Глава 6

Лодка, построенная из дуба так же, как корабли ярла Харальда, называлась «Выдра». Она достигала чуть меньше тридцати двух футов в длину и шести в ширину, и вполне могла быть детищем «Рейнена» или «Морского орла» – шесть досок в длину, первые две резко уходят вверх, почти до конца носа и кормы, пять пар весел, уключины, дно, банки и руль. В общем, красивая, отвечающая всем правилам и надежная. Но слишком маленькая.

Главная трудность заключалась не в малочисленности команды – семь человек могли без проблем разместиться на «Выдре», – а в щитах, копьях, топорах и мечах, которые они взяли с собой, потому что теперь эти семеро являлись самыми настоящими разбойниками, спасающимися бегством от ярла и конунга. Но когда мужчина держит в одной руке копье, а в другой – меч, он свободен, так сказал Гендил. Потому что он жив.

Локер ворчал, что Свейн занимает целых два места на скамье, Герт выругался, когда порезал щиколотку об острие копья, но по большей части никто на неудобства не жаловался. Бринья имелась только у Улафа; он свернул ее и убрал в смазанную жиром кожу, и она лежала рядом с ним на скамейке. На плечи всех семерых давила холодная истина того, что «Выдра» и ее маленькая команда – это все, что осталось от могущества, завоеванного ярлом Харальдом. Скуденесхавн сражался в войнах конунга и отправлял рейды каждую весну на север, до самого Йиске, и на юг, через море в земли датчан; воины привозили серебро и изделия из железа, драгоценности, оружие, меха, кость и потрясающие истории.

И рабов.

Закованных в цепи рабов доставляли на остров Реннесёй, к юго-западу от Букна, потому что в стародавние времена самые сильные ярлы Хаугаландета, Ругаланна и Рифилке договорились, что остров будет доступен для всех, но не станет принадлежать ни одному из вождей. Даже конунг Горм не нарушил традицию, поэтому море вокруг Реннесёя было столь же благословенным местом для торговли рабами, как жир для полозьев саней, и первые три дня после полнолуния жители сотни разных фьордов привозили сюда своих пленников, а купцы слетались, точно мухи на мед.

Именно по этой причине Сигурд решил отправиться на Реннесёй.

– Они не тронули Руну, насколько я видел, – сказал Солмунд.

Это означало, что либо Руна сказала им, кто она такая, либо Рандвер догадался по ее внешнему виду, что на самом деле не требовало особого ума.

– Если ярл Рандвер знает, что Руна – дочь ярла Харальда, он, скорее, оставит ее для себя, чем продаст какому-нибудь лысому крестьянину из Свартеватна, – сказал Свейн с набитым кониной ртом.

Люди Рандвера убили лошадь просто веселья ради, и первые женщины, вернувшиеся в деревню, разделали ее, пока она еще не остыла.

Улаф кивнул, соглашаясь, но тут же нахмурился, подозревая, что Сигурд думает иначе.

– Так и было бы, – сказал Сигурд, – если б Рандвер думал, что ярл Харальд и все его сыновья мертвы, когда взял ее в плен.

Он немного помолчал, пока остальные переваривали его слова. Первым все понял старый Солмунд.

– Но Бифлинди наверняка уже сообщил ему, что юный Сигурд сумел выбраться сквозь дыру в его сети, – проговорил старый шкипер. – Они же оба завязли в этом по самое не балуйся. – Солмунд приподнял седую бровь. – А Рандвер знаком с репутацией ярла Харальда достаточно хорошо, чтобы понимать, что любой из его сыновей не станет прятаться, когда сестра находится под крышей врага.

Сигурд кивнул, потому что Солмунд облек его мысли в слова.

– Он отвезет Руну в Реннесёй, – продолжал Солмунд, – и станет всюду ее показывать, точно дорогую серебряную вещь, рассчитывая, что Сигурд по глупости объявится на острове.

– Значит, ему повезет, – заявил Свейн, даже не поворачиваясь в сторону Сигурда.

