Нет, я ее не стыдилась, в чем и принялась старательно ее убеждать. Я утаила от нее другое. Я боялась, что мне будет стыдно за себя.

Стефано довез нас в кабриолете до дома учительницы. Я сидела сзади, они — спереди, и мне впервые в жизни бросилось в глаза, до чего толстые у них обоих обручальные кольца. Лила, как и обещала, надела скромную юбку и блузку и почти не накрасилась, только чуть тронула губы помадой. Зато Стефано вырядился как на праздник, нацепил на себя кучу золотых побрякушек и надушился — возможно, ждал, что в последний момент мы скажем ему: «Пошли с нами». Мы не сказали. Я ограничилась тем, что долго рассыпалась в горячих благодарностях, а Лила вышла из машины, даже с ним не попрощавшись. Он уехал, горестно взвизгнув шинами.

Мы преодолели искушение подняться на лифте и пошли пешком. Мы еще никогда не пользовались лифтом — в новом доме Лилы лифтов не было — и боялись застрять. Профессор Галиани сказала, что живет на пятом этаже, а на двери у нее табличка «Доктор Фриджерио, профессор», но мы все равно разглядывали таблички у каждой двери. Мы молча преодолевали пролет за пролетом, я — чуть впереди, Лила за мной. В подъезде было невероятно чисто, дверные ручки и таблички начищены до блеска. Я чувствовала, как колотится у меня сердце.

Нужную дверь мы узнали издалека — из-за нее доносилась музыка и гул голосов. Мы разгладили юбки, я одернула задравшуюся комбинацию, Лила поправила прическу. Мы обе трусили. Нам было страшно, что мы на секунду утратим над собой контроль и наши тщательно прилаженные маски спадут. Я нажала кнопку звонка. Мы подождали, но нам никто не открывал. Я посмотрела на Лилу и снова надавила на звонок, уже настойчивее. Послышались быстрые шаги, и дверь отворилась. На пороге стоял невысокий темноволосый парень, симпатичный, с весело блестевшими глазами. Навскидку я дала бы ему лет двадцать. Я пробормотала, что я ученица профессора Галиани, но он меня не дослушал и радостно воскликнул:

— Элена?

— Да.

— Мы отлично тебя знаем! Мама постоянно терзает нас твоими сочинениями!

Его звали Армандо. После его слов мою зажатость как рукой сняло — я вдруг почувствовала, что чего-то стою. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю, как он нас встретил. Он был первым в моей жизни человеком, который показал мне, до чего это здорово — прийти в чужое, потенциально враждебное место и понять, что о тебе здесь слышали, и слышали что-то хорошее, что всем известно, как тебя зовут и кто ты такая, так что тебе не надо ничего предпринимать, чтобы понравиться остальным, наоборот, это остальные должны постараться, чтобы завоевать твое расположение. Я не привыкла к тому, что у меня могут быть какие-то преимущества перед кем бы то ни было, и радушие Армандо мгновенно придало мне сил и вселило уверенность в себе. Все мои страхи исчезли, и я перестала волноваться насчет того, что может сделать — или чего не сделать — моя подруга. От неожиданности я даже забыла представить Армандо Лилу, а сам он на нее даже не посмотрел. Он жестом пригласил меня войти, как будто я была одна, сам пошел впереди и без конца повторял, что его мать только обо мне и твердит и не жалеет для меня похвал. Я невольно последовала за ним; Лила закрыла дверь.

Квартира была большой: просторные светлые комнаты, высокие потолки с цветочным декором. И везде, куда ни глянь, стояли книги — их было больше, чем в нашей местной библиотеке, все стены были от пола до потолка заставлены книжными стеллажами. И музыка. Гости танцевали в большой, ярко освещенной гостиной. Те, кто не танцевал, разговаривали или курили. Сразу было видно, что все они — образованные дети образованных родителей. Как и сам Армандо: отец — хирург, мать — преподаватель лицея. Правда, отца дома не было. Армандо повел нас на небольшой балкон; вечер стоял теплый, и на балконе сильно пахло розами и глициниями, аромат которых смешивался с запахом вермута и марципана. Под широким небом открывался вид на город: множество светящихся точек, а за ними — темное пятно моря. Профессор Галиани приветливо окликнула меня и заметила у меня за спиной Лилу.

— Это твоя подруга?

Я что-то пробормотала и поймала себя на том, что не имею понятия, как положено знакомить людей.

— Это моя учительница, — сказала я. — А это Лина. Мы вместе учились в начальной школе.

Профессор Галиани одобрительно кивнула, заметив, что старый друг лучше новых двух, что дружба — это прекрасно, что это якорь в бурном море жизни. В общем, она произносила какие-то банальности, глядя на Лилу, и та отвечала односложно, пока учительница не обратила внимание на блеснувшее у нее на пальце обручальное кольцо, которое Лила тут же прикрыла другой рукой.

— Ты замужем?

— Да.

— Вы с Эленой ровесницы?

— Я на две недели старше.

Профессор Галиани огляделась по сторонам и обратилась к сыну:

— Ты уже познакомил девочек с Надей?

— Нет еще.

— Так чего ты ждешь?

— Мама, спокойно, они же только вошли.

— Надя очень хотела с тобой познакомиться, — сказала мне учительница. — Сын у меня — тот еще прохвост, ты ему не доверяй, а вот Надя — хорошая девочка, вы подружитесь, вот увидишь.

Мы вернулись в комнату, а она осталась курить на балконе. Как я поняла, Надя была младшей сестрой Армандо: «шестнадцать лет мучений» — как с шутливой досадой охарактеризовал ее брат, добавив: «Все детство мне отравила». Я с улыбкой заметила, что знакома с этой проблемой не понаслышке, и повернулась к Лиле за подтверждением. Но она продолжала хранить сосредоточенное молчание. В гостиной успели выключить верхний свет, и пары танцевали в полумраке. Звучала песня Пола Анки — или это была «What a Sky» Нико Фиденко? Не помню. Танцующие прижимались друг другу, и по стенам медленно скользили их тени. Музыка смолкла. Но прежде чем кто-то включил свет, я испытала шок как от удара в грудь — среди гостей я увидела Нино Сарраторе. Он закуривал сигарету, и огонек зажигалки осветил его лицо. Мы не виделись уже целый год, и мне показалось, что Нино повзрослел, похудел, стал еще растрепанней и красивей. Узнала я и девушку, с которой он только что танцевал. Это была та самая, что ждала его возле школы, — изящная, утонченная, словно озаренная изнутри девушка, заставившая меня ощутить собственное убожество.

— А вот и Надя, — сказал Армандо.

Это была дочка профессора Галиани.