционным тоном, лишенным всяких эмоций; она кратко и почти презрительно перечисляла голые факты, словно опасалась, что, дрогни у нее голос или нижняя губа, события выйдут из-под ее контроля, и их лавина накроет ее с головой. Нино сидел на диване с опущенной головой и изредка согласно кивал. Они держались за руки.

Лила сказала, что время мимолетных встреч в магазине, вечно настороже, минуло, как только она, сдав на анализ мочу, убедилась, что беременна. Теперь им с Нино предстоит зажить своей жизнью в своем доме. Она готова разделить с ним все: друзей, книги, лекции, увлечение кино, театром и музыкой. «Мне невыносимо думать, — добавила она, — что мы до сих пор живем каждый сам по себе». Ей удалось утаить некоторую сумму денег, и она присмотрела небольшую квартирку на Флегрейских Полях, за двадцать тысяч лир в месяц. Там они и поселятся, пока не родится малыш.

На что же они собираются жить? Не работая? Ведь Нино еще студент! Не сдержавшись, я воскликнула:

— А зачем тебе бросать Стефано? У тебя талант к вранью. Ты ему уже такого наплела, что можешь продолжать в том же духе.

Лила посмотрела на меня прищурившись. От нее не укрылся мой сарказм, смешанный с гневом и даже презрением, замаскированный под дружеский совет. Кроме того, она заметила, что Нино резко вскинул голову и приоткрыл рот, словно намеревался что-то сказать, но в последний момент передумал, чтобы не затевать споров.

— Да, я лгала, иначе он меня убил бы. Но теперь я лучше умру, чем и дальше так жить, — ответила она.

Я простилась с ними и пожелала им всего наилучшего. Себе я мысленно пожелала никогда больше их не видеть — ради моего блага.