– Вы направляетесь на Реннесёй? – спросил Солмунд, переводя взгляд с Улафа на Сигурда.

– Мы направляемся на Реннесёй, – подтвердил Сигурд.

Они миновали вход в пролив Кармсунд и плыли теперь мимо шхер у южной оконечности Букна. Эта часть путешествия оказалась самой легкой, потому что Ньёрд, бог ветра и приливов, подарил им спокойное, будто уснувшее, море, и они отправили ему благодарственные молитвы. Но дальше им предстояло пересечь Бокнафьорден – отнюдь не простая задача, потому что даже при слабом ветре здесь почти всегда гуляли приличные волны. На «Рейнене» или «Морском орле», даже на «Олененке» у них не возникло бы трудностей, но «Выдре» было до них далеко. Тяжело нагруженная оружием и людьми лодка всего на фут выступала над водой, и им приходилось следить, чтобы та не заливалась внутрь, если волны станут выше.

– Я совершенно спокоен, – заявил Гендил, когда Солмунд крутанул руль, развернув «Выдру» так, чтобы рассветное солнце не жалило им глаза, а грело левую щеку. – Если б Одноглазый хотел потопить нас, как команду невезучих придурков, почему он тогда помог Сигурду выйти из того сражения в целости и сохранности?

– Я не вышел из него, я сбежал, – поправил соратника Сигурд.

– Пусть так, – настаивал на своем Гендил. – И совсем не случайно старый козел Солмунд также остался в живых, когда погибли многие другие. Всеотец знал, что нам понадобится шкипер.

– Для такой посудины шкипер не нужен, – возразил Солмунд.

– Тогда можешь сесть на весла, а я возьму на себя руль, – предложил Локер, и Солмунд тут же назвал его говнюком.

Старик еще был бледным и морщился от боли, но шов, сделанный Сигурдом, держался, и признаков воспаления видно не было.

– А я все равно спокоен, – снова сказал Гендил, – и давайте закончим на этом.

– Я напомню тебе эти слова, когда мы встретим во фьорде один из драккаров ярла Рандвера, – проворчал Улаф.

Все тут же прикоснулись к амулетам или рукоятям мечей – то, что холодное железо отгоняет злых духов и невезение, знали все.

Они не встретили никаких кораблей, и «Выдра» благополучно доставила их, раскрасневшихся и потных, к необитаемой юго-западной оконечности острова, где они вытащили лодку на берег и спрятали ее среди деревьев в одном броске камня от воды. Они не хотели рисковать и заходить в гавань на северной стороне острова, опасаясь, что их могут поджидать там люди ярла Рандвера.

– Щиты не берем, – сказал Улаф Свейну, который взял свой щит и собрался привязать его на спину. – Копья и шлемы тоже.

– А твоя бринья? – спросил Локер.

– Останется здесь, – ответил Улаф, что было совсем не просто понять воину вроде Локера, который продал бы родную мать за возможность владеть бриньей. – Возьмите свой самый любимый клинок. Все остальное будет здесь с Солмундом и лодкой. – По лицу старого шкипера промелькнуло облегчение, потому что он был еще очень слаб и не рвался участвовать в том, что задумали Улаф и Сигурд. – Нам совсем не нужно, чтобы ублюдок, который порезал Солмунда, узнал его.

– Если увидите этот свинячий член, скажите ему, что два его пальца у меня, если они ему еще нужны, – ухмыльнувшись, сказал Солмунд. – Третий я скормил своему псу.

– Постарайтесь не высовываться и не лезьте на рожон, – наставлял Улаф. – Если спросят, мы из Люсефьорда.

– Если только тот, кто спросит, сам не оттуда, – вмешался Гендил. – Тогда вы из Ставангера.

– И как мы узнаем, что тот, кто спрашивает, из Люсефьорда?

– Рассчитываясь за рабов, он будет ворчать, что серебро – это серебро, и попытается всучить продавцу скумбрию, – пояснил Локер, вызвав смешки своих товарищей, которые уже засовывали ручные топоры за пояса или пристегивали мечи.

