44
На пляже Маронти мы провели целый день; я играла с детьми и купалась, а Пинучча и Лила в компании Донато прогулялись до термальных источников. Пинучча сильно устала, и Сарраторе рассказал нам, как быстрее и легче добраться до дома. Мы дошли до отеля, расположенного на побережье, буквально у самой воды, и за несколько монет наняли лодку, доверившись старому рыбаку. Едва мы вышли в море, Лила язвительно заметила:
— Нино не больно-то тебе обрадовался.
— Он готовится к экзаменам.
— Даже попрощаться не мог?
— Такой уж он человек.
— Дрянь человек, — вмешалась Пинучча. — Такой хороший отец, и такой невоспитанный сын.
Обе сочли, что Нино не умеет себя вести, и я не собиралась их переубеждать, предпочитая держать свои тайны при себе. Кроме того, мне казалось, что они легче смирятся с его равнодушием и скорее забудут о нем, если будут знать, что даже такая образованная девушка, как я, не привлекла его внимания. Мне хотелось защитить его от их ехидства, и это мне удалось: они и думать о нем забыли. Пинучча все расхваливала безупречные манеры Сарраторе, и Лила, вторя ей, сказала:
— Он научил меня держаться на воде и показал, как плавать. Прекрасный человек.
Солнце садилось. Я вспомнила приставания Донато, и меня передернуло. С багрового неба спускалась вечерняя сырость.
— Кстати, это именно он написал ругательную статью про твой портрет в магазине на пьяцца Мартири, — сказала я Лиле.
На лице Пинуччи мелькнуло довольное выражение.
— Правильно написал, — пожала плечами Лила.
— И он довел Мелину до ужасного состояния, — настаивала я.
— Или сделал ее счастливой, — рассмеялась она в ответ.
Меня больно кольнул ее шутливый тон. Я знала, что пережила Мелина, что пришлось вынести ее детям. Я знала о страданиях Лидии, знала, что Сарраторе, прикрываясь обходительными манерами, на самом деле думал только о своих похотливых желаниях. Я не забыла, как в детстве Лила сочувствовала несчастной вдове Капуччо, как близко к сердцу принимала ее боль. Почему же теперь она говорила о ней таким издевательским тоном? Что означали ее слова? Или она подавала мне какой-то знак? Намекала, что я еще девчонка и понятия не имею о том, в чем по-настоящему нуждается женщина? Я докажу ей, решила я, что я не ребенок. Хватит секретничать — пусть узнают, что я ничуть не хуже их с Пинуччей.
— Нино дал мне свой адрес, — сказала я и показала Лиле записку. — Если ты не против, я схожу к нему, когда приедут Стефано и Рино.
Адрес. Схожу к нему. Вот так! Лила прищурилась. Ее лоб перерезала глубокая морщина. Пинучча бросила на меня лукавый взгляд, тронула рукой колено Лилы и со смехом сказала:
— Видала? У Ленуччи свидание. И адресок имеется.
Я покраснела.
— Ну и что? К вам мужья приедут, а мне что делать?
Некоторое время мы молчали, слушая шум мотора и глядя в спину стоявшего у штурвала рыбака.
— Маме поможешь. Я тебя сюда не развлекаться привезла, — холодно произнесла Лила.
От возмущения я чуть не задохнулась. У нас была целая неделя свободы. Сегодня они с Пинуччей вдоволь наплавались, назагорались и, забыв обо всем на свете, хохотали над шутками Сарраторе. Донато очаровал их тем, что дал им почувствовать себя одновременно и женщинами, и девчонками; он вел себя с ними как добрый папочка, который не журит и не наказывает, а, наоборот, разрешает делать все, что тебе нравится, и никогда за это не ругает. Но этот день подходил к концу, и я, сказав, что хочу провести воскресенье не с ними, а со своим знакомым студентом, тем самым напомнила обеим, что неделя свободы истекает и им придется встречать своих мужей и снова стать послушными женами. Наверное, для них это было слишком. Зря я распустила язык, подумала я.