Мы простились с Неллой и направились в сторону пляжа. Лила всю дорогу надо мной издевалась.

— Ну хитрюга! — твердила она. — Признайся, что заманила нас на Искью только ради этого Нино!

Я не хотела признаваться и вяло оправдывалась. Тут к Лиле присоединилась Пинучча, которая принялась выговаривать мне за то, что я потащила их в такую даль, не считаясь с ее беременностью. Я яростно отрицала их обвинения, а под конец пригрозила, что, если они хотя бы обмолвятся об этом при Сарраторе, я немедленно отправлюсь в порт и уеду в Неаполь.

Семью Сарраторе я увидела сразу. Они устроились на том же месте, где сидели несколько лет назад, под тем же самым зонтом, в тех же самых купальниках, с теми же сумками, чуть ли не в тех же позах. Донато лежал на темном песке пузом кверху, опираясь на локти, его жена, Лидия, сидела на полотенце и листала журнал.

К моему великому разочарованию, Нино под зонтом не было. Я окинула взглядом морскую гладь — вдали то появлялась, то пропадала черная точка; я с надеждой подумала, что это он. Я окликнула Пино, Клелию и Чиро, которые играли на берегу.

Чиро заметно подрос. Меня он не узнал и улыбнулся растерянной улыбкой. Пино и Клелия радостно кинулись мне навстречу; их родители с любопытством обернулись. Лидия вскочила на ноги, воскликнула: «Элена!» и замахала мне руками; поднялся и Сарраторе и быстро пошел мне навстречу, раскинув руки для объятий. Я от них уклонилась, вежливо поздоровалась и представила Лину и Пинуччу, уточнив, чьи они дочери и за кем замужем. Донато мгновенно переключил на них внимание. Уважительно называя их синьорой Карраччи и синьорой Черулло, он пустился в воспоминания об их детских играх и, театрально вздыхая, все повторял, как бежит время. Я подошла к Лидии, поинтересовалась, как дети и где Мариза. Цветущий вид Пино, Клелии и Чиро говорил сам за себя; они подтянулись к взрослым и терпеливо ждали, когда мы наговоримся, чтобы позвать меня играть. Мариза, объяснила Лидия, осталась в Неаполе под присмотром тетки и дядьки заниматься, чтобы в сентябре пересдать экзамены по четырем предметам, для чего ей наняли репетиторов. «Так ей и надо, — недовольно проговорила Лидия. — Весь год бездельничала, пусть немножко помучается».

Я промолчала, но про себя подумала, что вряд ли Мариза так уж мучается: скорее всего, каждый день ходит в магазин на пьяцца Мартири повидаться с Альфонсо, и порадовалась за нее. А вот Лидия выглядела не лучшим образом. Лицо у нее обрюзгло, под глазами темнели круги, грудь обвисла. Пока мы разговаривали, она то и дело бросала на мужа тревожный взгляд; тот продолжал распинаться перед Лилой и Пинуччей, весь радушие и галантность. Я прислушалась: он уже предлагал Лиле научить ее плавать и звал искупаться. «Я всех своих детей научил плавать, — щебетал он, — и вас научу».

Про Нино я не спрашивала, а Лидия ни разу о нем не упомянула. Тем временем черная точка в синих волнах увеличилась; пловец, кто бы он ни был, приближался к берегу. Я уже различала разбегающиеся от него пенные барашки.

«Это он!» — с волнением сказала я себе.

Нино выбрался на берег и с любопытством посмотрел на отца, который одной рукой держал Лилу на поверхности воды, а другой показывал, как надо подгребать. Он увидел меня, узнал и нахмурился.

— А ты как сюда попала? — спросил он.

— Я здесь на каникулах, — ответила я. — Вот, приехала навестить синьору Неллу.

Нино бросил еще один недовольный взгляд в сторону отца.

— А это, случайно, не Лина? — поинтересовался он.

— Она самая. А с ней ее золовка, Пинучча, не знаю, помнишь ты ее или нет.

Нино энергично растирал голову полотенцем, продолжая коситься на троицу. Я, задыхаясь от волнения, выпалила, что мы пробудем тут до сентября, что наш домик недалеко от Форио, что с нами мать Лилы и что в воскресенье мы ждем Стефано и Рино. Я говорила и говорила, но меня не покидало ощущение, что Нино меня не слушает; не смущаясь присутствием Лидии, я сказала, что в выходные совершенно свободна.

— Не пропадай тогда, — бросил он и, обращаясь к матери, добавил: — Мне пора.

— Как? Уже?

— У меня дела.

— Но ведь Элена приехала.

Нино посмотрел на меня так, словно только что увидел. Он натянул рубашку, что висела на зонте, достал карандаш, выдернул из блокнота листок, что-то на нем нацарапал и протянул мне:

— Мой адрес.

Он произнес это отрывисто — так говорят в кино артисты. Я взяла листок словно святую реликвию.

— Может, хотя бы поешь? — предложила его мать.

Нино не ответил.

— Хоть с отцом попрощайся.

Нино обвязал вокруг бедер полотенце, быстро переоделся и ушел прочь, ни с кем не попрощавшись.