– Держитесь в толпе, постарайтесь стать незаметными, – продолжал Улаф, потом приподнял одну бровь и взглянул на Свейна, которому и в снежной лавине было бы непросто спрятаться. – Кого бы вы ни увидели на помосте, ничего не предпринимайте.

Он посмотрел каждому в глаза, понимая, что им будет совсем не просто видеть жителей Скуденесхавна закованными в цепи на помосте для рабов. И еще труднее просто стоять и чесать задницы вместо того, чтобы прикончить тех, кто превратил их односельчан в живой товар.

К счастью, кроме Сигурда, только у Герта люди Рандвера угнали родственницу. Сигурд сурово на него посмотрел и сказал:

– Если твоя двоюродная сестра тут, мы постараемся ее освободить, Герт. – Он завязал волосы в хвост и добавил: – Но сделаем это с умом.

Герт кивнул, но Сигурд достаточно хорошо его знал, чтобы понять, что кивок вовсе не означал согласие или принятие. Некоторые овцы были умнее Герта, но все знали, что его полезно иметь на своей стороне во время схватки, а Сигурду сейчас, как никогда, требовались надежные бойцы.

– Может, тебе стоит остаться здесь, с Солмундом, дядя? – предложил Сигурд, потому что Улаф был совсем не похож на крестьянина, купца или ремесленника. Взглянув на его широкие плечи и грудь, любой понял бы, что этот человек зарабатывает себе на жизнь мечом. Даже слепец догадался бы, что он воин, – так же точно, как запах дыма скажет, что где-то рядом горит огонь.

– Ты не в своем уме, парень, если думаешь, что я позволю тебе ввязаться в драку с вонючками ярла Рандвера, а сам буду сидеть тут вместе с морским козлом и рассуждать о том, что вода мокрая. – Он ткнул пальцем в Солмунда, который в ответ проворчал что-то сердитое. – Твой отец ждет меня в чертогах Одина и снесет мне голову, если я допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Сигурд не стал спорить, когда Улаф решил пойти на компромисс и вытащил из своей жесткой бороды, заплетенной в косы, три серебряных кольца и два маленьких молота Тора. Впрочем, это ничего не изменило. Но Сигурд был готов рискнуть, хотя и понимал, что Улаф наверняка привлечет к себе внимание или кто-то его узнает, но иметь могучего воина рядом было почти так же хорошо, как аса за плечом.

Сигурд окинул себя взглядом, чтобы убедиться, что не упустил никакой детали, которая указала бы на то, что он сын ярла, и остался доволен своим видом. Он надел старую выношенную рубаху и грязные штаны, и спрятал амулет Одина, чтобы не бросался в глаза, потому что Один – бог ярлов. Молодой человек, которому еще предстояло сделать себе имя, скорее будет обращаться за помощью к Тору, Фрейе, Тюру или Вали.

Меч в ножнах висел у него на бедре, и, хотя существовало достаточное количество более красивых клинков, меч – это меч, и, взглянув на него, кто-то начнет задаваться вопросом, как получилось, что он принадлежит такому молодому человеку. Но Серп Тролля уже убивал, превращая врагов в трупы, и Сигурд ни за что с ним не расстался бы.

– Постарайтесь остаться в живых, – попросил Солмунд, глядя им вслед, когда они, оставив его и «Выдру» за спиной, зашагали между деревьями. – Вы меня слышали? Один я не смогу привести эту лодку домой.

– Теперь я понимаю, почему твой отец не хотел, чтобы он управлял «Рейненом», – сказал Локер.

И, хотя он собирался пошутить, упоминание лучшего корабля отца, захваченного ублюдками Рандвера, стало еще одной искрой, напитавшей костер ярости, который тлел и мерцал у Сигурда в груди, и только кровь могла его потушить.

Но сначала он хотел найти Руну.

Миновав деревья, они начали подниматься на утес по заросшим лишайниками камням и вскоре оказались на вершине, над которой с громкими криками, в потоках пропитанного запахами моря и сосен воздуха летали чайки. Кто-то построил здесь пирамиду, смотрящую на фьорд, и Сигурду стало интересно, кто притащил сюда камни и аккуратно поставил их один на другой до высоты плеч. Может быть, ее возвела женщина в память о муже, уплывшем на запад и не вернувшемся домой…

– Мне кажется, я вижу Рагнхильду, которая стоит на берегу, ее лицо подобно грозовой туче, а глаза мечут молнии из-за того, что ты не позволил ей отправиться с нами в Авальдснес, чтобы отрезать конунгу Горму яйца, – сказал Свейн, стирая пот со лба и улыбаясь.

Они стояли в высокой траве и смотрели на Бокнафьорден, а по небу на запад, в Скуденесхавн, спешили черные тучи. Бойцы не видели родной пролив, но знали местность достаточно хорошо, чтобы представлять, где он находится, – на южной оконечности материка за островом Букн.

– Можешь потешаться, парень, но ты не так далек от истины, – сказал Улаф, ухмыльнувшись. – Я бы лучше встретился с волком Фенриром, имея в руке столовый нож, чем с разъяренной Рагнхильдой. – Он покачал головой. – Если б не малыш, она осталась бы в деревне и устроила уродам Рандвера теплый прием. – Потом взглянул на Сигурда. – Они говорят тебе что-то такое, о чем нам нужно знать? – спросил он, кивком показав на чаек, чьи крики ветер уносил на запад, и по тому, как он задал вопрос, было ясно, что его действительно интересует ответ.

Сигурд покачал головой, и Гендил сказал, что это хорошо – ведь все знают, что птицам нельзя доверять.

Они увидели мужчину и мальчика, гнавших овец, и еще одного крестьянина, который вел пять свиней на рынок, но бо́льшая часть жителей Реннесёя селилась вдоль берега и промышляла рыбной ловлей, потому что работать на земле было трудно из-за огромного количества холмов и впадин – совсем как на заднице какого-нибудь парня, как заявил Улаф, когда они, уставшие и вспотевшие, наконец увидели Вик.

В любое другое время смотреть тут было особо не на что – маленький залив с нависшей над ним скалой, которая заросла соснами и тянулась на север и восток. Но даже оленевод из замерзших северных земель понял бы, что это хорошее, безопасное для кораблей место, а сегодня, во второй день после полнолуния, здесь яблоку было негде упасть. Знаменитый рынок Реннесёя делал одних людей богатыми, а других – рабами еще с тех времен, когда столбы, поддерживающие крышу Вальхаллы, были зелеными и сочились соком. Сигурд почти сразу увидел «Рейнен» среди других кораблей, стоявших около пристаней, расчертивших спокойную воду залива.

– Значит, он здесь, – сказал Улаф, у которого волосы на затылке зашевелились, когда он увидел корабль своего ярла, захваченный врагом.

Около корабля расхаживали мужчины со щитами и копьями, другие болтались на палубе, и это зрелище сжигало Сигурда изнутри, ведь он знал, что ничего не может с этим поделать. Однако они пришли за Руной, а не «Рейненом».

Они начали спускаться вниз, и Сигурд взглянул на черные тучи, надеясь, что пойдет дождь, потому что в такую погоду люди обычно теряют бдительность, начинают жаловаться на непогоду и думают только о том, чтобы не промокнуть. Но тучи упрямо продолжали нестись на запад, держа свой груз при себе, и Сигурд прикоснулся к маленькой резной фигурке под рубахой, призывая Одина, который славился тем, что мог менять свою внешность, обретая любую форму по собственному желанию.

– Такое впечатление, что сегодня здесь больше народа, чем я видел когда-либо раньше, – проговорил Локер, когда они прошли мимо лагеря с кострами, палатками и бегающими повсюду детьми и смешались с толпой, заполнившей все свободные пространства между прилавками со шкурами, изделиями из кожи, гребнями из рога, стеклянными бусами, тканой одеждой, посудой, рукоятями мечей, драгоценностями и едой.

Воздух звенел от голосов купцов, которые расхваливали свои товары, мужчин и женщин, весело приветствовавших друг друга, продавцов, заключавших сделки с мастерством кузнецов, кующих оружие. Лаяли собаки, ржали лошади, смеялись воины, в огромных количествах поглощая мед и эль. На жаровнях шипела рыба, над кастрюлями, висящими над огнем, поднимались соблазнительные ароматы. Сигурд почувствовал, как его рот наполняется слюной, и сообразил, что не ел несколько дней.

Они разделились, чтобы надежнее затеряться в толпе, хотя юноша видел, как Свейн пробирается между людьми, и его голова с огненно-рыжими волосами, точно маяк, выступает над остальными. Но Свейн ни разу не стоял в «стене щитов» и не был в Реннесёе, а потому вряд ли кто-нибудь обратил бы на него внимание, разве что из-за сходства с самим Богом грома. Однако Сигурд сражался рядом с отцом и бывал на невольничьем рынке прежде, да еще был сыном ярла, и его вполне могли узнать. Поэтому он шел, опустив голову, старался не встречаться ни с кем глазами и держаться подальше от вооруженных копьями забияк в толпе – ему совсем не хотелось стать причиной драки из-за какой-нибудь ерунды.

Он пробирался сквозь толпу, направляясь на север, в сторону гавани, которую они видели сверху, и чем ближе подходил к ней, тем лучше были вооружены и одеты встречавшиеся ему люди. Торговля рабами являлась серьезным делом, и те немногие, кто мог позволить себе в ней участвовать, предпочитали не тратить деньги на головорезов, которые прикрывали бы им спины.

– Здесь каждая подтирка для задницы считает себя достойным быть ярлом, – сказал Улаф чуть раньше, когда они вытаскивали «Выдру» из воды на берег. – И они с удовольствием готовы пролить чужую кровь, чтобы это доказать.

Сигурду не было необходимости пробиваться сквозь толпу, окружившую помост с рабами; он знал, что если Руна, Аслак или еще кто-то из их односельчан находились среди скованных цепями рабов, он или кто-то из его товарищей непременно их увидит. Юноша, наоборот, старался держаться позади, надеясь стать незаметным среди покупателей в рубахах из тонкой шерсти с украшенными яркими косичками воротниками, манжетами и подолами юбок. На поясах висели толстые кошельки, распухшие от серебра, ремни были пропущены сквозь блестящие замки, что говорило о предусмотрительности – так же как кольца на предплечье воина являются доказательством его храбрости.

Сигурд узнал некоторых из них – они приезжали в Скуденесхавн, чтобы продать шкуры, изделия из кости, китовое масло или гагачий пух, и гостили в доме его отца. Он очень надеялся, что покупатели его не узнают. Сигурд встретился взглядом с Улафом, и тот кивком показал на группу немолодых воинов с испещренными шрамами лицами и копьями в руках, которые с гораздо большим интересом рассматривали толпу, чем следили за выстроившимися в линию юношами и девушками, дожидавшимися своей очереди взойти на помост.

Сигурд кивнул в ответ, и, хотя вероятность того, что это воины ярла Рандвера – и, значит, он ждал, что Сигурд появится в Реннесёе, была высока, – пробрался сквозь толпу, чтобы получше разглядеть добычу, которая заставила богатых покупателей слететься на остров, точно ворон на падаль. Сигурд понимал, что, если Рандвер здесь, то и Руна тоже. Он это чувствовал так же, как тяжелый меч на боку.

– Эй, парень, прекрати толкаться! – прорычал какой-то толстяк и слизнул капли пота с верхней губы, хотя солнца практически не было.

В следующее мгновение его свинячьи глазки остановились на Сигурде, он тут же опустил их и отступил в сторону, чтобы пропустить его.

Купец ссыпал серебро с чаши весов, когда огромный воин с предплечьями, украшенными кольцами, увел заплаканную девушку с льняными волосами с помоста. Продавец не успел убрать серебро в кошелек, когда воин засунул руку под юбку девушки. Но это была не Руна, и Сигурд принялся разглядывать несчастных рабов, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди.

И тут он увидел Аслака. В первый момент его взгляд скользнул мимо, потому что даже мать Аслака, будь она жива, вряд ли узнала бы сына. Его лицо распухло и напоминало зелено-желтую комковатую кашу, правый глаз превратился в черный полумесяц, нижняя губа была разбита, волосы слиплись от высохшей крови, и Сигурд не сомневался, что никто не захочет его покупать. И вовсе не потому, что даже горные тролли разбежались бы с испуганными криками, увидев его лицо, но из-за того, что если хозяин готов так избить своего раба перед тем, как выставить его на продажу, значит, от него следует ждать неприятностей.

Но Сигурд вполне мог его купить.

Он заметил, что к нему медленно пробирается Гендил – возможно, увидев своего соплеменника в таком плачевном состоянии, он инстинктивно постарался оказаться рядом с кем-то из товарищей. Сигурд знаком показал ему, чтобы подошел ближе, и шепотом поделился своим планом. Когда он закончил, Гендил досчитал до десяти и двинулся назад сквозь толпу. Сигурд же повернулся к толстяку, стоявшему рядом и сверлившему взглядом крошечную темноволосую девушку, которую вывели на помост полностью обнаженной. На лице у нее застыла улыбка, она явно надеялась, что кто-нибудь захочет ее купить, и это многое говорило про мужчину, который держал другой конец веревки, обвязанной вокруг ее шеи.

– Видишь раба, у которого лицо, будто по нему прошелся Мьёльнир? – спросил Сигурд толстяка; тот прищурился и кивнул. – Я хочу, чтобы ты его купил.

Толстяк стер ладонью пот с лица.

– Я не возьму этого уродливого карлика, если мне предложат забрать его даром. Даже за тем, чтобы он копал землю или чистил выгребную яму, – заявил он.

– Ты его купишь, – сказал Сигурд. – Но твое серебро останется в целости и сохранности. Я дам тебе столько, сколько за него попросит хозяин, и еще в два раза больше за хлопоты.

– Ты? – толстяк презрительно фыркнул, а потом внимательно на него посмотрел. – С какой стати?

– Я хочу его получить, – ответил Сигурд. – И еще потому, что, если ты это сделаешь, у тебя появится серебро, чтобы купить черноволосую девушку у типа, получившего ее почти что даром. – Толстяк вытаращил глаза и снова облизнулся. – Сегодня вечером она будет в твоей постели, а уродливый раб отправится чистить мою выгребную яму.

Сигурд заставил себя улыбнуться и снова взглянул на темноволосую девушку.

– Покажи серебро, – потребовал толстяк.

Когда пришла очередь Аслака выйти на помост, Сигурд опустил голову – он не хотел, чтобы друг его увидел. Тэны ярла Рандвера наверняка, точно коршуны, следили за толпой, и, как Сигурд и предвидел, мало кто из покупателей потянулся за кошельками, поэтому те, кто это сделал, оказались особенно заметны. Где-то неподалеку находился и сам Рандвер – наблюдал. Он приплыл в Реннесёй на корабле ярла Харальда и привез с собой приманку, рассчитывая, что Сигурд проглотит наживку. Он, наверное, был страшно разочарован, когда толстяк из Мекьярвика вышел вперед и положил свое серебро на весы.

Человек ярла Рандвера, стоявший на помосте, снял железный ошейник с шеи Аслака и надел на нее веревку, которая входила в стоимость раба, а другой конец вложил в жирную ладонь нового хозяина. Даже уводя Аслака с помоста, толстяк не мог оторвать глаз от маленькой черноволосой девушки, что, по мнению Сигурда, было глупо. Он знал, что Аслак попытается перерезать ему горло при первой же возможности, но надеялся, что этого не произойдет до того, как они встретятся после торга.

Сигурд наблюдал, как толстяк тащит Аслака через толпу в сторону лагеря, где должен был передать его Гендилу – и отправиться на охоту за девушкой, точно кабан за желудями.

В этот момент по толпе пробежал шепот, подобный набегающим на берег волнам, и Сигурд повернул голову, пытаясь понять, что случилось. Его не удивило, почему так возбудились мужчины в толпе, что заставило их прищелкивать языками и срочно перебирать свое имущество на предмет того, что можно продать. Кое-кто из покупателей наверняка даже начал прикидывать, не выставить ли на продажу своих жен, потому что девушка, вышедшая на помост, была настоящей красавицей, с чистым и гладким, точно сливки, лицом, ослепительно-голубыми, словно вода фьорда в солнечный день, глазами, и золотыми волосами, прямыми, будто якорная цепь в спящем море. Она стояла с гордо выпрямленной спиной, и даже дураку было понятно, что она стала рабыней совсем недавно. И недолго будет ею оставаться.

В голове у Сигурда бушевал настоящий ураган, он сражался с отчаянным желанием броситься к сестре и снять с ее шеи железный ошейник. Руна. Она стояла, выпрямив спину, гордая, словно богиня, даже после всего, что выпало на ее долю. Дочь ярла. И по тому, как она держалась, железный ошейник казался на ней серебряным торком.

Сигурд почувствовал, что на него смотрит Улаф и качает головой, предупреждая, что он не должен ничего предпринимать. Руки и ноги у Сигурда отчаянно дрожали, как будто кровь в жилах начала закипать. Серп Тролля что-то шептал, умоляя выпустить его на свободу и дать напиться крови врагов. Еще рано, мысленно сказал себе Сигурд. Еще рано. Впрочем, возможно, он мог сделать так, чтобы Руна его увидела, чтобы знала, что она не одна в этом мире, что у нее есть брат и надежда. Улаф снова покачал головой, словно прочитал мысли Сигурда, который смотрел на Руну, надеясь, что она его увидит. Человек Рандвера открыл торги, и из толпы, словно звезды во время звездопада, посыпались первые предложения.

Продавец выдал неправдоподобную историю о том, что девушку захватили во время рейда на шведов на востоке.

– Она была принцессой у своего народа, – расхваливал он Руну. – Взгляните на нее. Она красива, как сама Фрейя, и подарит счастливчику сильных сыновей. Тот, кто… ее нашел… клянется, что она девственница. И никто в его команде даже пальцем ее не тронул, – заявил он, почти прикоснувшись к Руне. – Разумеется, тот, кто купит ее сегодня, сам сможет в этом убедиться.

По толпе пробежал смех и послышались сальные реплики. Какой-то мужчина из толпы предложил проверить товар, прежде чем платить за него серебром. Другой сказал, что тот, кто купит ее сегодня, поступит очень мудро, ведь он сможет продать ее дороже, когда ее сиськи как следует вырастут. Руна стояла с таким видом, как будто поднявшийся вокруг нее шум – всего лишь глупая болтовня грачей, сидящих на дереве, и Сигурд почувствовал, как его наполняет гордость за сестру. И все же он так сильно сжал зубы, что у него заболела челюсть; все мышцы были напряжены до предела. Как поступили бы Зигмунд, Торвард или Сорли? Он не мог представить, что его братья стоят, окаменев, как он сейчас, когда их сестру расхваливают и продают, точно лучшую корову какого-нибудь карла. Боги, что сделал бы Харальд!.. Перед его мысленным взором возникла картина, ясная, словно воды фьорда, – клинки, кровь и хаос.

Покупатели предлагали за Руну много серебра, но с таким же успехом они могли мочиться против ветра. Купец на помосте находился на цепи ярла Рандвера не меньше, чем Руна, и демонстративно качал головой, отмахиваясь от предложений, а порой даже не позволяя какому-нибудь покупателю положить серебро на весы, как будто одного взгляда ему хватало, чтобы определить, что этого будет мало. И тем не менее Сигурд видел, что другие торговцы, очень богатые люди, которых он встречал в доме отца, даже не прикасались к кошелькам. «Видимо, они почувствовали какой-то подвох», – подумал он. Может быть, узнали Руну или слышали про рейд Рандвера на Скуденесхавн и решили держаться от всего этого подальше, потому что рабов не продавали так близко от их родного дома. Купцы обычно старались увезти их как можно дальше, чтобы избежать риска побега и наказаний.

Впрочем, ярл Рандвер, похоже, вовсе не собирался продавать Руну, потому что его человек поднял руку, призывая всех к тишине.

– Всё, достаточно! Вы считаете меня глупцом? Я даже свинью не продам за лучшее предложение, которое здесь прозвучало. Я больше не потерплю оскорблений. – Он знаком показал Руне, чтобы сошла с помоста, и она, не глядя на него, сделала, как было велено. – Если кто-то действительно захочет купить эту девушку, вы сможете найти меня, когда мы здесь закончим, но я не намерен больше терять время. Я знаю человека, которому принадлежит девушка, и он даже слушать не станет предложения меньше пятнадцати эйре.

В толпе поднялся шум, потому что хороший раб-мужчина стоил около двенадцати эйре и был гораздо полезнее в хозяйстве. Впрочем, шум довольно быстро стих, потому что Руна была золотой, прямой, молодой и красивой.

– Ладно, вот вам еще один горшочек для ваших членов, – сказал купец, затаскивая на помост девушку, которая вырвалась из его рук, но ухмылявшийся воин грубо схватил ее за руку, затащил обратно и передал веревку работорговцу. Тот сильно дернул за ее конец, девушка почти потеряла равновесие, но сумела плюнуть ему в лицо. Сигурд тихонько выругался, когда купец влепил ей пощечину.

Краем глаза он заметил какое-то движение и увидел, что Герт с мечом в руке пробирается сквозь толпу. Торговец поднял голову, и его глаза вылезли из орбит, когда Герт разрубил его от левого плеча до правого бедра. Толпа взревела, и Сигурд сорвался с места, одновременно вытащив из ножен меч.

– Нет, приятель. Стой на месте! Стой, я тебе сказал!

Улаф вцепился в Сигурда, подобно корням вокруг камня, и тот не смог даже пошевелиться.

– Мы ничего не можем сделать, – прорычал Улаф, заполнив бородой все ухо Сигурда, на глазах которого какой-то мужчина вонзил копье Герту в спину, и его двоюродная сестра Сванильда закричала.

Неожиданно в толпе появились воины, точно стая рыб, повсюду засверкали клинки, подобные блестящей чешуе, и еще два копья поразили Герта, который упал на колени, беспомощно глядя на свою дико кричащую сестру.

– Убери меч, Сигурд, – сказал Улаф. – Мы не сможем помочь Руне, если нас убьют.

Толпа начала расходиться, точно дым на ветру; впрочем, осталось достаточно зрителей, которые, увидев кровь, решили посмотреть, что будет дальше. Сигурд увидел, что Локер повернулся к Герту спиной и двинулся прочь вместе с толпой; Гендил, смеясь с каким-то мужчиной, тоже уходил с площади. Улаф с могучей неизбежностью прилива заставил Сигурда отвернуться от бойни.

– Мы уходим, парень, а это гораздо проще сделать без копья в твоем теле.

Сигурд убрал меч и зашагал вместе с толпой с рыночной площади, решившись лишь один раз быстро оглянуться через плечо. Воины выстроились в «стену щитов» вокруг помоста, и он не увидел ни Руну, ни окровавленных тел купца и Герта, который не выказал даже намека на страх, когда его убивали. А вот Рандвера он заметил – ярл, вытянув шею с серебряным торком, оглядывал толпу, похожую на разбегающихся вшей; он искал тех, кто, как он знал, должен был обязательно сюда прийти. Сигурд же, уходя, соткал в уме гобелен со стоящим на площади Рандвером, чтобы тот висел в его сознании, как напоминание о лице, которое он рано или поздно увидит мертвым. Если его, Сигурда, не ждет такая же судьба, какая выпала на долю его родных…

Купцы расходились, вспоминали, что произошло, шутили, что работорговцу заплатили железом вместо серебра, а еще что такое нередко случается, когда дело касается красивых девушек.

А Сигурд надеялся, что ни боги, ни его братья и отец не наблюдали за ним из Вальхаллы.